Снежные барсы

Ноябрь. Невысокий холм. Редкие снежинки танцуют в порывах ледяного пронизывающего ветра. Леса на склонах гор, окружающих долину и еще сегодня утром радовавшие глаз буйным разноцветием осени - поблекли, смазались, спрятались в серой мгле снегопада. Гэри стоял рядом и периодически задирал голову и тянул носом воздух. «Ты уверен?» - донеслась до меня его мысль. «Хоть попробую» - ответил я. «Самое интересное всегда начиналось после этих слов». До нас долетел почти смытый ветром скорбный голос колокола из монастыря, спрятавшегося на одной из вершин. «Исчезни пока» - попросил я волка: «Появишься когда договорились» Гэри кивнул и растаял в воздухе.
Хримскар поднялся ко мне и пристально посмотрел на расстилавшуюся перед ним долину.
- Ты всё успел?
Я кивнул. Ведь зарекался же влезать в междоусобицу! Но это рыжее недоразумение как-то умудрилось меня уболтать.

Он появился у моей башни недели две тому назад.
- Я слышал: ты помогаешь тем, кто хорошо платит, - с порога гаркнуло это огненно-рыжее от роду нечесаное двухметровое, облаченное в меха и кожу, дурно пахнущее чесноком  нечто. Я закрыл дверь и открыл за ней портал. И ушел, почти сразу же забыв про случившееся.
Он появился через три дня. Вежливо постучал и попросил разрешения войти. Он был так же нечесан и одет в те же шкуры, но хотя бы не благоухал. Я чуть посторонился и впустил его. Ольжена с утра, воспользовавшись камнем портала, в честь Храмовой седмицы отправилась погостить в отчий дом, а Гэри почему-то наоборот предпочел войти в кабинет и улечься у камина.
Однако, когда гость увидел волка, то преисполнился благоговения и почтения ко мне.
- Как тебя зовут, уважаемый? – поинтересовался я, указывая ему на кресло у камина по такому случаю немного развернутое в сторону рабочего стола, за который уселся сам.
- Хримскар сын Тьюра, - представился рыжеволосый.
- Фреки Вотанскир, - чуть наклонил голову я: - Что тебя привело ко мне?
Хримскар в смятении сжал свою бороду в кулак, а я вдруг заметил, что он очень юн. Почти мальчишка. Лет шестнадцать-восемнадцать. Но при этом на его поясе висел один очень древний клинок. Такие ковали горцы лет пятьсот тому назад. Мечей таких осталось очень мало. И передавались они в горских кланах от отца к сыну, по наследству.
- Ты позволишь? – я взглядом указал на клинок.
Юноша взялся за меч и, в глазах его скользнуло недоверие.
- Я думаю, твой отец говорил тебе, что не меч делает воина воином.
Хримскар помрачнел
- Эти слова мне говорила моя мать. Отец уронил свой меч, когда я был еще в ее утробе. Она подняла Клык и, все эти шестнадцать лет клан шел за ней.
Говорят, что горцы Эриолана рождаются с мечом в руках. И если про горца сказали, что «он выронил меч» - значит, он умер.
- Снежные Барсы? – уточнил я., удосужившись-таки разглядеть на шее юноши клык горной кошки.
- Ты слышал о моем клане? – гордо выпрямился юноша.
- Мне в свое время довелось помочь Торлейв Снежной.
- Торлейв? – Хримскар снова сжал бороду в кулаке: - Снежная? Торлейв Снежная…Торлейв Снежная! Ты знал мать моего рода?!
- Мне пришлось принимать у нее роды первого сына.
«Ну, ты и выпендриваться!» - протянул Гэри.
«Мальчику не помешает немного сбить спесь» - отмахнулся я. А у самого перед глазами стояла хрупкая, дрожащая от боли, страха и холода девчонка, чуть старше Хримскара, в сущих лохмотьях, и жуткого вида тесаком в правой, прижатой к огромному животу руке и с окровавленной шкурой снежного барса в левой. Поверьте, ничего более ужасающего я не видел. Какие духи вывели ее в тот день к пещере, где я скрывался уже почти полгода, я до сих пор не знаю. Ее лицо болезненно сморщилось, ноги подломились и она упала, чудом каким-то умудрившись повернуться и грохнуться на спину. Под ней расплылось мокрое пятно сразу же запарившее на морозном воздухе.  Только тут я, догадливый, понял, что она рожает. У нее была железная воля: ни крика, ни стона, ни даже всхлипа. Даже когда младенец покинул ее утробу и возмущенно вякнул, она лишь протянула к нему руки и прижала к себе. Потом я помог ей подняться и убраться в дальнюю часть пещеры, где горел очаг, была устроена нормальная постель. Я очень долго пытался ее разговорить. Очень долго. И когда мне стало казаться, что легче научить говорить скалы, окружавшие нас – она назвала свое имя. Торлейв из клана Серых Грив. После этого пошло полегче. Оказалось, что она – младшая и самая любимая жена вождя. И в эту зиму духи за что-то разгневались и наслали на ранее сильный и многочисленный клан, смертельную болезнь, за два месяца выкосившую треть его людей. И чтобы спасти клан, вождь решил пожертвовать самой любимой своей женой и еще не родившимся сыном. У меня волосы на голове шевелились от ее рассказа, а она говорила об этом с гордостью. Рассказала, как муж подвел ее к Туманной скале, где был проход в мир духов, крепко обнял напоследок, поцеловал, дал в руки свой меч, чтобы она могла пройти испытания, которым подвергают духи всех пришедших к ним. Тогда, по не знанию, я этого поступка не оценил от слова «вообще». И она вошла в туман, вечно клубившийся вокруг горы. Очень скоро она потеряла направление и, оступившись, совалась вниз. Но падение было коротким, и она умудрилась упасть в сугроб и ничего себе не переломать. Едва она поднялась, как на нее напал снежный барс. Торлейв сумела убить горную кошку, но тут от всего перенесенного у нее начались схватки. Она, понимая, что родившись, ребенок может замерзнуть – сняла с убитого барса шкуру и пошла искать укромное место, чтобы разрешиться от бремени. Не будь я свидетелем ее появления в моей пещере, я бы не поверил в этот рассказ.
Я потом спросил Торлейв, а каким испытания подвергают духи пришедших к ним людей? Оказалось, что страхом, болью и обманом. Меня она отнесла к третьему испытанию и потому так долго молчала. Я лишь ошарашено потряс головой, услышав, что меня приписали к мороку, созданному какими-то духами.
Прошла неделя. Я пару раз выбирался из пещеры, чтобы добыть пропитание. Когда Торлейв успокоилась, осмотрел младенца. Тот оказался, на диво крепок и тяжел. И с очень тяжелым характером. Пока я его осматривал, крика было, причем именно крика, а не плача, столько, что я чуть не оглох. Обработал еще раз пуповину и глаза. Каких-либо нарушений связанных с экстремальными родами я не нашел и, закутав его в шкуру барса вернул матери, которая глазами дикой волчицы наблюдала за мной все это время.
А утром седьмого дня случилось то, о чем я не рассказывал никогда и никому. Чтобы не прослыть совсем уж препустым и никчемным пустобрехом и выдумщиком. Тем утром я проснулся от того, что пещеру заливал очень яркий, но какой-то мягкий и не режущий глаза свет. Я попробовал сесть, но понял, что не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Сдуру выкрикнул заклинание долженствующее снять паралич, но оно не подействовало. Я мог только повернуть голову, но сделав это – проклял все на свете: в пещеру вошел огромных, каких-то невероятных размеров снежный барс. Не обращая на меня внимания, горный кот подошел к кровати, на которой спали Торлейв с младенцем. Я иногда до сих пор в кошмарных снах вижу, как он крадется. Медленно, неторопливо, зная, что добыча уже никуда не ускользнет. Он подходил все ближе и ближе. Я  слышал дыхание вырывавшееся из его пасти. Барса был так уверен в себе, что его не пугал даже горящий очаг. Хищник подошел к постели и наконец-то Торлейв проснулась. Но вместо того, чтобы вскочить и схватиться за меч, она вдруг лучезарно улыбнулась и обняла зверя за шею. И все исчезло в яркой вспышке, ослепившей меня. Когда я проморгался в пещере никого уже не было. Осознав, что могу двигаться, я вскочил, выбежал из пещеры. Огляделся, но снег, который за ночь намел буран, был девственно чист и нетронут. Я тяжело вздохнул, помотал опущенной головой и побрел в пещеру.
- Добрый человек! – раздался за моей спиной сильный, зычный голос. Я аж подпрыгнул от испуга и обернулся. У входа в пещеру, там, где еще секунду назад никого не было, стоял высокий мужчина, с длинными волнистыми рыжими глазами, в простой, добротной одежде и пятнистой шкурой барса покрывавшей его плечи. Он подошел ко мне, положил на плечо широкую ладонь, от тяжести которой я даже покачнулся и, с улыбкой глядя мне в глаза, сказал:
- Благодарю тебя за то, что спас мою жену и сына.
- Да не за что, - пожал плечами очень умный я.
Гость широко улыбнулся и подмигнул мне желтым кошачьим глазом. И исчез.
Много лет спустя, когда я уже нашел Башню и зазнайка Альбус соизволил отозвать своих ищеек, я прочесал все долины, хребты, пики и перевалы Инеистых гор Эриолана,  чтобы объяснить клану Серых Грив, что не стоит отправлять юных беременных девочек в туман. Даже дав им в руки дедовский меч. Но оказалось, что о клане с таким именем в этом мире не знал никто. Даже всезнайки-аолы. Вот как-то так вот.

У волка явно было свое мнение, но он предпочел промолчать. А Хримскар, справившись с собой, отвязал ножны с мечом от пояса и рукоятью вперед протянул мне. Я поднялся, наклонив голову, принял меч и, повернувшись к окну, наполовину достал клинок из ножен. У эфеса была выбита стилизованная кошачья лапа. Само лезвие было  потемневшим от времени и пролитой им крови, местами выщербленным, но тонкая полоска, светящаяся по режущему краю говорила о его бритвенной остроте. Я, чуть поклонившись, вернул клинок владельцу. Хримскар дождался пока я сяду и сам опустился в кресло.
- Так вернемся к тому, что тебя привело ко мне, - проговорил я.
Хримскар рассказал.
Что ж, рассказ его оказался по-горски скуп и немногословен. Месяц назад, внезапно заболев, его мать умерла. Он как старший сын стал главой клана. Не самого, кстати, захудалого. И Тоюр Кабанья Грива прослышав, что у Снежных Барсов вождем стал мальчишка (по его словам – «какой-то сосунок») решил силой присоединить их к своему союзу, в который уже собрал восемь других горских кланов. И все шансы были на стороне Тоюра. Хримскар понимал это, но упрямо не желал подчиниться ненавистной силе. Да и семья, особенно дядя по отцу, поддерживали его в этом.
И вот как-то совсем случайно занесло в их деревню какого-то ученого на свою беду решившего именно тогда поизучать легенды и предания горцев. Хримскар, узнав, что следопыты Тоюра подбираются все ближе, увел клан выше в горы, в пещерные поселения о которых никто кроме Барсов не знал. Ученого он уволок с собой, а тот в страхе обмолвился, что де есть на равнинах маг, который помогает всем, кто попросит о помощи. ( При этих словах я сморщился и поставил себе галочку найти этого «умника» и побеседовать с ним на предмет излишне длинного языка). И тогда Хримскар решился найти меня. Он тщательно расспросил ученого, узнал, где я обитаю и на следующее утро, отправился ко мне в гости.
Вот тут у меня вышла нестыковочка:
- Подожди-подожди! От Инеистого кряжа до этого перевала три недели пешего пути. И это при хорошей погоде и надежных попутчиках. А ты сказал, что прошла всего неделя, как ты отправился в путь.
- Я шел Подгорной тропой.
Я оторопело откинулся на спинку кресла, опираясь руками о столешницу, чтобы ощущать, что все вокруг меня – реальность. Хримскар не лгал. Я видел это, да и ложь не дала бы ему никакой выгоды. И это значило, что он действительно прошел тропой Подгорного Народа. Он побывал там, куда не решались отправляться даже самые отмороженные и отбитые на голову хлебатели пива. И вернулся живым. О том, как и почему гномы забросили Прямую дорогу, как они называли Тропу – знали только сами гномы, но они предпочитали молчать. Но при упоминании ее мгновенно трезвели будучи даже вусмерть упитыми.
- Юноша, легче голыми руками придушить дракона, чем пройти Подгорной тропой, - все еще не в силах побороть свое изумление протянул я.
- Я должен спасти свой клан! – вскочил Хримскар.
- Я тебе верю-верю, - я успокаивающе поднял руки: - Просто то, что ты сделал – поступок достойный легенд. Еще никто, ступив на Подгорную тропу – не вернулся оттуда живым.
- Я должен спасти свой клан, - уже тише повторил юноша.
- Тогда чего мы здесь сидим? А, Гроза Снегов?
Собрался я быстро. Выбрал одежку потеплее. Накинул кольчугу, при виде которой горец восторженно цокнул языком, но тут же оборвал себя и придал лицу невозмутимое выражение; перевязь и плащ на плечи; покидал в походный мешок немного провизии и флягу с горячительным, затянул потуже широкий пояс со множеством кармашков. Оставил Ольжене записку и открыл портал.

Если вкратце, то приняли меня просто, накормили сытно. Тургорм, дядя Хримскара, которого я поначалу заподозрил в измене, оказался просто чересчур агрессивным дуболомом. Грезившим былым величием клана и твердившим это как мантру. За отсутствием времени глубоко я «копать» не стал, а поверхностный «взгляд» показал именно то, что показал – упертого недоумка. К счастью, воины больше слушали молодого вождя, чем его дядю. И благодаря этому клан все еще существовал. Я наблюдал за этими людьми и не находил ни малейших признаков отчаяния или страха. Да, они были серьезны и молчаливы, но не более того. Играли дети, носясь как угорелые по всем пещерам. Подростки изо всех сил старались походить на взрослых. Бродя по закоулкам пещер, я умудрился спугнуть одну влюбленную парочку, за что был награжден зверским взглядом юной рыжеволосой особы. Кстати, во всем, что я видел, меня до глубины души поразил только один факт – все населявшие пещеры были рыжими. Разного оттенка: от карминно-красного до бледно-желтого, но рыжими. И при этом ни малейших следов вырождения.
 Расспросив Хримскара, я узнал, что из пещер выходят только дозорные и, раз в три-пять дней, охотники. И потому под предлогом оценки неприступности временного убежища клана, прошел с вождем по всем входами выходам из пещер. Я незаметно для всех повесил через них «Нить» - простейшее заклинание дававшее магу знать, когда кто-то ее пересекает. Если бы входов и снующих через них людей было бы больше – то ничего кроме сильной головной боли я не получил бы. А так – эта предосторожность показалась мне более чем уместной.


Колокольчик в голове звякнул дважды: один раз вечером – это вернулись охотники, а второй раз ближе к полуночи. Потихоньку собравшись, я вышел на поверхность и увидел на снегу следы, которые уходил за склон горы. Я прочел заклинание и хрусткий снег перестал скрипеть под ногами и легко удерживал меня. Следы привели меня на вершину утеса возвышавшегося над окрестными горами. Снег здесь был очень плотным, слежавшимся. И в него был воткнут шест со светящимся зеленым огоньком внутри. Что-то очень знакомое было в этом маячке. Что-то, что было уже очень и очень давно. И тут ужасная догадка пронзила меня.
 Сам по себе огонек светился очень слабо, но вот магические его эманации почти оглушали меня. Наверное, поэтому да еще и от ужаса  настигшей меня мысли, я не заметил, как ко мне метнулась огромная тень и через секунду схваченный за шею не иначе как железной пятерней, я уже болтал ногам над пропастью. К магическому реву уже стал примешиваться шум крови в ушах, но даже сквозь этот хор я  расслышал злобный срывающийся шепот:
- Хитрый! Догадливый! Убью!
Я узнал голос и проклял свою доверчивость. Это был Тургорм, дядя Хримскара, сумевший обмануть меня и теперь избавлявшийся от ненужного свидетеля. Уже почти теряя сознание, я начал чертить пальцем заклятие портала, но не успел. Железная хватка  Тургорма исчезла, а меня чудовищной силой вздернуло вверх и швырнуло на жесткий колючий снег. Разогнав туман в глазах, и выплюнув снег, в свете полной Луны я увидел сцепившихся в смертельном бою Тургорма и Хримскара. Они дрались как дикие звери: яростно, молниеносно. И молча. Только свист воздуха рассекаемого ножом Тургорма, да тяжелое дыхание нарушали тишину ночи.
На стороне Тургорма были рост, вес и опыт. Все произошло очень быстро. Быстрее чем я успел бы сосчитать до одного. Дядя зацепил ножом бедро юноши и Хримскар упал на одно колено. Тургорм замахнулся, но Хримскар схватил его руки и удерживал клинок над собой. Вернее пытался удержать. Нож очень быстро и неумолимо приближался к его шее. Я дернулся вперед, но в этот момент Тургорм вдруг вскрикнул и схватился рукой за шею. Хримскар, воспользовавшись этим, ударил дядю в живот, от чего тот согнулся пополам и упал на снег. Одновременно юноша перекатился в сторону, вскочил, отставив раненую ногу и выхватив Клык. Я тоже поднялся, зажал в кулаке молнию и ждал. Хримскар мог убить противника одним ударом, но по какой-то причине не делал этого.
Мое непонимание разъяснил Тургорм. Он, тяжело дыша, поднялся, выпрямился, прижимая руку к животу, и спиной вперед шагнул к краю утеса.
- Барс не убивает барса, - хрипло выдохнул он: - Ты – хороший вождь. Я ошибся. Стыдно.
И сказав так, Тургорм сделал еще один шаг назад и, раскинув руки, рухнул в пропасть.
Хримскар упал на колени и опустил голову. И потому не мог видеть, как за его спиной будто нарисованный танцующими в лунном свете снежинками силуэт высокого мужчины с длинными волосами медленно превращается в силуэт огромного, нечеловеческих размеров снежного барса и затем исчезает, словно уносимый ветром.
Я подошел к магическому маяку и, сжав в руке огонек, погасил его. Был великий соблазн адаптировать бьющуюся в нем силу под себя, но в этом случае, если я все правильно понял, то та, кто сотворила маяк, могла о многом догадаться. А в мои планы входило как можно дольше водить ее за нос.
- Он сорвался со скалы. – сказал Хримскар, поднимаясь и подходя ко мне.
Я сложил два и два и кивнул:
- Тучи на какое-то время закрыли Луну и он оступился.
Юноша положил руку мне на плечо и сжал его. 
Я на всякий случай уточнил:
- А ты поранил ногу, пытаясь его достать?
- Нет, - Хримскар отрицательно мотнул головой: - Рану нужно убрать. Мне еще Кабанью Гриву убивать.
Мы подошли к краю утеса и посмотрели вниз. Там, на иззубренных клыках камней нашел свою смерть Тургорм. Нелепо вывернутые руки, почти пополам согнутое тело не оставляли места сомнениям.
- Жаль, - сказал я  нахмурившемуся Хримскару: - Его можно было использовать.
- Нет, - отрицательно мотнул головой вождь: - В этом нет чести.
- Мне кажется, - осторожно проговорил я: - Тоюр Кабанья Грива думает иначе.
- Значит, тем более его нужно остановить, - отрезал Хримскар сын Тура, глядя мне в глаза: - На войне нет места подлости. Иначе мужчины станут женщинами.

 Похороны Тургорма состоявшиеся утром были просты и незатейливы, как и люди, исполнявшие этот скорбный обряд.
Еще с полуночи моими стараниями пошел снегопад, не прекратившийся и утром. Пронизывающий ветер трепал волосы и края одежд людей окружавших Хримскара и лежавшего у его ног дядю и скорбно завывал, блуждая в окружающих теснинах. Солнце скрылось за низкими, плотными, серыми облаками.
 Тело умершего было завернуто в белый холст и, когда каждый из клана произнес ритуальную прощальную фразу, двухметровый сверток сбросили со скалы в пропасть. Но перед тем Хримскар поднял покоившийся га груди умершего меч и вручил своему двоюродному брату. Ну, как вручил? Своей рукой обхватил пальцами младенца сидящего на руках у матери рукоять меча, а затем протянул клинок самой вдове Тургорма. Женщина, не проронившая ни слезинки, лишь кивнула и, не глядя, левой рукой, заткнула ножны с мечом за пояс.
Ближе к полудню, дождавшись пока Хримскар раздаст указания дозорным, я отвел его в сторону и спросил:
- Насколько я знаю обычаи горцев в других частях мира, то у вас должно быть место, где вы рубите друг другу головы, руки-ноги и калечите друг друга многими другими способами.
Вождь помолчал, глядя на меня искоса:
- Ты не очень-то уважительно говоришь о войне.
- Я ненавижу и саму войну и все, что с ней связано. И стараюсь всячески ее избегать.
- Поэтому у тебя за спиной два меча, чьи клинки вдосталь напились крови?
Я кашлянул:
- Это для защиты.
- Не всякий идущий на войну – убийца, - изрек Хримскар: - Но я понял, что ты хотел сказать. Да, есть такое место, где сходятся кланы, если их спор не был разрешен другими способами. Айт-ор-Кеон-Майхгедайн.
«Место плачущих дев» - машинально перевел я и ругнулся про себя: «Поэты хреновы!», а вслух спросил:
- Кто-нибудь сможет отвести меня туда? Не ты. Тебе надо договориться с Тоюром, чтобы ваши кланы встретились там. И придти туда раньше Кабаньей Гривы.
Хримскар недоверчиво взглянул на меня:
- Но их почти в пять раз больше чем нас…
- Вот именно поэтому я и не хочу никого убивать.
- Когда?
- Вообще, - ответил я, поначалу не поняв вопроса вождя, но под его взглядом скумекал, сделал умное лицо и уточнил: - Долина далеко?
- На  утро третьего дня ты будешь там.
- Значит, на пятый день от сегодняшнего.
- Хорошо – и Хримскар протянул мне руку.

В проводники мне вождь, по-видимому, выбрал того, кого воспитали горные медведи. За все время пока мы добирались до Айт-ор-Кеон-Майхгедайн максимумом, что я от него услышал, было «Хм!» и это когда я чуть не рухнул в пропасть, не заметив трещину, и жив до сих пор только потому, что это медведеподобное существо попросту за химок выдернуло меня и поставило на тропу за расселиной.  Я кивком поблагодарил, и мы пошли дальше. На привалах он, молча, разводил костер, сноровисто жарил мясо на углях и вообще всё делал сам. То ли полагал меня совсем уж никудышным путешественником, то ли иная возможность просто не умещалась в его голове. Привал мы устраивали, когда солнце приближалось к зубчатому краю гор, а вот поднимались, едва оно начинало золотить восточный край неба.
Но, не смотря на моего молчаливого проводника, я почти наслаждался этим путешествием. Ибо места и красоты, открывавшиеся мне, заставляли иногда благоговейно замирать и любоваться ими. На восходе  второго дня я подошел к выходу из пещеры с кружкой горяченного чая, да так и замер, забыв про нее. Восходящее солнце погрузило противоположный склон долины в глубокую тень. И снег кристально-белый там где на него падали солнечные лучи в тени приобрел настолько глубокий индиговый цвет, какого я не видел никогда ранее и казалось, что это сам снег светится этим насыщенным светом. Даже мой спутник, обычно наскоро по утрам наскоро кидавший в свою хлеборезку скудный завтрак, сейчас подошел ко мне и так же любовался этим зрелищем. Затем улыбнулся и указал рукой куда-то вверх. Я долго смотрел туда, но не видел ничего. И только шепнув заклинание, еле-еле разглядел парящего в небесной лазури орла.
Утром третьего дня, спустя час после подъема, когда тропа, неожиданно вильнув, скрылась, за поворотом и, последовав за ней, я сам чуть не скатился по крутому спуску, мы пришли к Айт-ор-Кеон-Майхгедайн. По мере того как тропа огибала склон горы становилось ясно, что долина представляла собой настолько идеальный круг, что я остановился и спросил своего провожатого:
- А нет ли у вас преданий о том, что здесь упал небесный огонь?
Мой спутник отрицательно мотнул головой. И в этот момент порыв ветра, налетевший с гор, издал звук настолько похожий на женский плач, что я вздрогнул и заозирался. Проводник, молча цапнул меня за рукав, указал пальцем на ухо и отрицательно помотал головой.
 - Понял, - кивнул я: - Не слушать.
Горец кивнул в ответ.
Наконец тропа уткнулась в море пожухлой сухой травы печально шелестевшей под ветром. Проводник остановился, порылся в поясном мешке и положил на плоский камень, отмечавший конец тропы, покрытый резьбой коготь орла. Достал еще один и протянул мне. Жизнь научила: хочешь жить долго и счастливо – чти обычаи, какими бы смешными они ни казались. Я взял коготь и бережно положил его на камень рядом с когтем проводника.
Мы ступили на травяное и поле, и мой спутник сразу начал забирать левее. Мне не осталось ничего другого кроме  как следовать за ним. Примерно через полчаса мы наткнулись на обложенное камнями кострище и бережно укрытые промасленной кожей запас дров и сухого мха. Проводник достал хлеб отломил от него небольшой кусок и раскрошил над кострищем и только после этого развел костер. Ушел куда-то в траву и вернулся с полным котелком воды, поставил его на огонь и уселся рядом с видом человека выполнившего свой долг.
- Красноречиво, - буркнул я, зарекшись в будущем брать в спутники горцев из клана Снежного Барса. И побрел к центру долины. Остаток дня ушел на приготовления. Уходился я тогда знатно: трава, стебли и листья которой горные ветра переплели в густющий ковер, так путала ноги, что иногда при резком шаге сапоги с ног слетали.
И еще я понял, что горцы назвали это место буквально: стоило ветру подуть чуть сильнее и начинало казаться, что вокруг меня плачут, рыдают, воют от горя сотни женщин. Я даже охранное заклинание себе на пояс повесил. На всякий случай.
В конце дня я вернулся к костру. Поужинал тем, что приготовил догадливый проводник, поставил маркер и предупредив барса:
- Я сейчас исчезну, но скоро вернусь, - смотался к одному старому другу. Потратил два часа, чтобы втемяшить ему в голову то, что требовалось и с чувством хорошо исполненной работы вернулся в горы. Сел  к полыхающему в ночи костру, и выдохнул. Мой спутник протянул мне краюху хлеба со скворчащим на нем куском мяса, которое жарил на костре и кружку горячего чая. Я кивком поблагодарил его, уплел предложенное и только тут почувствовал - насколько же я все-таки устал. Глаза слипались, я то и дело клевал носом и почти валился на бок. Горец надо полагать вдосталь налюбовавшийся этим зрелищем, коснулся моего плеча и я, вздрогнув, проснулся. Барс протягивал мне сверток, распаковав который я понял, что это шкура муфлона. Без слов завернулся в нее и уснул быстрее, чем голова коснулась согнутой в локте руки.
Проснулся я от необычно яркого света. Откинув край шкуры, я сел и огляделся. Ночью пошел снег и выбелил все кругом. Лишь редкие стебли травы торчали из снежного покрывала и качались на ветру.  Серый полог облаков скрыл солнце. Было холодно, ветерок морозил щеки и забирался под отвороты жилета. Мой спутник возвращался с котелком. Сел у костра, расшевелил огонь, подбросил пару веток и поставил котелок в огонь.
- Завтра, - неожиданно чистым и глубоким голосом сказал он.
С минуту, наверное, я смотрел на него с открытым ртом.
- Я думал ты немой! – наконец ошарашено проговорил я. Но момент миновал, и барс снова вернулся к своему обычному, мягко говоря, неразговорчивому состоянию.
Этот день прошел в ожидании и ничегонеделании. Оставить долину без присмотра я не решился. Если моя противница так же сильна и хитра, как ее отец, по возвращении меня могли ожидать больши-и-и-е неприятности. Просто неприятности с большой буквы «П». Так, что, предложив проводнику отоспаться (чем он не замедлил воспользоваться) я сидел у костра, любовался на огонь, дышал свежим ветром, пил горячий и особенно вкусный чай. И это был бы один из лучших дней, если бы не налетавший с каждым порывом ветра плач невидимых дев.
Утром следующего дня в долину вошли Снежные Барсы.

И вот я стоял на невысоком холме посреди долины и смотрел на входящие с ее противоположного конца союзные кланы. Их было много. Раза в четыре больше чем Барсов.
Хримскар поднялся ко мне и пристально посмотрел на расстилавшуюся перед ним долину.
- Ты всё успел?
Я кивнул. Настроение было хуже некуда. Не люблю я драки. Не получается у меня упиваться победами и гордо возвышаться над поверженным противником. Ну, повергнешь одного, придет следующий, за ним еще один, и еще. И так до тех пор, пока на земле не окажешься уже ты. Некроманты? Это они ко мне лезут. Я их не трогаю. Почти. Да и это - личное. Очень личное.
В принципе стоять здесь на холме и ждать, пока Тоюр соблаговолит явиться, смысла особого не было, но что-то подсказывало мне: уходить не стоит. Хримскара я отправил к Барсам, а сам возвышался, как не знаю кто. Как памятник. Только копья с длинным плюмажем на древке не хватало. Картинка эпичная получилась бы. Я спешил посмеяться над собой и всем происходящим, чтобы не думать о дурном предчувствии,  глодавшем меня уже второй день. Самое смешное, что буквально минут через пять Хримскар принес длинное широколезвийное копье и воткнул его в землю рядом со мной. Широкая алая лента заполоскалась на ветру. Хримскар встал подле. Мы ждали.
- Долго? – не поворачивая головы, поинтересовался я.
- Сразу не полагается, - ответил вождь: - Нетерпение – грех юности.
Я хмыкнул: и это говорит восемнадцатилетний мальчишка! Впрочем, от высказывания этой мысли вслух воздержался.
Где-то через полчаса к нам приблизился горец. Остановился у подножия холма, заложив руки за широкий пояс, и долго рассматривал снизу. Потом поднялся и продолжил поединок взглядов. Был он немного старше Хримскара, Чуть ниже и уже в плечах, темноволос и черты лица имел более резкие, хищные. Снежный Барс молчал, спокойно глядя на нашего визави. Не имея представления, что делать дальше, молчал и я. Горец еще раз смерил взглядом меня и спросил:
- Кто это?
- Тоюр Кабанья Грива, - обратился Хримскар к подошедшему: - этот человек – друг моего клана. Его зовут Фреки Вотанскир.
«Во имя сестры!» - внутренне воскликнул я:- « И это тот самый Тоюр?! Да он же мальчишка совсем! На год, может два, старше Хримскара!» Я-то представлял его совсем другим: лет под пятьдесят, с кучей шрамов, может быть даже без одного глаза, с всколоченной седой шевелюрой, широченными плечами и хриплым сорванным голосом, хитрый, прожженный, способный на любую подлость ради победы. А тут… Первоначальная картинка стала разваливаться как карточный домик. Да и усложнялась. Я ожидал, что Тоюр будет чем-то околдован или опоен. Но горец был чист настолько, насколько это вообще было возможно. Ни магических амулетов, ни зачарованной нити в волосах. Ни-че-го! Вот вообще! Складывалось впечатление, что эта тварь белобрысая просто качественно промыла ему мозги! Но зачем?!
- Он - тот, кто поможет остановить войну. – услышал я голос Хримскара.
- Я не уйду без победы! – гордо вскинул голову Тоюр.
- Отсюда никто не уйдет. Вообще, - буркнул я: - Пока я все не узнаю.
И хлопнул в ладоши. Вокруг холма образовалось магическое кольцо, взвилось до небес и слабо задрожало в воздухе, будто марево над костром. Собственно сам круг был невидим, но для вящей убедительности позавчера мне пришлось полдня убить на всяческие красивости и эффектности. Реальной пользы от них не было никакой, но они должны были приподнять мой авторитет в глазах горцев. Впрочем, судя по лицу Кабаньей Гривы, старался я зря: Тоюр настолько спокойно отнесся к произошедшему, что у меня аж скулы свело от обиды. Ни один мускул не дрогнул на лице горца. Только губы презрительно сомкнулись.
- Барсы не знают подлости, - посмотрел на меня Тоюр: - И что дальше?
Я чуть было не полез пятерней в затылок, но вовремя удержал руку. Первоначальная гипотеза рухнула, а другой я еще не родил. Пришлось импровизировать:
- Это чтобы нам не помешали.
Тоюр сокрушенно мотнул головой и взглянул на Хримскара: мол, кого ты привел?! Барс невозмутимо смотрел на Кабанью Гриву. Тот пожал плечами и кивнул. Пока они разговаривали взглядами, мысли лихорадочно носились в моей голове. И одна сдуру или, наоборот, по счастливой случайности прыгнула в нужную сторону. Я уцепил ее за хвост:
- Тоюр Кабанья Грива, позови вождей других кланов сюда.
Горец развел руками, указывая на мерцающий круг.
Я поморщился:
- Я его уберу.
Грива стоял и ждал. Я скрипнул зубами и убрал барьер. Горец спокойно повернулся и спустился с холма к своим людям. Заметив, что я напрягся, Хримскар сказал:
- Тоюр приведет вождей.
Он и, правда, вернулся. Вместе с ним пришло еще семь человек. Разновеликие, разномастные. Объединяли их только три вещи: древние Клыки на поясах и спокойный тяжелый взгляд. И возраст: каждому было, вряд ли, больше двадцати двух лет. Они поднялись на холм, и я снова поднял барьер. Горцы настолько презрительно спокойно отнеслись к этому,  что я аж разозлился: полдня потратил на всю эту мишуру, а им  хоть бы хны!
- Скажите мне, уважаемые, - спросил я: - А всегда ли вожди ваших кланов так молоды?
Все молчали. Наконец, когда я собирался повторить вопрос, заговорил Тоюр:
- Смерть в этом году собрала знатную жатву. Мой отец умер от болезни. В других кланах вожди тоже ушли к праотцам. Кто-то погиб на охоте, кого-то застала снежный буран или гнев горных духов.
- Ага, - я чуть было не потер довольно руки: - А после того не появилась ли в каком-нибудь клане девица с длинными волосами белыми как снег, с сильно накрашенными глазами и одевающаяся так как благопристойной девице одеваться не стоит?
Вот тут их проняло! Я почувствовал себя так, как будто почесал уже давно зудевшее и труднодоступное место. Все, кроме Хримскара, выглядели ошарашенными.
Наконец заговорил Тоюр:
- Она пришла в мой клан сразу после смерти отца.
- Ага, - я кивнул: - Ну что ж, мудрые вожди, поздравляю! Вас обвела вокруг пальца женщина.
- Ты – безумец! Как она могла убить наших отцов? – воскликнул Тоюр.
- Она очень хитра и умна. Неплохо обращается с мечом и владеет магией. И умеет нравиться мужчинам.
Я оглядел вождей и получил подтверждение своей догадке: трое из них не сумели скрыть эмоций и покраснели.
- Но какой прок ей от этого?
- Чтобы стравить вас, - на меня снизошло откровение: - Семьи ваши крепки. В брак вы вступаете один раз и на всю жизнь. Так, что ваших отцов, она совратить не смогла бы. Поэтому и убрала. И воспользовалась вашей юностью и горячей кровью.
- Зачем? – спросил Тоюр и тот же вопрос я читал в глазах остальных.
- Кто ж ее разберет! – я развел руками: - Она здесь?
- Да, - кивнул Кабанья Грива.
«Гармонт» - я мысленно позвал дракона, ночью прилетевшего в долину и ожидавшего моего приказа на одной из вершин.
«М?» - ответная мысль ящера была туманной и оооочень медленной. Гад чешуйчатый спал себе, пока я тут чудеса изобретательности проявлял!
«Просыпайся!» - я умудрился сделать свою мысль относительно спокойной: «Ты ее чувствуешь?»
«Кого?» - дракон, похоже, умудрился уснуть очень глубоко.
«Эстрессу!» - рявкнул я.
«Давно ее чую» - абсолютно четко, ясно и довольным тоном ответил Гармонт, с недавних пор полюбивший выводить меня из себя и добившийся этого сейчас: «Даже вижу».
«Действуй!»
Он был красив. Черный, огромный, быстрый, Гармонт упал с неба так стремительно, что горцы не успели даже понять, что произошло. Половину их разбросало ураганом, поднятым крыльями дракона. Прежде чем кто-либо что-нибудь сообразил, он сцапал свою жертву и мощными взмахами крыльев поднялся ввысь и исчез в облаках. Там накрыл себя невидимостью и опустился у южного края долины подальше от пришедших в себя горцев.
- Спокойно! – крикнул я схватившимся за оружие вождям: - Это мой дракон и он не навредил никому из ваших людей.
До меня донесся ослабленный расстояние магический всплеск, а затем довольно громкое «Бум!», когда дракон, получил от очухавшейся жертвы в лоб чем-то магически-увесистым и сгрохотал на землю.

«А она сильная!» - донеслась до меня мысль Гармонта наполненная чем-то подозрительно похожим на уважение: «Можно я ее съем?»
«Ша, ящер-переросток!» - вякнул я прежде, чем успел наступить себе на язык. На мое счастье дракон был слишком увлечен схваткой и, не вдаваясь в подробности, уловил лишь общую суть моего послания. Поэтому я поспешил повернуться к вождям и сказал:
- Так, ребятки…
- Да как ты смеешь?! – воскликнул один из них.
Я взглянул на него:
- Смею! Потому, что я видел зори тех дней, в которые ваши предки пришли сюда. У вас есть время, чтобы обдумать всё и договорится о мире. А чтобы ни у кого не возникло желания махать железками, он побудет здесь.
При этих словах вожди отшатнулись. Потому, что в круге материализовался Гэри. Волк, расстаравшийся для такого случая, сел, чуть склонил голову на бок и теперь дружелюбно дышал в лицо самому высокому из них. Недвижными остались только Тоюр и Хримскар.
- Тому, кто вытащит меч, Гэри откусит голову. Или руку. Или ногу. В-общем какую-нибудь часть вашего тела он оставит себе на память.
И сказав так, я открыл портал, выбросивший меня за спиной магички, сражавшейся с драконом. Почуяв неладное, она обернулась и выбросила вперед скрюченную на манер птичьей лапы ладонь. Фиолетово-белый разряд молнии сорвался с кончиков ее холеных пальцев, но тут же вернулся обратно. И надо полагать, пребольно ударил ее, потому, что магичка зашипела сквозь сжатые зубы и затрясла рукой. Впрочем,  она почти сразу мотнула головой, будто отгоняя назойливую муху, сдула в сторону длинную прядь волос, выбившуюся из прически, и попыталась достать меня файерболом. Огненный шар с печальным пшиком упал на снег и погас. Я стоял, этак отставив ножку и сложив руки на груди.
- Эстресса, - с ангельской улыбкой протянул я: - Неужели ты думаешь, что я имел наглость не подготовиться к встрече  с тобой? Да я, зная твой характер, как и норов твоего отца, да почиет он с миром, вчера целые сутки зачаровывал эту долину.
- Умный! – выдохнула Эстресса.
«Можно ее съесть?» - Гармонт выглянул из-за спины магички. Как он это умудрился сделать, учитывая, что мог одной лапой превратить ее в лепешку, я не знаю.
«Нет» - отрезал я – «Она мне самому нужна!»
« У тебя уже есть самка…» - заканючил дракон.
«Она мне не для этого нужна» - я почувствовал что краснею: - «Нет!»
«Жадина» - обиженно вздохнул дракон. От чего длинный язык дымного пламени пронесся по долине.
«Я не жадный, я – домовитый» - ответил я всплывшей откуда-то фразой. И обратился к магичке:
- Всё не можешь простить, что мы упокоили твоего отца?
- Пф! – магичка тряхнула головой: - Ну, запаяли вы свихнувшийся мешок костей в серебряный гроб и что? Сдался он мне! И ты тоже!
- Тогда зачем ты здесь?
- Ха! Не твое дело!
Я помолчал, поглаживая заросший подбородок.
- Знаешь, между тобой и вон теми челюстями, - при этих словах Гармонт сделал «Ы!», показав все свои клыки: - стоит только мое любопытство. И расстояние между вами прямо пропорционально величине этого любопытства. А оно, поверь мне, угасает с каждым мгновением.
Я вопросительно поднял брови. Эстресса отрицательно мотнула головой.
Мне кажется, она до последнего не верила, что я отдам ее дракону. Я пожал плечами, кивнул ящеру и отвернулся, чтобы не видеть неприятного зрелища. И пошел прочь…
- Стой!
Я обернулся. Если честно, нет, вот серьезно, я ее сильно зауважал. Эстресса, уперевшись ногами в нижний ряд зубов, а плечами и руками в верхний, не давала дракону сжать челюсти! Надо было видеть выражение, нарисовавшееся на морде Гармонта!
- Слушаю, - прокашлялся я.
- Если я скажу, ты отпустишь меня?
- Да, - кивнул я: - При одном условии.
Гармонт, уже всерьез рассчитывавший на закуску, возмущенно рыкнул, в его горле что-то влажно чвакнуло, и смачный шлепок желто-зеленой слизи врезался в спину Эстрессы, обдав ее с головы до пят. Капли дурнопахнущей мерзости почти долетели и до моих сапог. Эстресса медленно выдохнула, закрыв глаза и, явно считая про себя до десяти.
- И? – вопросительно поднял брови я.
- Что тебе нужно еще? – обтекая, процедила сквозь зубы магичка.
- Эстресса – с укоризной протянул я: - Будь хорошей девочкой. Нежнее, мягче.
- Да пошел ты в…
Куда мне идти она не договорила, дернулась и вскрикнула от того, что раздвоенный язык дракона облизал ее сзади. Чешуйчатый извращенец позволил себе быть игривым в иных местах.
- Нежнее… - посоветовал я.
Эстресса рявкнула, сжимая зубы в бессильной ярости, но справилась с собой и нарисовала на лице умильную улыбку и ангельским голоском проговорила:
- Что желает господин маг?
- Уже лучше, - кивнул я и посерьезнел. Подошел так близко, что когда дракон наклонил голову к земле, я почувствовал дыхание Эстрессы.
- Ты никогда больше не перейдешь мне дорогу. Это – цена твоей жизни. Сейчас и потом.
Ух, как сверкали ее глаза! Сколько ненависти горело в них! Будь у нее возможность и силы – я умирал бы самой страшной, долгой и мучительной смертью. Но в этой очаровательной головке были еще и мозги. И той частью их, что не была поглощена злобой и ненавистью, она приняла правильное решение:
- Хорошо.
Я, наклонившись в сторону, взглянул в правый глаз дракона и сказал:
- Выплюнь каку!
И отошел. Дракон выполнил мою просьбу буквально.  Эстресса, яростно рыча и сыпя проклятиями, впрочем, никого конкретно не вспоминая, выбралась из лужи гармонтовой слюны и принялась оттирать ее с себя. Она донельзя напоминала вымокшую и яростно вылизывающую себя кошку.
«Помоги» - попросил я Гармонта. Тот набрал воздуха в зобные мешки и дохнул пламенем рядом с Эстрессой. Та не ожидала подобного, но стоит отдать ей должное, даже подпрыгнув, взмахнув руками и побелев от испуга, завизжать она себе не позволила. Жар драконьего пламени быстро высушил магичку почти до хрустящей корочки. И когда я подошел, она как раз отколупывала с себя засохшую драконью слюну.
Я остановился подле нее и просто смотрел.
- Мне нужно мое собственное королевство, - буркнула Эстресса, высоко подняв и повернув голову, и смотря на горы окружающие долину.
Я молчал.
Эстресса покосилась на меня, ожидая хоть какой-то реакции, занервничала и выпалила:
- И если бы не ты и твой ящ..., - она осеклась, заметив, что Гармонт «навострил уши» и облизнулся: - дракон, у меня все получилось бы! А что?! Собрать горные кланы, сплотить под одной рукой. Матриархат они принимают. А уж то, как я умею драться, я им показывала и не раз.
- И не только драться, - вроде бы себе под нос буркнул я.
- А вот с кем я сплю не твое дело! – взвилась магичка.
- Не мое, - согласился я: - Только вот в постели ты гораздо лучше справляешься, чем в драке. Может быть, стоит получить корону таким путем? Примоститься под какого-нибудь императора, короля или султана. Я даже назову пару-тройку достаточно полоумных, чтобы связаться с тобой.
- Вот еще! - фыркнула Эстресса.
Я пожал плечами:
- Больше ничем помочь не могу.
Мы с минуту, наверное, просто стояли. Наконец магичка не выдержала:
- Так я пойду?
Я кивнул:
- Только ножками. Любые порталы кроме моих – сейчас здесь не работают.
Эстресса замялась, теребя завязки короткого плаща.
- Нет. Я не мог бы тебе помочь, - отрезал я: - Ножками-ножками. Здесь недалеко.
Глаза ее полыхнули злостью и, взмахнув полой плаща, Эстресса побрела к краю долины.
Мы с Гармонтом отвернулись и пошли в обратном направлении. Через пару минут я почувствовал всплеск магической энергии  и успел обернуться, чтобы увидеть, как отраженное заклятие отшвыривает Эстрессу. Магичку пронесло по воздуху метров пять, и знатно приложило затылком о камень, подле которого она и упала в позе неприличной для уважающей себя девушки.
- Дура, - сокрушенно мотнул головой я.
«Но красивая», - с мечтательной интонацией ответил дракон. Я скосил на него взгляд, но ящер предпочел сделать морду кирпичом и промолчать.

Хотел бы я сказать, что на этом история закончилась и все после того жили уж если не всегда счастливо, то по крайней мере долго. Но это было бы ложью.

Уже издали я понял, что что-то не ладно. Ветер дул нам в спины, начавшийся опять снегопад закрывал обзор, но чем ближе мы подходили, тем все чаще стали долетать до моих ушей лязг мечей, крики раненых и умирающих. Дракон на лету поймал мою мысль и я, схватившись за его коготь, взмыл вместе с ним под облака.
Случилось то, чего я никак не ожидал: союзные кланы все-таки напали на Снежных Барсов. Окружить не удалось, но теснили их все сильнее. Взглянув на холм, я понял, что вожди и волк все еще заключены в круг и более того сами не понимают что происходит, но покинуть круг и сделать что-либо не могут. Неужели же Эстрессе удалось меня обмануть? Как это остановить? Что делать?!
Я лихорадочно соображал. Попросить дракона пару раз пламенем дыхнуть? Да мы спалим всех подряд, а своих как-то поджаривать не хотелось. Паралич? Да их тут человек пятьсот! Меня откатом так шарахнет, что самого лет на сто парализует!. Я нашел единственно верный, как мне тогда показалось, выход.
«Гармонт» - позвал я дракона: «Надо встряхнуть эту долину. Ты - с севера, я – с юга»

Дракон, опустил меня на землю, умудрившись сам ее и не коснуться, и черной молнией взвился под облака. И оттуда всей тушей рухнул вниз. Я с другой стороны жахнул «Землетрясение». Подействовало. Большинство попадало наземь, устоявшие испуганно заозирались. Я, вбивая сапоги в истоптанную землю, пошагал к холму. И от злости не сразу ощутил, что это не в ногах у меня гудит, а земля содрогается подо мной. Горцы сообразили раньше и бросились в разные стороны, а я стоял и смотрел, как на снежном поле, расколов его надвое, появляется огромная трещина, и края ее расходятся все дальше, разделяя долину на две неравные половины. И все что попадает в нее: камни, люди, оружие – всё рушится в образующуюся пропасть.
- Переборщили, - выдохнул я, когда земля ушла из-под моих ног, и взмыл вверх, вздернутый за шкварник Гармонтом, соображавшим побыстрее меня.
Далеко внизу я разглядел, как Тоюр Кабанья Грива отчаянно цепляется одной рукой за край провала, второй удерживая бесчувственного Хримскара.
- Отпускай, - крикнул я. И дракон, привыкший верить в мою удачу, разжал когти.
О том, что я творил тогда, открывая портал, я подумал уже гораздо позже. На ощупь, вприглядку, падая с такой скоростью, что щеки начали наползать на глаза! Да меня могло просто порвать на мелкие кусочки при выходе из Промежутка. Но не порвало. Подхватив Тоюра и Хримскара, я своим весом оторвал их от скалы, и мы втроем рухнули в открытый мной портал. Умник я, правда? Выкинуло нас недалеко от скучковавшихся и ощетинившихся мечами Снежных Барсов. За моей спиной клубилась пыль, каменная крошка и непонятная мутная взвесь. Но земля уже перестала ходить ходуном под ногами. Видимо наше с драконом совместное усилие дало выход давно копившемуся напряжению, и долина раскололась почти надвое. Я привел в чувство Хримскара и помог Тоюру, которому нечаянно вывихнул локоть и плечо.
Выпрямился и позвал: «Гэри!»
«Не смертельно» - оттуда-то издалека и очень слабо отозвался волк: «Я не спас двоих»
«Я вытащил их», - обрадовал я его.
«Хорошо» - ответил волк и оборвал связь.
- Помогите всем, кто еще жив, - сказал я Хримскару и Тоюру: - Остальных вождей спас мой волк. Но вот людям нужна ваша помощь.
Вожди кивнули. Если честно, я ожидал самого худшего, но, еще недавно горцы всеми способами пытавшиеся поубивать друг друга, сейчас словно забыли об этом. Я видел, как на этой стороне пропасти Барсы почти по отвесной скале спустились в образовавшуюся пропасть и вытаскивали тех, кому посчастливилось зацепиться за выступы, не разбирая свой это или чужой. На другой стороне провала горцы союзных кланов делали то же самое.

К вечеру я вернул в Айт-ор-Кеон-Майхгедайн вождей спасенных волком, и кланы разбили общий лагерь на удобном склоне одной из вершин окружавших долину. Я поражался тому, что видел. Внизу, на равнинах, подобное было бы невозможно. Расползлись бы каждые в свой лагерь, а на утро еще раз сцепились бы. А здесь…я не знаю, у меня не было, и до сих пор нет слов, чтобы описать и объяснить это. Кланы еще утром, считавшие друг друга врагами, стали одной семьей.
Когда все чуть-чуть поутихло, вожди собрались у общего костра, я расспросил их о том, что же все-таки произошло.
 А случилось так, что один из Снежных Барсов захотел узнать: что же так долго стоят вожди, и пошел к холму. Один из лучников союзных кланов решил побахвалиться и выстрелил из лука, желая всего лишь предостеречь идущего.  Но ветерок подхватил стрелу, и та пронзила грудь Барса. К нему кинулись трое или четверо. В другом крыле кланов увидев это, но, не видев пущенной стрелы, решили, что Барсы нарушили перемирие, и бросились в бой. За ними ринулись остальные. После этого бойню было не остановить.
Когда началось землетрясение, круг ослаб и Гэри по очереди вытаскивал из него вождей. Спас семерых. Когда вернулся  за следующим,  то материализовался уже в воздухе: холм – рухнул в пропасть. Сам чудом избежав смерти, волк «прыгнул» обратно, но из-за того, что телепортировался в полете  - приземлился неудачно: врезался в скалу. Сломал два ребра и отбил легкие. Я перенес его в Башню и передал на руки Ольжене. Девушка, убедившись, что вот прямо сейчас волк умирать не собирается, кинулась ко мне и прижалась.
Я погладил ее по голове и вдохнул запах волос:
- Самое страшное уже позади.
Она посмотрела на меня, оттерла слезы и кивнула.


 Я потратил три дня, но достал из пропасти всех до единого. Гармонт предлагал свою помощь, но расселина для него была слишком узка. Да если честно и не хотел я чтобы он помогал. Я раз за разом опускался в пропасть, не замечая ни холода, ни жуткого ветра, ни смены дня и ночи, ни смертельной усталости и мечтая лишь об одном: чтоб меня покинуло никаким словами невыразимое чувство вины. Я  не смог их спасти и теперь будто пытался вернуть этот долг хотя бы уже тем, что давал возможность семьям похоронить погибших как положено. Когда я появлялся на поверхности, Хримскар что-то говорил мне, останавливал, но я молча обходил его и шел вниз. Я поднял всех. Даже незадачливого лучника и того торопыгу, что послужили причиной этой битвы. Когда старейшины сочли погибших, и сказали, что внизу никого не осталось, то на истоптанном снегу лежали девяносто девять завернутых в белые саваны тел. Пятая часть тех, кто пришел в эту долину.
Хоронили павших воинов на высоком открытом всем ветрам склоне горы над Айт-ор-Кеон-Майхгедайн. Над каждым его клан насыпал высокую гору камней и старейшины положили на них родовые знаки. Где-нибудь на равнинах было бы сказано много, в общем-то, правильных слов. Но я представил их все, произнесенными здесь и ужаснулся сколь нелепо и жалко они звучали бы сейчас. Может быть, поэтому рожденные в горах так молчаливы, что с малых лет постигают: любые слова меркнут на фоне этих заснеженных пиков.
 И там же  на кладбище, поставив на большой плоский камень, будто специально положенный здесь богами, чашу с родниковой водой я оглядел собравшихся горцев. Они стояли плечом к плечу, не разбирая где Барсы, где Медведи, где Ласки, где Орлы. Я вытащил из ножен кинжал:
- То, что случилось не должно повториться. – и протянул клинок Хримскару. Снежный Барс подошел, полоснул себя по ладони и сжал ее над чашей.
Когда капли ярко-алой крови упали в воду, я сказал:
- Помните, что отныне вы – одна семья. Вы – кровные братья друг другу, а значит и потомки ваши должны помнить эти слова и этот день. И отныне все ваши споры должны разрешаться не там, - я указал на долину: - А здесь в круге павших. Чтобы они напоминали вам какова цена любой, даже самой малой распри.
Вожди смешали кровь. Я поднял чашу и протянул Хримскару. Горцы по очереди отпили от нее, и на постамент она вернулась пустой. А потом сомкнули руки над камнем и на шершавую холодную поверхность упали горячие капли их общей крови. Я не знаю: какие силы были в том момент там, на склоне горы, но яркие, горячие капли  сложились в виде двух сомкнутых в крепком пожатии рук.

Это еще не конец истории. Она как древний орнамент, в котором линии плавно текут, изгибаются, причудливо переплетаясь, теряются друг в друге и снова появляются, будто бы из ниоткуда, возвращаются к началу и стремглав несутся от него прочь, рождая этим причудливую и замысловатую вязь.

 

Когда все разошлись, я увидел подле одной из могил сидящую на камне спиной ко мне девушку. Волосы ее по обычаю скорби были распущены и волнами лежали на плечах. Она не рыдала, просто сидела, положив руку на изголовье могилы и, чуть склонив голову к плечу, смотрела на горы.  Я дернулся было подойти к ней, но вдруг она, опустив глаза, запела. Очень тихо. Как, наверное, пела бы, если б не хотела нарушить покой спящего любимого. И рука ее покоилась на камне так, будто охраняла его покой, не опираясь, а лишь касаясь, как касалась бы непослушной пряди его волос. Вот только спал ее любимый вечным сном. И ни ее голос, ни ее ладони не пробудили бы его этого сна. И я замер. Сжал зубы и кулаки до хруста костей, чтоб удержать рвущийся из груди крик. Застыл не в силах ни приблизиться, ни уйти.
 Ее голос был тих, но столько боли было в нем, что зябким холодом пробрало между лопаток. Она пела, и слова этой песни будто каленым железом выжигались в моей памяти. Я и по сей час могу повторить их, даже разбуди меня среди ночи:

Застыла боль в моих глазах, уставших слезы лить,
А взгляд погасший в небесах упорно ищет нить,
Ту, что связала две души любовью навсегда,
Двоих возвысив до вершин, и дав нам им крыла…

Но был недолог счастья век. Слетелось воронье,
На звон мечей и храп коней. Нацелено копье
На вересковый мир полей, на стать прибрежных скал,
На отчий дом и смех детей, на брошенный причал
Рыбацких лодок.
                Защищать уходит мой супруг
Покой и счастье, чтоб изгнать врага. Лишь только стук
Копыт летящих скакунов по выжженной земле.
Да шепот губ: «Вернись, родной! Живым вернись ко мне!»

Но так уж было суждено, что дорогой ценой
Далась победа – кровь рекой, и в битве пал герой…
Я вдруг почувствовала боль, как будто в сердце мне
Копье вонзилось, расколов надежду. В тишине
Мой крик отчаянный – О, нет! Два сердца в унисон
Ещё недавно бились. О! Скажи, что это сон!

Рассвет кровавый весть принес – погиб, но мир сберег!
Ценою жизни он отвел от нас жестокий рок.
Потери боль ничем вовек не сможешь исцелить,
Но гордость в сердце за него всегда буду хранить…
Он жизнь отдал, чтоб детский смех под небом голубым
Звенел, и таял первый снег в ладошках.
                Молодым
Ушел, как будто бы на час переступив порог…
Но сердце будет вечно ждать - в нем не умрет любовь.

То поле брани уж давно травою заросло,
Там только вереску дано цвести смертям назло…
Я в полночь часто прихожу на вересковый луг
И бога истово прошу, чтоб не было разлук
Ни в этой жизни, ни в другой.
                Дай мне его найти,
Отдать ему свою любовь и счастье обрести…

И она замолчала. Наклонилась, коснулась губами камня, а затем поднялась и, не заметив меня, удалилась. А я стоял, будто сам уподобился камням, окружавшим меня и,  в ушах моих звучала ее песня. И тогда, на склоне той горы этот голос навечно стал для меня  голосом войны. Не лязг мечей, не крики сражающихся, не визг стрел, а именно этот голос, полный скорби, боли, тоски и одиночества.
- Теперь я понимаю: почему ты ненавидишь войну, - тихо сказал неслышно подошедший Хримскар.
- Помни свои слова, горец! – я  не в силах вымолвить большего, сжал его плечо, чтобы хоть в этом жесте выразить все, что обуревало меня: - Помни! Крепко помни!
 Вождь накрыл мою ладонь своей и опустил веки, соглашаясь.

Я пробыл у Снежных Барсов еще дня четыре. Пару раз наведывался в Башню, чтобы успокоить Ольжену и проверить как там волк. Барсы, да и другие кланы вернулись в свои зимние жилища. Жизнь их потекла по прежнему руслу. На второй день, ближе к полудню, все ощутили подземный толчок. Я-то особо ничего не понял, но Хримскар нашел меня и с тревогой сказал:
- Это на Айт-ор-Кеон-Майхгедайн.
- Ты со мной? – я положил руку на его плечо.
 Вождь кивнул, и мы шагнули в портал.

К тому времени я уже включил мозги и потому выбрал для выхода уступ повыше. Мы смотрели на то, что произошло и молчали. Долины Айт-ор-Кеон-Майхгедайн больше не существовало. Видимо последний толчок вскрыл какую-то подземную реку, завалив ее прежнее русло, и теперь вся Долина Плачущих Дев стала озером, наполненным кристально чистой водой. Чаша долины заполнилась, на дальнем ее краю вода нашла сток и теперь волны плескались всего в десяти шагах от места, где были похоронены погибшие воины.
- Сами горы плачут о павших, - прошептал Хримскар.
Я промолчал. Слов не было.

 Собираясь домой я уточнил у вождя как звали того горе-ученого, который посоветовал обратиться ко мне. Услышав имя,  я долго молчал, а придя в себя,  загнул такое, что женщины, сидевшие со своими детьми поблизости, увели своих чад прочь, с негодованием оглядываясь на меня.
- Сефид аль Бус?! – выдохнул я наконец.
- Да, - Хримскар недовольно покачал головой.
- Ну, перд…- я прикусил язык и еще раз выдохнул: - Козел старый!
- Ты его знаешь?
Я кивнул. Еще бы мне не знать Первого Архимага, главу моего Поколения Альбуса Аквилиана Стигона Белого. Додумался же, умник!
- Ну, я ему!.. – сжал я зубы.
- А что он такого сделал? – негромко спросил вождь: - Кроме того, что помог спасти мой клан?
- Мог бы и сам все тут ухорошить! – чувствуя себя сварливым стариком, тявкнул я.
- Мне кажется, что у него были причины поступить так.
- Скорее всего, - успокаиваясь, ответил я. Затянул мешок, закинул его за плечо, проверил перевязь с мечами и протянул руку Хримскару:
- Ну, бывай! Если что – заходи.
Вождь пожал мою руку и наклонил голову в знак согласия.

Месяца через три, когда солнце уже нежилось на мягкой перине снегов, в гости зашел Хримскар. Он принес в подарок небольшой бочонок горного меда, который даже будучи запечатанным, так благоухал, что сильфы, обычно не смевшие показываться при чужих, повылазили из своих пряток и смешно водили носами, гадая а что же так вкусно пахнет. Пришлось при них откупорить бочажку и наложить густого как патока и ароматного до головокружения меда. Мы с Ольженой спроворили на скорую руку угощения в честь гостя и знатно посидели в тот день. Ближе к ночи, Ольжена, сославшись на усталость, ушла спать, а мы с вождем засиделись у камина. Больше молчали, просто сидели и глядели на огонь, даже кубки с вином остались почти нетронутыми.
- Хримскар, - я посмотрел на горца: - Помнишь ту женщину, что пела на кладбище.
Горец кивнул, с помрачневшим видом глядя в огонь.
- Песня, которую она пела… я не слышал у вас таких.
- Она была замужем за воином из клана Горных медведей.- ответил Барс: - Летом они выпасают свои стада недалеко от моря. И случается так, что иногда берут в жены девушек из рыбацких поселений.
- А ты не знаешь, что с ней стало?
- Медведи предлагали ей кров и заботу о ней и ее сыне, но она решила вернуться на равнины.
И мы снова замолчали
- Знаешь, Фреки, - вдруг нарушил тишину вождь: - я тебе солгал и это не дает мне покоя.
- В чем же ты солгал?- удивленно приподнял брови я.
- Подгорную тропу я прошел не один. Нас было двое.
Я почесал затылок, отхлебнул вина, оттер пальцами усы и, глядя в огонь, сказал:
- Изегунд Второй, один из восьми Великих Владык дважды пытался вернуть Прямую дорогу гномам. Его армии не прошли и четверти пути, а уж обратно выбрались и вовсе единицы.
- Я видел их кости. Целые залы были завалены ими.
- Вот. А вы прошли ВСЮ тропу вдвоем. – я поднял указательный палец: - Кстати, кто этот полоумный, решивший сопровождать тебя?
- Он, - Хримскар кивнул на волка, который с разрешения Ольжены и как пострадавший за благое дело спал, развалившись, на диване.
- Гэри?! – я чуть не поперхнулся вином.
Волк встрепенулся, поднял голову, вопросительно навострив уши.
«Зачем оно тебе сдалось?!» - мысленно возопил я.
Волк прянул ушами:
«Не одному тебе нравится творить историю» -, плюхнулся обратно, и засыпая, добавил: «Кроме того, меня попросили»
- Ага. Понятно. - абсолютно ничего не понимаю произнес я и разозлился: Не. Всё! С меня хватит! Я наигрался в этот клубок!



Автор стихотворения и иллюстрации - Инфинити Лао,
http://www.stihi.ru/avtor/vasekoa