Аргумент

«Боец! Тебя сержанты вызывают в класс» с такими словами меня разбудил дневальный по роте из числа старшего призыва. Зябко поеживаясь, поплелся в класс, находившийся в дальнем конце казармы напротив туалета. Навстречу мне, на выходе из спального помещения, прошмыгнул  с виноватым видом солдатик нашего призыва. Мне показалось, что лицо его припухло.
    Зашел в класс и увидел находящихся там сержантов  моего взвода Михайловского Владимира Францевича и Чередника Василия Прокопьевича и рядового ихнего же, хохлацкого призыва, Петра Бардашевского.  Этот Бардашевский был амбициозен. До службы в армии был первым парнем на деревне в Черкасской области. А первым он был потому, что отец его был то ли председателем колхоза «Червонный лапоть», то ли директором совхоза «Сорок лет без урожая».
Тем не менее, это явление не сделало его сержантом. Там нужны были другие качества, которые, у этого хлопца напрочь  отсутствовали.
Сидели эти воспитатели на табуретках. Ещё один табурет был свободен.  Кто на нем сидел - тот вышел, по какой то нужде.
Были они возбуждены, и начали разговор со мною сразу в карьер: «молодой, ты оборзел! Не уважает стариков. Мы же на полгода больше служим. А ты служишь всего месяц и нас не признаешь». Было понятно, что в продолжение беседы будут бить. Подозрения мои укрепились, когда я вспомнил бойца, попавшегося мне навстречу несколькими минутами ранее.
Поскольку одна табуретка была свободна, то она оказалась у меня в руках в готовности к применению не по назначению. Увесиста и прочна была армейская табуретка в 1970 году.
«Хохлы - сказал я присутствующим – прежде чем вы меня вырубите - хотя бы одному из вас голову разнести успею!».
Видимо табуретка было более весомым аргументом, чем амбиции старших товарищей по службе.
Один из сержантов сказал: «Товарищ рядовой! Свободен».
Выходя из класса, был приятно удивлен.  Бойцы взвода моего призыва собрались в коридоре. На руках были намотаны поясные солдатские ремни с увесистой бляхой. Из спального помещения нехотя подтягивались хохлы предыдущего призыва. Назревало казарменное побоище.
Ситуацию разрядил сержант – дембель. «Спать. Салаги. Быстро!!!» - заорал он, и пинками стал загонять наших визави в спальню.
С этого дня методы воспитания стали более изощренными. Внешне выглядело так, как будто все делалось по уставу. Обращались только на «Вы». За каждую провинность, по мнению сержантов, нещадно наказывали нарядами на работу. Отрабатывали их в ночное время. Один наряд 24 часа.
Выполнив указанную сержантом работу, обязательно докладывали об этом. «Плохо сделано, переделать» - резюмировал сержант. Через пару резюме, сделав работу, ложились в курилке спать на лавочку. За час до подъема будили своего сержанта, попутно, невзначай, будили и других сержантов этого призыва. Сержант недовольно таращил глаза и говорил: «ладно. Ложись спать».
Разногласия наши обострялись. А поскольку служили мы в роте охраны и часто заступали в караул, то могли и мстить, с оружием в руках. Тем более  что формально, согласно УГиКС,  имели возможность  и право применить оружие против наших обидчиков, ибо они регулярно нарушали караульные законы.
Осознав такую перспективу, сержанты изменили отношение и к нам, и к своим соплеменникам, и самое главное они перестали нарушать каноны караульной службы.
Но, все равно, до ихнего ДМБ, отношения были натянутые. И несмотря на то, что прошло уже более 40 лет, некоторым из них, я бы с удовольствием отпустил пару оплеух и дал бы пинка под зад. Даже мое воинское звание майор не остановило бы меня от некрасивого поступка.
Но, история не терпит сослагательного наклонения.