Петля Нестерова. Главы 24, 25 и 26

        24.

        На следующий день Нестеров с Андреем выезжают несколько позже, чем рассчитывали: выпитое накануне даёт себя знать лёгкой разбитостью. Тем не менее около десяти часов утра они всё же оказываются там, откуда решили начать свои поиски – то есть на кладбище.
        Погода испортилась, и небо затянуто однотонным серым маревом. Воздух наполнен туманом, водяной пылью и тишиной, в которой слышны лишь редкие звуки с шоссе и хрипловатое дыхание собаки.
        - Жутковато! – поёживается Андрей, оглядываясь. – Отсюда, пожалуй, хоть в чащу полезешь, лишь бы убраться.
        - Вот и полезем сейчас! – усмехается Нестеров.
        – Найда, иди сюда! Нюхай! След! – командует Андрей.
        Собака нюхает протянутую ей куртку Ирины, какое-то время принюхивается возле свежей могилы, а потом тянет Андрея за поводок в сторону леса.
        - Кажется, есть! – говорит Андрей, и в его голосе слышатся нотки гордости за собаку.
        Найда, немолодая умная дворняга, идёт по следу уверенно и без лишней поспешности, явно получая удовольствие от процесса. Среди разнообразной информации, написанной множеством запахов на ямистой лесной почве, она умело выделяет заданную хозяином и не видимую людьми цепочку вчерашних следов, пахнущих маленьким человеком, терпкой резиной сапог и – немного – сладковатой болотной водой.
        Если бы люди умели задать ей вопрос, а Найда умела бы говорить, то она рассказала бы, что рядом с этой цепочкой следов тянутся ещё две – один и тот же большой человек пришёл из глубины леса вместе с маленьким человеком, а потом в одиночестве ушёл обратно. Ещё Найда могла бы рассказать, что этот большой человек – женщина, и её обувь имеет необычный, не знакомый Найде запах, к которому примешиваются запахи бензина, машинного масла, сигарет, древесного угля, а также запах другой собаки: довольно старого, но явно ещё сильного и выносливого кобеля. А если бы Найда сама была человеком, она, вероятно, попыталась бы предположить, что именно здесь произошло и почему люди прошли именно так, а не иначе. Но Найда не человек, и она принимает следы как данность: люди прошли так, как им было нужно, а её задача теперь состоит в том, чтобы хорошо сделать свою работу и до конца пройти по следу, указанному хозяином.
        В одном месте на дне неглубокого, но довольно крутого оврага цепочка следов маленького человека прерывается. Найда останавливается и начинает принюхиваться, медленно двигаясь вокруг того места, где потеряла след
        - Что случилось? – спрашивает Нестеров.
        - Видимо, сбилась со следа. Бывает. Давай подождём, что она станет делать.
        Найда думает. Сначала она пробует идти дальше по следам большого человека, но это ничего не даёт – следы маленького человека не появляются. Тогда Найда возвращается к месту, где они исчезли, и расширяет круг своих поисков. Это приводит к успеху: она находит искомые следы, правда, чуть менее свежие. Мгновенье собака колеблется: ей интереснее было бы пойти по следам большого человека, которые приведут её к кобелю. Однако чувство долга побеждает, и Найда ведёт Андрея и Нестерова дальше по следу маленького человека – чуть более раннему, чем тот, что был прежде, и одиночному.
        - Смотри, нашла! – обрадованно говорит Андрей. – Ай, молодец, псина!


        25.

        Местность становится заболоченной. Всё чаще попадаются мёртвые деревья – крепкие с виду, но насквозь трухлявые, сгнившие изнутри. В одном месте Нестеров подскальзывается, делает шаг в сторону и чувствует, как почва под сапогом медленно уходит вниз. Он поспешно убирает ногу с этого места и спрашивает Андрея:
        - Что делать будем? Полезем дальше в болото?
        Какое-то время оба молчат, внимательно осматриваясь.
        - Есть у меня подозрение… - говорит Андрей. – Есть подозрение, что я примерно знаю, куда мы идём. Но я могу ошибаться
        - Ты думаешь, это дорога на Ямище? – улавливает его мысль Нестеров.
        - Думаю, да. А ты думаешь, нет?
        - Ну, вообще, теоретически Ямище должно находиться где-то в этой стороне. Хотя точно не знаю – я в Ямище последний раз был лет двадцать назад, когда там ещё люди жили. Но мы-то всегда по кружной дороге ездили, на машине – а местные, говорят, действительно знали короткий путь через болото.
        - По кружной-то дороге километров пять-семь будет, а через болото гораздо короче должно выходить. Но это надо дорогу знать. А мы с тобой её не знаем. Итак, спрашиваю тебя, Серёга: как мы поступим?
        - Э-м-м… Ну, например, можно собаку вперёд пустить, а самим следом пойти. Это опасно, но так вернее шансы на успех поиска. Либо мы можем вернуться, кружным путём добраться до Ямища и попытаться что-то сделать на месте. Опасности никакой, кроме волков да медведей, но и шансов на успех гораздо меньше – особенно если мы ошибаемся, думая, что сейчас идём в Ямище. Знаешь что? – принимает решение Нестеров. – Давай возвращаться. Я ведь даже не представляю себе, что именно я ищу. А ещё и тебя приплетаю.
        - Слушай, - говорит Андрей. - Вот если бы ты был один – что бы ты сделал?
        - Я бы пошёл вперёд, - решительно отвечает Нестеров. – Но только если бы я был один, - тут же подчёркивает он.
        - Значит, идём вперёд, - говорит Андрей. – Считай, что ты один, а я по собственной дури вслед за тобой полез. Берём и идём. В конце концов, мне тоже интересно, за чем таким хитрым ты охотишься.
        Собака нетерпеливо тянет за поводок, и Андрей с Нестеровым продолжают свой путь, время от времени палками пробуя почву там, куда собираются наступить.
        - Ну и места! – усмехается Нестеров. – Лично я тут не стал бы ходить, даже чтобы дорогу срезать.
        Местность действительно впечатляет: посреди полумёртвого леса находится довольно большое пустое пространство, почти полностью покрытое тёмной водой, из которой выступает множество мелких кочек, не образующих цельных кусков суши. Единственная дорога, по которой худо-бедно можно пройти и куда упорно тянет людей собака, представляет собой узкий путь примерно на середину этого покрытого водой и кочками пространства, где стоит одинокое дерево – невысокое, но при этом очень толстое, мощное. Издалека невозможно сказать, живое оно или уже умерло, но ствол выглядит вполне крепким. Крона у дерева не раскидистая, и создаётся впечатление, будто дерево употребило данные ему природой силы для роста не вверх, а вширь: короткие толстые ветви туго переплетаются над стволом, образуя как бы каркас, поверх которого идёт густая сеть из тонких веток, так что получается некое природное подобие гнезда для какой-нибудь большой фантастической птицы. Впечатление от этой картины усиливается гнетущей тишиной вокруг и отсутствием какого-то бы то ни было ветра.
        Нестеров медленно идёт вперёд, и ему становится не по себе. В то же время он не может не отметить, что в окружающей его обстановке есть что-то величественное и завораживающее, и, несмотря на оторопь, он невольно любуется лежащей перед ним зловещей красотой. Здесь, вдалеке от разгоняющей иррациональные страхи цивилизации, особенно чувствуется, что болото есть явление очень древнее, ничуть не уступающее по грандиозности замысла ни пустыням, ни океанам, и созданное как будто бы прихотью неведомого природного гения, не знающего никаких границ и не имеющего представления о человеческом понимании добра и зла.
        - Собака, кажется, потеряла след, - говорит Андрей. – И, если честно, я сомневаюсь, что здесь есть дорога дальше. К тому же, сдаётся мне, что ты прав: не стали бы жители Ямища из года в год срезать дорогу по таким мрачным местам. Уж лучше несколько лишних километров по нормальной дороге топать, чем по такому болоту шмонаться.
        Нестеров рассматривает дерево. У него толстый и кряжистый ствол метров пять высотой – вроде невысоко, но удивительно, как оно вообще выросло здесь до таких размеров. Нестеров отмечает, что по форме дерево напоминает большую руку, которая тянется из земли к небу, и на ладони этой руки, в окружении тёмных, корявых ветвей-пальцев, можно, кажется, вполне уютно расположиться – и даже затаиться, если там есть углубление посередине…
        - Интересно… - задумчиво произносит Нестеров. – И молодая ведь не узнает, да… А подсади-ка меня, Андрюшка!
        - Эй, ты чего? – удивляется Андрей. – Делать нечего? Рухнет же!
        Нестеров ощупывает дерево.
        - Не рухнет… Не должно.
        Не дожидаясь помощи Андрея, он начинает забираться на дерево. Несмотря на долгое – не считая недавнего случая с котёнком – отсутствие практики, это у него получается неожиданно легко.
        - Осторожнее! – переживает внизу Андрей. Собака оставила безуспешный поиск следов и теперь тоже смотрит на Нестерова – с любопытством и даже как будто с некоторым восхищением.
        В окружении ветвей посередине ствола Нестеров и впрямь обнаруживает углубление – недостаточно, впрочем, большое для того, чтобы там мог спрятаться взрослый человек. Однако, повинуясь какому-то внутреннему чувству, Нестеров залезает в это углубление и садится, скрестив ноги и пытаясь представить себя меньше, чем он есть. Тягостное настроение куда-то исчезает, а лес и болото уже не кажутся таящими в себе угрозу – наоборот, они, словно стены неведомой крепости, защищают от мира это странное уютное укрытие, и Нестеров вдруг понимает, что испытывает пьянящее чувство полной безопасности, возможное, наверно, только в раннем детстве. Он закрывает глаза и ненадолго замирает, опершись спиной о толстую ветвь.
        - Эй, ты, там, наверху! – слышит он голос Андрея. – Ты живой?
        - Живой… - шепчет Нестеров, улыбаясь чему-то. – Живой! – кричит он, чтобы Андрей его услышал, и открывает глаза. Взгляд упирается в переплетение тонких веток, которое создаёт у него ощущение, будто бы он и впрямь находится в большом, неуклюжем, но крепко свитом гнезде. Нестеров смотрит, и ему начинает казаться, что в хаотическом переплетении веток есть некий осмысленный элемент.
        - Алё-о-о! – настойчиво кричит снизу Андрей.
        - Сейчас! – отвечает Нестеров. Он пытается найти в переплетении ветвей сухие прутья – это дало бы возможность предположить, что кто-то зачем-то специально сплёл эту сеть – но все ветви оказываются живыми и упругими. Нестеров пробует их на прочность в надежде выломать какой-нибудь фрагмент переплетения, но быстро понимает, что фрагмент ему ничем не поможет – впечатление осмысленности создаёт только вся сеть в целом. Тогда, сам себе удивляясь, Нестеров делает несколько фотографий на мобильный телефон и начинает спускаться с дерева.
        - Что там такое? – с интересом спрашивает Андрей.
        - Я ничего не понимаю! – говорит Нестеров.
        - Что случилось-то?
        - Смотри. Вот видишь, ветви переплетаются?
        - Вижу.
        - Тебе не кажется, что они не сами так переплелись? Что кто-то их переплёл? Залезь и посмотри изнутри!
        Андрей лезет на дерево. Какое-то время он смотрит на ветви и щупает их, потом спускается.
        - По-моему, тебе кажется, - говорит он. – Переплетаются забавно, но не более того. Точно говорю, тебе кажется.
        Нестеров закуривает и угрюмо молчит: очарование разрушено. Он вспоминает, как фотографировал ветки, и в душе зло смеётся сам над собой.
        - Ты чего? – трогает его за рукав Андрей. – Расстроился, что ли?
        - А?.. – Нестеров вздрагивает от его прикосновения.
        - Ты чего, говорю? Ты в порядке?
        Нестеров чувствует, как внутри него нарастает нездоровая оторопь.
        - Пойдём-ка отсюда, - говорит он. – Всё-таки здесь как-то не по себе.
        - Мне тоже, - ёжится Андрей. – Говорят, так случается на болотах. То ли испарения какие-то в воздухе, то ли ещё почему...


        26.

        Обратно возвращаются более быстрым, почти деловым шагом. Дорога уже знакома, но собаке на всякий случай всё же велено держать след. Это приводит к неожиданному результату: в овраге, где ранее потеряла след, Найда вдруг начинает забирать в сторону, противоположную кладбищу. Нестеров с Андреем переглядываются и идут за ней.
        Склоны оврага постепенно становятся ниже, затем дно его начинает идти с небольшим подъёмом – и овраг заканчивается, выводя путников на широкую лесную просеку, наполненную монотонным гудением высоковольтных проводов, протянутых между высокими и разлапистыми металлическими столбами. За просекой минут десять пути по старой лежневой дороге, затем полуразрушенный деревянный мостик через небольшую, но быструю речку, затем полоса густого и тёмного леса, через который ведёт зарастающая, давно не хоженая тропа – а затем среди деревьев начинают виднеться просветы и лес кончается, открывая глазам путников то, что осталось от некогда крупного и многолюдного села Ямище.
        Над полуразрушенными домами и упавшими на землю заборами доживают свой век старые, высокие берёзы. В распахнутых настежь окнах практически не осталось целых стёкол, а иногда отсутствуют даже рамы. Некогда мощные дома-пятистенки с провалившимися крышами похожи на крупных доисторических животных с переломанными хребтами. Нестеров шагает по дороге, что угадывается под толстым слоем сухой, годами не кошеной травы, и его душа наполняется горьким чувством: сквозь останки села он видит другую, давно забытую картину того, каким это село было раньше.
        Вот перед ним сложенный из толстых брёвен дом с пустыми рамами, провалившейся поветью и упавшим забором – но память Нестерова сохранила висевшие раньше на окнах этого дома разноцветные вышитые занавески, кроличьи клетки во дворе рядом с забором, который теперь лежит в густой траве, и бельевую верёвку, протянутую от опоры крыльца к невысокой берёзе, которая до сих пор стоит, как стояла, и даже, кажется, не изменилась за эти годы. Он помнит, что в этом доме жили Михаил Андреевич и Александра Геннадьевна, которые занимались разведением пчёл и у которых мама всегда покупала мёд, справедливо считая его лучшим в округе.
        Каждый раз, когда маленький Нестеров с мамой наведывались в Ямище, Александра Геннадьевна наливала им по стакану парного коровьего молока – а Нестеров не выносил молока и выпивал этот стакан залпом, зажмурив глаза и надеясь, что ему не предложат добавки. Однако ни разу он не отказался – во-первых, Александра Геннадьевна была добрая женщина, и он боялся обидеть её отказом, а во-вторых, после молока ему всегда разрешалось залезть в старый буфет, стоявший в кухне, и взять то горсть мятных конфет-сосачек, то пару-тройку вкуснейших пряников. Прошло много лет, но Нестеров до сих пор помнит, как пахло внутри этого буфета – это был терпкий и пряный запах кофе, чая, мёда, конфет… Нестерову даже кажется, что он слышит его прямо сейчас. Вот бы зайти в дом – вдруг этот шкаф цел и ещё сохраняет свой запах?
        - Ты что опять задумался? – дёргает его Андрей.
        - Прости, - Нестеров стряхивает с себя воспоминания. – Просто я слишком помню, как здесь всё было раньше.
        - Что ж… - пожимает плечами Андрей. – Всё проходит, всё изменяется. Может быть, это трагично – не знаю. На самом деле, лично я очень чувствительный к таким вещам человек. Поэтому взял за правило по возможности не переживать из-за вещей, которые от меня не зависят. Русская деревня в том виде, в котором мы с тобой её любим и знаем, постепенно уходит в прошлое, и это факт. С точки зрения одного-двух поколений это трагедия. С точки зрения истории – всего лишь закономерный процесс. Помнишь, мы в школе читали про Трою? Или про Помпеи? Целые города были уничтожены – ты подумай только! А для нас это только исторические события, произошедшие так давно, что мы уже не способны в полной мере почувствовать масштаб этих бедствий.
        - Может быть, это и правильно. Только всё равно грустно. Жили люди, жили – и дома у них стояли по сто лет и больше. А как люди исчезли, всё тут же стало разваливаться.
        - Ясное дело, - отвечает Андрей. – Пока люди жили, они свои дома ремонтировали, чтобы те долго стояли. Никакой лирики, чистая физика. Ой, смотри, собака!
        Нестеров оборачивается – но раньше, чем он успевает увидеть собаку, он слышит её хорошо знакомый заливистый лай.
        - Тарзан! – кричит он, не веря себе. – Тарзан!

        © текст, фото - Министерство Луны