Лилия...

     Игра на деньги шла в чесоточном карантине. Одна зараза росла и плодилась в другой заразе, так сказать. И нужно заметить, что деньги там крутились нешуточные. Если зарплата в стране в ту пору медленно дрейфовала в районе ста двадцати и менее рублей, то на кону в пропахшем серной мазью бараке, ежевечерне в шаловливых ручонках любителей рисковать, крутились круглые суммы. Начиная примерно от восьмиста и заканчивая в районе тысяч трёх самых надежных, как говорили престарелые кремлёвские зомби, в мире денег. Играли практически каждую ночь, после отбоя. Потому что это было самое безопасное место во всей огромной зоне.
    
     Во первых, там всегда было сумрачно и просторно, так как деревянное здание барака с очень низкими потолками, строили с большим запасом на случай  возможной массовой эпидемии, с тем расчётом, чтобы там могло уместиться как минимум человек триста, а пребывало там как обычно всего человек двадцать, ну если зима была особенно морозной, то от силы тридцать, в основном не отличающихся трудолюбием и не желающих морозится жуликов.
     Во вторых, и это было самое важное, туда почти никогда не заходили дубаки и служаки из роты охраны, они очень боялись заразиться. А вот игровые, так те ничего не боялись, так как перманентная чесотка в той или иной мере была у всех сидельцев. Иногда она проявлялась явно, и тогда человек переселялся в этот карантинный барак недели на две, а иногда весь срок так и протекала в заглушенном состоянии, но это не меняло сути дела.

     Завхоз карантина был человеком из «скурвившихся» блатных, но всячески прикрывал своих бывших друзей по несчастью и был необыкновенно молчалив. Как таковых, из общепризнанных катал, на зоне было всего три человека. Старый авторитет по кличке Коля Святой, но он давно болел туберкулёзом и играл редко, в основном видимо для того чтобы не утратить навыки, питерский профессиональный шулер и  кидала Петровский и норильчанин, беспредельщик, весельчак и словоблуд Слава Сергиенко. Ну и ещё пара-тройка играющих в перерывах, между долгими отсидками в бараке усиленного режима. И это было истинным благом, потому что большее количество катал, и не ужилось бы между собой. Каждый новый кандидат на вовлечение в игру и опустошение карманов был на счету. И приходилось соблюдать статус кво…! Кто первым сел играть с клиентом, тот и имеет преимущественное право  на «развод лоха». Этот закон был незыблем, и за его соблюдением строго следили. Само действо было как бы очень тихим и со стороны неприметным, но там кипели такие страсти, что имей мыслительный и эмоциональный процесс эквивалент в вольтах и ваттах, ежесекундные молнии давно бы воспламенили всю тайгу на сто километров вокруг….

     Свободное хождение между локалками ограждавшими бараки, было категорически запрещено под страхом штрафного изолятора, но всё равно пять-шесть человек каждый божий вечер неизменно просачивались в карантин. Кто-то пользовался личными знакомствами с СэПэПешниками стоявшими на воротах между локалками. Кто-то отговаривался тем, что направлялся с травмой или отравлением в медсанчась, кто-то шёл якобы уточнить строёвку, которая не сходилась по количеству людей. Кто-то шёл попросить серной мази для профилактики этой заразы. И не мытьём так катаньем, майдан, так у нас называли стол для игры, никогда не оставался пустым. Это была особая среда, свой мир со своими законами и негласными правилами.
     Петровский был явным, и даже я сказал бы нарочитым профессионалом, и вёл себя соответственно, тонкими и длинными татуированными пальцами как фокусник тасовал колоду, перекидывал её веером с ладони на ладонь, жонглировал картами, и хищный холодный блеск в его взгляде не обещал жертве ничего хорошего заранее. Поэтому новички редко садились с ним играть.
     Слава Сергиенко имел вид совершеннейшего раздолбая и своего парня, поэтому чаще разводил лохов. Он не мог сравниться с Петровским своим профессионализмом, но брал «клиентов» чем-то другим. Вычислял их среди вновь прибывших этапов, каким-то неимоверным чутьём. Он просто чувствовал людей, у которых есть деньги, или стремление рискнуть многим, и даже всем. Он мог заговорить любого человека за десяток минут. Какой-то неистощимый задор на раскрасневшемся лице и вечная кривоватая улыбка, давала надежду, что он парень простоватый и азартный и поэтому есть реальный шанс выиграть у него. Вот так он и уговорил Майногашева сыграть с ним пару партеек. Начиналось всё достаточно невинно.

     Майногашеву удалось выиграть пару первых партий, и он воспылал азартом. Это было классическое начало. Наживка на крючке сработала идеально. Казалось бы, люди стократно предупреждённые, должны быть тысячекратно осторожнее, но это им кажется только до первого крупного выигрыша. Потом, азарт полностью затмевает разум и затыкает пробками уши. Никаким доводам не удаётся совладать с дрожащими руками и возбуждённо пылающими глазами. Следующие партии проходили упорно и с переменным успехом. Они были достаточно напряженным и закончились практически по нолям. И только к утру четвёртой ночи, Гоша Майногашев по прозвищу Чойсона понял, что он крупно попал. Очень крупно. Общий долг составлял около трёх тысяч деревянных рублей. По тем деньгам это была почти двухгодичная средняя зарплата хорошего специалиста. И он понял, что у него есть только один выход, снова играть и попробовать отыграться.
    
     Во все времена и во всех весях, наказание за карточный невыплаченный долг бывает суровым. Но особенно сурово оно в местах, где за должником даже не нужно далеко ходить. На нашей зоне, у должника было только два выхода – любой ценой выплатить долг, или отправиться в щелястом нестроганом гробу на небольшое зоновское кладбище. Зимой - продуваемое немыслимыми северными кинжальными ветрами, а весной, осенью и летом затопленное по колено гнилой болотной водой. Совершал это справедливое возмездие обычно такой же точно должник, в счёт уплаты некоторой части долга. А через некоторое время и сам исполнитель мог отправиться в вечность от рук следующего должника. Таков был неумолимый закон жизни! А точнее, смерти.
     Впрочем, если тот, кому были должны, был человеком милосердным, то мог и отложить поездку на погост. Он мог просто лично «опустить» должника, сделать из него изгоя, коих на зоне уже было немало и отложить получение долга, до тех благодатных времён, когда должник выйдет на свободу. А до этого времени, тот должен был отрабатывать милосердие пожалевшего его, всевозможными услугами. Выполнять обязанности слуги в быту, одновременно и прачки и мойщика обуви и мальчика на побегушках, даже если он давно уже не мальчик, и обязанности самой развратной любовницы в постели, осуществляя самые непредсказуемые фантазии хозяина. Да, впрочем, какая там постель? Всё это половое безобразие происходило в самых непредсказуемых местах. В бункере с опилками, в подсобке, просто в секции барака за огородкой из развешанного одеяла. Поэтому выбора у проигравшего не было. Но если самому выигравшему такой раб был не нужен, то он мог продать его за пачку сигарет в услужение кому-то другому. Или вовсе подарить на день рождения. В любом случае человек всё это время не был хозяином своего времени, своего тела, да и своей жизни тоже. И Гоша какими-то путями уговорил Славу Сергиенко продолжить игру. Через неделю, долг Чойсоны превышал стоимость автомобиля Жигули, боюсь ошибиться, но к тому времени даже самая дешёвая модель стоила шесть тысяч четыреста рублей.

     Нормальному человеку, с нормальной зарплатой на неё нужно было копить лет шесть-восемь. Гоша ходил по зоне, как тень и казалось, что ударься он неосторожно об косяк, его большая круглая голова треснет как переспелый арбуз от разрывающих череп мыслей. Отдавать долг было нечем. При очередной встрече, ему неимоверным напряжением сил удалось отсрочить выплату долга, до того времени, когда к нему на свиданку приедет его жена. Он сказал, что ей удастся наскрести требуемую сумму, на крайний случай она займёт у родственников, продаст кое-что из домашних вещей, снимет с книжки все накопления, в общем, Славе нечего беспокоится, долг будет уплачен. Но наверняка и сам Майногашев понимал, что это всего лишь отсрочка жестокого наказания. Из всего имущества, которое могла продать жена, в их доме был только ковёр и телевизор. Пятнистая корова во дворе и старый расшатанный в хлам мотоцикл в сарае. При самом хорошем раскладе, за всё это вместе могли дать от силы тысячу рублей. Накопления все были проедены ей, так как она после ареста мужа жила одна, и родственников как таковых, чтобы помогать у них почти не было. Но сейчас для него главным желанием было выжить, и протянуть некоторое время…. А дальше, он надеялся что-нибудь придумать. Не могло же быть так, чтобы выхода не было совсем…? Он же считал себя очень умным и хитрым!

     Скрипучее и не смазанное колесо фортуны, медленно вращалось во вселенной и остановило свои спицы в случайной точке пространства, которое совместило даты долговременных свиданий выигравшего и проигравшего. Такое в жизни случается нередко. Проще говоря, даты свиданий с родственниками у Сергиенко и Майногашева совпали. Просто мы не привыкли замечать, если это событие не становится судьбоносным или не оставляет в жизни заметный след. И склонны видеть в этом непреодолимую мистику, если оно несёт с собой значительные последствия…!
А последствий не быть просто не могло. Судьба уже свивала длинные часы и минуты в тугую верёвку для проигравшего.

     К Гоше Чойсоне на свиданку приехала молодая жена. Увидевшие её непроизвольно поворачивали вслед ей головы. Куколка – говорили они! Это была очень миловидная и молодая женщина изумительного, но немного хрупкого телосложения. Абсолютно идеальная белая кожа, которая очень часто бывает у хакасок, просто светилась на фоне тёмных глаз и чёрных густых волос. У неё был поистине ангельский голос и скромная улыбка, от которой таяло сердце. Да и имя у неё было белым как цветок – Лилия её звали! Вообще было немного непонятно, что их связало, авантюрного склада, но при этом достаточно примитивного Гошу и простую, наивную и добрую деревенскую девушку? Может, как мужик он выглядел и прилично, широкие плечи, средний рост, мускулатура. Но в остальном он явно не блистал. Вот, поди ж ты, разберись в женском сердце? Неужели все правильные женщины действительно любят в основном очень неправильных мужчин…?
     К Славе же Сергиенко, приехала из Норильска на свиданку старшая сестра. Потому-что родственниками Слава тоже был не очень богат. Она была старше его лет на пять и имела явный вид неисправимой грешницы. Такой никто палец в рот положить бы не рискнул. Даже по внешнему виду становилось ясно, что зону она «топтала» пожалуй ничуть не меньше самого Славы. Особенно стало это понятно, когда она сняла кофту и на правой руке обнаружилась наколка небольшой змеи обвивающей плечо и спрятавшей голову в районе груди. Понятно, что она прекрасно знала все уловки и хитрости прохода обыска перед комнатой свиданий и умудрилась спокойно пронести с собой почти литр чистого медицинского спирта. Спросите меня, как она это сделала, и я не смогу ответить. На женском теле, как снаружи, так и внутри видимо больше потаённых мест. Поэтому компания брата и сестры быстро стала весёлой.

     И тут в это повествование, этого малоприятного сюжетного действа добавляется ещё один непроизвольный свидетель происходившего. Пожалуй, если бы не он, я бы так никогда и не узнал о событиях, произошедших в дальнейшем. Этим не совсем воздержанным на язык героем был дневальный. Или попросту говоря, шнырь комнаты свиданий расконвойник Матнин. Общаться я с ним близко не общался, так как он был из петушиной бригады, но по службе мне часто приходилось принимать от него строёвки и списки находящихся в комнате свиданий. Я, пожалуй, был единственным человеком, открыто не чуравшимся общения с ним и поэтому заслужил его доверие. Всё дальнейшее по его словам проистекало воистину удивительно.

     Через час Славе стало скучно с сестрой. Семейные новости очень быстро кончились. И он вызвал Чойсану на небольшую кухоньку, находившуюся в конце коридора. И весело поблескивая голубыми глазами, глядя на него спросил:
     - Ну и как? Привезла твоя жена деньги…?
     Должник побледнел как свинцово-цинковая мазь и упавшим голосом произнёс:
     - Нет. В этот раз она пока не смогла собрать нужной суммы. Понимаешь Слава, там у неё трудности на работе, да и времени было мало, поздно дошла ксива. Родственники козлы, отказались помогать. Ты извини, честно обещаю тебе, что в следующий раз обязательно….
     - Следующего раза не будет! – с ледяным спокойствием отрубил Сергиенко, - не бывает таких следующих разов. Ты что чертила тупая, увидел у меня на лбу надпись – Лох? Или решил, что меня можно разводить по нескольку раз в месяц? Если через час денег не будет, то иди, ищи вазелин, паскуда! Что тебя ждёт на зоне, ты прекрасно знаешь! Знаешь или нет…?
     - Знаю, - почти простонал Чойсона.
     - Это хорошо, что ты знаешь! – уже даже как-то весело произнёс Слава.
     - Впрочем, у тебя есть и ещё один вариант, - через полминуты оглушительного молчания добавил он. И доверительно приблизив голову почти к самому уху должника негромко продолжил, - жена у тебя очень красивая! Фигуристая как балерина. Мне такие нравятся! За такую дорого можно дать! Сечёшь, на что я намекаю?
     - На что? – проглатывая комок, переспросил испуганный Гоша, уже прекрасно понимая, о чём идёт речь.
     - Поговори с ней. Бабы у меня очень давно не было. Если согласиться быть ласковой со мной, то я тебе прощу половину долга! Ну а если оставишь меня с ней на всю ночь, то и весь долг могу списать.
     - Ты что, Слава! Это же моя жена! Да она и не согласиться на такое,  – в панике бормотал Майногашев.
     - Ну, смотри, придурок! Это был идеальный для тебя вариант. Если она не захочет отрабатывать твой долг, значит, придётся тогда тебе самому свой зад мужикам подставлять!  Бабе это не так стыдно, разом больше, разом меньше, а вот про тебя вся зона будет знать. А то скорее всего она и вовсе останется скоро молодой вдовой и быстро выскочит замуж за другого. Такую не оставят без толстого стержня для поддержания осанки. Хочешь оставить её вдовой? Ты же наверняка её любишь, как такую не любить? Подумай хорошенько, через часик я подойду ещё, чтобы узнать результат, - и удалился вальяжной походкой в свою комнату….

     Стенка между комнатой дневального и гостевой представляла из себя пустотелый брусовый каркас пятисантиметровой толщины, оббитый по обеим сторонам трёхслойной фанерой, поэтому дневальному Матнину оставалось только переставив табуретку легонько прислонить к стене ухо, чтобы всё услышать:
     - Мне поговорить с тобой надо, - сказал Чойсона жене, и долгое пятиминутное молчание обозначило тяжелые раздумья:
     - Я попал в такое положение, - и снова длинная пауза повисла в комнате.
     - В общем, там такая ситуация, - пытался он подобрать нужные слова, - короче, ты должна сейчас переспать с одним моим другом…
     - Переспать? Гоша! Ты что с ума сошёл? Что ты такое говоришь? Я двое суток ехала к тебе, - пропел ангельский голосок….
     - Они меня убьют, Лиля! Это не шутки, - негромко и монотонно говорил Майногашев, -  Я тебе об этом уже писал. Здесь сбежать некуда. Только если в петушатник. Ты понимаешь, что у меня безвыходное положение? Ну, сама подумай, что тебе дороже, моя жизнь, или пять минут с ним? Я же тебя всё равно люблю, а после этого, если ты поможешь мне, буду любить ещё больше.

     Она всхлипывала, видимо закрыв лицо ладонями и негромко отвечала:
     - Зачем я только сюда приехала? Зачем? Если я пойду к нему, то ты меня после этого уважать не будешь! Я же твоя жена, а не проститутка! Зачем ты меня заставляешь это делать, Гоша? Поговори с ним ещё раз, он же тоже человек, может он отсрочит долг, скажи ему, что я постараюсь за полгода собрать деньги. Скажи, что мы обязательно отдадим! Ну, ты же мужчина…!
     - Да не может быть никаких отсрочек. Такой закон! Или посадят на перо, зарежут к чёрту или сделают женщиной. Ну как ты не можешь этого понять? Тебе же всё равно, разом больше, разом меньше, а для меня вопрос жизни и смерти. Я же хотел выиграть деньги не только для себя, но и для тебя тоже! Ну что тебе стоит ради меня? – с надсадной тоской в голосе продолжал он уговоры.
     - Ну, попроси охранников, скажи, что тебя хотят убить, они обязаны тебя защитить. Они же для этого здесь и работают. Ну, скажи, чтобы тебя посадили в отдельную камеру, или как там это у вас называется? В отдельный барак, что ли…? Ну, сам подумай, как мы с тобой после этого жить будем? – плакала она.
     Весь этот разговор занял примерно полчаса. И с каждой минутой её сопротивление слабело, а его напор нарастал. Разговор становился всё тише и тише, пока не воцарилась полная тишина. Через пять минут Майногашев вышел и постучал в двери к Сергиенко.

     - Иди! – почти неслышно сказал он. И Матнин даже через двери почувствовал, как Слава ухмыльнулся. Через пять минут выигравший постучал в двери, где в одиночестве сидела жена Майногашева. Сам проигравший переместился в комнату к сестре Славы, чтобы ей было не скучно дегустировать круто разведённый спирт. И дневальному ничего не оставалось, как снова прислонить тёплое ухо к прохладной стенке:
     - Привет, - раздался Славин баритон, обращённый к заплаканной женщине, - какая же ты красивая…! Просто солнышко ясное! Меня зовут Славка, не бойся меня, я не кусаюсь! – и не зная как продолжить разговор, потому что она молчала, почти с ходу предложил, - водку будешь?  Давай посидим немного, выпьем по пятьдесят грамм, ты успокоишься, мы немного поговорим, познакомимся, ладно?
     - Давай, - как-то неожиданно быстро согласилась она, видимо она тоже решила, что немного выпив ей легче будет сделать то, что должно было скоро произойти. И Матнин услышал, как жидкость забулькала в эмалированные кружки. И потом был получасовой разговор ни о чём. Всего помаленьку и ничего конкретно. Слава шутил, рассказывал анекдоты, говорил комплименты, разливал понемножку водки и слышал Матнин лично, что до этого затравленно молчавшая Лилия стала потихоньку включаться в разговор и даже коротко смеяться над рассказанными Славой историями, пока через полчаса всё на некоторое время не затихло. А потом всё явственнее стали доноситься из-за перегородки звуки телесной любви между мужчиной и женщиной.

     Сначала было шуршание снимаемого платья и нижнего белья, потом шепот и звуки лёгких поцелуев и наконец, донеслось изумлённое и по деревенски наивное:
     - Ого! Какой он у тебя большой, что это такое в нём?
Матнину не раз доводилось наблюдать Сергиенко в бане, и он имел представление о размерах его «инструмента». Мало того что он действительно был немаленьким, так он ещё весь как кукурузный початок был усеян шарами, загнаными в орган. Шарики, представляли из себя, почти сантиметровые сферы из органического стекла, идеально обточенные и вживлённые под кожу. Их там было никак не меньше тридцати, вставленных в определённом порядке. Поэтому, даже визуально представить, как всё это будет вмещаться в небольшом теле такой гибкой, но хрупкой женщины было очень сложно. Это всё просто не могло  во всю длину вместиться внутрь по всем законам геометрии. Но на удивление Матнина, видимо всё вошло  идеально. Потому что после пяти минут молчания, а потом простого легкого постанывания, стоны стали громче и сладострастнее. И закончились через десять минут завершающим судорожным поскрипыванием панцирной сетки.

     Булькнула водка в кружки. Они явно немного снова выпили, и легкий шёпот стал громче. Женщина явно в чём- то сомневалась:
     - Он не влезет, он толстый, я же знаю не влезет, может по другому, как я дышать буду? – и потом её голос превратился в набор не очень понятных звуков и дневальный догадался, что с тем предметом, что находиться сейчас у дамы во рту, что нибудь внятное говорить не получится, хоть она и пытается что-то спросить. Процедура продолжалась в сопровождении хлюпающих смазанных звуков с перерывами на то время, когда она временно освобождала свой рот, чтобы сделать глубокий вдох и закончилась оглушительным шёпотом партнёра.
     - Нет, глотай, я сказал, - даже через стенку было слышно, как женщина сглотнула, часто и глубоко вдыхая воздух после этой процедуры.

     Матнин сидел за стеной не шелохнувшись, потому что слышимость была хорошей в обе стороны. Потом аккуратно встал и выключив свет, улёгся на постель. Ночью всё было слышно уже и без всяких ухищрений. Всё это происходило на кровати стоящей через фанерную стенку буквально в полуметре от него. Всё это так явственно виделось ему, будто он уже приобрёл свойство лицезреть через стены. Он ясно видел, как хрупкая девушка стоит, упираясь в смятое одеяло локтями и коленями, постанывая от боли, а сзади упитанный наголо бритый мужик, с колыхающимся животом, обливаясь горячим потом, и схватив её большой ладонью за чёрные волосы, неистово вгоняет свой ствол, в отверстие вовсе для этого не предназначенное. И она непроизвольно выворачивается, ей больно, она пытается соскользнуть, но второй рукой он так сильно притягивает её к себе, что её ягодицы просто теряются между его расставленных волосатых ног.
     До самого утра дневальный не мог уснуть, потому что получивший всё что хотел Слава, решил осуществить свои мечты по полной программе. Иногда через стену доносились жалобные просьбы, - «хватит, я устала!», но они не имели никакого эффекта. Когда кончалось одно, продолжалось другое действо с переменой позиции и переменой женского потайного отверстия, в которое оно осуществлялось. Иногда небольшие перерывы делались на наведение гигиены и разлив напитка. Это было так долго, что утомило даже Матнина, и поэтому он проспал тот момент, когда за окном показалось неприветливое зоновское солнце и всё снова оказались на своих местах.

     Довольный Сергиенко, уставший и голодный уплетал поджаренную сестрой курицу у себя в комнате, и осунувшийся Майногашев, с тоской в глазах смотревший на помятую и измочаленную во всё что можно свою жену Лильку. Чтобы ему было не так тоскливо, сестра Славы тоже оказывается, почти всю ночь в комнате наливала ему понемногу спирта и развлекала беседами о понятиях. Поэтому, муки его были не только моральные, но и физические. Свидание кончалось. На прощание Лилия непроизвольно потянулась поцеловать своего мужа в губы, но тот как-то торопливо и достаточно резко отстранил её от себя:
    - Брезгуешь? - брызнула она слезами.
    - Нет, что ты! - торопливо пробормотал Гоша, - я тебя так же..., в общем хорошо отношусь. Это просто непроизвольно, мне нужно привыкнуть.
    - Ну, хотя бы в щёчку поцелуй тогда, - вытирала она слёзы.
    - Нет, не могу, - простонал Майногашев.

     К двенадцати часам дня время их свиданий закончилось. И их снова вывели на зону. Один был весел и расслаблен, а на другом лица не было. Вообще-то положенные свидания должны продолжаться по просьбе родных до трёх суток. Но за всё моё более чем пятилетние пребывание на этой зоне, ни один человек не получил свидания длительностью более суток. Ни один…! Прибыв в отряд, Слава не стал особенно скрывать причину своего приподнятого настроения. И уже через сутки почти все знали об этой истории по большому счёту не красившей ни одного, ни тем более другого участника. На претензии Чойсоны, о том что Слава нарушает условия на которых всё это произошло, и рассказывает всем подряд о его жене, Слава презрительно прищурив глаза отвечал:
    - Ты что..., чёрт закатайвату...!!! Рамсы попутал? Условия были такие, что ты спасаешь свою жопу, от длительной эксплуатации в экстремальных режимах, я тебе списал долг, который тебе не выплатить никогда. А о том, что мне можно рассказывать, а что нельзя и разговора не было. Свободен…!

     Естественно, что репутация у Гоши после этого опустилась ниже плинтуса. Его открыто презирали даже опущенные. И, самое парадоксальное, что избежать того места в которое он изо всей силы не хотел попадать ему так и не удалось. Я не был свидетелем, но рассказывали, что примерно через месяцев десять он стал получать письма от сестры Славы Сергиенко. Она попала в тюрьму, не то за распространение наркотиков, не то за кражу, но срок у неё оказался немалый. И она от скуки стала переписываться с Майногашевым. Я думаю, по той простой причине, что других кандидатов на переписку у неё в силу обстоятельств и сложности характера просто не было. А по негласным законам женской зоны, воздыхатель просто обязан быть. Хотя бы просто для того, чтобы с гордостью предъявлять письма от кавалера. И неважно, что там будет написано. Видимо никого лучше Гоши она так и не вспомнила….
    
     Письма на зону, приходят всегда распечатанными, перед тем как их отдать осужденному их тщательно перечитывает цензор. И тщательно вымарывает не очень понравившиеся слова и строчки. Вот одно из таких распечатанных писем и попалось на глаза кому-то из сидельцев, соседей Чойсоны по бараку. Ничего особенного в этом письме не было, но в самом конце стояла короткая приписка – «целую тебя, мой лизунчик!» Что это означало, всем стало понятно. И никакие отговорки ему не помогли, ведь одну ночь, в обществе этой авторитетной дамы он всё-же провел. А ей врать, как бы и причины не было. На следующее утро он скатал свой матрас и самостоятельно ушёл в бригаду, в которой были собраны все жители зоны, заподозренные в пристрастии к однополой любви! Был ли это добровольный их выбор, или они попали туда по случайному стечению обстоятельств, никого это не волновало….!

     Но и это ещё не конец истории. Сергиенко освобождался примерно через два года после всех этих событий. Чтобы лучше видеть людей выходящих за ворота зоны, мы обычно поднимались на второй этаж штаба к «надзорке». Так было и на этот раз. К моменту его освобождения, почти к самым металлическим дверям проходной подъехала слегка запылённая чёрная Волга с шашечками на боку. С пассажирского сиденья поднялась и вышла встречать его хрупкая женщина в роскошной норковой шубе. И хоть расстояние было не очень близким, мне удалось отлично разглядеть её красивые восточные глаза, чёрные волосы и загадочную улыбку.
    
     Кто думает, что самые закоренелые, подлые и развратные жулики не бывают слезливо сентиментальными, тот в большинстве случаев ошибается. По крайней мере, один такой пример, я точно видел своими глазами….
     Не зря, ох не зря эти два года Слава отправлял законно положенные четыре письма в месяц, по одному и тому-же адресу. Не зря копил заработанные не очень честной игрой деньги, чтобы с оказией, правдами и неправдами передать их в небольшую хакасскую деревушку. Не зря выводил непослушной рукой в адресной строке получателя имя. Имя, которое представлялось ему в виде белого и хрупкого цветка.