Счастливая

За окном на улице была ясная погода. И веселое солнце простирало свои лучи даже в эту бесцветную комнату, они прыгали по стенам затейливыми зайчиками и касались безучастных лиц женщин. Но это их не радовало: сегодня из их палаты увезли домой Марию Андреевну. Ее будущее было печальным. Врачи об этом не говорят, но они, больные, это знают.
 
Ольга Александровна сцепила свои тонкие пальцы, похрустывает ими и молчит. Лидия плачет: операции им делали в один день с Марией Андреевной, кто знает, может, завтра ее ждет такая же участь. Ленка сидит, прижавшись к стене, и смотрит пустыми глазами в никуда, в этот город, в эту больницу, название которой погашает даже частичку надежды. Молчание усиливало в каждой из женщин чувство тревоги.

В этот момент дверь открылась, и через порог переступила яркая, улыбающаяся женщина. Недоуменные взгляды всех троих обратились к ней: очень уж странным, несвоевременным, даже вызывающим показалось ее появление в их горестной обители…

 В глазах застыл немой вопрос: зачем ты сюда, кому и отчего улыбаешься? А женщина с модной прической, в золотых украшениях, в красивом  халате и блестящих парчовых тапочках, войдя, произнесла звонким живым голосом:
– Здравствуйте, меня зовут Наталья, я буду лежать в вашей палате.
 
И, не дождавшись ответа, прижав к груди яркий полиэтиленовый мешочек с вещами, прошла к койке Марии Андреевны.
– Эта свободна?

Женщины не отвечали, а та, что назвалась Натальей, спокойно выдвинув ящик тумбочки, сложила в него пеструю мыльницу, какие-то баночки, замысловатые расчески, повесила на койку цветастое полотенце, сообщила, что удачно прилетела, ей быстро дали место в больнице.
 
Лидия не выдержала первая:
– Век бы этого места не получать, а ты радуешься. Чему?
– Так я ведь лечиться приехала, мне нужно было сразу попасть!
– Вон оно что, – обронила Ольга Александровна, – а мы помирать приехали…


– Ну что вы, – Наталья возмущенно вздернула крашеную губку, – как это помирать? Я жить хочу!
– А мы нет… – усмехнулась Ленка.
 
Заглянула старшая сестра, пригласила новенькую к врачу. Наталья поправила прическу, подкрасила губы и вышла из палаты.
Впорхнула молоденькая постовая сестричка, ласково поздоровалась, спросила:
– Вашему полку прибыло?

– Нашего убыло, – проворчала Лидия, – а чьего прибыло – не знаем. Артистка заходила, видать, выступать будет…
– Не артистка она, больная! У нее такой же диагноз, как и у тебя, Лидия. Ее на операцию положили.
 
Вздохнула и добавила:
– Красивая очень, элегантная дама, и держится молодцом.
– Вот и не подтвердится диагноз, назад отправят, – зло сказала Лидия, – красивым всегда везет, они счастливые.
 
Сестра пожала плечами, разложила лекарства, предупредительно подала стакан Лидии.
Ольга Александровна села в постели:
– Надоело лежать, позу сменить, что ли? – Помолчала и задумчиво продолжила:
– Не верится, видно, ей в беду, не поняла, чем пахнет, вот и веселая…

– Да уж, – Ленка повернула голову, – тут каждый знал, куда едет, не только про краски, во что одет, не вспомнишь, а она нарядилась, губы красит. Фифа! Как на курорт заявилась!
Ленка замолчала и вдруг заплакала.
 
Натальи в палате не было долго. Появилась она бесшумно, прошла быстро к окну, спросила:
– Можно открыть? Душно у нас.
 
Дождавшись разрешения, распахнула окно:
– Какой чудесный день! – По-кошачьи мягко шагнув к Лидии, укутала ее одеялом. Ольге Александровне, внимательно наблюдавшей за Натальей, показалось, что у той немного побледнело лицо.
– Что вам сказали?

– Операция в следующую среду.
– Это вместе с Ленкой. В один день.
– Вот и хорошо, – улыбнулась Наталья.
 
Она достала из сумки яблоки, помыла их и начала угощать женщин.
Отказаться было невозможно. Краснобокие, большие, душистые, яблоки манили к себе теплом жизни, светом далекого детства.
Ленка с хрустом откусила «фифино» яблоко:
– Вкусное!

– Это из нашего сада, у нас – самые вкусные. А как вас зовут?
Наталья познакомилась со всеми и начала щебетать о своем, по ее словам, необыкновенно красивом городе, шикарном, как она выразилась, рынке и самых полезных фруктах.

 Рассказывала об этом так, чтобы ее слушали.
Измученные разговорами о безысходности своего положения, о случаях один другого хуже, насмотревшись горя людского, женщины и сами не заметили, как доверчиво потянулись на живой, как родник, голос новенькой.

 Куда-то вглубь отступила боль, и уже не резали глаза ее малиновые губы, нелепая в данной обстановке экстравагантная прическа.
И уже совсем не зло, а по-деревенски просто спросила Лидия:
– Какую киндебоберину ты на голове скрутила, зачем она тебе?

Новенькая не обиделась:
– Женщина и на том свете должна быть красивой. Да и чего вы раскисли?
Она извлекла десяток газетных вырезок, в них писали о их заболевании, об операциях, сделанных именно в этой клинике, и о счастливых исходах. На одной был снимок улыбающейся женщины.
 
– На вас похожа, – отметила Ленка.
Все засмеялись. Лед тронулся… Так в их строго расписанную невеселую больничную жизнь вошла Наталья, а вместе с ней – маленькая надежда на будущее.

 С этого дня в палате к стонам и слезам добавился приятный переливчатый говорок новенькой. Она читала женщинам вслух интересные книги, выбирала стихи о стойкости людского духа, о бессилии смерти, а вечерами пела романсы, старинные, красивые и незнакомые.
 
Врач на обходе отметил изменение в настроении пациенток, сказал, что легче иметь дело с теми, кто сам стремится вылечиться. Он посмотрел на Наталью:
– Ваше влияние?

Та пожала плечами и только улыбнулась. Но он-то был твердо уверен, что в палате все изменилось лишь с ее приходом. Наталья всегда была бодрая, процедуры принимала своевременно, без эмоций, с собой постоянно брала Ленку, которая хоть и по-прежнему панически боялась операции, но уже меньше плакала.
 
Женщины в палате сдружились, стали поговаривать о том, что будут делать после операции. Обменялись адресами, собирались друг к другу в гости приезжать.

Наталье, в отличие от всех, приходили почти ежедневно письма. Она улыбалась, читая их, иногда рассказывала смешные эпизоды, рассказанные друзьями в этих письмах.
– Счастливая ты! – завидовала Лидия. – Муж тебя никак на руках носит?

В этот день они немного меньше шутили: Лидию готовили к выписке, она ходила по больнице задумчивая, серьезная. Чувствовала себя неплохо, и если бы не страх за будущее, то ехала бы домой со спокойной душой. Наталья и Ленка готовились к операции.

Перед обедом Наталья получила очередное письмо, она читала его как-то долго, но женщины, увлеченные сборами Лидии, не обращали на это внимания. А когда кончили сборы, спросили:
– Ну, кто дух поддерживает перед прыжком?

Наталья на этот раз ничего не ответила, и только сказав «Я сейчас»,  вышла из палаты.
Листы письма лежали развернутыми на койке. Любопытная Ленка краем глаза покосилась на строки длинного письма и вдруг схватила его и начала читать.
 
– Ты что, с ума сошла? Положи чужое письмо! – Ольга Александровна негодовала. Лидия осуждающе качнула головой. А Ленка, бросив листы, прошептала:
– Да он же свинья… Он же мерзавец, подонок…

– Ты о ком? – женщины замерли в ожидании.
Ленка выглянула из палаты, вернулась к злополучному письму:
– Послушайте только: «Наташенька! Я уверен, ты представляешь себе здраво свое положение. Еще никто никого не излечил от рака. Да, я жесток, но я справедлив. Будем разумны и расстанемся безболезненно. Я не могу отказаться от предложенной серьезной работы и уезжаю. Пусть сын думает, что я в длительной командировке, деньги буду высылать регулярно.

 Если ты еще чувствуешь себя неплохо и тебя это не затруднит, подай на развод сама. Мотив ты найдешь, ты же умница. Не обессудь, но когда ты станешь совсем больна, тебе будет вдвое тяжелее видеть, что я нахожусь возле тебя из жалости, что я тебя не люблю, а вынужден терпеть. Ты слишком горда для таких услуг.

 Как настоящий мужчина, я оставляю тебе все, кроме японского магнитофона и машины. Ты ведь на ней не будешь ездить? А сыну она лишняя. Прости. Желаю удачи в операции. Выполни, пожалуйста, мою просьбу. Остаюсь всегда твой Викентий».

– Сволочь! – Ленка швырнула на кровать листы и заревела. Ольга Александровна и Лидия долго молчали.
– Оля, – голос Лидии был тих, – вежливые слова в таком письме это что, тоже признак интеллигентного происхождения?

 Вот мой муж – простой работяга, он не умеет так красиво говорить, он ученых ругает, врачей, что ничего путного придумать против этой болезни не могут, а меня жалеет, даже плакал, когда на операцию брали. А этот Викеша тогда кто? А?

Ольга Александровна сказала просто:
– Лидия, подлость с интеллигентным происхождением не граничат. Дело все в том, что каждый человеком должен быть, независимо от профессии и социального положения. Этот подонок… да что о нем говорить… Где Наталья? Ей же завтра на операцию.
 
Ленка вышла в коридор. Они с Натальей пришли через час. Сели. Наталья скомкала и бросила в урну письмо, сказала:
– Все знаете? Вот так, списал меня мой благоверный. Отправила я сейчас письмо в нарсуд, попросила развод, мотивировала веско – разведут, не сомневаюсь. Что ж, это и лучше.

 Но пусть не думает, я буду жить назло всем прогнозам, и жалеть меня не надо. Вот ему, – она скрутила совсем не изысканный кукиш, – а смерть мою скорую не дождется. Мне ничего не говорите, не надо. Я принесла хорошую книгу Астафьева, слушайте…


А утром Ленке и Наталье делали операции. Лидия результата не смогла дождаться, за ней приехал муж.
Ольга Александровна выполняла обязанности сиделки у своих подруг по несчастью. Два осунувшихся бледных лица, ставших дорогими и близкими, напоминали ей о своих страданиях.
Лена, открыв глаза, сказала:
– Как хочется жить!

А Наталья мечтательно улыбнулась:
– Все будет хорошо, правда?
Утром к ней приехал сын, худенький, угловатый подросток. Он так же, как мать, широко улыбался и уверял по-детски непосредственно, что все будет «ништяк».

Прошло еще немало дней совместной жизни женщин, и новенькая пациентка Сашенька изумлялась, как после такой операции может Наталья делать прическу, ежедневные маски, быть всегда веселой. Вместе они прочли еще не одну книгу и даже выучили романсы, которые Наталья особенно любила.
 
Послеоперационный процесс протекал сложно, женщины надеялись и тревожились. В день выписки их провожали новые соседки по палате, так как Ольга Александровна была уже дома. И глядя на элегантный наряд и гордую осанку Натальи, одна из новеньких сказала:
– Вот счастливая! Такое перенесла и хоть бы хны…

…Через восемь лет у здания городского онкологического диспансера остановилась группа женщин, одна из них с букетом белых хризантем вошла в здание, а через несколько минут вышла вместе с врачом, они долго стояли у входа и разговаривали, затем женщина направилась к подругам, счастливо улыбаясь.

Это была Наталья. По воле судьбы оказалась она еще раз в этом городе: направили в служебную командировку. И она не могла не зайти к людям, давшим ей вторую жизнь.