Клин выбивается клином

                6.

Художник Мазилка открыл глаза и почувствовал, как по его жилам растекаются ощущения небывалого счастья и необъяснимой радости.

«Неужели, это интересная работа приносит столько положительных эмоций?» – удивился Мазилка. «Странно… разве не лучше лежать в постели просто так… безо всяких дел?»

Хлопнула входная дверь.
Толстая Дора протолкнулась в дом с внушительной охапкой дров и принялась чиркать спичками, растапливая печь.

«Наверное, жаркое сегодня забацает…» — Мазилка уютно заворочался в постели.

Он никак не торопился вставать. Ему хотелось сегодня лежать долго-предолго… и думать только о хорошем.
Раздался глухой звук. Толстая Дора громыхнула поленом по полке с кухонной утварью…
Тут же, с мерзким лязгом, посыпались железные кастрюли и чугунные горшки. Дора заохала и бросилась на коленях ползать по углам, шумно собирая посуду.

Мазилка улыбнулся. Он любил утреннюю возню жены возле печи.

«Дора у меня молодчина, иногда на неё можно полностью положиться…» — веки смежились, и Мазилка почувствовал, что снова засыпает.

За окном зазвучал мелкий дождик, а в доме был тот особенный уют, который могли создать только потрескивание лучинок и чудный запах… запах растапливаемой печи…
Мазилка, в полудрёме, вяло повёл носом.

«Но, вообще-то, это мало похоже на запах... это какой-то смрад?»

Глаза внезапно широко раскрылись: «Это запах жжёной бумаги!»

Сон, как рукой сняло: так могли гореть лишь его рисунки!

                ---

Друзья Мазилки, Каляка и Маня Прекрасная, тоже не грустили.
Праздничное настроение приятелям создавала предстоящая творческая, работа.
Приближался «День Весёлой Землянички», и детский сад «Вишенка» пригласил художников поучаствовать в организации веселья.
Художники, вместе с поэтессой Маней Прекрасной, уже начали думать о том, как сделать праздник краше.
Один Маляка не разделял общей заинтересованности. Он терпеть не мог общественные поручения.
Поскольку, «День Весёлой Землянички» был солнечным праздником, а Мазилка – солнечным художником, то он решил взять на себя командные функции: «Мы все вместе нарисуем какие-нибудь красивые солнечные открытки в подарок каждому зрителю и будем их раздавать у входа!»

Маня Прекрасная, в восторге, захлопала в ладоши: «О-о… я напишу на каждой открытке свои стихи!»

«Зачем стихи? Лучше песню… а Ззудило тебе подыграет!» — Маляка завизжал от смеха, содрогаясь всем телом.

Маня обиженно отвернулась.

«Если кому-то надо накалякать забор, то я, в принципе, не против…» — Каляка безразлично повёл плечами.

Но Маляка возмутился: «А с какой стати я буду бесплатно свой талант разбазаривать?»

Он обвёл недоуменным взглядом друзей, ожидая поддержки.

«И краски, и бумага… — всё это стоит денег, пусть сначала заплатят!»

Мазилка осуждающе посмотрел на приятеля: «Но ведь мы – настоящие художники, а не какие-нибудь там сквалыжники?»
Маляка ничуть не смутился: «Ну, и что с этого! Всякий труд должен быть оплачиваемым!»

«Настоящее творчество и бизнес – вещи несовместимые!» – Маня Прекрасная испепелила Маляку взглядом.

«Бизнес, бизнес…» — передразнил он Маню. «Бизнесом здесь и не пахнет!»

                ---

Для коллективной работы друзья решили расположиться на чудесной зелёной поляне, перед домом художника Каляки. Здесь было много места, обилие солнца и большой широкий стол под развесистой липой!

«Ну, вот… здесь нам Ззудило точно не будет надоедать», — Каляка осмотрел уютный уголок, подготовленный для творчества и, автоматически, поднял глаза на просторные окна композитора.

Что-то пятнистое быстро мелькнуло перед глазами художника и тут же исчезло за занавеской: «Наверное, показалось…»

Соседа Каляка не видел уже несколько дней и был этим немало удивлён.
После того ужасного свидания с Маней Прекрасной в плавательном бассейне, Ззудило приходил с претензиями к Каляке снова. Он долго возмущался и ругался на Каляку за то, что тот, якобы, незаконно присоединился к его телевизионной антенне.

«Почему я снова должен платить за Вас, Каляка?»

У Каляки глаза полезли на лоб от возмущения.
Напрасно он пытался убедить Ззудило в том, что у него в доме телевизора нет, и что ему он совсем не нужен: ведь от телевизора нет никакой пользы, один лишь вред!
Но Ззудило был беспощаден: «Телевизор можно вывезти из дома и под покровом ночи, разве не так, Каляка?»

У Каляки лопнуло терпение.
И вот тогда он достал с полки заранее приготовленный на этот случай «подарок от Мани Прекрасной» в блестящей упаковке.
Увидев нарядную упаковку, Ззудило мгновенно испарился с крыльца.
С тех пор он больше не показывался нигде: ни в доме, ни на улице.

«Может, случилось с ним чего …» — Каляка задумчиво почесал затылок кисточкой, с беспокойством всматриваясь в красивые окна соседа.

                ---

Корова Бусинка спокойно гуляла на свежем воздухе вдоль забора художника Каляки. Здесь было так же хорошо, как и у реки: сочная зелёная травка, цветущие деревья и кустарник. Бусинке нравились синее небо, сияющее солнце и, особенно, соседские нарциссы.
Она просовывала в широкую щель забора свою влажную морду с раздувающимися ноздрями и подолгу нюхала чудесные весенние цветы.
Её сюда привёл Мазилка. Ведь теперь они, вместе с Толстой Дорой, целыми днями проводили время за творческим столом, готовясь к празднику «Весёлой Землянички». Не оставлять же Бусинку дома одну, без присмотра!

                ---

«У-у-у, совесть всю потеряли… мелкие хулиганы!» – композитор Ззудило тайком подсматривал за работой художников из-за занавески.

Ему из окна были отлично видны огромный стол на поляне и все присутствующие за столом, включая Маню Прекрасную.
Задержав чуть дольше свой негодующий взгляд на поэтессе, которая слишком громко и неприлично смеялась, Ззудило неожиданно заметил, что корова Бусинка потянулась к его нарциссам.

«Выходит, и корову сюда привели?» – ноги внезапно ослабели, и Ззудило сел на стул. «Значит, сначала корова нарциссы нюхает, а потом, мне, что ли, их нюхать… после коровы?» – композитор брезгливо поморщился.

Он был вне себя от возмущения.

«Сейчас как выскочу, сейчас как выпрыгну!» – бесился Ззудило за занавеской, хотя отлично знал, что не выскочит и не выпрыгнет из дома ни сейчас, ни в ближайшие дни.
Композитор заболел ветрянкой, и уже четвёртый день даже думать не смел о том, чтобы выйти на улицу. Он был весь вымазан зелёнкой: руки, ноги, лицо…
даже волосы у Ззудило были зелёными!

                ---

Мазилка удовлетворительно потирал ладони.
Он был доволен организацией работы художников по подготовке ко «Дню Весёлой Землянички». Даже для Толстой Доры нашлось важное и нужное занятие за творческим столом! Ей было доверено нарезать ножницами плотную бумагу для открыток. Толстая Дора выкраивала из огромных листов бумаги открытки и отдавала их мужу. Мазилка брал по очереди подготовленные листки, быстро ляпал жёлтой краской солнце, а затем, передавал листок Маляке, который подрисовывал рядом кучерявые облака. Следующим был художник Каляка. Он рисовал на открытке широкий забор карандашом и передавал открытку Мане Прекрасной. А Маня Прекрасная, в свою очередь, писала на нарисованном Калякой заборе свои стихи.
Таким образом, работа дружно шла по кругу.
Весёлые солнечные открытки раскладывались на обширном столе для просушки, а затем укладывались в ровные стопки. У всех было прекрасное настроение.
Даже Маляка увлёкся работой и больше не вспоминал о деньгах.


                ---

В дверь певца и композитора тихо постучали.
Ззудило быстро задёрнул занавеску и поторопился к порогу, чтобы впустить в дом медсестру.
Тихая Зина, так звали медсестру, приходила каждый день к композитору из детской поликлиники, чтобы помочь ему справиться с болезнью.
               

«Какой хороший характер… тихий!» – восхищался Ззудило Зиной.
Тихая Зина аккуратно смазывала зелёнкой волдыри у композитора по всему телу, устраняя зуд, потом измеряла температуру.
Затем, ярко разрисованный Ззудило, угощал Тихую Зину сладким чаем.
После сладкого чая разрумянившаяся Зина обычно начинала рассказывать певцу длинную историю, про собаку, которую все звали Шариком.

«Шарик-Шарик… Шарик-Шарик, а потом этот Шарик взял, да и детей родил!» — в этом месте Зина начинала тихо смеяться, прикрывая зубы ладонью.

«Наверное, не детей… щенков?» – с раздражением, уточнял Ззудило.

«Да-да… это были щенки!» – тут же поддакивала Зина .

Она никогда не обижалась на придирчивые замечания Ззудило. И всегда поддакивала.

                ---
«Надеюсь, что сегодня она расскажет что-нибудь другое… сколько можно про Шарика этого слушать?» – проворчал недовольно Ззудило, приветливо распахивая дверь.
   
                ---

Шли дни, один за другим…
Все они, с утра до вечера, были заполнены творчеством.
Работа с открытками, которая поначалу показалась художникам простой и интересной, оказалась довольно нудной и кропотливой…

Мазилка небрежно мазнул жёлтой краской солнце и передал открытку Маляке, устало вздохнув. Ему, неожиданно, совсем расхотелось рисовать. Он чувствовал, как постепенно гаснет его интерес к творчеству.

«Наверное, это из-за утерянной воли… ведь я теперь — не свободный художник… теперь мне приходится писать одно и то же маленькое солнце, которое обязательно должно поместиться в уголке открытки! Да к тому же, я ещё вынужден постоянно торопиться!» – злился Мазилка.

«Эй, давай поскорее… ну, где оно, твоё солнце?» – Маляка, раскучерявив облака на предыдущей открытке, торопился измалякать следующую.

Мазилка быстро очнулся от нерадостных мыслей и принялся за работу.

                ---

Ззудило смотрел, как Тихая Зина тихо, без звука, прихлёбывала сладкий чай.

«Надо будет ей нарциссов, как-нибудь, нарвать …» — заботливо подумал Ззудило. «Отблагодарить, так сказать, за усердие…»

Тихая Зина кротко улыбнулась, почувствовав расположение композитора.
Не торопясь, она допила чай и отставила пустую чашку в сторону. А затем, разглаживая на коленях юбку, Зина начала свой долгий рассказ про собаку, которую все звали Шариком...
 
                ---

«А куда это пропал Мазилка?» – Маляка оглянулся, но товарища нигде не было видно.

В последнее время он частенько куда-то исчезал, появляясь лишь в конце дня.

«Я за него…» — робко сказала Толстая Дора. «Могу помочь… я ведь тоже умею рисовать солнце!»

Она взяла в руки кисточку и быстро смешала краски. Затем нанесла их на бумагу. Как по волшебству, ярко засверкали золотые лучи на открытке. Они казались тёплыми, живыми!
Художники оторвались от своих дел и с удивлением наблюдали за тем, как уверенно замелькала кисточка в умелых Дориных пальцах.

«Вот это да-а… вот это солнце! Почти, как настоящее!» – восхитился Маляка. «А может, ты и облака сможешь нарисовать?»

«Разумеется…» — Толстая Дора взяла другую кисточку, смешала другие цвета красок…

Маня Прекрасная работала на другом конце стола, подальше от приятелей, чтобы не заразить кого-нибудь насморком. Да и споры художников постоянно отвлекали её от новых мыслей и безошибочного написания текста на открытках.
Но увидев, что друзья сгрудились вокруг Толстой Доры, она заинтересовалась и подбежала узнать, в чём дело?

«О-о-о…» — восхищённо протянула Маня, глядя на воздушные, плывущие к солнцу облака.

«Кажется, что они вот-вот закроют солнце… Да ты, оказывается, рисуешь лучше всех!» – взвизгнула она неожиданно.

                ---

В неустанной работе время проходило незаметно.
Работа по подготовке ко дню «Весёлой Землянички» подходила к окончанию.
Художники трудились над праздничными открытками на последнем, завершающем этапе.

Мазилка, полностью потеряв интерес к творчеству, оторвался от высокого искусства. Вместо него, на этом замечательном поприще, теперь трудилась его жена, Толстая Дора. Она настолько прочно заняла место мужа за творческим столом, что даже Маляка и Каляка частенько обращались к ней за советами.

А художник Мазилка теперь топил печку и доил корову.
Кроме того, он увлёкся выпечкой из сдобного теста.


Композитор Ззудило, за время болезни, написал новую песню, про любовь.
Каждое утро он широко открывал окно и громко пел, чтобы все, включая Маню Прекрасную, могли оценить его чудесный певческий талант.
Но Мане Прекрасной было не до песен.
Маня чувствовала себя умственно усталой…
Она, по-прежнему, писала свои стихи на открытках и о Ззудило никогда не вспоминала…
А скромная медсестра, Тихая Зина, всё дольше и дольше задерживалась у певца и композитора за сладким чаем, всё длиннее и длиннее был её рассказ про собаку, которую по ошибке назвали Шариком.

                ---

«Вот оно — моё призвание!» — Мазилка лихо подбросил блины вместе со сковородкой вверх и быстро закрыл голову локтями.

Сковородка огрела художника по спине прежде, чем на Мазилку посыпались горячие оладьи.

«Ничего… я научусь… придёт время, и я их всех удивлю!» – бывший художник терпеливо собрал блины с пола и выбросил их на помойку.
Затем, немного поразмыслив, поставил на огонь кастрюлю с макаронами, а сам завалился на диван, закрывшись с головой клетчатым пледом.

                ---

«И вот однажды, Шарик встал на задние лапки и усмехнулся…» — Тихая Зина умильно заулыбалась и, не обращая внимания на пылающий зверский огонь в глазах композитора, увлечённо продолжила историю, то и дело заправляя за уши пряди волос.

Ззудило тихонько встал и, на цыпочках, пробрался к входной двери. Он незаметно открыл её и быстро спустился с лестницы в одной пижаме. Ему было совершенно безразлично то, как он выглядит.

«Ну, вымазан зелёнкой… ну, и что с этого?»

Он был готов бежать куда угодно, лишь бы не слышать снова про то, как «собака Шарик стал матерью!»

«Но куда кинуться, вправо, или влево?» – Ззудило на какое-то время растерялся, но тут же спохватился и помчался со всех ног к реке, к маленькому синему домику, где жила Толстая Дора. «Там самое надёжное пристанище, там меня поймут…»

Ззудило огибал центральные чистые улочки, разрывая свою пижаму в клочья на колючих кустарниках и цепляясь зелёной причёской за ветки деревьев. Он бежал вперёд, подальше от медсестры, но ему казалось, что Тихая Зина гонится за ним следом. Он бежал и отчётливо слышал её спокойный голос сзади: «А мама Шарика была безродной, старой шавкой…»

                ---

А вот и он, синий домик...
Ззудило остановился, чтобы перевести дух.
Корова Бусинка приветливо глянула на пятнистого композитора из-за кустов можжевельника.

«А-а, раз корова здесь, значит, и хозяйка где-то неподалёку…» — Ззудило смело вошёл в приоткрытую дверь.

В доме была тишина.

«Эй, здесь есть кто-нибудь?» – крикнул Ззудило своим зычным певческим голосом.

Но никто не отозвался.
Никакого движения… только из кухни валил пар.

«Мм-да…рояля здесь не наблюдается», — Ззудило, по-хозяйски, осмотрелся и прошёл в кухню.

На плите что-то липкое урчало и текло по кастрюле сверху.

«Клейстер какой-то, что ли…» — Ззудило поморщился, заглянув под крышку, и выключил газ.

На полу была щедро рассыпана перловая крупа.
Композитор разгневался: он совершенно не выносил беспорядок!
Ворча и ругаясь, он отыскал в углу веник и подмёл кухню.
Затем, вылил в раковину клейстер и вычистил кастрюлю.
В умывальнике высилась гора грязной посуды.
Ззудило быстро засучил рукава и в одну минуту перемыл все тарелки, вилки, ложки и стаканы…
Внимание привлекло переполненное помойное ведро, украшенное сверху румяными оладьями.

«Это же мелкое хулиганство… такое добро на помойку выбрасывать!» – возмутился певец.

Негодуя, он схватил помойное ведро, накрыл его крышкой и уже собрался вынести, как вдруг услышал негромкое похрапывание.
Осторожно ступая, Ззудило направился на этот неожиданный звук.

«Странно, нигде никого…» — Ззудило никак не мог понять, откуда исходит это тихое дребезжание, как вдруг заметил, что кто-то лежит на диване, с головы до ног укрытый клетчатым пледом.

«Неужто, это Толстая Дора так утомилась?» — Ззудило с подозрением покосился на дышащий диван и, поставив помойное ведро, присел рядом на стул.

«Будить, вроде, неприлично… подожду здесь».

                ---

Мазилка сладко спал, укутанный пледом, забыв обо всём на свете: про неудавшиеся блины, про макароны на плите, про друзей, которые ждали его за творческим столом, на поляне у Каляки.
Разбудило его послеобеденное солнце.
Оно забралось своими лучами под Мазилкины веки, заставив того приоткрыть глаза.

Первое, что художник увидел сквозь приспущенные ресницы, это – помойное ведро.

«Фу-у… наверное, Дора опять рыбьи головы туда сложила…» — Мазилка перевёл взгляд выше и вздрогнул.

Прямо перед ним, на стуле, сидел какой-то незнакомец с зелёными волосами.
Его голова была низко опущена на грудь. Он спал.

«Грабитель!» – ёкнуло сердце у Мазилки.

С ужасом в глазах, он плавно сполз с дивана, стремительно пробрался к входной двери и выскочил за порог.
Затем достал из кармана ключ и быстрым судорожным движением закрыл дверь на три поворота.

                ---

«Если это грабитель, то почему он заснул?» – удивилась Маня Прекрасная.

Друзья столпились вокруг запыхавшегося Мазилки и бурно обсуждали происшедшее.

«Он бы мог спокойно обворовать тебя и тихо уйти, пока ты спал!»

Мазилка задумался: «А если он уже меня ограбил и теперь пришёл обворовывать во второй раз, но нечаянно заснул… что тогда?»

«Тогда пойдём сейчас домой и выясним всё на месте», — чётко сказала Толстая Дора. «А заодно, и пообедаем… ты ведь приготовил обед?»

Мазилка промычал что-то невнятное, вспомнив о неудавшихся блинах и невымытой посуде.

                ---

Ззудило протёр глаза и обнаружил, что Толстой Доры на диване уже нет.
Остался только плед. Плед и помойное ведро рядом.

«Возможно, она просто не захотела меня будить… тихо ушла, чтобы я поспал подольше!»
Ззудило был тронут такой заботой о себе.
«Я сделал правильно, что пришёл сюда…» — подумал он, сладко потягиваясь.


В чужом жилище Ззудило чувствовал себя довольно уверенно, и домой он никак не торопился.

«Погощу у друзей… отдохну от Зины», — решил композитор.

Захотелось есть.
Ззудило направился на кухню.
Он смело открыл холодильник, достал курицу, творог, сметану, яйца, овощи, зелень и принялся, с воодушевлением, готовить обед.

Вскоре, по дому разнёсся чудесный аромат жареного цыплёнка с чесноком.
Пока на сковороде румянились нежные сырники, Ззудило занялся салатом. Он мастерски вырезал из овощей розы и тюльпаны, из отварных яиц - ромашки, а затем, украшал этими волшебными цветами тонко нарезанный салат, заправленный сметанным соусом.

Наконец, последние приготовления были закончены, и Ззудило начал сервировать стол.
Он носился с тарелками из кухни в гостиную, пританцовывая и напевая. Ничто не могло испортить его замечательного настроения!

«Ну, вот…» — Ззудило с удовольствием обозрел приготовленные блюда, любуясь своей работой. «Сейчас придёт Дора и удивится… скажет, какой же хороший человек, этот Ззудило, как он прекрасно поёт и готовит… а мы… мы так незаслуженно его всегда обижали!»

Неожиданно, взгляд упал на помойное ведро, которое, по-прежнему, стояло возле дивана: «О-о, а про него-то я совсем забыл!»

Ззудило подошёл к дивану, взял помойное ведро и направился к выходу.
Дёрнул дверь. Она оказалась запертой. Ззудило дёрнул посильнее. Безрезультатно! Певец почувствовал, как у него всё закипает внутри от негодования…
    
                ---

Друзья решили оставить на время творческую работу и, всем вместе, отправиться к Мазилке домой.

«Возможно, и наша помощь понадобится!» – сказал Каляка Маляке, вытаскивая из кладовки широкий лом, большой мешок и длинную верёвку.

«Он такой огромный… весь зелёный… и в прыщах!» – стращал Мазилка друзей, размахивая руками. «Он… он на меня хищно набросился, но я ему тут же нанёс правый апперкот под левый локоть, и он сразу сдулся…»

Маляка с сомнением посмотрел на Мазилку и недоверчиво ухмыльнулся.

«Я тоже очень боюсь разных воришек», — призналась Маня Прекрасная Толстой Доре по дороге к месту встречи с грабителем, пытаясь завязать беседу.
Но Толстая Дора, как всегда, молчала.

Подходя ближе к дому, Каляка с Малякой начали переговариваться: «А вдруг там и в самом деле противник слишком серьёзный?» – спросил Маляка.

«Кто его знает… если что, хватай мешок — и сразу ему на голову!»

Каляка вытащил плотный мешок из своего рюкзака и отдал его Маляке: «Ну, а я его быстро верёвкой опутаю…»

                ---

Вокруг синего домика стояла полуденная тишина.
Ни одного дуновения ветерка… лишь кое-где, далеко в траве, стрекотали кузнечики, радуясь лету.
Корова Бусинка безразлично глянула из-за кустов можжевельника на осторожно крадущихся к дому хозяев и их друзей, художников-спасителей.
Мазилка уже на расстоянии учуял ароматный запах еды и сразу вспомнил о макаронах, забытых на плите: «Неужели, это они источают такой аромат?»

Но додумать про макароны Мазилке не пришлось. Как раз в это время, Каляка поднял широкий лом и со всей силы ударил им по двери дома, для острастки.

А потом заорал, что есть мочи: «А ну-ка, бандюга, выходи немедленно!»

«Постой…» — Мазилка подбежал к двери с ключом. «Ведь я его закрыл, и он не может выйти!»

Щёлкнул замок, дверь отворилась, и художники ворвались в дом.
Маляка приготовился набрасывать мешок на голову грабителю, но тут, откуда-то снизу, раздался едкий, возмущённый вопль:
«Эй, товарищи художники, сколько это будет продолжаться, я вас спрашиваю?»

Друзья оторопели…

«Это просто мелкое хулиганство!»

Прямо перед ними, на помойном ведре, сидел разъярённый композитор Ззудило и гневно сверкал глазами из-под яркой зелени своих волос.

«Ну, а теперь расскажи-ка нам всем про свой правый апперкот… и поподробней?» – разъярённый Маляка медленно надвигался на бывшего художника Мазилку, играя невостребованным мешком …

                ---

«Мне, пожалуйста, ещё немного салата…» — Маня Прекрасная громко высморкалась и затрясла указательным пальцем перед носом композитора, сидящего рядом.

Ззудило не обратил на это никакого внимания. Ему вдруг подумалось, что в этой жизни есть вещи и похуже: те, которые уже никакими правилами приличия не исправишь.

«С удовольствием…» — он зажигательно улыбнулся поэтессе и сердито посмотрел на бывшего художника Мазилку.

Мазилка сидел с гордым и уверенным видом, несмотря на то, что был осмеян художником Малякой за враньё с апперкотом.
А ещё Мазилка так и не сознался, что стол для приятелей накрыл вовсе не он.
Ну, как он мог в этом признаться, если Толстая Дора, наконец, поверила в его кулинарные способности и похвалила перед друзьями! Как он мог её разочаровать? Ведь даже Маляка, увидев нарядный стол, отбросил свой мешок в сторону и перестал злиться!
А художник Каляка?
Узрев такую красоту, он стал подумывать о том, чтобы взяться за натюрморты на заборах!

«Потом… как-нибудь потом всем всё расскажу… и обязательно научусь так же красиво накрывать на стол», — Мазилка чувствовал себя очень виноватым перед композитором.

Он с уважением посмотрел на оскорблённо жующего сырник Ззудило и подмигнул ему: «Раз он меня не выдал, значит, не всё потеряно… значит, на него можно положиться!»
                ---

В самый разгар веселья и шуток, в дверь маленького синего домика, у небольшой речушки, тихо постучали.

Друзья сразу прекратили щебетать…

Они, как по команде, повернули головы к порогу и застыли…

Наступившая мгновенно тишина показалась всем ужасной.
Казалось, что она длится целую вечность!

Вдруг, за дверью послышался тихий шорох… тихий вздох… потом кто-то тщательно вытер ноги у порога и тихо... очень тихо спросил в замочную скважину:
«Скажите, пожалуйста, а композитор Ззудило, случайно, не у вас?»