Глава 38. Тьма в городе

 Киллиан Джонс раздавил сердце Мерлина. Вот и все. Волшебником он оказался фиговым, а его сердце ничем не отличается от сердца обычных плебеев, каковыми были все жители этого городишка. Только не он, Киллиан Джонс, бесстрашный Капитан Крюк. Он так много повидал и испытал так много, знает пьянящее чувство свободы и сладкое ощущение власти. Он был счастлив, когда не боролся с Тьмой, а любил ее. Сегодня любить Тьму станет абсолютно реально.        Сегодня он сделает, возможно, самое великое дело своей жизни и даже несколько армий бесстрашных героев его не остановит.

       Кипящее зелье набрало силы и он чувствует его жар. Его руки горят от жаркого пламени и он лишь сладостно улыбается. Это – зелье его победы, не иначе.

       В коридоре он чувствует чьи-то шаги – неуверенные, робкие. Крохотные. Кто-то его сильно боится и правильно делает.

       - Киллиан!

       Темный поднимает голову. Свон. Стоит рядом, в нескольких шагах от котла, и смотрит на него – теперь уже не с мольбой, а с плохо скрываемым отчуждением.

       Она раздражена. Девочка Эмма разозлилась.

       Крюк усмехается.

       - Свон!

       Она подходит, кусая губы и хмуря брови – злая, как черт. Небось, намерена его уничтожить. Храбрая. Маленькая. Спасительница. Он лишь иронично ухмыляется, когда она пронзает его очередным гневным взглядом. Возможно, будучи жалким пиратишкой, он и боялся ее гнева, но только не теперь, когда у него в руках такая огромная власть, что даже сотня таких же разъяренных женщин его не спасет.

       - Что, любовь моя? Решила присоединиться к темному пиру?

       Воспаленный взгляд из-под лба выдает обратное. Крюк смотрит на нее, видя еще сильнее проступившие круги под глазами, и вдруг в сердце шевелиться уже почти позабытое чувство. Что-то больно екнуло в груди и он думает, что она так долго не спала и так вымоталась. Что, наверное, она сходила с ума все это время, пытаясь бороться не только за себя, но и за него, ведь он, бесстрашный моряк, мужчина, посмел сдастся. Что все это время она соревновалась с Тьмой за его сердце и Тьма победила только потому, что он, Киллиан Джонс, так решил. Он нерешительно сжимает и разжимает пальцы в кулак, понимая, как отчаянно долго он не обнимал ее, не прижимал ее к себе и не вдыхал ее волшебного запаха, не целовал волос и покрытой родинками шеи. Это ужасно и в душе Киллиана звенит болью лишь одна мысль: как же он мог жить без нее, своей родной Эммы, так долго? Но все это продолжается только одно мгновение – последнее, когда храбрый рыцарь и обычный человек Киллиан Джонс пытается бороться со своей стороной. В следующее мгновение зло в нем окончательно победило, растворяя когда-то любящее сердце, словно сахар на дне стакана, и погружая душу в черный, непроглядный мрак.

       Губы его тот час же сложились в подобие улыбки, слишком жестокой, чтобы ее таковой называть, а холодная сталь в глазах стала непроницаемой. Вскинув голову, он повторяет свой вопрос, будто приглашая ее присоединиться:

       - Так что, Свон? Побудешь гостьей на нашем празднике?

       Она внимательно смотрит на него. Присмотрись он к ее взгляду теперь, давно бы уже понял, что это последний, прощальный взгляд, во время которой отчаявшаяся женщина мысленно шепчет последнее прости тому, кого страстно любила и кого не смогла удержать. Но Киллиан Джонс больше не видит таких глупых деталей и не намерен тратить на них свое время. У него есть дела куда важнее.

       - Я пришла сказать тебе, Киллиан, что, что бы ты не задумал, я тебя остановлю. Любой ценой. И если ты не можешь остановиться сам, значит, так тому и быть. Ты проклял меня за то, что я обратила тебя во Тьму. Я расплачусь за свою ошибку сполна, если потребуется. Игры закончены, Крюк. Все. Конец.

       О, боги. Киллиан даже не пытается удержаться. Он просто яростно, безудержно хохочет, смеется до тех пор, пока не начинает болеть глотка, заливается хохотом, как безумный, потому что ему только и остается, что хохотать над жалкими попытками взъерошенного воробья Эммы Свон напугать его. Она думает, что ей под силу остановить его, и он даже не сомневаясь в ее ответе, с вызовом в голосе, бросает:

       - И что? Как ты сделаешь это, Свон? Убьешь меня?
       - Если потребуется – да – снова блеснула пронзительная сталь в ее глазах.

       Это привело Киллиана в восторг. О, надо же, вероятно, их отношения перешли на новый уровень, а он не заметил! Надо будет поблагодарить воробышка за предупреждение. Впрочем, у Темного нет ни желания, ни времени возиться с истеричной бабой. Скоро к нему придут куда более желанные гости. Поэтому Крюк лишь машет рукой, указывая на дверь:

       - Тогда до встречи в Аду, любимая!

       И снова разражается смехом, даже не пытаясь его сдержать.

       К счастью, Свон никогда не нужно было просить дважды и она удаляется так же быстро и решительно, как появилась.

       Крюк закрыл глаза. Снова в душе слабо шевельнулось что-то забытое, теплое и он вновь отогнал это от себя. Нет, никаких сантиментов. Маленькая Эмма Свон ушла навсегда, сотрясая воздух пустыми угрозами. Она уступило место самой прекрасной гостье, которая когда-либо приходила к нему.

       Темный склоняется над котлом, откуда стремиться убежать, кипя и булькая, стремительный черный поток. Сердце самого могущественного мага, овеянного легендами, стало маленькой частицей темного зелья, надо же, какая ирония! Крюк снова не может сдержать издевательски-счастливого смеха, и откинув голову, сотрясает им угрожающе нависшую тишину.

       Потом он закрывает дверь на тяжелый засов, вешает огромный замок, и, сложив в карман куртки полученное зелье, оставляет свое маленькое временное пристанище, чтобы свершить, наконец, то, чего не смог сделать ни один Темный до него, и не сделает ни один после (если, конечно, это «после» вообще когда-либо наступит).

       Черная бездна хранит свои секреты. Киллиан отступает на несколько шагов, уступая место существам куда более опасным, чем он, но воистину прекрасным. Они идут – ровным строем, все вместе, облаченные в темные одежды с глазами, что блестят, как алмазы. И вперед выступает она – первая Темная. Нимуэ.

       Ее высокая, хлесткая фигура приближается к нему и когда она оказывается лишь в паре шагов, протягивает Киллиану руку для поцелуя, величественная и красивая.

       - Здравствуй, милая – улыбается Темный, касаясь губами холодного запястья.

       И Нимуэ покровительственно ему улыбается. Значит, он все делает правильно.


       Круэлла ерзает на заднем сиденье авто, попискивая от нетерпения. Адреналин разгоняется в крови, заставляя сердце буквально вырываться из груди. Звук работающего мотора сегодня возбуждает как никогда раньше.

       - Куда мы едем? Может, все же скажешь, дорогой?
       - Потерпи немного. Это сюрприз.

       Сюрприз. Круэлла никогда особо не любила сюрпризы. Особенно от Темного. Поэтому вместе с возбуждением к ней приходит новое чувство – сильное волнение. То, что они с Румпелем любовники, увы, не значит, что он не горит желанием ее убить, как всегда. Она сама, не смотря на страсть к нему, хотела этого больше всего на свете еще совсем недавно.

       - Ты ведь не собираешься грохнуть меня и оставить в лесу умирать, дорогой, а? – пытаясь скрыть волнение в голосе, спросила она, вонзаясь ногтями в сидень
       - Дорогуша, - Румпель разразился хохотом – если бы я действительно хотел убить тебя, я бы сделал это куда изысканнее и мне вряд ли бы понадобились любовные игры для этого. Не волнуйся.

       Утешение откровенно слабое, но Круэлла знает, что на большее он не способен теперь. Ну и ладно. Даже если он задумал лишить ее жизни, умрет она в его объятьях.

       Машина танцует на ухабах, а аромат, разливающийся в ночном воздухе, сообщил ей о том, что они едут по лесу. У Круэллы внутри все леденеет. Неужели же хитрый Темный гад все-таки задумал очередную гадость против нее? Игра начинает ей нравиться все меньше и меньше. Но что поделать, она сама согласилась в нее играть. Кажется, Румпель вновь смог ее одурачить. Чертов Румпель. Всегда выигрывает, как бы она не старалась поступить иначе.

       Они останавливаются и мотор, ахнув, затихает. Круэлла предпочла бы сейчас врасти в сиденье, чем куда-либо идти с ним, но он ласково касается ее колена:

       - Все, мисс Де Виль. Приехали.

       Он выходит, открывая дверцу пассажирского сиденья, на котором она сидит, боясь вздохнуть. Его руки теплые, а пальцы очень мягкие, когда он помогает ей встать и выйти из машины. Когда он ведет ее куда-то и ноги ее ощущают песок, душа Де Виль и вовсе уходит в пятки – он привез ее в лес, убьет, что никто и не узнает и, наверное, закопает под какой-нибудь сосной. Надо попросить его хотя бы выбрать гроб менее дурацкий, чем в прошлый раз. Они идут и идут и когда нога ее нащупывает порог, Круэлла понимает – ее привели в какое-то помещение. Хитрец, собрался прикончить ее без свидетелей. Даже зверье ей больше не поможет. Он коротко целует ее в шею, когда она снова начинает ерзать, нервничая:

       - Спокойно, дорогуша. Потерпи несколько секунд.

       Клац. Наверное, он включил свет. По помещению разливается такой невероятный запах, что у Круэллы желудок сводит от голода. Ее палач, кажется, хочет накормить ее перед тем, как лишить жизни. Как гуманно. Она тоже всегда откармливает своих собачек, прежде чем пустить их на шубки. Жирная собака – отличная шуба. Жертва, даже не смеющая противиться.

       Проворные пальцы Румпельштильцхена ослабили ее повязку. Зря она все же надела сегодня шарф. Вероятно, с его помощью ее убьют теперь.

       - Открой глаза, дорогуша – слышит она у себя в ушах его мягкий приказ и повинуется – потому что привыкла подчиняться ему. И потому, что у нее просто нет иного выбора.

       К ее удивлению, это место ей хорошо знакомо. Охотничий домик, в котором они жили все время, пока искали Автора. Украшенный маленькими разноцветными гирляндами и со столом, ломящимся от яств посредине. Даже ее любимые конфеты, которые мать не разрешала ей есть в детстве и те здесь. Целая ваза конфет!


       Круэлла качает головой. Никогда не скажешь, просто ли Румпель предлагает неплохо провести вечер, или же лелеет какой-то хитрый, лишь ему одному понятный, план на твой счет. Она могла бы предположить, что он соскучился, наивно и глупо, как самая настоящая влюбленная женщина, пока ее не было рядом. Но, скорее всего, она снова в ловушке и стала частью очередной махинации. Круэлла Де Виль просто не привыкла верить в лучшее, когда Румпель рядом.

       - В честь чего теперь праздник, дорогой? – она смотрит на него с плохо скрываемым подозрением и голос ее предательски дрожит – от страха, конечно, но и от адреналина тоже.

       Он усаживается за стол, приглашая присоединиться и ее. Наливает себе вина, ей – любимый джин в бокалы, и, клацнув зажигалкой, зажигает свечи, от чего комната наполняется мягким светом.
       - Просто свидание, Круэлла. Наше расставание меня измотало.
       - Тебе не понравилась альтернативная реальность, дорогой?
       - Нет, - он качает головой из стороны в сторону, - она была прекрасна. Но, к сожалению, слишком поздно пришла ко мне. Если бы можно было совершить это многим раньше, я бы предпочел навеки оставаться в этом сне, где мы были счастливы с Белль. Но теперь… Эта возможность счастья для нас потеряна. Мы не слышим и не чувствуем друг друга больше, Круэлла. Мы оба устали и я не знаю уже, хочу ли я, чтобы все стало лучше, или же меня вполне устраивает то, к чему мы пришли сейчас.
      - А от меня? Ты не устал?

       Говоря это, она кладет в рот конфету и отпивает немного джина из бокала, совсем чуть-чуть, чтобы почувствовать его вкус на кончике языка.

       - От тебя невозможно устать, Круэлла. Во всяком случае, мне.

       Порхнув ресницами, Круэлла продолжает свой расспрос, ловя возможность, пока ей позволено делать это.

       - Как ты понял, что реальность изменилась, дорогой? Никто больше ничего не помнит. Мы стерли воспоминания.
       - Очень просто. Я слишком хорошо помню, как однажды мы попрощались с Корой и знаю, что она ни за что бы не вернулась ко мне. Эта женщина вырвала себе сердце вовсе не для того, чтобы потом рассказывать мне о любви. Я долгие годы безнадежно ждал этих слов от нее, поэтому ни за что бы не поверил, что она способна мне их сказать сейчас. Я кое-что проверил по своим книгам и оказалось, что мы живем в немного другом Сторибруке, где все с ног на голову.        - Прости – она улыбается, - я думала, мы будем там вместе и счастливы. Я хотела этого. Такой у нас был уговор. Но чертов герой Генри написал какую-то чушь. Представляешь, мне пришлось провести невыносимо скучный вечер с Айзеком. Этот писака в том мире прославился и даже взял мою фамилию. Выдумывает ганстерские романы о двух влюбленных злодеях. Люди всегда любят историю Бони и Клайда, черт возьми. Я думала, мой разум окончательно помутиться. С трудом убежала от него. А ты? Что ты делал в мечтах, дорогой?

       Он касается бокалом ее стакана, пригубив вино снова и мягко улыбается:

       - Был героем. Сражался на мечах. Из меня, между прочим, даже вышел отличный образчик благородства, милая. Но Коре это не очень нравилось.

       Его рука накрывает ее ладонь, нежно поглаживая пальцы:

       - Я очень скучал по тебе, Круэлла.
       - Да, дорогой. Именно поэтому ты ничего не сделал, когда я пришла к тебе. Был, вероятно, весьма счастлив со своей Корой. Щедро платил своей служанке Белль. Не сомневаюсь, ты был прекрасным начальником, дорогой. Хорошо ее трахал?
       Круэлла знает, что не должна задавать ему этот вопрос и ставить его в неловкое положение. Тем более, он не был виновен в произошедшем. Но теперь, когда оказалось, что в момент ее прихода к нему, в то время, как она жестоко страдала от оплошности малолетнего говнюка Генри, он все помнил и понимал, она просто не могла сдержаться. В ее голосе звучит обида. И – к чему скрывать – она безмерно ревнует Румпеля. Он говорит ей, что скучал, и тем не менее, это вовсе не помешало ему трахать Кору и вполне возможно, водить шашни с Белль.


       - Нет, дорогая. Только Кору. Но тогда я еще только начал подозревать, что что-то происходит. Твой приход усилил подозрения. Надеюсь, ты не обижаешься, что выгнал тебя из лавки тогда, мне нужно было во всем окончательно убедиться.        - Я почувствовала себя бездомной псиной, дорогой – возмущению Де Виль нет предела и она гневно выдует воздух из ноздрей.

       В руках Круэлла уже комкает салфетку, готовясь запустить ею в любовника при случае. Мерзкий, чертов Крокодил, заставил ее так страдать! Ух, когда-нибудь она точно убьет его!

       - Прости – он пожимает плечами, говоря почти с мальчишеской беззаботностью и кладя в рот кусок салата, - мне нужно было, чтобы ты сама поняла свою ошибку. К тому же, признайся я тебе во всем тогда, мы бы были счастливы понарошку, а у меня нет таких намерений, дорогуша. Надеюсь, ты не слишком мучилась, когда пыталась переубедить моего упрямого внука вернуть все как раньше. Я видел, ты горишь желанием прихлопнуть Генри.
       - Ты еще и следил за мной?
       - Естественно – торжественно кивает Румпель.

       И в него тут же летит салфетка. От вилки он уклоняется. Нож падает в сантиметре от его лица. Вылитое содержимое ее бокала портит дизайнерский пиджак.

       В следующую минуту он подхватывает на руки протестующую и возмущающуюся Де Виль, ринувшуюся колотить его, и хватает в плен ее руки, накрывая их ладонью. Круэлла извивается в его объятьях, как змея, кусает ему губу, когда он наклоняется, чтобы поцеловать ее, и Румпель лишь посмеивается, выслушивая какой он сволочь, подонок, ублюдок и негодяй.

       Бушующая мисс Де Виль отпущена из его объятий только в спальне, чтобы тут же попасть в новый, еще более сладкий плен его поцелуев. Оставив дорожку на ее шее и на коже предплечий и скользя руками по бедрам любовницы, Голд незлобно интересуется, как бы между прочим:

       - Интересно, дорогуша, а злилась бы так же, поступи так с тобой другой, ничего не значащий для тебя мужчина?

       На мгновение он останавливается, чтобы посмотреть ей в глаза, но начинает почти бессознательно играть с ее волосами, накручивая пряди себе на палец. Черно-белые волосы оказались на удивление мягкими.

       Круэлла смотрит на него, расширенными от удивления и возбуждения глазами, укутывая дрожащим, воспаленным дыханием. Потом подносит руку к его щеке, мягко касаясь кожи кончиками пальцев.

       - Какая чудесная кожа. Так и хочется содрать ее, дорогой!
       - Не вздумай – он серьезен, потому что знает, что эта чокнутая женщина действительно может такое сделать, но ни на миг не перестает гладить ее бедра, хрупкую талию сквозь платье и покрывать шею легкой дорожкой из поцелуев. Она действительно невероятно красива сегодня. Такая сдержанная, без всех этих своих кричащих платьев. Такая волшебная.

       Круэлла склоняется к его губам, кратко целуя.
       - Пообещай, что это навсегда, Румпель. Что больше ты никогда не будешь от меня бегать. Не убегай, дорогой! Не беги от меня!
       - Обещаю.
       - Поклянись! – это звучит почти как приказ.
       - Клянусь.
       Она удовлетворенно кивает. Подушечками пальцев исследуя его небритые щеки, она внимательно смотрит на него, заглядывает в глаза. Ласкает его лицо, борясь с желанием содрать эту мягкую, удивительно нежную кожу. Только теперь до нее доходит, что все это время шарф висел у нее на шее, едва касаясь плечей.


       Она осторожно выскальзывает из туфель, и, улыбаясь, повязывает его Голду на глаза. Шейный платок стал элементом любовной игры. О, она умеет и не такое!

       - Снова твои штучки, дорогуша? – притворно-ворчливо спрашивает ее любовник, кусая ей мизинец. – Нельзя ли без них?

       Круэлла медленно качает головой с улыбкой хищника перед прыжком.
       - Невозможно, дорогой.


       Щекочущая ткань платка накрывает ему глаза и скоро Румпель погружается в мир, полный красного и погруженный в аромат Круэллы Де Виль. Он может только чувствовать ее губы и гадать, что она задумала. Когда ее рука расстегивает ширинку его брюк, он ахает, но не от изумления, а от того, что ее язык ныряет в пах, мгновенно атакуя. Это тоже впервые, и это восхитительно. Он никогда не сомневался, что она это замечательно умеет, хоть не желает даже знать, где она этому научилась. Ее холодные губы распаляются, язык настойчиво гуляет у него в паху, пальцы ласкают промежность, а когда она срывает с него брюки вместе с трусами, не спрашивая разрешения ныряя в промежность, он разом выдувает весь воздух, содержащийся в легких. Боже, как же она восхитительно хороша, чертова пушистая психопатка! Ее рот так же прекрасно- ядовит, как она сама, она целует его с такой жадностью, что готова съесть. Поэтому он кончает быстро и до неприличия громко, чувствуя ритм бешено бьющегося сердца, и выпуская наружу сладкий стон.

       Когда все заканчивается, Круэлла поднимается, мягко толкая его на постель и залезает сверху, пригвоздив его руки к подушке своими горячими ладонями. Нетерпеливо расстегивая рубашку, она целует кожу по миллиметру, ласково касаясь каждой родинки. Румпель ерзает. Ему нравится играть с ней, но не одна женщина никогда даже не пыталась доминировать над ним. Тем более, в постели. Он нервничает, потому что лишен возможности видеть сейчас, и понятия не имеет, что у Круэллы в голове. От этой пушистой психопатки можно ожидать чего-угодно. Она склоняется над его лицом и, коротко коснувшись губ, шепчет:

       - Я хочу, чтобы ты чувствовал меня, Румпель. Учись этому. Чувствуй.

       Де Виль начинает двигаться на нем, раскачиваясь из стороны в сторону, сначала медленно, потом постепенно наращивая темп и целуя его с таким жаром, что у него не хватает дыхания, и он вынужден набирает его в легкие короткими рывками. Он чувствует. Каждую ее клеточку, все ее изгибы, торчащие под тканью соски, острые коленки, цепкие пальцы. Он чувствует паззл под названием Круэлла и жар, в котором они оба сгорают и сладость ее довольного стона над ухом, и бешеный стук собственного сердца. Он чувствует все.


       И когда уже с рассветом он не спеша поглаживает рукой теплую кожу на ее спине, и осторожно массирует маленькие коленки, незакрытые тонкой тканью одеяла, когда первые лучи света бьют ему в лицо, а он слушает ее ровное, сонное дыхание, впервые за долгие месяцы он счастлив. Голду вовсе не хочется, чтобы это утро начиналось, равно как и вставать с постели. Он жалеет, что они с Круэллой не могут, увы, очутиться сейчас на острове, где не было никого из людей больше, кроме них самих, и ничего, хоть отдаленно напоминающего цивилизацию. Он счастлив.

       Круэлла переворачивается со спины на бок, вытягивает вперед руку, почти бессознательно лаская его лицо, и просыпается, удивленно осматриваясь, кажется, не в силах поверить, что все это реально.

       - Доброе утро! – говорит он, дабы развеять ее сомнения.
       - Да ладно? – она смотрит на него, медленно качая головой, все еще изумленная этой радостью, а потом начинает счастливо хохотать, как девчонка.

       Румпель приподнимается на локте, запуская пальцы в ее волосы и играя с ними. Ему нравится это. И это тоже.
       - О черт! – заливчато хохочет Круэлла, когда он прижимает ее к себе, коротко целуя в висок.

       Она проводит рукой по его груди, балуется с завитками на его груди, осторожно целует скулы и щеки, и смотрит на него так, как, кажется, никогда не смотрел никто на свете.

       Румпель берет в свою руку ее запястье, подносит его к губам и…
       Он отскакивает, как чумной, не в силах поверить в увиденное. Смотрит на свое запястье, качая головой, подтягивает под себя колени и, зарываясь в подушку, стонет:

       - Нет, нет, нет, черт возьми, нет, только не это, только не сейчас, нет!

       Он испугал Круэллу, та молча открыла рот, изумленная странными переменами в нем, и хмурит лоб, не в силах поверить причину ее метаний. Она смотрит на свое запястье, следуя примеру любовника, и недоуменно пожимает плечами:

       - Что это, дорогой?

       Румпель бросает на нее короткий мрачный взгляд:
       - Ничего хорошего.