Глава 41. Прощание и прощенье

 Круэлла всегда была очень плохим водителем и Румпелю приходится цепляться за руль до хруста в костяшках пальцев, чтобы не вылететь из открытого окна. Она же гонит машину по трассе так, словно бы за ними уже несется стая озверевших Темных.

      - Пожалуйста, полегче, - ворчливо говорит он, - дорогуша, я хочу дожить до завтрашнего утра, раз уж появился такой шанс.
      - Тебе бы еще об этом говорить, дорогой, - Круэлла только сильнее жмет на педаль, выжимая из нее все, что можно и машина визжит, как потерпевшая, - ты ничего не делал, пока я вынуждена была слушать бредни Белоснежки, чтобы нас спасти. И они, конечно же, ничего путного не предложили. Не додумались бы, не сообщи я им, как можно остановить пирата.        - Ах, какая ты молодец, дорогуша! – Румпель злиться, сцепив зубы, и в очередной раз борясь с желанием послать любовницу к черту. – Я тоже кое-что сделал. Точнее, не я, а Белль.
      - Ты не выдворил ее из города? Неужели, дорогой? А что случилось? Пожалел? Вспомнил былую любовь, да?

       Круэлла, конечно же, понимала, как глупо ссориться сейчас, когда над ними всеми, без исключения, нависла серьезнейшая угроза и, возможно, завтра они будут уже мертвы, но не она просто не может остановиться. Злость на вечную готовность Румпеля сдаться и что снова бросил ее одну, когда был так сильно нужен, побеждает в ней любые здравые доводы рассудка. Даже то, что у них, наконец, все хорошо в отношениях, не помогло.

       - Успокойся – абсолютно спокойно, как всегда, осадил ее Румпель. – Во-первых, да, ты права. У нее нет черной метки.
       - О, ну конечно. Идиоткам всегда везет! – Круэлла злобно сцепила зубы. – Твоя женушка чистенькая, а я должна гадать, доживу ли я до завтра, а если и доживу, в каком состоянии.
       - Перестань сходить с ума, Круэлла, и дай мне, наконец, сказать. Белль сказала, что она никогда бы не уехала из города, бросив нас всех здесь. В одной из моих давних книг, о существовании которых я уже даже забыл, она прочла как задержать появление Темных здесь. И я в это время сделал зелье. Мы разработали заклинание, чтобы немного оттянуть время. И да, она сказала мне то же, что и ты – что я вечно сдаюсь. Забавно, правда, дорогуша?
       - Очень забавно. Уже сравниваешь меня с книжным червем – Круэлла вывернула руль вправо и завернула за угол библиотеки мимо которой они проезжали, и машина жалобно взвизгнула.

       Вздохнув, Румпель щелкает пальцами и авто останавливается, будто прикованное к асфальту. Круэлла дергает за руль так, что рискует вырвать его с корнями, но никаких результатов.

       - Рехнулся, да, дорогой? За нами вот-вот придут озверевшие злодеи, на фоне которых мы с тобой оба детьми сопливыми кажемся, а ты решил привал устроить здесь? Умно, ничего не скажешь.

       Румпель цепко хватает ее за плечи и слегка встряхивает.
       - Пожалуйста, успокойся.

       Заметив, что она, наконец, готова его слушать, он продолжает.

       - Мы отсрочим действие проклятья. На несколько часов. На два, может на два с половиной, но не больше. Еще я узнал, как снять метки с трех из нас. Поэтому, - аккуратно взяв ее за руку, он разливает дурно пахнущее содержимое ей на вены, предлагая выпить еще одно зелье, которое Круэлла, зажмурившись, глотает.

       - Я был не уверен, что Свон решится на убийство. Это неожиданный шаг для меня. Поэтому я решил попробовать спасти хотя бы кого-нибудь, кто мне дорог, Круэлла. Это то, что я делал всегда – жертвовал собой, чтобы спасти тех, кого люблю и мне не привыкать. Я даже не надеюсь, что Темные пощадят меня. Я им буду нужен как никто иной в этот вечер. Но ты можешь спастись. У тебя все еще есть шанс, извини, я думал, его нет. Тебе не нужно выполнять задание Прекрасных. Не нужно торчать в этом городе. И если уж Белль, которую я тоже освободил от метки, не согласна уехать, прошу – уезжай хотя бы ты. Если я выживу, мы обязательно встретимся, дорогая. Обещаю.

       Круэлла закусывает губу.

       - Я. Белль. А кто третий?
       - Генри. Он мой внук, остается им всегда. И пацану не пристало видеть все это. Он должен жить. Белль передала Реджине зелья и инструкции по их применению. Но тебя должно заботить не это, Круэлла. Лучше скажи мне, согласна ли ты уехать из города?

       Она смотрит на него несколько минут, не мигая. Ему кажется, она обдумывает его предложение – но, нет. Уже в следующий миг, вскинув голову, она с вызовом в голосе, спрашивает:

       - Румпель, неужели ты думаешь, что я брошу тебя здесь одного? Ну уж нет, дорогой. Мне нужен кто-то, кому я буду трепать нервы. Ты для этого идеальный кандидат, дорогой. И вообще – считай, что я твой личный крест, который ты будешь нести всегда. Так что смирись. Я остаюсь.

       Ох. Круэлла. Чокнутая, отчаянная, неугомонная Круэлла Де Виль. Он еще раз спрашивает ее, заранее зная ответ:

       - Ты уверенна?
       - Как и в том, что мое имя – Круэлла Де Виль, дорогой.
       - Я люблю тебя.

       Рука дернулась в его ладони. Круэлла опускает взгляд на свои колени. А потом резко заводит мотор снова, благо, Румпель позволил ей это сделать. Под шум трассы она бросает небрежно:

       - Конечно. Кто бы сомневался. Скажи-ка мне, дорогой, у тебя есть алкоголь в лавке?
       - Да – Румпель опешил. – А что?
       - Будем пить его, если выживем. Такое событие. И триста лет не прошло, как ты признался мне в любви.
       - Мне кажется, дорогая, я сейчас слышу стон твоей несчастной печени и она умоляет меня обойтись без алкоголя – едко заметил он.
       - Фу, какой! – Круэлла морщится. - Ладно. Тогда искупаешь меня в ванне с шампанским. Надеюсь, от этого моя печень не пострадает.
       - Надеюсь, в это время будет стонать не она, а ты, дорогуша.
       Круэлла не отвечает, пряча довольную улыбку.

       - Мы бы могли и дальше предаваться безудержным фантазиям, дорогой, но, кажется, мы уже приехали.

       Резко рванув на себя дверь и впуская поток холодного воздуха, Круэлла выходит из машины. Она помогает Румпелю, который действительно хромает и он неспешно идет вслед за нею, опираясь на ее руку, к собачьему питомнику. Смрад псов стоит в воздухе, образуя невероятное зловоние, но Круэлла не обращает на это внимания. Она уже привыкла, да и не тот сегодня день, чтобы волноваться о каких-либо дурных запахов. Есть проблемы поважнее.

       - Почему ты вдруг стал хромать?
       - Метка так действует, вероятно, а скорее, приход всех Темных. Некоторые из них уже в городе, Круэлла, они просто не успели еще разгуляться.
       - А при чем здесь твоя нога?
       - Понятия не имею, но в случае прямой угрозы моей жизни она всегда болит. Уже не впервой.
       - Отвратительно, дорогой.

       Они останавливаются около одной из клеток, и злые, голодные псы, еще и завидев пропитанную алкоголем женщину, тут же начинают бросаться на прутья, истерично лая. На Круэллу это не произвело ровным счетом никакого впечатления, и она лишь самодовольно улыбается. Поймав в руки крохотную собачонку, которую можно при желании поместить в карман, она осторожно подносит ее к лицу. Собака разражается настоящим воплем, лая, пока не хрипнет и норовит укусить Круэллу за палец. Однако, усмиренная зеленоватым дымом, окутавшим ее, словно облако, затихает и смотрит на визитеров преданными, ласковыми глазами.

       - Передай-ка остальным, дорогая, чтобы они бежали вслед за машиной, нужна помощь. Действуй.

       Выпустив собаку, она разворачивается и снова прыгает в машину с поразительной ловкостью, приглашая Румпеля не мешкать и поскорее присоединиться к ней.

       - Ну и что ты собираешься сделать?
       - Собаки просто будут бежать за машиной, дорогой, что не понятного?
       - Они отстанут.
       - Не настолько, чтобы мы долго их ждали, когда приедем, Румпель. Буду ехать чуть помедленнее, чем обычно.
       - О! – изумленно отвечает он. – Я думал, ты не умеешь.
       - Все когда-то бывает впервые, дорогой.
       Она кладет одну руку ему на ладонь. Остаток пути они проводят молча.

       Едва приблизившись к пирсу, Круэлла глушит двигатель.
       Выходить из машины нет никакого желания, а тепло руки Голда совсем не греет. Вглядевшись вдаль, она понимает, что ничего пока еще не происходит. Но, кажется, эта неопределенность гложет куда сильнее, чем грядущая битва. Желание воспользоваться его предложением и поскорее уносить ноги из города становится почти абсолютным и непреодолимым, поэтому Круэлла просто тащится следом за ним, словно приговоренная к казни на эшафот, слушая лай собак позади.

       Реджина, вышедшая им навстречу, легко касается руки Голда.

       - Ты избавил Генри от проклятья. Спасибо.
       Румпель кивает.
       - Он мой внук.
       - Где он сейчас, Реджина, ты знаешь? – обеспокоенно спрашивает Мери-Маргарет.
       - Он и Белль укрылись в домике Зелены в лесу.

       - А Зелена где? – робко интересуется Робин. – Ребенок…
       - Я наложила на клинику два защитных заклятья, не волнуйся.
       - Но это опасно, Реджина!
       - Не опаснее, чем на улице. Здесь моя сестра точно подвержена большой опасности – категорично отвечает Реджина, пресекая все дальнейшие расспросы возлюбленного. Робин замолкает, не смотря на то, что его взгляд полон сомнений.

       Румпель прижимает любовницу ближе, шепча на ухо, чтобы слышали только она одна:

       - Точно не хочешь уйти, Круэлла? У тебя все еще есть такая возможность.
       - И не мечтай – она качает головой. Ее терзает желание не просто уйти, а бежать, сломя голову, но она не может себе этого позволить. Никогда не простит себе, если уйдет сейчас. Пока он занят разглядыванием горизонта, Де Виль отчаянно изучает его подбородок, лицо и линию губ – вдруг это в последний раз, когда она его видит? Когда она еще может видеть?

       Как бы не гнала она от себя дурные мысли, они все равно лезут в голову, будто множась с каждой секундой. В воздухе разлито страшное напряжение и они прижимаются друг к другу, как кучка голодных уличных детей.

       Завидев несколько черных фигур вдалеке, Девид обреченно вздыхает:

       - Началось.

       Мери-Маргарет буквально сливается с ним в объятьях, испуганно шепча его имя, как и всегда в минуту опасности.

       Не смотря на то, что Голд обвивает ее за плечи, стараясь хоть немного согреть, Круэллу все равно бьет озноб. Зловещие Темные фигуры – вовсе не то, что убийство поднадоевшей мамочки и ее муженьков, и уж точно не сдирание шкурок несчастных собачек забавы ради. Потому что теперь компания Темных намерена содрать шкуру с нее и Круэлле приходится сжимать зубы до боли, чтобы только они не стучали.

       Крюк возглавляет это шествие, буквально лоснясь от самодовольства. Круэлла дарит ему взгляд, полный ненависти. Было забавно, пока он не угрожал лично ее жизни, но теперь его темное помешательство ее раздражает. Чувствуя катающуюся по телу волнами ненависть, она делает несколько глубоких вздохов, затягиваясь спертым, не смотря на холод, кислородом, как дымом сигарет, чтобы остановить приближающийся приступ ярости.

       - Добрый вечер! О, какая великолепная компания! Пришли посмотреть на наше веселье? Что ж – будьте гостями. Пока не стали закуской, милые.

       Ошалевший Темный скалит зубы в жалком подобии улыбки, триумфально обходя всех по очереди. От него несет ромом и сигаретами, а еще – злостью. Этот запах Круэлла распознает из тысячи. Когда он останавливается в шаге от нее, она оглядывается, готовясь отдать собакам приказ атаковать. Впрочем, Крюк ограничился простым: «Привет, Де Виль!» и обратил все свое внимание на своего давнего противника.

       - Как поживаешь, Крокодил? Готов умирать?
       - В отличии от тебя – да.
       - Как хочешь. Ты мог бы не мучиться, если бы выбрал смерть на корабле. Все равно умрешь от моей руки. Но тебя ждут смертельные муки.
       - Не сомневайся, тебя они тоже ожидают, пират. Время придет – холодно отвечает Румпель, сжимая в руках похолодевшие пальцы Круэллы.
       - О, Крокодил стал священником? Что-то новенькое! – запрокинув голову назад, Крюк заливчато смеется. – Может, и грехи мне отпустишь.
       - Боюсь, их слишком много. Прости.
       - Очаровательно – похоже, свихнувшегося пирата действительно забавляет их перепалка.

       Круэлла едва ли не впервые в жизни жалеет, что она отказалась от своей магии, полученной у Румпеля, и у нее есть только пассивная сила, абсолютно бесполезная в данном случае. Если бы могла, давно бы уже метнула в пирата пару огненных шариков, что покрупнее.

       Та же, кто умеет бросать эти шары, не спешит делать этого. Вместо этого она выходит вперед, огибая стоящих сплошной стеной Темных, и отчетливо, почти по слогам, произносит:

       - Киллиан, послушай. Остановись.
       - Что? – нарочито медленно Крюк поворачивается к ней, все еще скалясь. – Погоди, я правильно расслышал. Не «Крюк», не «Капитан Подводка», не «Этот субъект», а Кил-ли-ан?
       - Перестань, Киллиан. Прошу тебя. Остановись.
       - Это еще почему? – самодовольно усмехается он.
       - Ради своей семьи. Ради себя. Ты теряешь себя. Тьма говорит в тебе. Но ты все еще жив, Киллиан. Я много лет жила в темноте, но нашла крошечный луч света. Не позволяй Тьме себя уничтожить. Не надо.

       Круэлла закатывает глаза. Чертова Реджина. Чертовы нравоучения. Она их ненавидит, а особенно от той, что все еще не прочь сама разнести к чертям пару городков и сжечь еще несколько гектаров леса. У нее просто уши вянут от фальши.

       Собаки скалят зубы, готовые напасть в любую секунду. Круэлла, как ни старается, никак не может понять, какого Дъявола они теряют время вместо того, чтобы, наконец, покончить с проблемой раз и навсегда.

       Ее прошибает холодный пот и она сильнее кутается в манто. Голд сейчас явно не способен ее согреть. С тем катастрофически медленным ритмом его сердца, что она слышит под тканью рубахи, чудо уже то, что он все еще жив.

       - Поздно, красавица – Крюк проводит пальцем по губам Реджины. – Но я приму твои слова за раскаянье. Возможно, это поможет тебе не так сильно страдать в Аду.
       - Довольно, Киллиан! – выделившаяся из общей толпы и выступившая вперед высокая женщина с золотистой кожей властно обрывает этот глупый разговор. – У нас не так много времени. Приступай к делу и не тяни!
       - Первая Темная, Нимуэ – шепчет Темный в ответ на невысказанный вопрос Круэллы. – Если до рассвета они не поменяются местами с живыми душами, миссия будет провалена.

       Полная луна на небе, на которую с надеждой тот час же посмотрела Круэлла, подсказывает, что до рассвета недостижимо далеко.

       Сделавший несколько шагов вперед Киллиан одним взмахом руки отправляет оторопевшую Мери-Маргарет на пол, и легко нокаутирует бросившегося ему наперевес с мечем Девида.

       - Простите, надеюсь, вы не очень ушиблись – разражается очередным всплеском хохота Киллиан.

       - Хватит, Джонс! – появившаяся на пирсе Эмма с Эскалибуром в руках ловко приставляет его к глотке возлюбленного. Капитан задышал чаще, но смеяться ни на миг не перестал. Теперь он хохочет ей в лицо, смотря ей в глаза с неприкрытой издевкой.
       - И что, любимая? Хочешь пронзить меня мечом? Ты же знаешь, что не получиться, так что – прекрати этот цирк и уходи отсюда, конечно, если все таки ты не решила присоединиться к нам.
       - Я никогда не присоединюсь к таким чудовищам, Крюк. Помнишь, я говорила, что остановлю тебя?
       - О да, любовь моя, ты говорила – посмеивается пират.

       Выставив вперед руки, словно бы для того, чтобы заключить ее в объятья, он хватает ее за горло, слегка приподнимая в воздухе, так, что Эмма болтается у него в руках, как безвольная тряпка, и шумно втягивает в легкие воздух, задыхаясь.

       Круэлла ищет взглядом своих собак, от напряжения начинает отказывать зрение, и она может лишь догадываться, где они по запаху, разливающемуся рядом.
       - Стой, они убьют Эмму! – кричит Реджина.
       - Мне нет никакого дела до нее, дорогая, я хочу просто покончить с этим и все! – злобно бросает Круэлла. – Если я не прикажу собакам атаковать немедленно, ваш дорогой чокнутый пират убьет меня.
       - А если прикажешь, я сделаю это быстрее! – Реджина предостерегающе поднимает руки, показывая, что готова исполнить свое намерение.

       Круэлла поджимает губы, тем не менее, оставив свою затею.

       - О, какая милая перепалка, дамы! - Крюк, конечно же, не смог пройти мимо спора. – Поверьте, мне абсолютно все равно, кого из вас убивать первой, но, возможно, я подарю вам еще несколько драгоценных минут жизни, как только разберусь с ней.

       Его пальцы сильнее вонзаются в горло Свон, отчего она (и это заметно даже в тусклом лунном свете) становится багровой.

       К счастью, Крюк отвлечен уже пришедшим в себя Девидом, который выпускает в него несколько пуль.

       Киллиан ранен, но так легко, что, в общем, это почти царапина. Это лишь раззадорило ошалевшего от осознание собственного всевластия Капитана, и он продолжает неистово хохотать.

       - Что, думал Темного можно уничтожить просто выпустив в него парочку пуль? Глупый Девид. Очень глупый. Ты жа…

       Вдруг рот его перекосило от настоящей боли и он, ссутулившись, сгибается пополам. Развернувшись к своему обидчику, Киллиан растерянно шарит глазами, пытаясь понять, кто же посмел так дерзнуть. Из проткнутого сердца тонкой струйкой течет кровь, орошая сухую землю.

       Эмма Свон. Смертельно бледная и постаревшая в один миг на тысячу лет. Она стоит в нескольких шагах от него, сжимая в руках Эскалибур, и даже не осознавая, что по щекам ее текут горькие слезы.

       Киллиан изумленно ахает, прикладывая к груди ладонь, словно пытается удержать в ней черное сердце. Рука тут же окрасилась багрянцем, дышать стало трудно и он втягивает воздух ноздрями, как и Эмма всего несколько мгновений назад.

       - Киллиан – шепчет она, и в этом имени нынче – вся горечь мира.

       Он шире открывает глаза, стараясь запомнить ее такой – в красной кожаной куртке и с чудесными светлыми локонами. Она больше не Темная.

       Рухнув на колени и харкая кровью, Киллиан протягивает руку ей навстречу. Тьма вокруг них рассеивается, а Темные исчезают один за другим. Киллиану плевать. Он смотрит слабеющими глазами только на Эмму, ища ее взгляд глазами.

       Она больше не Темная, и он хочет запомнить ее такой – в красной кожаной куртке и с чудесными светлыми волосами – прежде чем отправиться навеки в Ад и гореть там.

       Он протягивает навстречу ей дрожащие руки. Подойдя поближе, она ныряет ладонью в его ладонь, яростно растирая по щекам слезы.

       - Киллиан – снова повторяет она в его сведенный судорогой рот.

       Он поднимает ладонь, лаская ее волосы кончиками пальцев и втягивая в ноздри ее запах и смотрит, смотрит, не мигая, чувствуя соленый привкус крови на своих губах.

       - Киллиан – она склоняется к его устам, целуя. – Я люблю тебя.

       Чувствуя, как нещадно быстро жизнь покидает его, он водит пальцами по ее воспаленным губам, трогает подбородок, нежно ласкает каждую родинку на шее, которую помнит все до одной наизусть. Слезы режут глаза, боль становится невыносимой. Он делает над собой чудовищные усилия, чтобы не кричать и экономит воздух в груди, потому что дышать особенно больно. Он тонет в лужи собственной крови и пальцы его левой, безвольно висящей на земле руки вязнут в липкой кашице. Но он из последних сил открывает глаза как можно шире, и поднимает голову навстречу ее губам, которые так сладко пахнут мятой и его поцелуями.

       - Киллиан – снова шепчет Эмма. – Я люблю тебя.

       Да, Эмма. И я люблю тебя. Он шевелит губами, пытаясь озвучить это, дрожащими, почти уже онемевшими пальцами накручивая на руку пучок ее волос, и до боли хватает ее за подбородок. Еще немного. Еще несколько секунд. Он должен сказать это, потому что это то, ради чего он жил все эти годы, к чему шел всю свою беспутную жизнь – к ней. Чтобы любить ее, нежную, теплую, и родную. Он ищет ее глаза, ее взгляд, но понимает, что больше не может ее увидеть. Глаза застилает черная пелена, такая же, как и та, из которой пришли Темные.

       Пальцами он все еще чувствует тепло ее руки, когда жизнь окончательно покидает его.

       Его рот несколько раз то открывается, то закрывается в попытках сказать одно только слово: «Прости». Но на это нет уже ни сил, ни времени. Прощальный вздох касается подбородка Эммы, рисует черту на ее губах и уносится в воздух. Пальцы замирает в ее пальцах, еще теплые, но уже мертвые.

       Тело еще дрожит в последней, жестокой конвульсии, но он уже ничего не чувствует и не ощущает.

       Киллиан Джонс умирает.

       Эмма Свон, уже не Темная, девочка-сирота, женщина, которой не довелось увидеть первые шаги и услышать первые слова своего сына, та, что потеряла одного своего возлюбленного и убила другого, остается одна. Совсем одна в холодном и жестоком мире.

       Она не видит, как рядом с ней образовалась стена из ее родных и семьи, не видит ошеломленного взгляда Круэллы и задумчивых глаз Румпеля, провожающих мертвое тело своего заклятого врага. Не видит, как по щеке Реджины, выкатившись из бархатного тайника ресниц, бежит горькая слеза.

       Она не видит ничего. Ослепла и оглохла от горя.

       На небе вдруг начинают одна за другой появляться звезды. Тьма уходит, открывая бессонный город. Эмме плевать.

       Она держит в объятьях еще теплое тело своего возлюбленного, снова и снова повторяя его имя, как мантру, и неспешно перебирает его пальцы в своих руках.

       - Я люблю тебя, Киллиан Джонс. И я тебя прощаю.