Белая птица

Жил был белый ворон. Весь белый, включая клюв и лапы. Альбинос. Звали его Борис. Некоторое время после рождения Борис не догадывался, что он белый. Вороны в отличие от людей не смотрятся в зеркало каждый день. Да и был он по рождению светло-серый. Несмотря на то, что серые вороны обитали в другой части света, а эту населяли только чёрные, поначалу всё у него было путём. Ближайшие родственники, да и прочие залётные птицы на его окрас не реагировали. Но, когда по прошествии месяцев жизни, он стал сокрушительно белеть, собраться начали нехорошее каркать. Мол, когда он в группе, охотиться невозможно, мелкие птицы и грызуны видят стаю за километр. И вообще, пусть посмотрит на себя, урод!
Борис так и сделал - заглянул в лужу. Ничего толком не разглядев, он нашёл где-то на свалке кусок разбитого зеркала и исследовал себя хорошенько. Да, ужас, ужас! Действительно, он выглядел чудно. Во-первых, это белоснежное, почти что лебяжье оперение. Потом клюв, большой горбатый, крепкий - как у всех, но белый!  Белые панталоны и белые сильные лапы. Даже бойцовские когти на лапах девственно белые. Что это? За что вороний бог Вран покарал его? Зачем он сделал его таким непохожим на других обитателей вороньего царства? Зачем он сделал его таким… безобразным?
Бога Врана, почитаемого всеми воронами никто никогда не видел и не слышал. Предполагалось, что он обитает где-то очень высоко в небесах, куда обычному ворону путь заказан. Туда, правда, праведные ворон или ворона могли попасть после смерти. Когда-то давно несколько отчаянных молодых птиц пытались долететь до той глубины неба, где по преданию Вран свил своё священное гнездо, но упали замертво.  Поэтому никто из вороньего народа больше этого делать не пытался. Тем не менее Слово Врана и Вера, созданные им, крепли день ото дня. Согласно им, воронам и воронам полагалось быть чёрными или серыми, жрать падаль, изредка баловаться зайчатиной или свежими мышами, строить добротные гнёзда в городах и сёлах, на вершинах деревьев, на колокольнях, а также плодиться и размножаться. Вороны должны любить и защищать друг друга. Родителям следовало оберегать своё потомство и наоборот. Именно благодаря мудрому учению Врана, вороны так размножились на Земле и числом своим уступали только людям. Впрочем, может не уступали, никто ведь их не считал.   В Его учении ни слова не было о том, что ворон может быть белым, может слушать музыку, писать стихи и прозу.  А Борис был как раз такой творческой птицей. Но, как известно, от хорошей жизни писателями не становятся. В то время, как чёрные братья и сёстры его бойко прочёсывали городские свалки, скотобойни или охотились на всякую мелкую живность, набивая свои желудки, он голодный сидел на карнизе концертного зала Консерватории, слушая Малера. Или в своём гнезде-студии кропал что-то наподобие «Буря мглою небо кроет». Официально никто его из стаи не гнал. Но ему было неприятно ловить на себе осуждающие взгляды других птиц и слышать их приглушённое враждебное карканье, что, мол, как его угораздило родиться таким? Действительно, как? Можно ли какое-либо живое существо винить за то, что оно родилось ущербным? И Борис решил, что лучше сдохнуть с голоду, чем находиться среди птиц, которые тебя ненавидят и презирают. Он стал добывать себе пропитание в одиночку. Не особенно хорошо получалось, однако. Вороний коллектив великая сила. Борис отощал, ослепительно-белое перо его стало грязно-серым. Разумеется, стая не могла позволить ему околеть. По Завету Врана ей полагалось заботиться о старых и недужных. Ему стали кидать в гнездо еду. Ему даже стали подбрасывали шерсть на подстилку, ветки и комки строительного раствора, чтобы он мог преобразить своё халупу, скажем, из студии в однокомнатную или даже в двухкомнатную квартиру. Как бы намекая, что он не брошен, не забыт, что он не будет всегда один-одинёшенек. Конечно, он ценил всё это. Ещё бы! Несмотря ни на что вороньё оставалось верным законам Врана, что радовало и вселяло надежду на будущее. Потом произошло другое чудо: его приняли в компанию юных воронов и ворон, некое неформальное объединение по интересам, но по большому счёту, что-то наподобие клуба знакомств. Конечно, появляться там было иногда необходимо, просто потому что невозможно было корпеть с утра до вечера в своём гнезде, кропая стишки. Поначалу он не шибко наслаждался своим членством в новом коллективе, являлся на собрания через два на третье. Заглазно его и здесь тоже считали страшилой и перерожденцем. Но потом вдруг ему, этому дефекту природы, приглянулась одна совершенно нормальная, жгучая брюнетка по имени Галя. Теперь он стал бывать в клубе чаще. Чуть ли не каждый день. Ах, Галя, Галя!  Без неё он по всей видимости вообще оставил бы затею с клубом, Но Галя… Она была нечто, она вошла в его сны. Как он слышал в одной человеческой песне:
Ты снишься мне,
Ты снишься мне,
Тревожными ночами
Снишься мне…
Галя была чёрная с синеватым отливом крупная крепкая молодая ворона с огромным горбатым клювищем, пушистым хвостом и маленькими мечтательными глазками. Вороны как правило меньше воронов. Вороны-самцы предпочитают миниатюрных подруг. А Галя была крупной дебелой девушкой. И вот, надо же такому случится, что этот недоделанный Борис влюбился в Галю, ворону до мозга костей и кончика хвоста.  Да ещё как влюбился! Она, правда, никому больше не нравилась. Возможно, что пока. На всякий товар в вороньей стае находился свой покупатель. Интересно, что от Врана сохранилось поучение на этот счёт, а именно, что вороны могут, конечно, следовать сердцу в выборе жены, но главным всегда должно оставаться производство здорового потомства и забота о нём.
Борис много мечтал об их совестной жизни. О том, как каждый год Галя будет нести по четыре-пять яиц (большая и крепкая, она сможет!), которые они вместе будут высиживать. И как потом они будут таскать в гнездо дохлых ящериц, и запихивать в отверстые ротики своих чад, а впоследствии учить эту молодую поросль летать. И так каждый год, много лет подряд. Его птенцы будут чёрными - пречёрными, и в конце концов все вокруг забудут, что сам-то он, глава клана, белый
Счастье конечно, что Борис и Галя часто, без особых усилий с его стороны бывали рядом, а точнее, в одной компании. Он следил, чтобы никто из других молодых самцов не увивался за ней. Похоже, что она особенно никого из них не интересовала, да и ей пока что никто не приглянулся. Случилось так, что однажды в конце дождливой зимы они оказались наедине на вершине старой липы. Это было начало сезона брачных игр. И Борис грешным делом подкатил к Гале со своими стишками. От волнения он не мог читать наизусть. По счастью при нём оказался плоский кусочек древесной коры с произведением, нацарапанным когтем:
Кра-кра, кра-кра,
Кра-кра, кру-кру:
О, стань моей,
Иль я помру!
Галя слушала, скептически склонив набок головку с увесистым клювом. Потом сказала:
- Кра-сиво! Но мы, кра, такие разные! Вы не находите, кра?
Борис от неловкости и расстройства чуть не грохнулся оземь.
- Я не нахожу, кра!  Может вам не нравится цвет моих перьев, кра?
- О, нет, что вы, что вы, кра! Наоборот, вы очень даже кра. Но я бы предпочла дружить с вами, кра. Давайте будем, кра, друзьями-товарищами! 
«Тамбовский волк тебе товарищ!» -  Борис вспомнил реплику из старого кинофильма, который он смотрел когда-то в кинотеатре на открытом воздухе в парке культуры. Вообще-то, настоящие мужчины не сдаются после того, как женщина им откажет. Борис был не один такой, кому любимая женщина предлагала дружбу вместо любви. Многие вороны после такого афронта продолжали борьбу и почти всегда добивались взаимности. Но он ведь был поэт, ранимое существо, белый ворон. Поэтому, не промолвив ни слова, он спрыгнул с ветки и улетел в своё гнездо.
С тех пор он перестал смотреть на женщин, перестал бывать в клубе знакомств. Жизнь его, такого белого, стала совсем беспросветной, цвета перьев его сородичей. Он даже решил покончить с такой жизнью. Однажды утром он вышел из своего гнезда-студии на ветвистом дубе и сложив крылья, упал на землю.
Он лежал в парке под своим дубом, думая, что уже давно умер. В мыслях он летел куда-то вверх, в глубину неба, полагая, что вот-вот увидит таинственное священное гнездо Врана. И он бы наверно умер и увидел-таки Его гнездо, если бы не услышал над собой женский голос. Женщина по-видимому обращалась к своему спутнику, говоря:
- Смотри, какая необычная белая птица!
- Она мёртвая. Давай похороним, - сказал мужчина.
Женщина присела перед Борисом на корточки и тронула его тело. Страшная боль в плече заставила ворона открыть глаза.
- Он живой, живой!
Люди закутали Бориса в шарф и принесли домой. Потом ветеринар наложил шину на плечо Бориса и поставил его на лапы. Борис стал жить в доме людей. Вообще-то он не собирался жить. Он теперь знал, чтобы покончить с жизнью надо падать с большей высоты. И он собирался рано или поздно это сделать, но пока ему было просто интересно. Он никогда не бывал в доме людей. Он никогда не видел так близко человеческих самцов и самок. И что удивительно, они показались ему очень красивыми. Особенно женщина. Хозяйка. Она была высокая и тонкая. У неё были белые волосы, чуть темнее перьев Бориса. Клюв у неё был аккуратный и маленький, а рот, расположенный отдельно от клюва, всегда ярко красного цвета. Также у неё были огромные жёлто-зелёные глаза. Это было клёво, это было так далеко от вороньих стандартов красоты, но Борису почему-то нравилось. Пока Борис не мог летать, и ходил, волоча крыло, Хозяйка кормила его с руки. Этими же руками, своими длинными пальцами она извлекала звуки из белого рояля. Теперь Борису не нужно было летать в Консерваторию, чтобы впитывать эти волшебные звуки. Женщина по вечерам музицировала, а Борис замирал на своём белом подоконнике. Ему хотелось подпеть:
Кра-кра, кра-кра,
Кра-кра, кра-клю,
Хозяйка,
Я тебя люблю!
Но он не издал ни звука, опасаясь, что его пение может нарушить гармонию. И правильно делал! Мало того, что он гадил на покрытый дорогой краской подоконник, который был его уголком в доме и который Хозяйка без конца за ним вытирала. Если бы он ещё закаркал от избытка чувств ей под руку, исполнявшей «Осенний вальс» Шопена, их взаимному чувству мог бы наступить преждевременный конец. Но слава Врану, Борис промолчал. И эта его новая любовь осталась жить.
В доме нередко собирались гости. Люди приносили другие инструменты, играли на них и на белом рояле, пели, читали стихи. Потом гости окружали Бориса и говорили, говорили:
- Какая прекрасная белая птица! Какой он мужественный! Какой он большой!
Борис, конечно, ничего не понимал. Он ещё не знал человеческого языка, которому, впрочем, впоследствии не без помощи Хозяйки быстро научился. Однако, он чувствовал тепло, исходящее от этих двуногих существ. Оно его грело. Ему было так хорошо в человеческом доме. Он даже стал забывать о своём намерении покончить с жизнью. Но всё-таки он был вороном, рождённым вороной, следующим заветам Врана.
В конце концов поломанное плечо его зажило. Он снова стал летать. Первым делом он решил навестить родную стаю. Когда он прилетел, то увидел, что его любимое гнездо-студия занято большой хищной совой. Совы никогда сами ничего не строят. Но не против поживиться чужим. Он пытался объяснить ей, что это его квартира. Он вложил в неё массу труда, и сейчас имел полное право в неё вернуться. Но сова пялилась на него своими жёлтыми незрячими глазищами и не собиралась освобождать помещение.Вот, к примеру, у неё такие же большие глаза, как у Хозяйки, но разве это красиво?  Он полетел жаловаться в стаю. Родичи, лохматые чёрные птицы с огромными клювами, с трудом признали его и были удивлены, что он ещё живой. Ему пообещали новое отдельное гнездо, но пока пусть погуляет. Его возлюбленная Галя очень быстро после того памятного разговора на вершине старой липы выскочила замуж за какого-то мало приметного чужого ворона и улетела с ним на Урал. Ну, что же, Вран ей в помощь. И вообще, плевать, у Бориса был теперь другой дом, другие привязанности, другие интересы. 
Борис прилетел назад в свой новый настоящий дом. Хозяйка готовила обед. В воздухе бродили божественные запахи. Когда он сел на подоконнике огромного окна в гостиной, женщина подошла к нему, обняла нежными руками и поцеловала в лоб. В такие моменты Борис жалел только об одном, что он не человек, что он никогда не сможет по-настоящему целоваться с их убийственно прекрасными женщинами. Хозяйка снова ушла на кухню.
Белый ворон прихватил с собой плоский кусочек коры, на котором собрался сделать одну важную запись. Он посмотрел в большое зеркало и увидел там себя, ладного белоснежного принца. С некоторых пор благодаря своей новой счастливой жизни он почти перестал писать. Разве что иногда, одну одну-две фразочки. Поэтому, сидя на своём широком подоконнике, он выцарапал на дощечке:
«Мой народ, вороньё, хороший, добрый, трудолюбивый.  Но, да простит меня Вран, все они уроды!»

© Alex Tsank
2-Oct-16
San Diego, CA