Папин подарок

Мой папа всегда любил меня и по возможности старался баловать. А я воспринимала это как должное. Только теперь, став взрослой, я поняла, что у меня было самое счастливое детство: ведь папа относился ко мне как к принцессе...

Из самого раннего детства мои главные воспоминания — это возвращения папы из командировок, в которые он часто ездил. Каждое такой эпизод становился настоящим праздником. Из объемистого чемодана выгружались подарки для меня и для мамы, причем мне папа привозил именно то, о чем я мечтала: лучшие игрушки, а позже — красивые платья и модные джинсы.

Наверное, я росла балованным ребенком. Но разве это так уж плохо? Балуют — значит, любят. Даже за детские проделки и шалости папа никогда не наказывал строго: уже потом он признался, что очень боялся посеять в моей душе страх перед отцовским наказанием. Он просто садился напротив, брал мои руки в свои и серьезно, глядя прямо в глаза, объяснял, почему так делать нельзя. И я понимала! Даже когда мне было пять лет — понимала.

Шло время, я выросла, поступила в институт. Папа очень гордился мною. теперь я жила отдельно — в большом городе, в часе езды от родительского дома. Получала стипендию, и каждый месяц мама с папой присылали мне определенную сумму, так что, в общем, денег мне хватало.

И вот как-то в магазине я увидела сапоги... Это была мечта! Они как раз подходили к новому модному пальто, которое я купила, безжалостно экономя на собственном питании и заняв недостающие деньги, где только было можно.

— Карина, ты с ума сошла! — только и сказала мне подруга Наташка, узнав, сколько стоит пальто. — Как ты собираешься долги отдавать? У родителей попросишь?

— Отдам как-нибудь, — беззаботно махнула я рукой. — Посижу месяц на салатиках и кефире, это даже полезно...

Наташка осуждающе покачала головой:

— Легкомысленная ты... Пальто, конечно, красивое и тебе очень идет, но уж очень дорого... Сразу видно, что тебя разбаловали!

— Ладно, хватит ворчать, — засмеялась я, — прорвемся! Деньги приходят и уходят, а такую красоту я больше нигде не видела.

И вот теперь передо мной красовались сапоги, идеально подходящие к моему рыжему пальто с пушистым воротником: высокие, изящные, на моднейшей шпильке... Я сразу поняла: они должны быть моими! Теперь я не могла без слез смотреть на себя в зеркало: сразу стало понятно, что со старыми сапогами на низком каблуке, уже заметно то совсем не смотрится... А мне так хотелось покрасоваться в новых сапожках перед однокурсниками! Особенно перед Виталиком... А то он в последнее время что-то все чаще на Светку с параллельного потока посматривает. Конечно, Светка упакована по высшему разряду, недаром у нее папа — дипломат...

Мне стало так жалко себя, что я даже всхлипнула. Ну почему одним в жизни достается все, а другим приходится экономить на масле и сыре, чтобы прилично одеться? Вот где взять деньги на новые сапожки? Опять просить у знакомых? Никто не даст — нужно сначала со старыми долгами расплатиться. Обратиться к родителям?

Я прикусила губу и уставилась за окно, ничего не видя. Я знала, что у папы сейчас не очень-то с заработком. Старая фирма закрылась, он устроился где-то простым рабочим, доходы семьи резко снизились, ведь и мамина зарплата воспитательницы детского сада не позволяет особенно шиковать... Младший брат — это тоже расходы, да еще какие: то штаны порвет, то рубашку школьную, а недавно играл в футбол своим портфелем, после чего тот превратился в мусор. Нет, просить у родителей такую сумму мне совесть не позволит.

Но тут перед глазами снова возникли сапожки из магазина. Их же заберут, осенило меня. Размер самый ходовой, и продавщица сказала, что остались последние три пары... Как же мне хотелось эти сапожки, до дрожи, до слез!

Не помню, как я прожила оставшиеся до выходных три дня. Каждый день по пути из института заходила в магазин и подолгу замирала перед полкой, осторожно  Брала в руки чудо-сапожки, любовалась, потихоньку вздыхала. Неужели им не быть моими?

Наконец пришла очередная пятница, и я, едва дождавшись окончания лекций, рванула на автобус.

— Кариночка! — радостно закричал папа, увидев меня, и крепко обнял. — Вот приятный сюрприз!

— Что-то случилось? — мама тоже улыбалась, но в ее глазах плескалось беспокойство. — Или ты просто так приехала?

— Соскучилась, — опустила я глаза. — Просто так, вас повидать... Как Ромка? Двоек много нахватал?

— Вот еще, — пробурчал брат, утыкаясь мне в плечо. — Всего две тройки...

— Ничего, исправит! — жизнерадостно воскликнул папа. — Ну пойдем, Кариночка, пойдем в дом, раздевайся... Мама твои любимые котлеты приготовила...

После ужина папа предложил прогуляться по нашей улице. На ней еще сохранились старые высокие тополя, которые помнили меня маленькой девочкой, и было много уютных уголков вроде скамейки под раскидистой яблоней или качелей между двумя столбами на пустыре.

— Ты чем-то огорчена, доченька? — папа, не дождавшись от меня откровенности, тревожно заглядывал в глаза. — Я ведь вижу. С учебой что-то не ладится? Или обидел кто? Может, расскажешь?

И я не выдержала: уткнулась в папину грудь и, захлебываясь слезами, принялась объяснять, как мне до дрожи хочется новые сапожки...

— Они такие красивые, папочка, если бы ты знал! — прорыдала я, будто маленькая девочка. — А эти... Я смотреть на них не могу!

— А помнишь, как они тебе нравились? — задумчиво улыбнулся папа, поглаживая меня по голове. — Еще год назад... Как ты просила их купить...

— Да, но тогда мы покупали их к куртке! А к пальто эти сапоги совсем не годятся. И они уже старые, протекают... — соврала я, чувствуя, как краснею.

— Протекают? — озабоченно переспросил папа. — Это никуда не годится. Значит, говоришь, очень красивые сапожки?

— Очень, папочка! — горячо воскликнула я. — Только стоят дорого...

— Ну, не грусти, дочка, что-нибудь придумаем! — подмигнул мне папа и заговорил о другом.

Выходные прошли быстро, я с удовольствием ела мамины пироги и блины, общалась с соседками-подружками, болтала с Ромкой. Папа больше не заговаривал со мной о сапогах, но, провожая меня вечером в воскресенье на автобус, шепнул:

— Не грусти, поняла? Я сказал: будут у тебя сапоги.

И я сразу повеселела — не было такого, чтобы мой папа меня обманул!

В понедельник после занятий я помчалась в магазин. Продавщица встретила меня насмешливой улыбкой:

— На свидание прибежала? Стоят, дожидаются.

Я смущенно улыбнулась в ответ: понятно, со стороны моя беготня выглядит смешно. Но не смогла удержаться, чтобы не померить замечательные сапожки еще раз.

— Очень красиво! — со знанием дела кивнула продавщица, наблюдая, как я кручусь в сапожках перед высоким, в человеческий рост, зеркалом. — Знаешь, — понизила она голос, — можно будет попробовать поговорить с хозяйкой — если возьмешь еще что-нибудь, то за две пары она даст хорошую скидку...

— Нет, — с сожалением покачала я головой, — две пары я точно не потяну... Да и не надо мне больше ничего, только эти сапожки.

— Ну, тогда ищи деньги, — продавщица сразу потеряла ко мне интерес и отвернулась к новым покупателям.

А я с упавшим сердцем поплелась на квартиру, которую мы снимали вместе с Наташкой. Без всякого аппетита поужинала макаронами и улеглась лицом к стене. Так, в безрадостных мыслях, прошло три дня. А в четверг, только я проснулась, зазвонил мой телефон и я услышала веселый папин голос:

— Доча, не спишь? Я приехал, встречай: через десять минут буду у тебя!

И скоро на пороге появился мой папа. Он широко улыбался, глаза его сияли. Не дав мне даже поздороваться, он широким жестом протянул пухлый конверт:

— Держи, принцесса! Хватит на сапоги?

Я только хлопала глазами: денег было достаточно не только на сапоги — я могла теперь спокойно расплатиться с долгами и не отказывать себе в привычных лакомствах.

— Папочка... — охрипшим от волнения голосом произнесла я наконец. — Спасибо тебе! Только... Откуда столько? Ты что, банк ограбил? — попробовала я пошутить, но тут заметила, что обе папины руки забинтованы.

— Ерунда, не обращай внимания! — засмеялся папа. — До свадьбы заживет.

— Папа, что это? — в ужасе прошептала я. — Что случилось, что ты скрываешь от меня?

Видя, что я все равно не отстану, папа нехотя рассказал, что несколько ночей подряд после работы на заводе он разгружал металл и вот — руки обморожены и порезаны...

— Это ничего, Кариночка! — он осторожно вытер тыльной стороной забинтованной кисти мою щеку, по которой катилась слеза. — Честное слово, совсем не больно! Завтра или послезавтра снимут повязку.. Я сам виноват: надо было осторожнее с металлом, не заметил острых краев... Ну не плачь, пожалуйста! Лучше улыбнись! И пойдем скорее в магазин — я хочу посмотреть на сапоги!

— Папа... — сквозь слезы выговорила я. — Папочка, ну зачем ты? Если бы я знала...

— Так, дочка, хватит плакать! — строго сказал папа. — Говорю же, все нормально — неужели я не могу сделать подарок любимой дочери? А до зарплаты далеко... Если бы ты не смогла купить себе эти сапоги, я бы чувствовал себя гораздо хуже, — в его голосе появился звон. — Когда болит душа — это, Каринка, гораздо страшнее, чем когда болят руки. Да и не болят они почти. Так что собирайся, пойдем быстрее, а то в институт опоздаешь...

Войдя в магазин, я сразу подвезла его к полке и показала сапожки, потом надела их и прошлась несколько раз туда-сюда. Папа восхищенно цокал языком, просил повернуться, гордо посматривал на других посетителей, а потом решительно кивнул:

— Отличные сапоги, тебе очень идут, ты у меня настоящая принцесса!

Я расплатилась, взяла под мышку коробку, и мы с папой вышли на улицу.

— А теперь беги, а то опоздаешь! — папа поцеловал меня и легонько подтолкнул к подземному переходу. — Беги, доченька, через десять минут лекция...

— Папочка... — я проглотила комок в горле. — Спасибо тебе.

Он только помахал мне на прощание и улыбнулся. А я побрела по ступенькам, не понимая, почему на душе так нехорошо. Долгожданные сапожки, самые красивые на свете, были у меня в руках. Я могла хоть сейчас их надеть и красоваться, сколько угодно, — и перед Виталиком, и перед Светкой, и перед подружками. Но вместо радости я ощущала боль и стыд. Мой папа... Его забинтованные руки... Вытертая на локтях Ромкина куртка — я ведь видела, видела, что брату обновка нужнее, чем мне! Но сделала вид сама перед собой, что ничего не замечаю...

Кажется, именно в тот день я почувствовала, что детство закончилось. Капризы маленькой девочки должны остаться в прошлом. Сапоги я хотела в тот же день отнести обратно в магазин и вернуть папе деньги. Меня отговорила Наташка:

— Подумай, как огорчится твой папа. Нет уж, носи их теперь — носи и помни о том, как любит тебя отец!

Наташкин голос сорвался, и я с раскаянием подумала: а ведь моя подруга не знает, что такое отцовская любовь, ее мама растила одна... А я даже не вспоминала об этом никогда, хвасталась перед Наташей, рассказывала о папе... Какая я все-таки черствая, эгоистичная, избалованная дура!

Несколько ночей я почти не спала, ворочалась, думала... А потом устроилась на работу. Днем училась, по вечерам трудилась официанткой. Было трудно, я даже подумывала бросить работу, но, стиснув зубы, продолжала бегать с подносами. И постепенно втянулась. Мне стало легче, жизнь как-то упорядочилась. На Новый год я подарила папе красивую меховую шапку, брату — теплую куртку, а маме — платье. На это ушли все заработанные деньги, но я была счастлива: так приятно было видеть сияющие мамины глаза и слышать, как папа хвалится перед друзьями старшей дочкой...

Всю жизнь буду помнить забинтованные папины руки, никогда не забуду, как мой любимый папа зарабатывал мне на обновку, чтобы сбылась моя мечта.