Родом из детства. Бабушкин рассказ

Долгий летний, жаркий день наконец-то завершается… Вечереет… Медленно-медленно темнеет, воздух становится прохладнее и в тишине слышно, как на ветру покачиваются ветки березы за нашим окошком.
Три сестры, усевшись около бабушки полукругом, каждая, стараясь притиснуться как можно ближе, наперебой начинают уговаривать:
-Бабушка, ну, расскажи, пожалуйста, что-нибудь…
— Да, что ж рассказать, вам? — спрашивает устало бабушка.
— Ну, как раньше было, как во время войны жили…
— Эх, деточки, во время войны страшно было… Слезы только, да горе великое… Дедушка ваш погиб, муж мой; дядя ваш и тетя тоже, а мои, стало быть, сын и дочь… — тихо говорит бабушка, украдкой смахивая слезу…
Да, если, по правде-то говорить, немцы, они тоже разные были… Одни лютовали, а другие относились по хорошему, по доброму… Когда были у нас в деревне бои, и солдатики-то наши
отступали, одного из них во время боя ранило сильно и нельзя его было с места трогать. А дедушка ваш сказал так:
— Пусть останется у нас. Не пропадать же ему бедному, а если расстреляют за укрывательство, то всех вместе. А мамке-то вашей, повернувшись к притихшим Наташе и Танюшке, было-то всего три месяца.
Немцы вошли в деревню, стали все избы проверять — где солдаты прячутся?
Пришли к нам, а он бедный лежит — весь в кровавых бинтах.
Немецкий офицер кричит с порога:
— Русский солдат!!! Расстрелять!!!
Да только видно Богу так было угодно, что похож он на меня был, словно брат родной…
Подхожу к его кровати, встаю рядом и говорю:
— Брат это мой родной, брат, господин офицер, под бомбежку попал, ранило его…
А потом, по ночам, немецкий врач, тоже офицер, приносил для него, сердешного, лекарства и бинты…
— А еще солдатики давали для вашей мамки крупу и сахар, со словами;
«Бери, матка, бери, мы войны не хотим, это Гитлер хочет, а у нас у самих детки есть…»
— Я брать-то брала, а кормить детей боялась — вдруг, отравлено?
Вот, какая она, жизнь-то, сердешные вы мои…
И такое в ней бывает.
Бабушка замолчала.
А мы потом долго сидели около, молча, словно три котеночка, свернувшись в комочки, боясь нарушить такую хрупкую, словно хрустальную, мирную тишину…