Mia Luna

“Сколько мне тогда было? Кажется, тридцать или тридцать два, но я не уверен. Как странно — о тебе помню каждую деталь, а собственная жизнь превратилась в аннотацию. Моя Луна... Своенравная и свободная. Словно море, на фоне которого я увидел тебя впервые. Хранишь ли ты воспоминания о нашей первой встрече? Помнишь, как сидела на самом краешке скалы и что-то говорила самой себе? Странная девушка, подумал я тогда.

На тебе было белое льняное платье, кожаные босоножки, обхватывающие шнурочками тонкие щиколотки и несколько серебряных браслетов с маленькими подвесками — они звенели в такт энергичной жестикуляции. Я уже собрался уйти прочь, как вдруг кивнув головой (будто с чем-то согласившись) ты поднялась с земли и развела руки в стороны. Потом... Даже не знаю, как написать... Легким движением развязала белую ленту и распустила волосы - жидким золотом они заструились по твоей спине. Сорвавшийся невесть откуда ветер растрепал их и тут же унесся прочь — на мгновение мне показалась, что ты улетишь вместе с ним в сторону заката. Ты сделала шаг в сторону пропасти... И я испугался. Поддавшись порыву, подбежал к тебе — хрупкой, нежной, неземной и... Обнял. Прижал к себе так сильно, как только мог и гладил, гладил твои волосы, чувствуя, как напряжение медленно покидает твоё тело, как опускаются плечи и слёзы впитываются в мою рубашку.

- Где же ты был? - а я и сам не знал. Не мог поверить, что жил без тебя, не видел твою улыбку, не слышал голос. Казалось, мы были знакомы целую вечность — и эта же вечность нас разделяла. Я любил тебя. И люблю. И буду. Ты ведь это знаешь? Поэтому и ушла. Хотела, чтоб я сохранил в памяти такой, как увидел впервые.

Эгоистка. Не смотри так удивленно, не надо! Ты не имела права решать, что я смогу выдержать, а чего — нет. Думала только о себе, правда? Не могла представить, что больше не сможешь быть свободной, нырять в бушующее море, бегать под теплым летним дождем, играть на фортепиано. Не хотела видеть собственное тело неподвижным, непослушным, немым, похожим на холодную каменную статую. Не хотела жить такой жизнью, даже рядом со мной. Моя единственная, моя Луна...

Я брал бы тебя на руки и танцевал под шум прибоя и крики чаек. В самую ненастную погоду сидел бы у твоих ног и читал вслух книгу или рассказывал очередную выдумку, наблюдая за огнем в камине. Я нашел бы способ вернуть улыбку, заставил бы сердце биться быстрей, я бы переубедил — если б ты дала мне шанс. Хоть один. Но всё это нужно было мне — не тебе. Не осталось даже фотографии — только твои тоненькие браслетики, которые поблескивали под солнечными лучами на краю того обрыва. На них было пять подвесок — нота, ласточка, якорь, сердце и полумесяц; мне досталась только последняя. Что случилось с остальными? Ты забрала их с собой? Наверно, да - как и те четыре года, которые мы успели провести вместе.

Мне невыносимо одиноко, веришь? Моя Луна, моя милая... Я приеду, вернусь через год и напишу еще одно письмо — оно станет двадцатым... Или двадцать первым? Оставлю здесь и уйду. Пусть ветер уносит его, читает, а потом пересказывает тебе. Я устал, ужасно устал. Возможно, в следующий раз он заберет с собой и меня...”

Мужчина медленно спускался с высокой скалы, оставив на краю выступа несколько исписанных страниц, перевязанных белой лентой. Он так и не увидел, как атласные кончики затрепетали и потянулись в сторону заходящего солнца.