Ангел с гитарой

 


«Нас посещают ангелы, но мы узнаем их
лишь после того, как они отлетели прочь…»
(Джордж Элиот)

- Кто я?
- Что я?
- Кем был?
- Для чего жил?
Эти вопросы начинаешь задавать себе здесь с самого момента прибытия. Да, именно прибытия, потому что это – конечная станция. Даже не запасной путь, а тупик. Всё, поезд дальше не идёт, освободите вагоны. И тут - в Сварге, в Вирае, в Валгалле, как кому нравится – не соврёшь. А кому, собственно врать? Себе? Зачем? Суд собственной Совести самый беспристрастный и, одновременно, самый безжалостный из судов!
Сколько я здесь? День? Месяц? Год? Столетие? Здесь нет Времени. Здесь нет друзей, нет семей. Ничего, только одиночество… И только вопросы, вопросы, вопросы… К самому себе…
Что там, в Мире Живых? Помнят ли меня? Отец когда-то говорил: «Смерть приходит не от болезней или несчастных случаев – смерть приходит с забвением». Не хотелось бы мне такой участи. Правда, разная память остаётся после тебя. Ой, какая разная!
Я всё больше прихожу к мнению, что не всё было гладко в моей Жизни. Где-то что-то пошло не так. Но когда?
* * *
Семья… Хорошие, интеллигентные люди… Они окружали меня заботой и любовью, учили и воспитывали. Прививали чувство прекрасного, доброту к людям, ответственность…
Казалось бы, что ещё нужно ребёнку, чтобы вырасти трудолюбивым гражданином, хорошим семьянином? Может, так оно и случилось бы, но… Мой привычный, сбалансированный мир в одночасье рухнул: мне, ещё не отошедшему от стресса первокласснику, сообщили, что родители разводятся, и жить я буду теперь без отца и без деда – ну, может, иногда погуляешь часок-другой – то есть людей, без которых я просто не представлял своё существование. Я не плакал тогда – я вообще редко плакал даже ребёнком – по крайней мере, никто этого не видел, но это событие надломило меня. Конечно, через пару-тройку месяцев мой дед, поправ все нормы «приличия», пришел знакомиться с новым мужем моей матери и, так сказать, заявил права на меня. Благодаря ему, я стал достаточно регулярно видеться с отцом, познакомился и подружился с новой женой отца, но «трещина» в душе так и не заросла окончательно. Я всё равно чувствовал себя обделённым, обманутым. А потом у меня родились братья, Паша и Вова, и обе мои мамаши, и оба мои папаши, и даже дед – единственный человек на свете безоглядно и безоговорочно любивший меня – отвлеклись на малышей, ещё больше усугубив моё одиночество. Став старше, я понял и простил их, но тогда для меня, десятилетнего, это был очередной удар. Конечно, я любил обоих своих братишек. Конечно, мои близкие любили меня. Но мне, как они говорили «уже взрослому», уделялось всё меньше внимания, предоставлялось всё больше свободы. А я не хотел быть «взрослым», я не хотел быть «свободным»!
Вот, может, тогда и началось моё – нет, не падение - скорее, скольжение по наклон-ной.
* * *
В один прекрасный момент я, тогда уже тринадцатилетний, ощутил, что ещё чуть-чуть и «точка невозврата» будет пройдена (видимо, сработала дворянская наследственность от отцовских предков), и я переехал жить к отцу. Благо, я очень хорошо ладил с «мамой Леной» или, как потом стал её называть, «Михалной» и братом Вовкой. Ну, а об отце и говорить нечего – он всегда был для меня примером и непререкаемым авторитетом. Именно благодаря им, отцу и Михалне, я худо-бедно учился в школе, закончил несколько полезных курсов, но юношеская дурь всё-таки взяла своё и я, скрываясь от дисциплины и совершенно справедливых требований, укатил к маме и «Петровичу». Вот там-то у меня тормоза и сорвались. Среднюю школу я так и не закончил, соответственно, о продолжении обучения речь уже не шла. Работать мне, как, впрочем, и большинству моих сверстников, абсолютно не хотелось, да, собственно, никто и не настаивал. С отцом встречаться стал всё реже – стыдно было, а немой укор в глазах деда я попросту игнорировал, о чём потом (да и сейчас, здесь!) жутко жалел. А лет этак в восемнадцать я стал завсегдатаем Майдана…
Поначалу это были безобидные тусовки со сверстниками. Разговоры о музыке, о фут-боле, о других интересных вещах. Пьянство, а тем более наркотики, не поощрялось. Но дру-зья взрослели, обзаводились семьями, работой и уходили, а я оставался. Ни работы, ни семьи. Потом приходили новые люди, и я, старейшина Майдана, ставал для них неформальным лидером. Снова и снова вокруг меня менялись люди. Снова и снова я видел, как они, ставая на крыло, разлетались. Только я никуда не девался. Я стал своего рода легендой! Да что толку в такой «легендарности»? Я по-прежнему был одинок, одинок в толпе. Стал всё чаще заглядывать в бутылку, стал всё чаще ночевать где попало. Стал всё реже видеться с отцом и дедом, с братьями. А потом умер мой любимый дед…
Это был третий, почти смертельный удар! Мне было тогда всего (или целых?) два-дцать три года, а у меня ничего за душой. Тогда я попытался остепениться. Стал меньше пить, постарался наладить отношения с отцом, познакомив его со своей майдановской ком-панией, начал искать работу. Но, увы, надолго меня не хватило. Не зря, наверное, семейная легенда гласит, что в роду моей матери были цыгане. Вот и «выстрелили» гены извечных бродяг. Меня вновь стала засасывать трясина вечной тусовки, вольницы, безответственности. Даже знакомство с малышкой Никой, которое, казалось бы, должно было в корне изменить мою судьбу, ничего не изменило.
Вот так, в угаре, и прошли последние десять лет моей земной жизни. Да, в кругу вер-ных друзей и, можно сказать, почитателей и учеников. Да, рядом с любящей женщиной. Но близкие мне люди – мама, отец, бабушка, Михална и Петрович и даже братья – всё больше отдалялись, и у меня иногда складывалось впечатление, что они брезгуют мною. А ведь я так хотел, чтобы мною гордились! Когда я видел, как дед с гордостью упоминает про отца, как отец почтительно и восторженно рассказывает о деде или радуется успехам Вовы, меня пробирала дрожь. В такие моменты приходило просветление, вспоминались слова моего любимого литературного персонажа Остапа Бендера «Мне тридцать три года, а что я сделал?». Ответа не было. Не было! Тогда не было…
* * *
В ночь на третье мая две тысячи двенадцатого года я погиб. Погиб по глупости, точ-нее, по пьяни. Наверное, всё к этому шло. И, наверное, так даже лучше. Лучше для всех, и, в первую очередь, для меня. Что меня ждало впереди? В лучшем случае больничная койка в онкодиспансере и жуткая мучительная смерть от цирроза печени, но в окружении скорбя-щих родственников и друзей. В худшем – не менее мучительная смерть под забором от отравления палёной водкой. А так – раз и всё! Падение с высоты в шесть метров занимает всего семь десятых секунды. Ты даже испугаться не успел, и… Но, как ни странно, именно тогда, умерев, я и понял «кто я».
Я смотрел из Небытия на суету с похоронами: на совершенно потерявшуюся маму и растерянного Петровича, на беспрерывно рыдающих бабушку и Михалну, на сжатых в пру-жину и не проронивших ни единой слезинки отца и Вовку, носящихся по всему городу, на одеревеневших от горя друзей отца, ставших когда-то для меня старшими друзьями и учителями, и на … десятки и десятки рыдающих в голос или стонущих сквозь зубы друзей, знакомых и даже незнакомых людей в возрасте от пятнадцати до тридцати пяти. Оттуда же, из Небытия, я смотрел, как поминал Майдан некоего Змея (а ведь многие даже не знали моего настоящего имени!), как летели охапки цветов в тот злосчастный тоннель, как даже патрульные менты, узнав о причине, не разгоняли голосящую толпу…
* * *
И вот я здесь, в Вирае (так всё-таки роднее), и ищу, ищу, ищу ответы. Мог ли я про-жить по-другому? При благоприятном стечении обстоятельств, конечно, мог! Стоит ли мне искать виновных в своих невзгодах? Нет, пожалуй, не стоит. Они, те, кто виноват, люди ум-ные, сами себя простить не могут. Уж я-то знаю! А могу ли я считать прожитую жизнь пустой и бездарной? Хочется думать, что нет. Ведь, оказывается, обо мне помнят…
.
Здесь нет Времени. Здесь нет друзей, нет семей. Ничего, только одиночество… И только вопросы, вопросы, вопросы… К самому себе…
Может, именно в этом проявляются муки Ада?

г.Киев, 2016 год



Выламывая рёбра от любви,
Осенняя погода правит бал
Внутри меня.
Смотри, мой друг, смотри:
.
Как ангел серый с крыши вдруг упал
Сложил он крылья добровольно, сам.
С усмешкой горькой в небо поглядел,
«До новой встречи» – тихо прошептал…
И камнем вниз, не вверх, слетел
И расплескался он по мостовой,
Фонтаном мыслей, радостей и бед
Победами, движением вперёд!
.
Стекал с дождём весь этот бред
Туда, в пустое ничего,
Куда стечёт и наша жизнь,
Когда твой ангел вниз взлетит!
.
Держись пока, пока держись…


Оксана Корнилова,
г.Липецк,
 лето 2016 года