Перевоспитание или сведение с ума?

               


            
                размышления о романе Джона Фаулза «Волхв"










Это – произведение, написанное еще юным Фаулзом, сам он его называет творением юнца. И принимает многие из претензий критиков о смысловой перегруженности, излишествах, искусственности, надуманности. Но он сохраняет его в таком виде – как память о себе молодом. Так он тогда мыслил, чувствовал и писал.

Чем, на мой взгляд, отличаются произведения авторов, которые только начинают свой путь в литературе, от произведений опытных литераторов? Безудержное желание высказаться по такому количеству поводов, что произведение невольно чуть ли не личным дневником, в котором можно писать сколько угодно и о чем угодно, так распирает желание заявить о себе окружающему миру. И от этого, конечно же, может пострадать стройность замысла, а основная идея – «замутиться», утонуть в обилии смысловых аллюзий.

Главный герой, Николас Эрфе, при всем желании или автора или персонажей никак не может подаваться как ничтожный молодой человек по одной простой причине. Повествование ведется от первого лица. Превосходным литературным языком. Это именно Николас описывает природу, произведения искусства, людей. И делает это как профессиональный талантливый писатель.

Роман построен на попытке морального перевоспитания этого молодого человека, закончившего Оксфорд. И находящегося в стадии «становления», а не «пребывания», как правильно замечает автор этого эксперимента, Морис Кончис. То есть, он еще не сформировался в личность со своей суммой взглядов, а находится в щенячьем возрасте, время от времени демонстрируя подростковую незрелость и детское лукавство.

Могут ли они со временем трансформироваться в махровый эгоизм и черствость? Не знаю. Но пока это еще, с моей точки зрения, совершенно не так. И чисто человеческие недостатки этого молодого человека сильно преувеличены. Если начать с такой же степенью суровости и взыскательности судить всех остальных героев романа, то характеристики будут еще более уничижительными.

Николас способен на прозрения. Он без малейшей подсказки сам понимает, что стихи его бездарны. А это говорит о незаурядности, взыскательности к себе. 

Живому молодому человеку Англия того времени казалась нестерпимо пресной и скучной, тянуло на приключения, что очень понятно. Это еще не эпоха вседозволенности, а пятидесятые годы. Его отношения с девушками были типичны – обольщение и расставания. Конечно, он несколько рисовался и привирал. А кто из мужчин не делает этого? В том возрасте, в каком он находился, не имея ни работы, ни четко определившегося призвания, что он мог предложить, если бы решил вступить в серьезные отношения? Ничего. И хорошо понимал это.

Он встречает Элисон Келли, австралийскую стюардессу, живущую в Англии. Она демонстрирует свободный образ жизни, вступая в отношения с разными парнями. Неудивительно, что у него формируется стереотипный образ Элисон как «доступной» девушки, с которой можно не церемониться. Здесь проявляется и снобизм Николаса – он сравнивает ее с образованными англичанками. Англичане – нация высокомерная по отношению к американцам, австралийцам, своим англоязычным «собратьям». Биография Элисон до знакомства с Николасом мало очерчена – мы не представляем, каким было ее детство, почему она такой стала… Но Фаулз безусловно проявляет чудеса красноречия, описывая чувства Элисон к Николасу: она беспредельно его полюбила. И он стал смыслом ее жизни. Притом, что девушка эта по натуре – бунтарка, гордячка, отчасти задира. Это очень живой, ломающий все социальные и эстетические стереотипы образ темпераментной, жесткой и нежной одновременно любящей женщины.

Великой виной Николаса является, что он не оценил Элисон. Он признает: ему был удобен определенный упрощенный примитивизированный образ Элисон, и он не хотел видеть его во всей полноте. Считывая лишь то, что было на поверхности.

Но я считаю, что этот упрек можно адресовать самому Кончису, возомнившему себя Господом Богом, который имеет право судить людей за их прегрешения и карать или одаривать. Он видит людей упрощенно, сознательно примитивизирует их, сводит к схеме. Себя он рисует возвышенными красками, уверенный в своем превосходстве над окружающими. Есть круг избранных, кого он тоже ставит «над миром». Они, имея несметные богатства, решили, что имеют право судить тех, кого воспринимают как «низших».

Глубоко личное дело человека – отвечать ли ему взаимностью на искренние чувства другого. Сердцу не прикажешь. Можно прекрасно видеть все достоинства человека и не любить его. Это не преступление. И за это не судят. Так, как решили судить Николаса. Элисон жила с кем хотела, считая себя свободной. Никому на острове не пришло в голову ее за это судить. А Николас не имеет права увлечься другой женщиной.

Ни мужская, ни женская солидарность неуместны, когда речь идет о чувствах двоих людей. Только они вдвоем должны выяснять свои отношения. Или уж обращаться к специалистам, но настоящим. А не таким псевдопсихологам, каким провозгласил себя Кончис с его «коллегами».

Они ставят эксперименты на живых людях. В этом участвуют мужчины и женщины – актеры импровизированного театра. Они постоянно обманывают главного героя, сочиняют свои лжебиографии, предлагают ему одну ложную версию своей жизни за другой, он запутывается в этом потоке вранья и начинает самостоятельное расследование. Пишет письма реальным лицам, желая сравнить версии, которые ему предлагают люди из окружения Кончиса, с жизненными реалиями. Но Кончис – не явный хозяин острова. Он имеет возможность перехватывать переписку приезжих и отправлять им поддельные письма, что он и делает. В определенный момент романа ему приходит в голову «покарать» Николаса за равнодушие к Элисон, написав поддельное письмо о ее самоубийстве из-за несчастной любви. Проверить его реакцию. Он потрясен, признает себя виноватым, но не отказывается продолжать ухаживать за другой девушкой, Лилией, которая ему не перестает нравиться.

На него  обрушиваются нескончаемые потоки лжи: сначала Лилию называют больной шизофренией, потом актрисой, потом учительницей. Рассказываются якобы подлинные варианты ее биографии. Причем не только ее – и других людей из окружения Кончиса. Николас никак не может понять, с какой целью на нем ставятся эти бесчисленные эксперименты, и зачем все это нужно. Но личность Лилии бесконечно его интригует – он любит тайны и загадки. Все-таки согласившись переспать с ним, Лилия снимает маску: все это был обман, она не испытывает к нему никаких чувств.

Если до этого можно было рассуждать о свободе – ведь изначально Николаса не неволили ходить в дом Кончиса и встречаться с этими людьми – то теперь они применяют силу. Похищают его, дают лекарства, держат в забытьи. И устраивают импровизированный суд. На суде выступают с методичным перечислением его грехов и человеческих изъянов, делая это наукообразным языком в подражание Фрейду.

Для Кончиса, пережившего две мировые войны, тема войны – явно больная, он много о ней распространяется. Но то, что проделывает сейчас он с Николасом: обыкновенный фашизм. Причем он, при всей своей высокообразованности, искренне этого не понимает. Он ломает психику человека. Пусть несовершенного, эгоистичного. Но живого.

После суда «театр» продолжается – Николаса выбрасывают в реальную жизнь. И продолжают за ним следить. Он все время ждет подвоха, ему кажется, что он теперь имеет дело не с реальными людьми, а с актерами. И все они произносят заученный текст. Он становится сверхподозрительным – это уже путь к реальному психическому заболеванию: паранойе. Когда человек никому не верит и считает, что существует некий заговор против него. Ничего смешного в этом нет, это – страшное заболевание. Благодаря этой «слежке» и подсовыванию ему неких «актеров» в виде случайных знакомых у него может начаться и уже начинается другое заболевание: мания преследования или бред преследования.

Кончис на самом деле понятия не имеет, в каком аду живут настоящие психические больные. У Николаса нет галлюцинаций – зрительных и слуховых.  Это сопровождает болезни еще более тяжкие типа шизофрении. Но бред в нем вот-вот расцветет, и подозрительность станет нарастать как снежный ком. Закончится это в психиатрической клинике. Вот итог – «перевоспитания», как понимает его великий доморощенный психиатр Кончис.

Когда он узнает о двуличии Лилии и о том, что Элисон жива, он естественным образом озлобляется против девушки, которую считал уж во всяком случае искренней. И не понимает, кому вообще теперь верить.  Ему дают понять, что он должен «заслужить» любовь Элисон. Он терпеливо ждет – то ли появления этой девушки, то ли окончания спектакля, который истощил его психику?

Конечное признание Николаса Элисон похоже не столько на осознанную любовь, сколько на желание этот спектакль прекратить любой ценой: на улице сначала он бьет ее по лицу на глазах у прохожих, чтобы проверить, следят ли за ними, потом говорит, что ощущает себя будто стоящим на коленях перед ней. Можно поздравить Кончиса! Он психологически сломал Николаса. Но та ли эта любовь, которой хотелось бы Элисон? Желание навязать отношение к тому или иному человеку может привести к обратной реакции – желанию сделать назло.

Ее так трогательно выписанный в первой части романа образ рассыпается от соприкосновения с окружением Кончиса: никогда любящее существо не будет поддерживать эксперименты над психикой любимого. Какой бы обиженной она себя ни ощущала. Ее поведению нет оправданий. Связавшись с этой компанией и дав согласие им подыгрывать, она в моих глазах была уничтожена.

А если здесь кто-то и подлинный фашист, то это сам Кончис, - еще в большей мере, чем нацистские полковники, с которыми ему приходилось общаться во время второй мировой войны.

У него предположительно могут быть отдельные черты мировоззрения самого Фаулза – склонность к левым убеждениям и сочувствие угнетенным слоям населения, сочетающаяся с восхищением изысканной роскошью аристократов, которые ему представляются существами другого, «высшего» мира, как будто спустились с небес.  Но, если иметь в виду реальность его биографии, это тот персонаж, который так и остался «неразгаданным», и остается только принять нежелание автора его «дорисовать».