Мишка с куклой

                1.

   Михаил родился в хорошей интеллигентной семье. Мать работала учителем, отец военный хирург, помотавшийся вместе с семьей по стране и, наконец, осевший в Москве. За заслуги, за талант и организаторские способности, ему выделили трехкомнатную квартиру и должность главврача в военном госпитале. Когда это все сложилось, Михаилу было шестнадцать лет. Он хорошо закончил школу, сам поступил в медицинский и по распределению и просьбе отца оказался рядом с ним, многому научился и продолжил отцовское дело.
   Характер у него был мягкий, покладистый, ростом чуть выше среднего, брюнет, волосы густые и зачесаны назад, открывая большой лоб. Черты лица запоминающиеся, взгляд прямой и доброжелательный. Девушкам он нравился, в общественной жизни не выделялся, увлекался спортом и музыкой. Медицину любил, все новое принимал с энтузиазмом и тут же хотел практиковаться. Дотошно выяснял историю болезни  пациента и намечал план операции со всеми возможными вариантами, нередко спасал жизнь в безнадежной ситуации. Его, как и отца, считали замечательным хирургом, и со временем у него появились связи и деньги на вполне обеспеченную жизнь.
   Женился он после института, погуляв совсем мало, выбрал девушку скромную, милую, не привередливую, добрую и хозяйственную. Её звали Леной. Она была его пациенткой, студенткой педагогического, дочкой офицера. Играла в волейбол и вывихнула ногу. Полтора года они дружили, узнавали друг друга, потом внезапно пошли на сближение, вспыхнула страсть и почти год  упивались любовью, не думая больше ни о чем. Поженились, у них родилась дочка Катя, через два года сын Никита. На этом остановились. Она пошла работать в детский сад воспитателем. С годами Михаил все больше стал понимать, какое счастье его Лена. Он любил её и жил только ею. И она отвечала ему взаимностью, взахлеб.
  В какой-то момент с отцом Михаила, Василием Степановичем, начались проблемы. Он повздорил с родственником больного, обвинившего его в непрофессионализме и взяточничестве, устроил скандал и чуть было не подрался.  Тот обратился в министерство здравоохранения, в суд. Дело еле-еле замяли и с отцом были беседы на высоком уровне. Он сдался, ходил потерянный, начал выпивать. Мать, Ксения Ивановна,   понимала его с полувзгляда и решила, что пройдет время и все наладится. Но дальше пошло еще хуже. Василий стал ухаживать за молодыми женщинами в больнице, и отказа не получал. Завел роман с медсестрой, настроение его поднялось, помолодел даже.  Мать об этом не догадывалась,  и от  Михаила это все тоже скрывалось. Но однажды выяснилось, что медсестра Вера забеременела от отца и уволилась. Михаил рассказал об этом матери. Мать не подала вида, приняла все спокойно. Она очень любила отца, хотя никогда в этом ему не признавалась. Волновалась за него, гордилась им, переживала все его успехи и неудачи. И услышав об измене, ушла в себя, замкнулась. Отец еще приходил домой и делал вид, что все  в порядке. Может надеялся что останется в семье а медсестре будет помогать. Но мать решила по-другому.  Однажды вечером за ужином она напрямую сказала ему, что жить больше с ним не хочет и не будет. Предложила на выбор: или она уйдет к сыну, или он переедет с этой квартиры. Другого не дано. Отец был поражен. Он пытался разговаривать с ней, приводил какие-то доводы, клялся бросить Веру и начать жить по-новому. Мать категорически отказалась. Сколько сил ей это стоило,  одному Богу известно. Отец ушел. Тогда ему было пятьдесят четыре года, матери пятьдесят два, а новой жене тридцать пять лет.
   Михаил перешел из госпиталя, где работал отец, в кардиологический центр и не поддерживал с ним связь. Чаще стал навещать мать, и она ездила к сыну без всякого повода, и её встречали с любовью и уважением.
   Отец умер через четыре года, летом,  от сердечного приступа. Михаил и Лена поехали на похороны. Мать отказалась. Народу попрощаться было много. Вера стояла у гроба вся зареванная и не скрывала слез. Она не видела Михаила, и он к ней не подошел. Долго смотрел на отца. Вспоминал всю прошлую жизнь и не держал на него зла. Когда гроб опускали в могилу, Лена не выдержала и стала плакать. Михаил обнял её и прижал к себе. Отвез её домой, а сам поехал к матери. Та сидела в своей комнате в темной одежде и безжизненно смотрела в окно. Повернулась к сыну.  Он сел к ней за стол, налил водки, выпил до дна, а она только пригубила. Вышел из комнаты на кухню и зарыдал не таясь. 
   Прошло несколько лет. Раны затянулись, и жизнь вроде наладилась. На семейном совете решили приобрести участок под Москвой, построили большую дачу, мать пошла на пенсию, почувствовала прилив сил; научилась ездить на машине и ей купили недорогую иномарку. Она развернула бурную деятельность на даче, сажала овощи, цветы цвели все лето, из камней делала горки и соседям всегда была рада, все её любили и уважали.
   Катя закончила школу и поступила в институт управления на экономический факультет. Потом устроилась в банк. Вышла замуж за бизнесмена и родила дочку Сашу.  Никита все никак не мог определиться. То одно выбирал, то другое. Встретил девушку студентку из Петербурга и уехал к ней. Стал работать в порту.
   Жизнь продолжалась. Вот уже внуки Михаила и Елены пошли в школу. Михаил занял пост главврача больницы, Елена работала заведующей детским садом. Двадцатого июня ей отметили пятьдесят лет. Много было поздравлений, цветов, благодарностей и подарков. Её сад считался одним из лучших в районе. В субботу собрались всей семьей и пошли в ресторан. Вечер прошел замечательно.   Михаил очень радовался за жену и любовался ею, во время танцев шептал ей слова благодарности и любви. Лена была счастлива.
   Потом, через месяц, на работе, ей стало плохо. Она потеряла сознание, и её уложили на диван в кабинете. Медсестра перепугалась, измерила давление, которое оказалось очень высоким. Сделала укол, хотела вызвать скорую, но Лена всеми правдами и неправдами отговорила её. Пройдет, ничего не случилось. Отдохнет немного и встанет. Через два часа ей стало полегче. Голова кружилась, и слабость была во всем теле. Трудно было подняться и как-то прийти в себя, но чтобы не тревожить никого, она вызвала такси и с помощью коллег дошла до машины, сказала, чтобы не беспокоились, что позвонит, когда доедет, помахала всем рукой и уехала. Было три часа дня. Дома никого. Она прилегла на диван. Голова закружилась еще сильнее. Ей показалось, что она падает в пропасть, летит и полет нескончаемый. Перестала чувствовать язык и тело. В голове что-то взорвалось и как будто растеклось по лицу. Она побелела, и жизнь покинула её.   


                2.

    Два года Михаил то ли жил, то ли не жил. Была только боль и пустота. Ничего в нем не осталось. Он ходил на работу, общался с людьми, принимал какие-то решения. Делал операции как будто на автомате. Дома общался с родными и ничего не видел и не слышал. Часто в голове стали крутиться какие-то мелодии. Навязчивые и сводящие с ума. Моцарт, Бетховен, Бах – все, что он когда то слышал и даже пытался играть на пианино, - целым оркестром звучало в голове мощно и не затихая. Спал он плохо. Сны снились тревожные, все время нужно было куда-то бежать и кого-то догонять. Он знал, что где-то недалеко от него скрывается Лена, растворяется на городских улицах, спускается в метро и смотрит на него из открытых окон. Иногда он путал сны и явь и не мог уже понять, где он находится.
   Однажды во время операции он вдруг остановился,  задумался, снял маску с лица и, не говоря ни слова, вышел из операционной. Благо операция уже заканчивалась, и обошлись без него. Он направился в свой кабинет и стал искать какую-то бумагу с нужным телефоном. Каким и для чего – он не мог вспомнить, забыл. Искал долго, перевернув все на столе и в книжных шкафах. Потом остановился, сел в кресло и кажется, пришел в себя. Было лень наводить порядок, он лег на кожаный диван и уснул.
    Как-то раз Михаил ехал на машине. Загорелся красный свет, но он не остановился и поехал дальше. С перекрестка выехала Мазда и резко затормозила перед ним. Оттуда вышел разгневанный водитель и стал кричать на него. Он не понял, что  все это значит. Услышал только что нужно убрать машину с дороги. Переехал перекресток, остановился, выключил мотор, вышел и пошел пешком. Все-таки до него дошло, что он мог кому нибудь причинить неприятности.
   В больнице заметили перемены в нем и стали постепенно обходиться без него. Не допускали до операций, административные функции заместители взяли на себя, а перед ним оправдывались, что сегодня работы особой нет. Он ходил в больницу, давал какие-то поручения персоналу, делал осмотры и определял болезни, но уже теперь рядом с ним находился кто-то из подчиненных, страховал его и направлял.
   Однажды у него случился разговор с одним из заместителей, с которым он работал вместе много лет. Вечером, на дежурстве, они остались вдвоем в кабинете, достали бутылку коньяка, шоколад и Михаил раскрылся, стал выговариваться. Он понимал что катится в пустоту. И это уже болезнь. Лекарства и покой могли бы как-то помочь привести себя в порядок, вернуться в нормальное состояние. Но он ничего не хотел. Устал от всего. Не было больше ни желаний, ни сил что-то делать, что-то менять. Ничего ему не нужно было. Вот сидеть на одном месте и думать о жизни. Он все, что хотел, получил, все, о чем мечтал, добился. Но вот потерял Лену и все пошло прахом. Сам не ожидал, что так будет, и вскоре вероятно, он потеряет и мысли, и чувства, и уже не восстановится, и наверное, так надо. Коллега возражал, приводил примеры, как многие выживали после тяжелых потерь; он и сам, Михаил, много раз подавал примеры жизнелюбия и стойкости. Так чего ж теперь не придет в себя, не отбросит эту боль и не начнет жить заново? Ведь Лену не вернешь обратно. Никак. Михаил задумался. Сказал, что постарается жить. Не для себя, для Лены.
     Потом его отправили на пенсию. С почетом, грамотами, банкетом в актовом зале больницы. Он был растроган, даже плакал и ушел с хорошим настроением впервые за много дней.
   Могилу Лены он посещал часто. Всегда приносил живые цветы и сидел на скамейке долго, никуда не торопясь. Здесь для него был весь мир. 
   Мать Михаила переехала жить к нему. Стала налаживать его быт. Сама со всем справлялась, не жаловалась на здоровье, была энергичной, водила машину, хотя уже и не так лихо как раньше. Гаишники иногда останавливали для проверки документов, но увидев её спокойное, улыбчивое, доброе лицо, отдавали честь и отпускали, не заглядывая в права. А у дочки Кати муж бизнесмен стал заниматься какими-то непонятными операциями с ценными бумагами, много проиграл на бирже, залезал в долги, пропадал с друзьями,  и как-то еще выкручивался и оставался на плаву, менял тактику и пробовал различные  варианты игры, наверное, уже сомнительные. Катя боялась, что однажды все пойдет прахом: и квартира, и дача, и машина, и накопленные деньги. Она не понимала мужа, боялась за него и за себя, думала о разводе, но все никак не решалась, терпела. Хорошо хоть он не пил и не гулял.
   Никита, сын Михаила, так и жил в Питере. Работал в порту на кране, семью обеспечивал и никуда не стремился. Приезжал на похороны Лены. Побыл в Москве три дня и уехал, как бы не принимая ни в чем участия. Он считал себя чужим в семье. Хотя никто его никогда не обижал. Не за что было и обижать, и сердиться на него. Но он давно отстранился от семейных дел и ни о ком из близких не заботился, словно это были очень дальние родственники.

   Состояние Михаила после ухода от дел не улучшилось. Память стала покидать его. Иногда он целыми днями сидел в кресле, держал по привычке в руках газету и не читал её. Забывал и про еду, и про какие-то дела, самые простые,  которыми его пробовала взбодрить мать. Он на минуту приходил в себя от её слов и поручений, обещал заняться этим через пять минут, но не вставал, погружался в покой и бессмысленность и ничего не делал. Несколько раз он ходил  в магазин, покупал все по списку, расплачивался на кассе и  рассказывал кассирам о том, что живет с матерью, жена умерла и вот приходится самому ходить за продуктами. Кассирши терпеливо его слушали, кивали, не обсчитывали. Но потом он очень долго искал свой дом, совсем забывал, где находится. Мать сама выходила его искать. Благо он недалеко уходил, отчаявшись вспомнить адрес,  сидел на лавочке, смотрел на проходящих людей и улыбался им. Она сама стала ходить по магазинам, а ему в карманы положила записки с телефонами и местом жительства если он случайно сам уйдет из дома.   

                3.
   
      Мать умерла во сне. Михаил проснулся поздно, в квартире было тихо. Он обошел комнаты,  увидел её в кровати. Теперь прислушался. Потом еще походил по квартире, снова подошел к матери и потрогал её холодный лоб. Было что-то не так, не как надо. Он заметил на кровати рядом с ней телефон. Взял его в руку и случайно нажал кнопку «вызов». Хоть и не понимал, что ему надо делать, стал нажимать на разные кнопки. Связь сработала, в трубке сказали «алло».  По случайности это был телефон его дочери. С ней мать разговаривала последней. Он услышал голос и тихо сказал:
- Мама.
  Дочь сначала ничего не поняла, стала задавать вопросы, которые были бесполезны. Он положил телефон обратно на кровать и пошел на кухню что нибудь поесть. Это он понимал.
   Катя приехала через час. Увидела умершую мать. Михаил сидел на кухне и ел из кастрюли холодный суп. Она села напротив него на стул и долго беспомощно плакала.
   Она взяла отца к себе. К этому времени её муж потерял прежний лоск. Его выгнали с работы, он начал пить и порой по нескольку дней не ночевал дома. Первое время клялся, что больше такого не повторится, потом стал просить прощения, а теперь перестал замечать жену и отмахивался от её упреков. Когда был трезвым и никуда не пропадал, вроде как все налаживалось, успокаивалось. У него водились деньги, но где он работал, она уже не знала и не интересовалась, после того как однажды он грубо ей посоветовал не вмешиваться в его дела.
  За это время она стала в банке начальником управления, деятельной и деловой, и однажды  познакомилась с коллегой из Казахстана, Борисом,  который приехал из дочернего отделения  перенимать опыт. Он сразу ей понравился. Да и она ему тоже. Они быстро нашли общий язык. У неё появился какой-то стимул кроме работы. Она ожила.  Однажды  случайно раскрылась связь мужа с домработницей, которую она наняла для отца. Катя без промедления выгнала их обоих и подала на развод.
   Когда ей предложили поехать в Казахстан, в Астану, на правах начальника управления для продвижения большого проекта, по времени примерно на год,  она согласилась не сразу. Взяла время подумать. Это было очень заманчиво. Новая работа, перспектива, возможности, простор деятельности, и деньги к тому же очень приличные. А еще смена обстановки, уход от надоевших проблем, подальше от бывшего мужа. И дочка поедет с ней доучиваться в десятом классе. Но как быть с отцом? Вот главное. С собой его не возьмешь, на попечение кому-то здесь не оставишь. Что делать?
   Она пошла на прием к Председателю банка и все ему рассказала. Начиная с подробностей жизни деда, бабушки и матери с отцом. Тот выслушал, не был категоричным. Как вариант предложил устроить отца в хороший интернат с последующим возвратом домой. Обещал навести по этому делу справки и помочь, если, конечно, она сама согласится на это.
   И Катя согласилась.  Быстро собрала все нужные документы. Интернат выбрали недалеко  от Москвы, всего сто километров, по отзывам с хорошим персоналом, обслуживанием и врачебной базой. Она туда ездила, познакомилась с руководством, увидела условия содержания и осталась вполне довольной. Как всякого нормального человека её все равно мучила совесть,  она плохо спала и готова была отказаться от поездки в Казахстан только лишь ради отца. Да еще и муж, узнавший об этой истории, позвонил и начал её ругать, упрекать, вспомнил все плохое, что было в их жизни, вылил на неё все обиды,  и выходило так, что во всем была её вина; она безропотно слушала, молча плакала и считала, что он прав. Снова пошла к Председателю и все-таки решила поехать. Тот напутствовал: с Богом, да и Борис уже звонил несколько раз, ждет, и поможет устроиться. Катя покраснела, засмущалась, сказала «спасибо» и стала собираться на новое место жительства. И собирать отца.
   Как он отнесется к переменам? К новому окружению? Объяснять что либо ему было бесполезно. Он не понимал ничего кроме «есть, пить, спать, туалет, лежать, сидеть» да и то иногда приходилось жестами повторять значение слов. Но он помнил её, Катю, помнил обстановку в доме, где что находится, привык скорее к уединению, а там много людей будет вокруг. Вдруг в нем что-то проснется, как в ребенке, и он не будет понимать, где он и где Катя? И как к нему там будут относиться другие люди? Немолодые уже, в большинстве своем, больные и беспомощные, может и с памятью, но одинокие и жестокие в своем эгоизме. Они же могут обижать его, как-то издеваться над ним, кому он там нужен?
  В ночь перед прощанием с отцом она не спала, плакала, думала и встала вся опухшая от слез. Посоветовалась с дочерью: может все отменить и оставить как есть? Та пожала плечами и готова была принять любое решение матери. Но позвонили по телефону, сказали, что выехал автомобиль и надо поторопиться.
  Потом, через какое-то время, она задавала вопрос себе, почему она все-таки это сделала, что стало основной причиной, толкнувшей её на отправку отца в интернат. И не могла ответить. Успокаивало одно, что это не навсегда, что отец обязательно вернется домой.


   

                4.

     У интерната была большая территория с садом в тихом незаселенном месте. Здание старой постройки, кирпичное, раньше в нем размещалась больница. Но потом больницу построили новую, современную, а здесь организовали интернат. Внутри сделали большой ремонт, закупили новую мебель и оснастили кухню дорогой техникой. Палаты были просторные, теплые, кровати деревянные и удобные.  По сравнению с больницей и народу находилось меньше. Это были одинокие старики, около пятидесяти человек, преимущественно женщины. 
Буйных, тяжелобольных и совсем немощных не было, все передвигались в основном сами, хорошо уже знали друг друга и помогали как могли собратьям по старости.
  Михаила приняли нормально. Место отвели в палате на пять человек, у окна. Объяснили его соседям что он из себя представляет, попросили помочь если ему что-то понадобится, сказали что он здесь может быть ненадолго, что дочь оставила большую сумму денег которая вся до копейки будут истрачена на постояльцев. Скорее всего, закупят что-то из одежды. 
 Здесь на хозяйстве была Раиса Львовна, женщина за пятьдесят,  с двумя высшими образованиями – педагогическим и юридическим. По жизни она разбиралась во всем: и в медицине, и психологии, и в хозяйстве;  она была требовательной и мягкой. Её любили за справедливость, порядочность, отзывчивость, и если кто мог оказать конкретную и скорую помощь, то это была она, с ходу брала ситуацию под контроль и быстро решала проблемы.
     Медсестра Юля по должности стояла сразу за Раисой Львовной. Ей было тридцать пять, с высшим медицинским,  разведена с мужем-алакашем,  которого терпела семь лет, детей не завела, по характеру была покладистой, уступчивой, миссионерка, увлеченная своей работой. С Раисой Львовной они ладили и дополняли друг друга. Если Раиса Львовна решала бытовые вопросы, то Юля как сестра милосердия заботилась о каждом постояльце и видела в этом смысл жизни.
   Прочитав историю болезни Михаила, Юля пришла к выводу, что если бы родственники хоть как-то боролись за него, потихоньку лечили, посоветовавшись с его бывшими коллегами, он был бы сейчас вполне адекватным человеком. И не попал бы сюда. Он не выглядел беспомощным стариком, не худой, не обрюзгший, интеллигентного вида,  как будто что-то потерявший и никак не мог сориентироваться в мыслях.      
   Болезнь его прогрессировала, вылечить его уже вряд ли представлялось возможным, время давно было упущено, но попытаться все-таки помочь ему, назначить лечение чтобы хотя бы затормозить этот процесс, можно было попробовать. Сначала Юля решила делать это втайне, скрывая от всех. Она изучала литературу, советовалась со знакомыми врачами, наметила план действий. Но потом рассказала Раисе Львовне в подробностях свои соображения. Та не стала отговаривать коллегу, выслушала и дала несколько советов, что означало добро на проведение лечения. Во всяком случае, если оно и не поможет, хуже от этого не будет. И Юля взялась за дело.
   Но через два месяца произошло событие, которое очень сильно повлияло на жизнь в интернате. Раису Львовну вызвали в администрацию города. Она пробыла там почти весь день, а с утра вызвала в кабинет Юлю.
- Привет, Юль, заходи, присаживайся, - начала она. Внешне была спокойна, видимо, все обдумала за прошедшую ночь. – Юль, Юлечка… Так получается что я покидаю вас. Предложили другую должность, в школе, тридцать восьмой, на Ленина. Я не хотела туда идти, поверь. Но так складываются обстоятельства. Там директор не справляется, надо поднимать и дисциплину, и всю организацию пересматривать. И еще одно, немаловажное. Сюда хотят поставить Веру Анатольевну, из администрации. Она была там в должности начальника отдела. Я с ней почти незнакома, но слухи разные о ней, и не очень лестные характеристики. Честно тебе скажу, как на духу. У меня была первая мысль оставить здесь главной тебя, раз уж меня убирают, я горячо за тебя билась. Но…Меня поставили перед фактом. И может быть дело не в том, что надо наводить порядок в школе, а её, Веру Анатольевну нужно пристроить. Юль, что я хочу сказать. Здесь очень слаженный коллектив. И мне хочется верить, что вы справитесь в новых обстоятельствах. Что может измениться? Да ничего.  Работайте как работали, вы все очень хорошие и душевные люди. я с вами в огонь и в воду. Может поработаю там недолго и вернусь. Научу их уму-разуму, найду ответственных людей и обратно. Правда.
    Юля молчала, опустив глаза. Когда посмотрела на Раису Львовну, в глазах стояли слезы. Но она произнесла как можно спокойнее:
- Хорошо, Раиса Львовна, я и мы все постараемся.
   Она вышла из кабинета и ушла к себе.
   Потом собрали коллектив, и Раиса Львовна довела эту новость до всех. Люди молчали, ожидая чего-то не очень хорошего. Потому что любимый начальник уходил. Конечно, будут перемены. Но зачем что-то менять когда все давно срослось и идет по накатанной.  Через неделю Раиса Львовна вышла на работу последний день, тепло попрощалась с коллегами, и с постояльцами.
  С утра она дала себе слово быть мужественной. Но когда увидела всех своих подопечных, которые стояли и молча смотрели на неё, всё понимающие и теперь покинутые ею, с неё как бы упал камень, и ничего она поделать с собой не могла, расплакалась и не могла сдержаться. Она чувствовала их благодарность за столько лет вместе, каждого она знала и любила, а вот теперь прощаться. Ну ничего, ничего страшного не должно случиться, и все будет как было при ней.
   
               

                5.

   На следующий день пришла новая директор интерната, Вера Анатольевна. Это была довольно симпатичная женщина лет за сорок, полная, среднего роста, с выдающейся грудью, жгучая брюнетка, улыбчивая, с черными большими глазами. С ней был представитель  администрации, Игорь Дмитриевич, он попросил коллектив собраться, познакомил с новым руководителем, рассказал кратко её биографию; как Вера Анатольевна работала учителем, потом завучем школы, потом в РОНО, затем администрация, и вот ей доверили этот непростой участок работы. Сама начальница немного волновалась, сказала о себе несколько слов, что она замужем, двое детей, готова работать много и плодотворно, верит, что коллектив её поддержит, и она быстро освоится. Потом Юля показала территорию интерната, все жилые и рабочие помещения, рассказывала и вводила в курс дел. Во время этой ознакомительной экскурсии она несколько раз замечала, что начальница смотрит на неё как-то не по-доброму, словно просвечивает,  хотя на лице была улыбка, а говорила она мягко, вкрадчиво, смеялась и произносила монологи каждый раз со слов: «понимаете, в чем дело…» и описывала какие-то рабочие моменты или что-то из жизни, видимо насыщенной всякими ситуациями, и применимыми сейчас по делу. Игорь Дмитриевич в основном молчал, улыбался и напоследок, в дверях, сказал:
- Вера Анатольевна, Юлия Александровна, вы знаете, что наш мэр лично следит за порядком в школах, садах, а в интернате тем более. Он всегда найдет возможность сделать для интерната что-то необходимое, надо отдать ему должное. Но здесь, на месте, порядок и благополучие зависит от вас. Мы на вас рассчитываем и доверяем вам.
   Потом в кабинете Юля отвечала на вопросы начальницы, рассказывала обо всем более подробно; где находятся внутренние документы, кто и за что отвечает и какие имеются проблемы. Теперь на лице Веры Анатольевны совсем не было мягкости, она принимала дела и говорила отрывисто, спрашивала, глядя в упор, и хмурилась, когда Юля описывала что-то слишком многословно; видимо, она уже для себя сделала выводы, что все здесь устроено не так, несовременно, совково, без четкого соблюдения инструкций, была заметна халатность, и это её раздражало. Потом она углубилась в чтение приказов, не замечая Юлю, минут через десять подняла на неё глаза, как бы говоря: что ты здесь делаешь? Юля встала и выразила готовность оказывать помощь, если что-то от неё понадобится. Начальница посмотрела на подчиненную долгим взглядом и кивнула. 
   Юля ушла к себе. Ей не понравилась новая начальница. Она невольно сравнивала её с Раисой Львовной, хотя и понимала, что это все субъективно, и преждевременно оценивать её. И зачем так срочно нужно было освободить ей место в интернате, когда она работала в администрации города? Казалось бы, чего уж лучше. Сама она этого захотела или от неё решили избавиться? Интересно. Время покажет, что и как. Может и ничего, сработаются и выстроят нормальные отношения. Как знать.
   Новая начальница стала проявлять свой характер не стесняясь, прямолинейно и с ходу. Познакомилась с сотрудниками, вызывая их по отдельности в свой кабинет. Долго расспрашивала, чем человек занимается, выполняет ли свои обязанности, выясняла детали личной жизни, задавала вопросы об отношениях в коллективе, просила охарактеризовать своих коллег, дать им негласные характеристики. Объясняла свои расспросы желанием понять людей, составить впечатление о всех и о каждом чтобы как-то по-другому «выстроить модель отношений в данном заведении», говорила о порядках,  которые ей, как руководителю не нравятся, допущено много нарушений в работе и есть недочеты. Сотрудники отвечали как есть, поддерживали друг друга и не сводили разговор к грязным сплетням и плохим характеристикам коллег.
   Но через две недели она уволила двух сотрудниц, повара и няню в связи с несоответствием в должности. Они проработали в интернате много лет, по возрасту уже пенсионерки, но чтобы к ним были по работе какие-то претензии… Юля пришла к начальнице и попросила разъяснить, почему и за что их увольняют. Вера Анатольевна, сидя в кресле и слегка покачиваясь, держа во рту дужку очков, сказала:
- Видишь ли, Юля. Я здесь начальник и вправе сама укомплектовывать свой коллектив. По мне, они не справляются со своими обязанностями. И я возьму сюда других людей. Скажу тебе по секрету, у меня в планах поменять весь коллектив. Хоть здесь и немного платят, но люди найдутся. Вот такие пироги. И пожалуйста, занимайся своими делами. Если мне что-нибудь понадобится, я тебя спрошу.
  Юля вышла раздосадованная и ошеломленная. В голове возникали планы, как лучше себя вести, обороняться от этого хамства. И с этого дня она старалась меньше попадаться на глаза начальства, выполняла свою основную работу.
   Вскоре на место уволенных пришли две нагловатые женщины, знакомые Веры Анатольевны, от которых было мало проку. Они стали закрываться в кабинете начальницы и выходили потом слегка навеселе.
   Приезжала комиссия из администрации, перед которой начальница юлила и кокетничала, изображала заботливую и радушную хозяйку. Потом и с ними что-то обсуждала в кабинете, и комиссия уехала вполне довольная.  Юлю она больше к себе не приглашала. 
  А Юля стала потихоньку лечить Михаила. Давала ему лекарства, отмечала состояние, пыталась как-то вернуть память и моторику. Однажды она в своем процедурном кабинете вечером занималась с ним, тихонько напевая песенку:
- Мишка с куклой бойко топают, бойко топают, посмотри! – и показывала незамысловатые упражнения, чтобы он повторял.
   Надо же такому случиться, что  в комнату без стука вошла начальница. Она удивилась, смотря на все это, качала головой.
- Чем это вы занимаетесь? – спросила. – Что это за самодеятельность?
- Я разработала упражнения для возврата памяти, - ответила Юля. И уже что-то начинает получаться. – Она была смущена.
- Ты бы халат совсем сняла. У него память быстрее вернется, - недовольно сказала Вера Анатольевна. – Что ты ерундой занимаешься? Я читала его историю болезни. Вылечить нельзя. Его дочка бросила, уехала деньги зарабатывать. Прекрати это. Если у тебя мужчины нет, в другом месте решай свои проблемы. – она вышла и захлопнула дверь. Юля стояла ошарашенная. Михаил смотрел на неё, и ей показалось, что он сочувствует.
   Но вскоре и у Юли появился аргумент против начальницы. Как-то вечером ей надо было срочно решить вопрос о закупке лекарств. Она подошла к двери кабинета Веры Анатольевны, прислушалась, постучала. Внутри что-то как будто уронили, и открыли дверь только через несколько минут. Начальница была слегка растрепана и растеряна. Юля изложила ей суть дела, в дверях. Та сказала, что чуть позже рассмотрит этот вопрос, желая побыстрее закончить с подчиненной. Закрыла перед ней дверь, но у Юли что-то внутри перевернулось, она снова дверь распахнула и увидела в полуосвещенном кабинете на диване мужчину, Сергея, их водителя. Начальница повернулась, вспыхнула, бросилась к двери и захлопнула её. Это была небольшая, но победа. Но только во что она может вылиться.
   На следующий день Вера Анатольевна вызвала к себе Юлю, и в доброжелательной форме попросила её забыть о вчерашнем инциденте, извинилась даже, и оправдалась тем, что «мало ли с кем не бывает». Юля ликовала.


                6.

 
  Умерла Анастасия Ивановна Семенова, бабушка восьмидесяти двух лет. Во время утреннего обхода Юля увидела её на кровати, лежащую на спине, с закрытыми глазами. Попыталась приоткрыть веки, пощупала пульс, взяв за руку, и констатировала смерть. Пошла доложить начальнице. Та встрепенулась, вскочила с места и прибежала в палату. Для неё это было в первый раз и шок. Глаза её раскрылись, дыхание перехватило, и она ушла к себе. Юля позвонила в скорую, в отдел соцобеспечения оформить все  должным образом. У неё это была четвертая смерть. Сказать, что она привыкла, и не переживала уже, было  неправдой. С её характером к этому нельзя было привыкнуть. Она любила всех своих подопечных, все о них знала и интересовалась, понимала, что для них другого выхода отсюда не существует, и каждый раз что-то  обрывалось, когда они уходили, будто лопался сосуд на сердце, и потом нужно время, чтобы другие нити заменили его.
   Анастасия Ивановна была маленькой неугомонной старушкой. Разговорчивой, в памяти, всегда приветливой и готовой всем и во всем помочь.   Она и с Михаилом общалась. Брала его под руку, ходила с ним, разговаривала, что-то объясняла, рассказывала. Ей говорили, что он ничего не понимает, она отмахивалась и продолжала его опекать.
  Она родилась в деревне, окончила школу и приехала в Москву на ткацкую фабрику. Проработала там всю жизнь, жила сначала в общежитии, потом в коммуналке; как-то раз попала под пьяную руку соседа, тот ударил её, она упала, сильно ушиблась, и потеряла ребенка, который должен был родиться от мастера смены. Ей сделали операцию, пошло кровотечение, и еле сохранили жизнь. Соседа судили, оправили в колонию на семь лет, а мастер, начальник, её бросил. Так она и жила одна, не унывая и не сдаваясь. Пошла на пенсию далеко за пятьдесят пять, и вскоре случился инфаркт. Лежала в больнице два месяца, а сердобольные соседи за это время смогли собрать документы что она одна, ухаживать за ней некому,  и оформили её в интернат. А комнату, естественно, забрали себе.
   Приехала бригада из больницы и забрала покойницу в МОРГ. С собой взяли вещи чтобы потом переодеть. Она лежала на носилках в халате, худенькая, с растрепанными седыми волосами, безучастная ко всему. Старики и персонал простились с ней, многие плакали и перекрестили её. Похороны назначили через  день на городском кладбище за счет соцобеспечения.
  Юля позвонила Раисе Львовне и та собралась проститься с Анастасией Ивановной. В назначенное время к Моргу подъехал небольшой автобус, гроб загрузили и поставили на пол. Из провожающих были Юля, Раиса Львовна, две няни и две поварихи. Вера Анатольевна ехать отказалась, сославшись на плохое самочувствие.  На кладбище простились, сказали теплые слова и от себя положили венок и цветы. В землю воткнули черный крашенный железный крест с написанной на табличке белой краской: Семенова А.И. и годы жизни. Юля подумала, что на следующий год как земля осядет, надо будет подравнять могилку и хоть немного поддерживать порядок. После кладбища Раиса Львовна позвала всех к себе домой помянуть усопшую. Сели за стол, выпили, поговорили обо всем. Расставались поздно вечером и решили встретиться как нибудь еще, но уже не по такому печальному поводу, на какой нибудь праздник, хоть бы и на четвертое ноября.
 А на работе на завтра Юлю и бывших на похоронах женщин, ждал выговор от начальницы. Она вызвала их в кабинет, встала из-за стола и безапелляционно потребовала, чтобы больше такого не было. Есть рабочее время, которое оплачивается, между прочим. Да, бывают обстоятельства. Но проводили,  по людски, правильно, и на работу. Кто будет исполнять чужие обязанности? А вчера еще одной бабушки было плохо, давление поднялось. Благо все обошлось. Но могли быть и другие последствия. Работа прежде всего. Работы много и каждый отвечает за свое дело.
- Понятно? – она обвела грозным взглядом подчиненных.
   Юля ответила за всех, что они все поняли и постараются с большим рвением относиться к работе. Что-то в этом ответе Вере Анатольевне не понравилось, и она продолжила:
- Я еще раз повторяю. Я не допущу неподчинения моим приказам. В следующий раз заранее пишите заявление, а если не получается – подробное объяснение отсутствия на рабочем месте. Свободны.
   Юля после этого нагоняя подумала, что начальница оказалась все-таки стервозной и неадекватной натурой, и надо как-то попробовать бороться с её выходками.

                7.

 
    В интернате случился пожар. Потом уже долго разбирались, что могло случиться, выдвигали разные версии. Дежурила старшая нянечка, Валентина Ивановна. Вечером она включила чайник на кухне, пошла делать осмотр. Было где-то часов одиннадцать. Внезапно погас свет. Здание погрузилось во тьму.  Она долго искала свой телефон чтобы использовать как фонарик. Нашла, осветила дорогу и пошла к щитку с пробками. В это время почувствовала запах дыма. Повернула на кухню и издалека увидела мечущиеся по стенам языки пламени. Она бросилась туда. Приоткрыла дверь. Горел стол и кухонные деревянные полки. Пламя было сильным. Может быть и можно было потушить водой или найти огнетушитель, но женщина растерялась, она подумала, что надо спасать людей, закрыла дверь на кухню и побежала в палаты. Кричала: «Пожар!», металась по комнатам, поднимая стариков, освещала им дорогу телефоном, помогала встать с постели, благо лежачих не было. Позвонила в 112 и вызвала пожарных. Набрала номер начальницы, сказала, что случилось, и в трубку рыдала. Когда стала в двери выводить людей, бежала обратно и обо что-то споткнулась, растянулась на полу и поняла, что встать не сможет: то ли вывихнула, то ли сломала ногу.
   Пожарные приехали быстро, минут через десять, четыре машины,  а также скорые и полиция.  Юлю оповестила начальница, и они практически одновременно прибежали к интернату. Огонь выбился наружу, на крышу. Пожарные освещали фарами здание и быстро бегали, разворачивая шланги. Юля осматривала стариков, расположившихся в саду, кто в чем, на лавках и на земле, благо было тепло. Она пересчитывала их, заглядывала в лица, пытаясь понять, как себя чувствуют и все ли на месте. Раздался треск: видимо, стала ломаться крыша. Вдруг Юля поняла, что не хватает одной бабушки и Михаила. Она помчалась в темноту, по парку, может они вышли и где-то в другом месте, спрашивала врачей и полицейских – никто не видел. Валентина Ивановна сидела на каком-то ящике с врачом и у неё была истерика. Сказать толком ничего не могла, все повторяла: спасите, спасите людей, я во всем виновата.  Юля подбежала к пожарному и прокричала, что в здании остались люди. Она рванулась туда, он за ней, на ходу надевая на неё респиратор и облив из ведра водой. А вслед Ольга Анатольевна кричала:
- Дура, ты куда, сгоришь. Им то все равно! - и внезапно осела на землю, поняв смысл своих слов.
   Юля распахивала подряд все двери, освещенная фонарем пожарного. Было жарко и дымно. И в ванной на полу она увидела Михаила и Зинаиду Павловну. Они сидели рядом и смотрели на дверь. Юля показала пожарному, чтобы он нес бабушку, а сама за руку повела Михаила. Потом на улице, на свежем воздухе, пришла в себя и отдышалась. Пожарные еще раз осмотрели здание и больше никого не обнаружили.

   Что было потом? Пожар освещали в прессе и на телевидении. Приезжал губернатор и мэр, они проявляли заботу и в общем, отделались легким испугом потому что обошлось без жертв. Посмотрели последствия пожара. Выгорела кухня, крыша над ней, что-то покоробилось и просело. Решили сделать капитальный ремонт и оставить здание под интернат.  Стариков пока поселили в дом отдыха. Раиса Львовна приезжала, все расспрашивала, расстроилась сильно и как могла помогала в разбирательстве этого дела.   Веру Анатольевну с должности сняли. Хотели поставить на её место Юлю, вызвали на разговор в мэрию,  но она отказалась, решила остаться медсестрой. Начальником назначили мужчину пятидесяти лет, бывшего военного, нормального, хозяйственного, спокойного и благожелательного человека.
   Юля позвонила  Кате, дочери Михаила. Та в экстренном порядке вернулась из командировки, забрала отца домой и наняла ему сиделку; сама осталась в Москве. При встрече с Катей Юля все подробно рассказала ей рассказала,  та расплакалась и протянула медсестре конверт с деньгами, не корысти ради, а как благодарность за все. Юля не взяла. Женщины стали перезваниваться время о времени,  месяца через четыре Юля приехала к Кате навестить Михаила. Он долго смотрел на неё, как будто вспоминал, она разговаривала с ним, и даже запела: «Мишка с куклой громко топают, громко хлопают, посмотри»…  Ей показалось, что он напрягся и как будто стал вспоминать движения, но никакой реакции не последовало. 
   С самой Юлей произошли перемены. Как-то раз в пансионат приехал парень. Молодой, плечистый, симпатичный. Юля спросила его, кого он хочет навестить. Он представился, зовут Алексей, а пришел к ней, к Юле. Она – то его не запомнила на пожаре, а это он помогал ей спасать людей. И конечно не  забыл красивую, высокую, решительную и смелую белокурую девушку. Искал её, и вот нашел. Ну и … они стали встречаться, и все велось к свадьбе. 
   Михаил прожил еще долго. Память так и не восстановилась, хотя Катя возила его к специалистам и пыталась вылечить его.


22.08. 2017  - 11.05.19