Тайна золотого божка

Владимир МАНВЕЛОВ 


 
Сатьял проснулся от ощущения, будто в правую ногу вогнали тысячи микроскопических иголок. Попробовал пошевелить пальцами, но они — словно чужие. Осторожно, каждое мгновение ожидая вспышки боли, принялся сгибать ногу в колене. Наконец-то удалось дотянуться до пальцев. После недолгого массажа кровообращение восстановилось.

- Нет, надо ходить. И надо ходить, — приговаривал он, — как можно больше. Иначе суставы совсем закостенеют, и на всю жизнь останусь калекой.

- Резко откинул одеяло и от выстуженного за ночь воздуха — он принципиально не пользовался электрическими обогревателями, считая, что они «съедают» кислород, — тело моментально покрылось «гусиной кожей». Припадая на больную ногу, Сатьял доковылял до кресла, на котором лежала одежда.

Прошло уже более полугода после злополучной катастрофы, но она все еще давала о себе знать. Правую руку, правда, оказалось все-таки легче заставить нормально функционировать, чем научиться писать левой. Но вот нога… Да и часто, до тошноты, болела голова.

- Но жить все-таки можно, — улыбнулся Сатьял.

Сквозь жалюзи окон едва угадывалась серая мгла. Он глянул на часы: рановато даже для непальцев, которые обычно поднимаются чуть ли не с первыми лучами солнца. «В конечном счете, лучшего времени для тренировок и не придумаешь, — уговаривал сам себя Сатьял. — Хоть зрителей с сочувствующими взглядами не будет».

По привычке взял было костыли, но, немного подумав, забросил их в угол. Достаточно будет и палки! На первой же ступеньке сморщился от пронизывающей боли. Когда сошел с лестницы, рубашка была - хоть выжимай.

На улице ни души. На первый раз сотню метров туда и обратно. В конце улицы между домами на темном фоне неба начинали проступать искрящиеся снегом горные вершины. Первые солнечные лучи всеми цветами радуги лениво играли на закованных в ледовый панцирь пиках.

Вдруг ломкую предутреннюю тишину разорвал человеческий крик. Послышался топот ног, и из узкого проулка выскочил насмерть перепуганный носильщик. Он весь дрожал от страха. От тяжелого дыхания вздымалась грудь, в такт раскачивались на коромысле сплетенные из тростника большие чаши. На одной лежала прокопченная голова буйвола, а на другой - огромные куски свежего, еще дымящегося мяса. Как бы кули ни был испуган, коромысла он никогда не бросит. Страх-то проходит довольно быстро, а вот возмещение убытков хозяину займет долгие недели, если не месяцы.
 
- Саб /господин/, — он не мог унять дрожь в голосе, — там Будда…
 
- Я так и знал! Сам Будда не преминул спуститься на землю, чтобы полюбоваться моей грациозной походкой, - Сатьял попытался шуткой привести кули в себя.

Тот же от слов Сатьяла совсем ошалел. Он так широко раскрыл глаза, что, казалось, они вот-вот вывалятся из орбит. Нижняя челюсть беззубого рта отвисла.

- Закрой рот, дорогой. Так недолго и кишки застудить, - улыбнулся Сатьял.

- Там грабители, - наконец-то сумел проговорить кули. - Они пытались украсть Будду.

- Где? — настала очередь Сатьяла от удивления вытаращить глаза.

- Там, - кули рукой казал в сторону проулка. - Храм Бангемудхе.

Моментально забыв, что у него почти не сгибается нога, Сатьял, воинственно размахивая палкой, немыслимыми прыжками устремился в проулок. Кули едва поспевал за ним. Вот и древняя как мир пагода. А перед ней - на отполированном веками основании из серого камня безмятежно сидящий в позе лотоса Будда.
Сатьял бросил недобрый взгляд на кули: «Что за глупые шутки?» Но тут он увидел рядом с постаментом отливающий мертвой синевой лом. Внимательно приглядевшись, Сатьял заметил, что само изваяние сдвинуто со своего места и слегка наклонилось. Кули наклонился к лому, чтобы подправить святыню.
 
- Ничего не трогать, — закричал Сатьял. — Быстро в полицию!

- Носильщик покорно подхватил коромысло.

- Да брось ты свое чертово мясо! — рассердился Сатьял.

Кули испуганно замахал руками: «Оставить коромысло с мясом здесь – да никогда! Если уж каменную скульптуру чуть не утащили, что тогда говорить о нескольких кусках мяса».

— Ладно. Стой здесь. И никого близко не подпускай, - Сатьял, отрывисто стуча палкой по мостовой, устремился к аптеке.

Разбуженный провизор долго не мог понять, что от него хотят. Он даже не стал сопротивляться, когда Сатьял грубо оттолкнул его и решительно проковылял к телефону. Набрав номер, долго ждал ответа.

- Адикари, это ты? -  не поздоровавшись, пошел в атаку Сатьял. - Пока ты спишь, в городе творится черт знает что. Тебе что, деньги платят, чтобы спокойно спать и на все плевать? Немедленно высылай сюда свою «Летучую группу». Или ей купили полицейский «фольксваген», чтобы за пивом ездить? Я всегда говорил, что мы транжирим государственные деньги.

- Вы, может быть, сначала представитесь, — послышался в трубке сонный голос.

- Это Сатьял.

- Тебя даже больница не утихомирила. Раньше ты будоражил всех на мотороллере, а теперь что - на инвалидной коляске? Тоже мне гонщик.

- Выбирай выражения, — не на шутку рассердился Сатьял. — Я тебе звоню как официальному лицу. Представителю власти, наконец. Немедленно приезжай сюда.

- Если ты мне скажешь куда, то обязательно приеду, но по пути непременно заскочу в сумасшедший дом и прихвачу с собой санитаров.

- Я говорю с тобой совершенно серьезно. У храма Бангемудхе какие-то негодяи пытались похитить изваяние Будды.

- Что??? Еду.

В трубке послышались короткие гудки.

И действительно, не прошло и пяти минут, как спящие дома из сырцового красного кирпича озарились светом автомобильных фар. Сатьял едва успел отскочить в сторону. Ярко, до боли в глазах, мигая проблесковыми синими маячками на крыше, полицейский серо-голубой «Фольксваген» с броской надписью на борту «Летучая группа» резко затормозил в метре от статуи.

Из микроавтобуса высыпали полицейские. Четверо встали по углам постамента, а пятый, увидев попытавшегося прошмыгнуть за угол дома кули, бросился за ним, на ходу вытаскивая из кармана наручники. В это мгновение подъехал «Ниссан-пэтрол» и бампером почти уткнулся в опешившего носильщика, отрезав ему путь к отступлению. Тот и глазом не успел моргнуть, как на его запястьях защелкнулись наручники.

- Не вздумай дергать руками: чем сильнее дернешь, тем сильнее они затянутся и, в конце концов, могут поломать кости, - снисходительно бросил Адикари, захлопнув дверь автомобиля.

- Браво! Браво! — захлопал в ладоши Сатьял. — Случайно, господин начальник полицейского управления, инспектор Мегре не приходится вам дальним родственником?

Услышав голос Сатьяла, водитель «фольксвагена» направил на него фару-искатель. Один из полицейских натренированным движением выхватил из брезентовой кобуры огромный кольт и взял на изготовку.

- Может быть, вы еще и пальбу затеете?! — глаза Сатьяла побелели от злости.

Адикари, знавший его с детства, даже растерялся.

- Что с тобой, Сатьял?

- Ты лучше скажи, что с тобой? К чему все это представление с наручниками и пистолетами?

- Дьявол тебя возьми, - рассердился Адикари. — А что бы ты хотел увидеть? Ведь сам же вытащил меня из постели. А как мы, по-твоему, должны обращаться с грабителями - угощать сладостями или приглашать на пиво?

- И кого, позволь узнать, ты считаешь грабителем? Меня или, может, вот этого бедного кули, который первым и забил тревогу?

Адикари бросил недовольный взгляд на полицейского, стоявшего рядом с дрожащим от страха кули.

- Тогда почему, господин начальник, он пытался бежать с места преступления? Если он ни при чем, тогда бы не прятался. Чего же он за дом, в темноту бросился? — твердил в свое оправдание полицейский.

— А что бы ты хотел?! Ты когда-нибудь себя в зеркале видел?

- Успокойся, Сатьял. Парень делал все правильно. Ты же сам мне по телефону сказал, что кто-то пытается украсть статую. И они, вполне естественно, приняли вас за грабителей. И хватит об этом. Сними с бедняги наручники, — приказал Адикари полицейскому. – И попытайся выяснить у него, что он видел, если, конечно, ему память со страху не отшибло. Всем остальным — внимательно осмотреть место происшествия.

Однако ни тщательный осмотр, ни допрос кули, который, видно, и спугнул бандитов, практически ничего не дали. Действительно, кто-то пытался стащить скульптуру, и ему удалось с помощью ломика сдвинуть изваяние с места. И орудовал — Адикари готов был поклясться головой — не специалист. Слишком он спешил: на каменном постаменте от неловких ударов несколько глубоких сколов. Но даже если грабителю, или грабителям, и удалось бы снять скульптуру, что дальше? Слишком она большая и тяжелая, чтобы незаметно…

- Господин начальник, - прервал его размышления полицейский, который угрожал кольтом Сатьялу, - посмотрите, что я нашел между камнями возле изваяния.

На ладони он протянул завернутую в целлофановый пакет трубку для курения опиума, какие продаются почти в каждой сувенирной лавке.

- Так и знал. Хиппи! Накурились до одурения, а потом пошли зарабатывать на новую порцию наркотиков.

- Почему именно хиппи? — удивился Сатьял.

- А ты видел, чтобы непальцы курили такие трубки?

- Надо что-то делать.

- А что бы ты сделал?

- Как что? Выгнал бы всех хиппи к дьяволу!

В ответ Адикари снисходительно усмехнулся:

- Все вы, журналисты, слишком скоры на руку. Помнишь рождество тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года? Как же вы все радовались, когда хиппи решили провести у нас так называемую международную конференцию. Считали, это будет лучшей рекламой гималайскому королевству: сразу, как по мановению волшебной палочки, увеличится приток иностранных туристов и, соответственно, резко возрастут поступления в государственную казну. И что из этого вышло? Не прошло и двух дней, как вы же подняли шум, что эти неприкаянные дурно влияют на нашу молодежь, надругаются над нашими памятниками и реликвиями, и столь же решительно стали требовать выдворения их из страны. Мы ужесточили визовой контроль, чуть ли не насильно стали выпроваживать их. Но они оказались на редкость расторопны и сообразительны: быстренько перебрались из Катманду в Покхару, в горы, куда еще и автомобильной дороги не было. И пустили корни. Появилось новое поколение, совсем юные хиппи. Вот и попробуй, как ты говоришь, выгони их к дьяволу.

У Сатьяла от долгого стояния начала болеть нога. Он старался не подавать вида, но Адикари по его резко побледневшему лицу догадался о страданиях друга.

- Здесь нам больше делать нечего. Мои парни сами справятся. Давай я тебя подброшу домой.

- Я и сам как-нибудь добреду, — отрезал Сатьял.

- В этом я не сомневаюсь. Умрешь, а гордыню свою не сбросишь. Но неужели я не заслужил кофе? Ведь не по своей же воле я проснулся среди ночи, помчался сюда, чтобы осмотреть этот «чудесный памятник седой старины». Или у тебя не найдется для меня и маленькой чашки кофе?

- Найдется. У меня все найдется! Вот так всегда, позвонишь, сделаешь доброе дело, а потом не отвяжется, - бурчал себе под нос Сатьял, делая вид, что ему просто противно ехать на автомобиле, хотя сам был уверен, что больше двух шагов ему не одолеть.

Тем временем Адикари подогнал свою машину, помог все еще упиравшемуся Сатьялу поудобнее расположить больную ногу на сиденье автомобиля…

Адикари вдохнул из чашки аромат душистого кофе и задумался.

- Сам же напросился, а теперь не пьет, — не преминул съязвить Сатьял.

- Да вот думаю, как нам везет.

- Это мне, полуинвалиду, что ли?

- Да нет, причем тут ты, - махнул рукой генерал полиции. - Нам всем, нашей стране, в общем. Вот смотри, пока у нас особых, я имею в виду в крупных масштабах, похищений предметов старины нет. Ну, что тут греха таить, крадут мало-помалу там, здесь. Но пока это, на мой взгляд, разношерстные охотники за легкой наживой. Ты же сам как-то писал, что осквернение храмов в одну ночь превращает заурядного грабителя в миллионера.

- Но в той же статье, если ты, конечно, помнишь, говорилось также, что ограбление храмов становится не только частым, но и, можно сказать, регулярным явлением. Так что, позвольте с вами, господин полицейский, не согласиться. И не надо тешить себя надеждой, что у нас промышляют некие «любители» или, как сегодня, хиппи. Дело, мне кажется, намного серьезнее. И если не принять самых решительных мер, то потери окажутся невосполнимыми. Эксперты ЮНЕСКО, например, считают, что через каких-нибудь тридцать лет могут безвозвратно исчезнуть более десяти процентов памятников старины.

- Все вы, журналисты, романтики-фантазеры, - усмехнулся Адикари, – встанете в позу и давай шуметь: если уж меры принимать, то «самые решительные», если…

- Ты помнишь, чтобы я когда-нибудь, после пропажи того или иного памятника старины просил тебя назвать хотя бы примерную стоимость похищенного? - сердито спросил Сатьял.

- Нет.

- А знаешь почему? Потому что ни вы, полицейские, ни даже самые маститые эксперты и торговцы древностями просто не могут сделать это. Какими деньгами можно оценить воздух, землю, солнце — все то, без чего человек жить не может?

Адикари вновь усмехнулся.

- Я, ты знаешь, - продолжал Сатьял, - вовсе не любитель напыщенных фраз, но тут они сами слетают с языка. Пойми же, для нас, непальцев, все эти с виду заброшенные, порой стоящие в самых неожиданных местах каменные и бронзовые изваяния — не просто памятники старины. Они — неотъемлемый атрибут нашей жизни. Возле них рождаются дети, празднуются свадьбы, умирают. А вот обеспечить им надежную охрану мы, в первую очередь ты, полиция, не в состоянии.

- А что может сделать полиция?

- Как что? — искренне удивился Сатьял. — Усилить охрану памятников.

- Ты знаешь, сколько у нас богов? — Адикари хитро сощурился.

- Да кто их считал?

- А все-таки?

- Ну, десятки тысяч…

- А миллионов — не хочешь? Мне недавно представили справку, составленную признанными экспертами. Так там черным по белому написано, что у нас насчитывается около трехсот тридцати миллионов богов. И наверняка почти каждое божество воплощено в камне, дереве, бронзе или не тускнеющими красками на полотне. Из музеев, оснащенных самыми современными электронными сторожами, воруют, а тут речь идет о пятистах восьмидесяти квадратных километров, буквально напичканных экспонатами, которые посчитал бы за честь иметь любой музей мира, не говоря уж о частных коллекционерах. И, заметь, это только долина Катманду! А ты — усильте охрану, усильте охрану. Триста тридцать миллионов богов! У нас все население - немногим более двадцати двух миллионов, включая грудных детей и немощных стариков. Вот я и говорю, что нам пока везет. Профессиональных похитителей пока нет. А вот как закинет к нам щупальца какой-нибудь синдикат, что тогда делать будем?


2

Сидевшая на дереве ворона, покрутив головой с большим черным клювом, уставилась на кость, с которой вышел на лужайку перед домом пушистый щенок. Улегшись на подстриженную травку, пес начал обгладывать остатки мяса.

С балкона второго этажа небольшой уютной виллы с островерхой черепичной крышей Мишель Бриар с интересом наблюдал, как на призывный крик вороны на соседнее дерево слетела стая нахальных птиц. Сама же ворона, видно, вожак стаи, ловко спикировала на щенка, пролетев прямо перед его носом. Бриару даже показалось, что птица при этом ударила собаку крылом по носу. Ошалевший барбос мотнул башкой и сердито тявкнул, но продолжал удерживать кость лапами.

Тогда, под одобрительное карканье стаи, три вороны устроили хоровод над вконец растерявшимся щенком. Покружив немного, они уселись перед ним, задиристо тараща глаза. Он бросился на непрошеных гостей. Пока три вороны, каркая, разлетались в разные стороны, вожак стаи вновь бросился в отвесное пике и, подхватив оставленную без присмотра кость, улетел, мощно взмахивая крыльями. За ним устремилась и вся стая.

Проводя взглядом безвозвратно потерянное лакомство, барбос, жалобно скуля, побрел к вилле и принялся барабанить лапой по застекленной двери. Бриар, сбежавший вниз на визг Щенка, открыл дверь и подхватил пушистый комок на руки.

- Как же так, Жако? Говорили, что ты самый лучший сторож на свете, а позволил обдурить себя каким-то воронам.

В заключение фразы Бриар хотел было назидательно ткнуть своего питомца в черный блестящий нос, но тот изловчился и ухватил острыми, как иголки, молочными зубами за палец хозяина.

— Ах ты, зверюга, - Бриар спустил щенка на пол и ласково поддал ему ладонью под зад…

Неделю назад приехав по контракту с ЮНЕСКО на работу в Непал, реставратор Мишель Бриар начал подыскивать себе дом. Ему порекомендовали молодого разбитного брокера, который на следующий день приехал к нему в гостиницу с длинным списком сдающихся в аренду домов. Весь день они катались из одного района в другой, но так и не нашли ничего подходящего.

И только на третий день брокер привез реставратора к высокому кирпичному забору, через который проглядывался лишь конек черепичной крыши. Даже не начав осмотр виллы, построенной в голландском стиле, Бриар почувствовал, что это именно то, что нужно. Облегченно вздохнув - по неписаному закону ему полагался гонорар в размере месячной ренты, брокер повел реставратора к хозяину дома.

Едва они подошли к воротам, как из-под них высунулась небольшая мохнатая собака. Почуяв чужих, она зарычала, обнажив крупные клыки. Брокер мгновенно отпрыгнул и продолжал стоять в некотором отдалении.

- Что вы так испугались? Это же обычная комнатная собачка, — рассмеялся Бриар.

- С такими, как вы выразились, комнатными собачками даже огромные цепные псы стараются не связываться. Она и буйволиные кости перегрызет, словно куриные косточки. Между прочим, они самые лучшие у нас сторожа, — обиженно пробурчал брокер и принялся, с опаской поглядывая на продолжавшего порыкивать пса, неистово стучать в калитку.

Громыхнул засов, и в дверях появился сторож. Узнав, зачем они пришли, он, кланяясь, как китайский болванчик, пропустил их внутрь. Однако сам брокер вошел в калитку, только убедившись, что недовольно помахивающего хвостом терьера кто-то из слуг взял на поводок.
Хозяин дома — им оказался пожилой потомок некогда стоявших у власти наследственных премьер-министров из семейства Рана — принял гостей в огромном дворце с обшарпанными колоннами, на которых местами сохранилась лепка в стиле ампир. В порядке поддерживался лишь флигель, где жил домовладелец. Переступив порог дома, Бриар как бы окунулся в давно минувший мир. Расписанные лепные потолки с пухленькими амурами, аляповатые люстры венецианского стекла, картины в массивных золоченых рамах, потускневшие от времени огромные зеркала, в которых отражались охотничьи трофеи.
Реставратор, пожалуй, впервые видел на таком ограниченном пространстве столько экзотических животных, давно занесенных в «Красную книгу». Со стены стеклянными глазами смотрела голова тигра, на полу распласталась, будто выслеживая очередную жертву, шкура снежного барса. В углу, между зачехленными креслами, громоздилась на деревянной подставке голова носорога.

- Неужели все это вы сами? — с нескрываемым удивлением спросил Бриар хозяина. Реставратор не понимал охотников. Более того, они вызывали у него брезгливость. Убивать ради забавы — какая гнусность! Развеять тоску, по его мнению, можно было чем-то более достойным.

- Все это мне досталось от отца. Из меня охотника так и не получилось. Когда я был еще совсем ребенком, отец взял меня с собой в джунгли на охоту, но сын оказался не в своего родителя. Меня быстро укачало на слоне. Вы знаете, когда едешь на этом гиганте, создается впечатление, что его шкура сшита, по меньшей мере, на двух слонов и перекатывается волнами.

Узнав, что Бриар приехал в Непал реставрировать пагоды, хозяин оживился. Как оказалось, он сам был большим любителем и ценителем старины.

- У вас, вероятно, большая коллекция древностей? - заинтересовался Бриар.

- Отнюдь. Да и какой смысл собирать ее, когда живешь, можно сказать, в огромном музее под открытым небом. Не скрою, у меня есть любопытные изваяния, доставшиеся по наследству, но все они составляют наш фамильный алтарь и испокон веков служат для отправления религиозных обрядов.

Бриар был несказанно удивлен тем, что хозяин отдал ему дом, не торгуясь.

- Я не нуждаюсь, - сказал Рана, ласково поглаживая свой необъятный живот, на котором едва сходилась белая холщовая рубаха навыпуск. - У меня вполне приличное состояние. Вам, наверное, известно, что семья Рана здорово нагрела руки во время столетнего правления страной, — грустно усмехнулся он. - Да к тому же моя прабабка была дочерью сына короля, а это тоже что-то значит.

Хозяин многозначительно повел головой, затем оживился:

- А хотите, я вам расскажу любопытный факт из биографии моих предков, точнее, сына короля.

Бриар молча кивнул.

— Да, кстати, вы знаете, что такое сати? — неожиданно спросил Рана и, не дожидаясь ответа, сказал: — Был у нас такой обычай, по которому вдову сжигали заживо вместе с умершим мужем.

Реставратора от отвращения передернуло.

- Это, конечно, не для слабонервных, — рассмеялся домовладелец. — Так вот, в тысяча семьсот семьдесят седьмом году, когда скончался король Пратап Сингх Шах, его жена ждала ребенка - отца моей прабабки. Естественно, в то время ее не сожгли вместе с королем. Но после родов она все-таки брызнула водой себе через голову, выразив тем самым желание подвергнуться сати, и взошла на погребальный костер.
 
Ошеломленный Бриар молчал.

- Это все чепуха, - принялся успокаивать его Рана, - мельчайшая капля в истории Непала в сравнении с тем, что случилось десять лет спустя. Тогда, можно сказать, произошло групповое сати. Был убит король Ран Бахадур Шах, и в огне погибли шестнадцать женщин: старшая жена Раджраджешвари, а также другие жены, возлюбленные и служанки, — в глазах домовладельца светился веселый огонек.

 - Что же тут смешного? — возмутился Бриар. — Нечеловеческая жестокость, костер инквизиции на восточный лад, а вы…

 - Не спешите обвинять нас в жестокости, - Рана мгновенно стал серьезным. - Вы новичок в Непале, а уже пытаетесь бросить в нас камень. Сначала осмотритесь, изучите нашу историю, традиции и обычаи. Не забывайте, это — Восток, где только с виду кажется все очень просто. И к смерти мы относимся совсем по-другому. У нас даже праздник есть в честь бога смерти. Он так и называется: Панчак Яма, что означает «Пять дней бога смерти Ямы».

- Праздник в честь смерти! — изумлению Бриара не было границ.

- Да, да. И в этом, на мой взгляд, кроется ключ к разгадке «философии жизни» непальцев, которые порой с улыбкой встречают невзгоды и не приходят в отчаяние при виде смерти ближнего, не впадают в уныние при низких урожаях. Зачем печалиться: есть соответствующий праздник, который воздаст должное богам, и они сделают все, чтобы в следующий раз земля накормила всех вволю. После смерти человека в потустороннем мире ждет хороший прием, ему там будет даже лучше, чем тут, на земле. Для этого необходимо только хорошо вознаградить бога Яму и его окружение.

Увидев недоумение на лице Бриара, Рана безнадежно махнул рукой и перевел разговор на аренду дома.

- Мой принцип — если дома построены, они не должны пустовать. И главное, чтобы в них жили порядочные люди. Честно говоря, я ждал, что вы придете именно ко мне. Не удивляйтесь, - Рана широко улыбнулся. - Наш городок, хотя и столица, но по западным масштабам невелик, и молва о приезде нового иностранца, тем более о таком, как вы, распространяется чрезвычайно быстро. Надеюсь, в моем доме вам будет сопутствовать удача. Если же у вас будут какие-либо пожелания: мебель там или еще что-нибудь, скажите моему управляющему, - Рана щелкнул пальцами, и в высоких сводчатых дверях появился человек в черной шапочке-топи, в сером тщательно отглаженном пиджаке и узких непальских штанах.

 Сложив ладони перед грудью, управляющий низко поклонился в приветствии, а затем посторонился, пропуская мальчика-слугу с подносом, на котором стояли две чашки чая с молоком и тарелка с печеньем. Поставив поднос на столик черного дерева, украшенный инкрустациями из слоновой кости, мальчик отвесил низкий поклон и, мягко ступая босыми ногами по толстому ковру, неслышно удалился.

Управляющий, ожидая указаний хозяина, продолжал стоять в дверном проеме. Рана не обращал на него никакого внимания, как, впрочем, и на брокера. Тому, отметил про себя Бриар, не предложили даже чая.

- Извините, ваша семья с вами или приедет позже? - громко отхлебнув чай, спросил Рана.

- Я один.

Хозяин понял, что допустил бестактность.

- Да… - протянул Рана, чтобы разрядить обстановку, - через пару недель я устраиваю небольшой прием для друзей. Буду ждать и вас. Официальное приглашение я подошлю.

- Не знаю, смогу ли я, - Бриар в раздумье потеребил коротко стриженую бородку с сединой. - Я только что приехал, и надо будет устраиваться.

- Двух недель для этого более чем достаточно. А в дом можете въезжать хоть завтра. Мой управляющий распорядится, чтобы все там привели в порядок. Что же касается приема, считайте, что это моя личная просьба, —он вновь принялся поглаживать свой живот.

Бриар в знак согласия кивнул и, немного помолчав, словно собираясь с мыслями, сказал:

 - Тогда у меня к вам тоже будет просьба. Вы не могли бы мне помочь найти щенка?

 - Какого щенка?

 - Такой же породы, что и ваш.
 - Вы имеете в виду моего Балу? - наконец-то понял Рана.

 - Терьер, если не ошибаюсь?

 - Отнюдь! Это настоящее лхасское апсо! – не без гордости проговорил Рана, - Вы знаете, эти собаки стали своего рода экспортным товаром Непала, правда, пока не облагаемым пошлиной. Чистопородные лхасские апсо стали у нас редкостью, а туристы довольствуются случайными щенками неизвестной породы, которыми приторговывают тибетцы у буддийских монастырей. Почему-то, - Рана, прикрыв руками глаза, расхохотался, - почему-то они считают, что если продает тибетец, то щенок должен быть чистопородным и, естественно, из псарни не кого-нибудь, а самого далай-ламы. Ну и увозят с собой очередную загадку для кинологов.

- Ну, а как, все-таки, со щенком? — Бриар начал уставать от не в меру словоохотливого домовладельца.

Поразмыслив немного, Рана с улыбкой произнес:

- Считайте, что вы родились с серебряной ложкой во рту. У меня есть чудесный щенок от Балу, которого вы уже видели, и его подружки Лилу. Сейчас я ее вам продемонстрирую. Лилу, девочка моя, подойди сюда.

В холл важно вошла ужасно лохматая собака палевого цвета. В метре от хозяина она остановилась, потянула носом, подошла к столу и уселась под тарелкой с печеньем.

- Бисквиты — это ее слабость, — во взгляде Раны светилось умиление.

- Он взял печенье и протянул собаке. Та осторожно, одними губами взяла лакомство и принялась с явным наслаждением жевать.

- Как вам понравилась моя красавица?

- Беру любого из них, - не раздумывая, ответил Бриар.

- Ни Балу, ни Лилу я никому и ни за что не отдам. А вот их щенка я вам подарю. И не возражайте. За него я не возьму ни пайсы. Надеюсь, вы уже знаете, что это самая мелкая непальская монета. Честно говоря, я поначалу собирался оставить его себе, но щенок оказался с характером и боюсь, что они с Балу не уживутся. Этому хулигану еще только три месяца, а уже задирает отца. Что же будет дальше?! - Рана осуждающе покачал головой. - Проблема отцов и детей существует, видно, и у собак. Кстати, вы быстро к нему привыкнете. У него даже имя на французский манер — Жако.

Рана позвонил в колокольчик и что-то сказал бесшумно появившемуся в дверях управляющему. Затем вошел бой, держа в вытянутых руках шерстяной клубок, который пытался сердито рычать, но получался лишь жалобный писк.

При виде задиристого щенка глаза Бриара заискрились от радости. Он тут же взял Жако на колени и стал почесывать по покрытому шелковистыми волосами затылку. Щенок от блаженства засопел, но ненадолго. Изловчившись, он спрыгнул на пол и принялся играть с туфлями Бриара.

- Ха, - Рана весело захлопал в ладоши. - Вот вы и без шнурков.

Бриар глянул на свои туфли и обомлел: концов шнурков, как ни бывало. Жако при этом нахально поглядывал на своего нового хозяина, всем своим видом показывая, что это еще цветочки. «Куда же я пока дену этого бандита? - размышлял про себя реставратор. - В гостиницу маленького бедодела не возьмешь — он там натворит черте что».

- Не беспокойтесь, - Рана вновь прочитал мысли Бриара, — он будет ждать вас на вилле.

Прощаясь, реставратор как бы между прочим спросил:

- Мистер Рана, а где находится Фрик-стрит?

- Улица каприза? У нас ее называют Джхочхен! Это рядом с Хануман Дхокой.

- Комплексом средневековых королевских дворцов и пагод? — подхватил Бриар.
- О, вы уже прекрасно ориентируетесь в нашем городе!

3

Протяжно завыла сирена, оповещая всех, что на посадку заходит очередной самолет. В аэропорту непальской столицы началась обычная суета. Продавец сувениров пошире раскрыл стеклянную дверь в свой магазинчик, затем взял прутик с яркими петушиными перьями и начал смахивать пыль с бронзовых фигурок и развешанных на стене деревянных масок. Таможенники, одетые в черные пиджаки и кремовые узкие в голени и раздувавшиеся на бедрах штаны, заняли свои места между низкими прилавками, протянувшимися по середине зала таможенного досмотра. В застекленной будочке два сотрудника паспортного контроля быстро разложили перед собой печати, ручки и другие принадлежности.

В кабинете начальника службы безопасности аэропорта Бинода Упрети распахнулась дверь, и быстро вошел хорошо сложенный мужчина в европейском костюме.

Хозяин кабинета вскочил с кресла и театрально отвесил низкий поклон:

- Чем могу служить, господин генерал? За вами, мистер Адикари, кто-то гонится? Следует срочно подготовить наш десантный летающий сарай?

- Сейчас не до шуток, Бинод. Необходимо до подхода пассажиров показать сотрудникам паспортного стола вот это. Генерал достал из кармана несколько снимков.

- Фоторобот, - догадался Упрети. - Что за персона, если не секрет?

- Все потом, Бинод. Сначала покажи снимки своим ребятам.

Упрети направился к двери.

- Секунду, — остановил его Адикари. - Только предупреди их, чтобы не поднимали шума, если узнают этого субъекта. При малейшем подозрении пусть перед тем, как вернуть ему паспорт, громко скажут: «Рамро» /Окей/. Мои парни будут поблизости.

Оставшись один, Адикари принялся через большое, почти во всю стену окно разглядывать пассажиров, сходящих по трапу с «Боинга» таиландской авиакомпании. В основном - престарелые туристы, а также группа коротко стриженых молодых парней в неряшливых оранжевых тогах и несколько мужчин в официальных черных костюмах. «Дипломаты или сотрудники международных организаций», — решил генерал.

- Ну? — Адикари резко повернул голову на скрип открываемой двери.

- Для вас ничего нет, - развел руками Упрети.

- По данным Интерпола, у нас должен объявиться некий «Иисус», тщетно разыскиваемый за похищения предметов старины из стран Востока. Есть даже предположение, что он является агентом своего рода международного синдиката, поставляющего уникальные произведения искусства в частные коллекции.

- Он должен был прилететь этим самолетом? - спросил мгновенно ставший серьезным Упрети.

- Если бы я знал. Полагают, что он должен появиться именно у нас, а когда и как — сам дьявол не разберет. Может, он уже давно разгуливает по Катманду.

- Я скажу, чтобы мои сотрудники были настороже. Правда, на этом фотороботе и отца родного не признаешь.
 
- Все что есть. Больше о нем ничего не известно. На всякий случай кто-то из моих парней будет все время в аэропорту…

Пассажиры, прошедшие через паспортный контроль, толпились в ожидании своего багажа около таможенных прилавков. Несколько человек, которые прибыли не в составе туристических групп, изучив цифры на грифельной доске, где были указаны сегодняшние курсы иностранных валют в пересчете на непальские рупии, подошли к окошку отделения банка. Клерк, получив валюту, пальцами сдвинул банкноты веером и, почти не глядя, достал из отделений кассового сейфа нужную сумму из рупий различного достоинства. Иностранец взял бумажные деньги, смахнул в ладонь мелочь и некоторое время постоял в недоумении около окошка банка. Затем, неуверенно поблагодарив, вернулся к грифельной доске. Пересчитав полученные деньги, положил их в карман. Потом достал миниатюрный калькулятор, сверился с цифрами на грифельной доске и произвел, шевеля губами, несколько математических операций. Глянул на результат и не поверил своим глазам. Опять потыкал пальцем по клавишам калькулятора — то же самое число.

- Это не человек, а ходячий компьютер, — изумился он. — В нашей фирме ему бы цены не было.
- Здесь еще не то увидите, - проговорил, усмехнувшись, стоявший рядом мужчина лет сорока в темном строгом костюме.
- Вы здесь не впервые? — спросил иностранец, засовывая в карман калькулятор.
В ответ незнакомец неопределенно пожал плечами и поспешно отошел к появившемуся в дверях непальцу, державшему в руках фанерку с трафаретом «Отель Аннапурна», под которым мелом от руки было неписано «Мистер Найт».

- Вы мистер Найт? - спросил молодой непалец в форменной тужурке одного из лучших в Катманду отелей.
- Да.

- У подъезда ждет микроавтобус с эмблемой нашего отеля. О багаже можете не беспокоиться - его доставят прямо в номер. Прошу извинить, вам придется подождать несколько минут: должны прилететь еще три человека из Бангкока - участники международного симпозиума сейсмологов. Если же спешите, я организую такси.

- Ничего, я подожду.



Найт решил пройтись по зданию аэропорта. Если б ему десять лет назад сказали, что на месте бывшего хилого аэровокзала под названием Гаучар, что в переводе с непали означает «пастбищ», будет построен из стекла и бетона просторный по непальским масштабам аэропорт, он бы не поверил. Тогда можно было практически всем гулять по взлетно-посадочной полосе, подойти прямо к трапу самолета. Никаких тебе ограждений или полицейских кордонов, да и самолеты приземлялись лишь небольшие. О реактивных лайнерах никто и не мечтал.

Вновь завыла сирена. Найт хмыкнул: Гаучар так и остался гаучаром. По-прежнему выла сирена, которой раньше разгоняли пасущийся на взлетно-посадочной полосе скот.

Из аэропорта Найта везли совершенно новой, недавно проложенной широкой асфальтированной дорогой. Он силился узнать мелькавшие за окнами места, не безуспешно.

Выросло много современных зданий, стилизованных под пагоды или древние неварские жилища. Но больше всего Найта поразили троллейбусные провода. «Да, это тебе уже не средневековое королевство, погружавшееся в полную темноту с наступлением сумерек», — невольно подумал он.

Автобус резко затормозил на красный свет светофора. Перекресток кишел народом. Масса полицейских. Вдоль дороги плотной стеной стояли школьники. Они следили за тем, чтобы улицу переходили по пешеходной дорожке и на зеленый свет.
Как объяснил представитель отеля, в Катманду проходила очередная кампания за безопасность движения. Автобус наполнился раскатистым смехом, когда пассажиры увидели вспотевшего бойскаута, пытавшегося перетащить по зебре через дорогу насмерть перепуганного горца, волочившего на веревке упиравшуюся козу.

В толпе зевак мелькнуло знакомое лицо. «Пол! Это здорово упрощает дело», - Найт был уверен, что это именно Пол. Феноменальная память на лица его еще никогда не подводила.

Тут автобус тронулся — включили «зеленый». Найту вспомнилось, как в конце 1966-го ему и другим прилетевшим в Катманду пассажирам было торжественно сообщено об установленных на улицах города «электронных аппаратов». И только когда чиновник принялся вещать о таинствах цветов, всем стало ясно, что речь идет о самых обычных светофорах.

В то время светофоры служили для непальских полицейских утехой, а у водителей вызывали откровенное раздражение. Бывало, едет машина по пустынной улице, впереди горит зеленый свет светофора. Неожиданно, метров за двадцать, полицейский, невинно улыбаясь, включает красный свет и с большим интересом наблюдает, как автомобиль, резко затормозив, начинает плясать на мостовой.

- Вы к нам надолго, мистер Найт? — приветливо спросила из-за отделанной медью и натуральной кожей стойки красивая девушка в ярком сари.

- Вы верите в любовь с первого взгляда?

- Сэр, извините, вы о чем? — смутилась она.

- О вашей стране. Я журналист и как только здесь оказался, сразу понял, что застряну надолго. А в вашем отеле долго не протяну. Для этого надо быть миллионером…

- Я вас внимательно слушаю, - прервала затянувшуюся паузу девушка.

- Так вот. Я хотел бы попросить вас организовать мне на некоторое время небольшой домик, а также автомобиль напрокат. Если это, конечно, возможно.

- Я передам вашу просьбу администрации отеля. А пока вот ключи от вашего номера, сэр. Желаю вам приятно провести время в Катманду.

Переодевшись в потертые джинсы и толстый свитер с высоким воротом, чтобы не выделяться среди праздно шатающихся по городу туристов, Найт вышел из отеля и направился в сторону Хануман Дхоки.

Быстро сгустились сумерки. На Нью-роуде - главной торговой улице непальской столицы - зажглись фонари. Ярким светом вспыхнули витрины магазинов, уставленные броскими товарами, в основном, гонконгского производства. За какую-нибудь безделушку или майку с иностранным клеймом торговцы требовали столько же, сколько в соседнем магазине за бронзовую фигурку божка. Но это никого не удивляло: произведения искусства - местного исполнения, а ширпотреб привезен, и главным образом контрабандным способом. В соседних странах он еще дороже. И неслучайно в магазинах толпятся приезжие из Индии, откуда попасть в Непал можно без особого труда.

Найт решил зайти в небольшую лавку. Ее едва освещенная витрина была практически пуста. Лишь в углу одиноко пылилась зеленовато-черная фигурка многорукого и многоногого бога-разрушителя Шивы, издалека напоминавшего гигантского мертвого паука.

Внутри лавки была такая же пустота, как и в витрине. Да и полумрак был такой же. Рядом с огромным, почти до потолка сейфом с замком-штурвалом дремал, сидя на матрасе скрестив ноги, старик. Он не проявил ни малейшей радости при виде нежданного посетителя и, казалось, продолжал безмятежно спать. Найт бесцеремонно уселся на стоявший у матраса низкий стульчик и кашлянул.
Один глаз старика вопросительно приоткрылся. Найт попросил показать что-нибудь оригинальное. Продолжая сидеть в позе лотоса, старик развернулся к сейфу, вставил в замочную скважину большой покрытый ржавчиной ключ и прокрутил на несколько оборотов штурвал. Открыв толстую дверь, он взял с полки сложенный из обрывка газеты пакетик и высыпал содержимое прямо на матрас. Мгновенно в лавке стало будто светлее. Лучи тускло горящей под потолком лампочки засверкали в россыпи бриллиантов. Найт взял самый большой. Даже не специалисту было ясно, что             все камни настоящие. «Такое богатство и в такой занюханной лавке, да еще завернутое в обрывок газеты!» - удивился Найт. Покрутив пальцами камень, он положил его на место.

- Я просил вас что-нибудь с национальным колоритом.

Старик открыл второй глаз и оценивающе поглядел на Найта. Плавным движением он достал из сейфа коробочку, судя по всему, некогда оклеенную пунцовым бархатом, от которого на гранях остались лишь лохмотья, и лениво положил ее на матрас рядом с бриллиантами.

«Ты, старик, проживешь тысячу лет. Никаких тебе стрессов и эмоций, хотя и сидишь на таком богатстве», — покачал головой Найт.

Не обращая никакого внимания на потенциального покупателя, хозяин лавки подцепил желтым ногтем язычок замка и раскрыл коробочку. В ней лежала усеянная алмазами, рубинами и сапфирами брошь.
- Мне не нужны броши, — недовольно отрезал Найт.

- Сэр ошибается. Это не брошь. Это британский орден, - сонным голосом пояснил старик на сносном английском.
 
- Британские ордена мне тем более не нужны.

- Это не простой орден, сэр. Такого ордена, сэр, вы нигде не увидите, - назидательно протянул торговец.

— Тоже мне невидаль, британский орден.

- И где вы видели, сэр, чтобы британские ордена инкрустировали такими огромными сапфирами? - старик явно устал от столь «продолжительного» разговора и прикрыл левый глаз. Правый же излучал откровенное недовольство: «Такой молодой, а уже где-то набрался наглости не верить старшим».

«Действительно, где это видано, чтобы обычные ордена были с такими огромными драгоценными камнями», - отметил про себя Найт.

- Рана! — почти шепотом просипел старик, ткнув в орден указательным пальцем.

Найт только теперь вспомнил, что где-то читал об одном из премьер-министров Рана, который от нечего делать собрал полную коллекцию британских орденов и медалей и инкрустировал их драгоценными камнями, хотя ни одну из этих наград не имел права носить. «Так вот почему старик считает этот орден «национальным колоритом. Он явно нелишен юмора!».

- А нет ли у вас старинной бронзы?

Старик повел правым глазом в сторону витрины и остановил взгляд на многоруком божестве.

- Это же современная работа, - наугад сказал Найт.

- Мы не имеем права торговать произведениями искусства, возраст которых свыше ста лет, - уклончиво ответил торговец.

- Почему?

- В противном случае вы же сами будете иметь неприятности на таможне при выезде из страны.

Правый глаз старика устало закрылся. Все! Торг закончен. Найту ничего не оставалось, как покинуть лавку. Пройдя до конца Нью-роуда, он свернул налево, на Фрик-стрит. В отличие от Нью-роуда здесь было больше ресторанов и забегаловок, чем магазинов. Но народа - столько же, если не больше. Правда, в основном западные туристы да хиппи с потухшими глазами.

Найта сразу же кто-то схватил за руку:

- Парень, есть первоклассный гашиш.

- Почем? — не повернув головы, спросил Найт.

- Семь долларов за порцию, приятель. Такой гашиш и за такую цену нигде не достанешь. Будь уверен.

Найт резко повернулся к уличному торговцу наркотиками.

- Пол! Я так и знал, что найду тебя именно здесь.

Тот вскинул руку с сжатым кулаком, но Найт на долю секунды опередил и нанес ему не сильный, но резкий тычок кончиками пальцев. Удар был точен. Пол обмяк и стал заваливаться на Найта. Тот как бы раскрыл ему объятия и, дружески улыбаясь — создавалось впечатление, будто встретились два закадычных друга, - стал легонько похлопывать его по щеке, пока Пол не пришел в себя.

- Все-таки вынюхали. И как я только умудрился потерять трубку. Ладно, моя карта бита. Я все расскажу.

- Конечно, Пол, конечно. Но только не здесь, посередине улицы.

- Что, сразу в полицию?

- Нет. Сначала мы зайдем в ресторан. Я чертовски голоден.

- Найт подтолкнул растерявшегося Пола к стеклянной двери ресторана «Кришна», за которой в небольшом зале, едва освещенном темно-красными фонарями, были видны несколько столиков.



      4

- Можем предложить прекрасные бифштексы или… — официант сделал многозначительную паузу. При этом он повел взглядом в сторону дверного проема, завешанного шторой из разноцветных бамбуковых палочек.

- Только бифштексы, если они, конечно, съедобные, — категорически бросил Найт.

- Что вы, сэр, - официант обиженно надул губы, - это же наше фирменное блюдо.

- Какое у вас фирменное блюдо, мне известно. А пока принеси пиво.

- Одну бутылку, сэр?

- Естественно. Он, - Найт кивнул на Пола, - травку с пивом не мешает и свое отыграет на десерте.

- Полиции даже это известно? — поднял голову Пол, когда ушел официант.

- Причем здесь полиция, парень? — удивился Найт.

- Вы разве не из полиции?

- Я, как видишь, даже не непалец.

- Мало ли кто работает на полицию. Может, вы из Интерпола. Все может быть. А если не оттуда, почему вам известно мое имя? И замели вы меня профессионально.

- Нет, Пол, я самый обыкновенный журналист. И знаю я тебя уже много лет. В свое время мы даже добирались сюда вместе, с помощью автостопа. Потом не раз захаживали в «Эдем». Помнишь «Эдем»? «Давайте вознесемся! Приходите к нам в любое время — к вашим услугам лучший непальский гашиш и конопля-ганджа как оптом, так и в розницу», - на память продекламировал Найт броскую рекламу одной из курилен.

- Нет уже никакого «Эдема». Закрыли его власти в семьдесят третьем году, как, впрочем, и все лавки, где торговали травкой. Но вы меня все равно не убедили, хоть и кормите фирменными бифштексами. А об «Эдеме» и автостопе можно прочитать в книжке. Не на ребенка напали, с-э-р, - передразнил Пол.

- О «Святом Павле» тоже можно прочесть в книжке?

Пол мгновенно побледнел, затем его синеватые губы растянулись в улыбке.

— Да, «Святой Павел» канул в Лету. Твоя взяла, журналист, — Пол сразу же перешел на «ты». — Но я тебя что-то не помню.

- Не мудрено. Столько лет дурманить башку травкой.

- А ты?
 
- Вовремя завязал. В противном случае пробивался бы, как ты, случайными заработками на продаже наркотиков. Да, кстати, - будто вспомнил Найт, - ты очень хотел что-то мне рассказать.

Пол махнул рукой: чепуха, мол, все это.

- Душа требовала травки, а в кармане – дырка на дырке. Раньше все было просто. Давал я уроки - шутка ли, почти незаконченное высшее образование. И где учился - в самом Оксфорде! В общем, горя не знал: сам ученик угощал всем, чем надо. Но потом папочка пронюхал и отправил его в деревню под надзор своих церберов. Я оказался на мели, а это чертовски скучно. Хорошо еще подвернулся один деятель. Ему захотелось поиметь что-нибудь шибко древнее и достаточно фундаментальное. Приглядел я в довольно тихом месте очень милое изваяние Будды тысячелетнего возраста. Никак не моложе - я же все-таки несостоявшийся искусствовед. Но не рассчитал. В старину все делали фундаментально, видно, были уверены в завтрашнем дне.

Найт слушал с безразличной ухмылкой.

- Что-то я не пойму тебя, Пол. То ты говоришь, что у тебя кончилась травка, а буквально полчаса назад сам же предлагал мне гашиш.

- Дали взаймы, точнее - в счет уплаты за Будду.

- Кто?
 
- Все он же, Джейк. По твердой цене — пять долларов за дозу.

- Покажи-ка твою травку.

Пол достал из внутреннего кармана куртки брусок темно-коричневого цвета в золотисто-желтом целлофане. В центре фабрично упакованного пакета торговый знак: в бронзовом круге - красный советский автомат и кричащая надпись: «Афганистан, высшее качество!».

- Не кустарно сработано,— гордо заметил Пол и многозначительно добавил: Афганистан.

- Значит, ты решил заработать на мне… — Найт прикинул на ладони упаковку, - около двухсот долларов.

- Ну, не на тебе именно, - в улыбке оскалился Пол, обнажив гнилые зубы.

- Крутишь ты все. Пол, вокруг да около. То какой-то незнакомец тебе кучу наркотиков за статуэтку предлагает, то эту же травку взаймы дает. Не верю я тебе, парень.

- А кто тебя просит верить? - вспыхнул Пол. - Кто ты такой?! Если ты фараон, то мне плевать, веришь или нет. Может, мне просто деньги нужны.

- Зачем?

Пол расширенными от долгого употребления наркотиков зрачками уперся в переносицу Найта. Облизав синеватые губы, безнадежно махнул рукой, будто решился на безрассудный поступок.

- Домой хочу вернуться, понимаешь? Лечиться. Жить хочу, - прохрипел он.

- Деньги у тебя будут.

- Но не сегодня? — презрительно скривился Пол.

- Сегодня меня интересует твой Джейк. Удивительная, надо сказать, широта интересов — и тебе антиквариат, и наркотики.

- Что это он тебя так заинтересовал?

- Мне платят только за то, что продать можно. Если в материале нет изюминки, то его и публиковать никто не будет. Кого интересуют просто памятники? Их достаточно много на любом кладбище. О них обыватель будет читать только в том случае, если они окутаны покровом таинственности. А твой деятель — хоть какой, но антураж.
В это время в ресторан вошел Бриар. Окинув взглядом зал, он сел за соседний столик спиной к Полу. Тут же появился официант. Даже не глянув в меню, Бриар заказал бутылку пива. Выполнив заказ, официант сразу не отошел от стола, ожидая дальнейших поручений. Бриар изучающе посмотрел на него, затем, потеребив кончиками пальцев бородку, достал из бумажника фотографию.

- Вам случайно не знакома эта девушка? — спросил он официанта.

Тот поднес фотографию поближе к свече, горящей в центре столика. Найт скосил глаза и увидел изображение девушки с пышными волосами и грустным взглядом.

Официант долго смотрел на фото и, наконец, вспомнил. Лет десять назад он служил мальчиком на побегушках в забегаловке в старом городе, которую облюбовали хиппи, съехавшиеся в Катманду на свою «международную конференцию».

В тот день они пришли позднее обычного. Первыми вошли детина с всклоченной бородой, в плисовых шароварах и высоких сапогах, а также нездоровый на вид парень в жилетке, надетой на голое тело, и в белесых рваных джинсах. Вместе с ними появилась наголо остриженная девушка с синими кругами под огромными, как у газели, глазами. Вся группа — их было около дюжины — села за длинный стол, получила свой бесплатный чай и углубилась в изучение комиксов.

Тут появились еще двое хиппи. Судя по всему, они были из другой компании: парень в дорогой дубленке с заплатками из такой же мягкой и дорогой овчины и девушка в шубе из натурального меха. Чтобы сильно не выделяться, девушка аккуратно выстригла проплешины на явно дорогом манто. От стола, за который они сели, официант, после того как мальчик поставил традиционный чай, сразу не отошел. Дети толстосумов ради моды играют в хиппи и, значит - одним чаем сыты не будут.

Минут через пятнадцать открылась входная дверь, и в проеме появился… Христос. Словно с иконы блеск усталых глаз, такой же высокий лоб. И одет он был в холщовую рубашку до пят. Следом за ним семенил Святой Павел с клюкой в руках. Христос подошел к длинному столу, за которым расположились хиппи, и церемонно положил руку на плечо детины с бородой, сидевшего рядом с наголо остриженной девушкой. Бородач послушно уступил место. Хиппи отложили в сторону комиксы и жадно уставились на молодого человека в жилетке на голом теле. Тот снял с шеи мешочек, вынул из него кусок опиума, медленно отщипнул от него крохотный кусочек, скатал его в комок и, насадив на острие ножа, стал раскалять над огнем свечи, услужливо подставленной официантом. Из того же мешочка он вынул трубку. Раскаленный опиум вставили в трубку и предложили Христу. Тот сделал короткую затяжку и передал трубку Святому Павлу. Затем девушка под цепким взглядом Христа сделала несколько коротких затяжек. Трубка пошла по кругу. Никто не проронил ни слова. После каждой затяжки лица как бы трансформировались. Вместо глаз - какие-то мутные пятна на лишенных какого-либо интеллекта масках.

Христос многозначительно кивнул наголо остриженной девушке, они поднялись и сопровождении Святого Павла не спеша удалились. Вслед за ними ушли и сидевшие весь вечер отдельно парень в дубленке со своей спутницей…

- И больше никогда вы ее не видели? – переспросил официанта Бриар.

Официант еще раз взглянул на фотографию: «Сомнений нет. Это она, стриженая». Для верности он прикрыл на фотографии пышную прическу пальцами. Конечно, она!

- Да, я видел ее в Катманду.

- Когда? - нетерпеливо спросил Бриар.

- Лет десять назад.

- И больше никогда?

- Почему же. Если я не ошибаюсь, она так и осталась в Катманду.

- Вы в этом уверены? - насторожился Бриар.

- Правда, потом говорили, что она тяжело заболела.

- Она умерла? - Бриар прикусил губу.

- Об этом я не слыхал.

- Не смогли бы вы, естественно, за приличное вознаграждение, выяснить, жива ли она, а если жива, то где ее можно найти. Это очень важно. Я оплачу, очень хорошо оплачу вашу услугу. Когда мне прийти за ответом?

- Заходите через неделю. Спросите Прасада.

Бриар поднялся, оставив на столике двадцать рупий за пиво, к которому так и не притронулся. Найт глазами проводил его слегка сгорбленную фигуру до дверей и обратился к Полу:

- А если не вернешь ему ни денег, ни наркотиков?
- Кому ему? — встрепенулся Пол, успевший потерять нить разговора. — Тому, кто наркотики мне ссудил?

Найт кивнул.

- Нет. С ним такие номера не проходят. Парень тертый, пойдет на все.

Найт задумался, взвешивая все «за» и «против».

- Вот что, - наконец вымолвил он. - На встречу пойдем вместе. Вместо Будды предложишь ему статуэтку Шивы, которую я присмотрел по дороге сюда.

- А потом?

- Потом посмотрим. А пока могу предложить тебе работу.

- Ты? Работу?

- Мне заказали несколько очерков о памятниках непальской старины. Надеюсь, ты еще не перезабыл все, чему тебя учили в университете? Будешь моим секретарем.

- Работа подразумевает и заработную плату, — сощурился Пол.

- Зарплата будет вполне приличная. Но помни, я не идиот из богадельни. Даром платить деньги не собираюсь. Когда ты должен с ним встретиться?

- Послезавтра вечером.

- Ладно. Все. Я устал с дороги.

Как только они вышли на улицу, подбежал молодой непалец в пятнистой куртке и джинсовой, надвинутой на глаза шляпе с узкими полями, схватил Пола за руку.

- Фараоны нашли трубку, — с дрожью в голосе прошептал он.

- Какую трубку? Ты что, спятил, Амар? - отдернул руку Пол.
- Какую-какую, твою. Сам Адикари занялся этим делом.

- Кто такой Адикари? — вмешался в разговор Найт.

Парень вопросительно глянул на Пола.

- Не бойся. 0н свой.

- Адикари - начальник полицейского управления, - пояснил Амар. - Если он берется за дело, то, будьте уверены, доведет до конца.

- Тоже мне невидаль, трубка какая-то, — беспечно усмехнулся Пол. — Да ими пруд пруди в любой лавке.

- А отпечатки пальцев?

- Положим, твои пальчики на ней тоже присутствовали.

- Может, уедем отсюда, Пол, ко мне в деревню, — взмолился Амар. Он очень боялся оставлять в Катманду Пола одного. Тот под воздействием наркотиков может все выболтать, и тогда прощай учеба, карьера.

- Поедем, Пол, поохотимся. А когда все забудется, вернемся, — канючил непалец.

- Где ваша деревня? — спросил Найт.

- На юге. Почти на самой границе с Индией.

- Может, правда, есть смысл съездить, Пол, — предложил Найт. — Охота в джунглях — это же чертовски интересно.

- Ты так считаешь? — переспросил Пол и, наконец, догадался представить Найта.

- Журналист? Вы настоящий журналист? — удивился Амар. — Я буду счастлив мистер Найт, если вы присоединитесь к нашей компании. Вы соберете прекрасный материал, который, клянусь честью, напечатает самый престижный журнал.
- Амар спит и видит себя журналистом, - Пол перебил не в меру словоохотливого непальца.
 
- Мечтаете стать журналистом, а сами чуть было не попались на воровстве памятников древности, — добродушно рассмеялся Найт.

- Чтобы писать, надо не только многое знать, но и все испытать на себе, - петушился Амар.

- Ну и как?

- Перед тем, как пойти за Буддой, сделал пару затяжек травки, так потом еле проблевался, — заржал Пол.

- Просто мой организм не воспринимает наркотики, - смутился Амар. - Но я познал новое ощущение. Так что, господин Найт, едем? Я вас официально приглашаю ко мне в деревню. Не беспокойтесь, у нас там большой дом, места всем хватит. И это вам ничего не будет стоить.

- Вот это меньше всего меня беспокоит.

- Я совсем не хотел вас обидеть, господин Найт, - Амар приложил руку к сердцу. — Вы окажете мне честь, если согласитесь быть моим гостем.

- Вы излишне щепетильны. Хотите видеть меня в качестве вашего гостя - пожалуйста, я не буду возражать.

- Так, значит, завтра утром и едем.

- Нет. Завтра никак нельзя. А вот через пару дней мы будем в вашем распоряжении на любых удобных для вас условиях.

Амар помялся в нерешительности, но, не смея больше настаивать, согласился.


5

Пол уже потерял всякую надежду. Прошло почти полчаса, а Джейк не появлялся. Чтобы не торчать, как истукан, он зашел в тибетскую лавку и принялся внимательно разглядывать китайские пиалы. Придирчиво проверив пиалу на свет, убедился, что в тонком фарфоре появлялись полупрозрачные рисинки. Для верности постучал по краешку пиалы расписанной голубыми драконами фарфоровой ложечкой. От нечего делать скосил запрашиваемую цену наполовину. Молодого торговца от такого нахальства чуть удар не хватил. Он стал с негодованием объяснять, что и так запросил слишком умеренную цену - с туристов берет гораздо больше, и ничего, платят как миленькие. В Катманду такой товар и за такие деньги больше нигде не сыщешь, причитал продавец, но тут же немного сбавил цену. Пол, сверля пальцем дырку в пустом кармане джинсов, твердо стоял на своем. Вспотевший от азарта торга тибетец скинул еще. Пол, наверное, добился бы значительно большего снижения «твердой цены», но краем глаза увидел Джейка и поспешил навстречу.

- Где обещанный Будда? - не здороваясь, спросил Джейк.

- Понимаете, произошло нечто непредвиденное.

- Проблемы с ящиком?
 
- Нет.

- Смотри, для меня не составит труда подобрать под твой рост ящик, в который мигом сыграешь. Впрочем, обойдемся и без ящика. Помни, здесь не закапывают - здесь сжигают, - он подбросил зажигалку и, поймав ее на лету, щелкнул.

 Пламя высветило побледневшее лицо Пола.

- Я верну товар, не сомневайтесь.

- Мне нужен Будда. Обещанный Будда, понял?

- Может, вас устроит Шива?
- Кто?

- Шива, бог. Многорукий, - добавил Пол.

- Думаешь, я буду платить за каждую руку в отдельности? – последовал раскатистый смех довольного своей остротой Джейка.

- Он настоящий, - обиделся Пол.

- И говорить умеет? - очередной взрыв хохота.

- Ему сотни лет.

Смех оборвался.

- Покажи!

- Он не мой.

- Неужели твоей бабушки?! Ты меня утомил, - он схватил Пола за отвороты куртки.

— За дурака меня принимаешь! Накурился до одури моей же травки, а теперь несешь чушь и думаешь, что тебе кто-то поверит.

- Шива у моего знакомого. Клянусь, — оправдывался Пол.

- Мало ли у кого что есть.

- Он готов уступить его.

- Кто кому и что будет уступать — это ваши проблемы, до которых мне нет никакого дела.

- Он считает, что Шива стоит дороже.
- Сколько он хочет?

- Еще три упаковки.

- А его не стошнит? Хватит и двух.

- Это уже ваши проблемы, — независимо бросил Поп.

- Ты делаешь успехи, мой мальчик, — улыбнулся Джейк, — пусть твой дружок приходит.

- На улице он никаких дел не ведет.

- Где и когда?

- Хоть сейчас. Он ждет у меня.

- Что значит «у меня»?
- У меня дома, — невозмутимо ответил Пол.

- Никогда не думал, что у хиппи есть собственные дома. Что ж, пошли. Но не вздумай дурить. Иногда вспоминай о ящике. Тебя и искать никто не будет, а если и будет, то никогда не найдет. Будь уверен.

Они миновали несколько узких переулков и остановились у трехэтажного дома из сырцового кирпича. Первый этаж занимали лавки, где торговали всякой всячиной — от куриных яиц и пластмассовых браслетов до увесистых замков и презервативов.

- Твой друг — видный коммерсант? — съязвил Джейк.

- Нам сюда, — вместо ответа сказал Пол и открыл покосившуюся дверь между лавками.

Они прошли во внутренний дворик построенного колодцем дома. В центре двора возвышалась четырехгранная каменная ступа, увенчанная перевернутым цветком лотоса. В ее украшенной ажурной резьбой нише отсвечивала бронзовая статуя Будды. Ступу охраняли высеченные из серого камня грифоны. Позади них, в арке, венчающей два пилона, — большой колокол.

- Чем тебе не понравился этот Будда, в нише? Тут же, не отходя от кассы. И никаких хлопот.

- Но под набатный звон колокола и бурные аплодисменты жителей дома, — Пол показал на десятки окон.

Пол первым протиснулся в узкую дверь и начал подниматься по ужасно скрипевшей в гробовой тишине лестнице с выщербленными ступеньками. На третьем этаже он остановился перед низкой дверью, сквозь щели которой проступал свет.

- Здесь?

Пол кивнул и ощутил, как под лопатку уперлось дуло пистолета.

- Он один?

Облизав пересохшие губы, Пол кивнул.

- Входи! — рука с пистолетом переместилась под мышку Пола.

Стараясь не делать резких движений, Пол открыл дверь. В ярко освещенной комнате на расстеленном поверх замызганного матраса спальном мешке полулежал Найт с безмятежной улыбкой на лице.

- Входите, не стесняйтесь. Да пожалейте Пола, он ужасно боится щекотки.

Из-за спины Пола Джейк внимательно оглядел комнату и, не заметив ничего подозрительного, сделал шаг вперед.

- Он сказал, что у тебя есть занятный Шива. Я хотел бы взглянуть.

- Может, сначала присядете, — Найт, не сводя глаз с Джейка, рукой показал на единственный стул. «Сначала Пол, теперь этот, - Найт не знал, что и думать. - Если это случайное совпадение, то не слишком ли мне везет».

- Что ты на меня уставился? Удивлен? Думал надуть простака? А ты, - бросил он Джейку, - ступай вниз и жди меня около ступы. Вздумаешь смыться, пеняй на себя. Из-под земли достану.

Когда затих скрип ступенек под тяжелыми шагами Пола, Джейк небрежным движением засунул пистолет в карман и взялся за спинку стула.

- Осторожно, - заметил Найт.

На сиденье стула стоял Шива. Джейк внимательно осмотрел статуэтку. Для верности поцарапал патину.

- Не беспокойтесь, патина настоящая. И всего три упаковки сверху.

- Хватит и двух.

- Я сказал: три.

Джейк молча поставил Шиву на пол и уселся на стул, предварительно подвинув его к окну. Сквозь жалюзи хорошо просматривался почти весь дворик, в том числе и фигура Пола, послушно сидевшего на камне около ступы. «Мальчик решил поиграть в великого бизнесмена, а как понял, что не на того напал, сразу сник. Зря я, кажется, увлекся и приперся сюда. Достаточно было пригрозить ему пистолетом еще на улице, и он принес бы «бога-сорокаручку» сам, на блюдечке. Но почему так спокоен этот?».

- А кто докажет, что Шива не сработан вчера?

- Патина говорит сама за себя. Такую трудно подделать. Если не верите, можете обратиться за консультацией к экспертам Археологического департамента. Только…

- Что только?

- Только тогда вам не видать Шиву, как собственных ушей. Он окажется в национальном музее, а вы, извините, - в тюрьме. А там, как я слышал, особыми удобствами не балуют.

- Ладно, уговорили. Идет.

- Три упаковки.

Джейк достал из сумки три бруска в золотисто-желтом целлофане и бросил их на матрас. Найт лениво взял один из брусков - тот же золотой круг с советским автоматом АК-47. Он поднял на Джейка глаза и загадочно улыбнулся.

    - Что ты на меня вылупился?
- Вы правы, мы можем, как старые знакомые, перейти на «ты», — невозмутимо сказал Найт.

- Старые знакомые? Ты что, спятил? - Джейк покрутил пальцем у виска, - Может, страдаешь галлюцинациями?

- Я не любитель ЛСД.

- Сумасшедший, причем здесь ЛСД?

- Да вот недавно в руках держал занятную книгу «Наркотические сны: ЛСД и протест шестидесятых годов». Я вообще очень люблю читать. Между прочим, учился в Сорбонне. Так вот, в этой книжке довольно живо рассказывается, как ЦРУ приучало бунтовавшую молодежь к ЛСД. Я не помню кто, но достаточно образно сказал: «Кто курит гашиш, тот не читает Маркса».

- Ну и что?

- Если мне не изменяет память, на рождество тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года вы разгуливали по Катманду в дорогой, правда, штопаной дубленке. Можно вас спросить, где пришивали вам заплатки?

Лицо Джейка налилось кровью.

- И еще, - продолжал Найт, - позвольте узнать, что сталось с бедной французской девчонкой, которую под воздействием ЛСД по вашей просьбе…

Едва кончики пальцев Джейка коснулись рукоятки пистолета, Найт, не поднимаясь с матраса, одной ногой вышиб из-под него стул, а другой нанес удар по голове. Джейк распластался на полу. Первым делом Найт проверил у него пульс. Нормальный. Удар рассчитан точно. Затем ощупал карманы. Пистолет, не глядя, бросил под матрас. Внимательно перелистал дипломатический паспорт. Вот и отметка о пересечении границы. Отлет из Пакистана и в тот же день прилет в Катманду. Значит - из Пакистана!

В карманах брюк ничего интересного не оказалось: грязный платок да несколько скомканных непальских рупий. Найт перевернул Джейка на живот, чтобы добраться до заднего кармана брюк. Оценивающе подбросил на ладони бумажник из хорошо выделанной крокодиловой кожи, в котором оказалось несколько долларов и туристский чек на большую сумму. Найт хотел было положить чек обратно, но тут его заинтересовало, что он был выписан лахорским банком.

«Значит, Джейк обитает в Лахоре. Но почему дипломатический паспорт? В Лахоре нет американского посольства. Лахор - дипломатической паспорт – наркотики… Наркотики! В Лахоре находятся отделение Управления по борьбе с распространением наркотиков. Поэтому Джейк и сорит травкой налево и направо. Но наркотики-то афганские! Опять не клеится. Афганские наркотики и дипломатический паспорт? У сотрудника отделения может быть только обычный паспорт, а не дипломатический. Головоломка какая-то… Дипломатический паспорт? Стоп! Еще в Бангкоке кто-то говорил, что под крышей этого отделения промышляют агенты ЦРУ. ЦРУ! Вот где собака зарыта! Думал сначала взять его с книжкой на пушку, а он… Так вот почему, услышав «ЦРУ», сразу заерзал. Ну, а почему травка афганская - сам расскажет. Даже интересно, когда в запасе есть пара вопросов».

Найт развалился на матрасе, прислонясь затылком к прохладной стене, закурил сигарету и расслабился. Наконец, Джейк пошевелил рукой и с трудом приоткрыл глаза.

- Ну, как, очухался?

В ответ раздались грязные ругательства. Его рука потянулась к карману, где был пистолет.

- Не принимайте меня за идиота, - Найт затянулся сигаретой и беззаботно выпустил тонкую струйку дыма в потолок.

- Где ты научился такому удару? — Джейк круговыми движениями массировал раскалывающуюся от боли голову.

- В школе у Фрэнка Кэмпера и не тому учат. Советую больше не экспериментировать.

- У Кэмпера, - чуть ли не с уважением протянул Джейк. - На кого работаешь, парень?

- На себя. Извините, забыл представиться. Найт, журналист.

- И что ты от меня хочешь?

- Ответа на несколько вопросов.

- Чтобы потом тебе укоротили язык.

- Я уже сказал, что учился у Кэмпера. Меня не очень-то запугаешь.

- Ну и какие вопросы тебе спать не дают?

- Неужели за этого Шиву вы сможете получить полтора миллиона непальских рупий?

- Какие полтора миллиона? — от головной боли Джейк плохо соображал.

- Или сто двадцать пять тысяч долларов.

- Где ты найдешь такого шизика.

- Если один отвалил за него такую сумму, значит, найдется и другой.

- Чушь какая-то. Ужасно болит голова, - Джейк ожесточенно тер виски. - Откуда вы взяли сто двадцать пять тысяч долларов?

- Вы их сами отдали.

- Я?

- Кто же еще. Сначала в качестве аванса за Будду вы отвалили Полу два пакета наркотиков, а затем еще три за этого паука.

- Ну и что?

- Вы с луны свалились? В одной упаковке килограмм травки, а это по ценам мирового рынка - заметьте, мирового, а не черного, где все значительно дороже, - двадцать пять тысяч долларов. Ну и помножьте на пять. Хоть это вы способны сейчас проделать?

Джейк продолжал массировать голову.

- Может, вы альтруист?

- Кто-кто? — не понял Джейк.

- Человек, который отдает втемную сто двадцать пять тысяч долларов, да еще изъявляет готовность в течение двадцати лет делить общество с тараканами, вшами и прочими смертоносными амебами.

- При чем здесь амеба? — ужаснулся Джейк. Он даже перестал тереть виски.

- Вы думаете, за двадцать лет тюрьмы — срок, полагающийся по непальским законам за торговлю наркотиками, - вы не подхватите эту мучительно милую амебную дизентерию? - Найт изобразил на лице искреннее удивление.

- Полтора миллиона рупий, сто двадцать пять тысяч долларов, двадцать лет… С ума сойти можно. Вы не можете немного помолчать? Голова сейчас взорвется.

- С превеликим удовольствием помолчу, товарищ афганский революционер. Или, может, господин моджахед?

- Чего, чего? - встрепенулся Джейк. — Какой моджахед?

- Насколько мне известно, в Пакистане пребывают афганцы-моджахеды, а революционеры остались в Афганистане.

- Теперь Афганистан, — промычал Джейк. — Прямо средневековая инквизиция.

- Но травка-то афганская и, что главное, фирменная, фабричная, — Найт ткнул пальцем в торговую марку на пакете. — Вот будет на весь мир потеха, когда непальская полиция узнает, что афганскими наркотиками приторговывает сотрудник ЦРУ. И это будет доказано, не сомневайтесь! Достаточно будет описать события рождества тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года. А после свидетельских показаний французской девушки вообще ни у кого не останется сомнений.

- Кому-кому, а ей следовало бы держать язык за зубами, — вспыхнул Джейк. — За ту услугу она получила золотого божка, исполненного самим Арнико. Шутка ли, тринадцатый век. За него, уж точно, она отхватила не менее полутора миллионов. Надо было быть круглым идиотом, чтобы позволить этой сентиментальной дуре отдать паршивой девке самого Арнико. Понимаешь, Ар-ни-ко!

- Рассказ француженки все равно будет достаточно впечатляющим.

Джейк зажал виски ладонями и уставился в одну точку. Перед глазами поплыли события конца декабря 1966 года. Тогда Джейка, еще начинающего агента ЦРУ, направили на первое самостоятельное задание. Вместе с ним, правда, командировали и занудливую девицу, специалиста-психолога. Но та должна была выступать в качестве пассивного зрителя: смотреть и регистрировать поведение «объекта». Так казалось Джейку. Однако на самом деле именно ему была уготована чисто техническая работа — отобрать и незаметно подготовить «объект». Ведь главная цель операции состояла в определении возможностей манипулирования человеческим поведением, иными словами — подавления сопротивляемости организма воздействием ЛСД.

Галлюциногеном ЛСД — полусинтетическим веществом, полученным из ржаной спорыньи, секретные службы США заинтересовались еще в конце второй мировой войны. Была даже санкционирована строго засекреченная исследовательская программа по созданию для нужд разведки стимулирующего речь препарата. В начале 50-х годов ЦРУ приступило к практическому применению «сыворотки правды». Эксперименты между тем продолжались — мучительному воздействию ЛСД подвергались заключенные в тюрьмах, пациенты психиатрических больниц, проститутки, безнадежно больные.

И результаты оказались настолько впечатляющими, что, когда в 60-х годах радикальные настроения среди американской молодежи стали принимать «угрожающие масштабы», ЦРУ решило: лучшее средство лишить молодежный протест потенциальных политических возможностей — это ЛСД. Тем более, что к тому времени ЦРУ располагало уже тоннами галлюциногена. Но для полной уверенности требовалось провести еще один эксперимент, но уже не в психиатричке или тюрьме, где объекты излишне податливы, а в естественных условиях и где-нибудь подальше, чтобы в случае чего тень не упала бы на США и на ЦРУ, в частности. И тут сам бог послал «Международную конференцию хиппи». О лучшем естественном полигоне и мечтать было нельзя.

Задание, поначалу показавшееся Джейку элементарным, на деле оказалось не из легких. В Катманду съехались сотни, а может, и тысячи хиппи со всего света, но большинство из них — полностью опустившиеся наркоманы, которые вообще ни на какой протест не способны. Проклиная все на свете, Джейк блуждал из одной грязной забегаловки в другую, а его спутница в это время осматривала достопримечательности непальской столицы и даже по дешевке купила золотого божка, которым каждую минуту любовалась, приговаривая: «Это же надо, сам Арнико. Кто бы мог подумать, и за бесценок! Темные люди…». Она охала и ахала, а Джейк от злости скрипел зубами.

На следующий день он взял ее с собой — хватит: не гулять и шляться по лавкам приехали. В районе тибетских улиц Джейк заметил группу хиппи. Его внимание привлек рослый парень с всклокоченной бородой, в широченных шароварах и высоких сапогах. Настоящий бунтарь. Джейк дал знак спутнице, и они последовали за хиппи в ближайшую харчевню. Вся группа — среди них была совсем молодая наголо стриженая девушка — уже сидела за длинным столом. Цедили бесплатный чай и листали комиксы. Лишь «бунтарь» нетерпеливо поглядывал на дверь.

И тут появился парень в белом холщовом хитоне. Бороденка, усталые глубоко посаженные глаза, высокий лоб. Ну, вылитый Христос. Джейк невольно перевел взгляд на его руки: нет, следов от гвоздей на них не было. В это время «Христос» грациозно раскинул руки, будто приветствуя свою паству, хитон на груди распахнулся, и Джейк увидел цветную наколку распятия.

Бородатый бунтарь мгновенно преобразился - подобострастно уступил «Христу» место, а сам, как бедный родственник, притулился у краешка стола. Джейк даже выругался про себя: «Опять осечка! Может быть, «Христос»? Нет, слишком крепкий орешек — вон как всех в узде держит. Потребует слишком много времени, а его уже практически нет. Тянуть дальше нельзя. Надо выбирать объект из этой группы». Он кинул изучающим взглядом всех хиппи по очереди. «Бородатый псевдобунтарь не в счет — эксперт-психолог сразу заложит, что пошел, дескать, по пути наименьшего сопротивления. Парень в жилетке - обычный наркоман. Таких и в психушке навалом. Другие — тоже. Девушка? Опять же обычная, только стриженая потаскуха. Нет».

Он снова поглядел на нее. «Стриженая… Но нормальные зрачки, а под огромными, отнюдь не рыбьими, как у наркоманов, глазами синие круги. Значит, не спит, думает, мучается…» И приложилась к трубке с опиумом так, для вида, при чем под немым натиском «Христа». А перед ним мало кто устоит. И в глазах отнюдь не покорность, скорее вызов: вот я какая, все могу! Да и остриглась, судя по всему, тоже ради вызова. Что ж, на худой конец сойдет».

Джейк вопросительно посмотрел на свою спутницу и показал на стриженую. Психолог сделала до смешного сосредоточенное лицо и, покусав губы, кивнула. «Это хорошо, в случае неудачи все свалю на эту непроходимую дуру». Джейк щелкнул несколько раз зажигалкой, незаметно направляя скрытый объектив то на Христа, то на девушку. Через несколько минут «Христос» кивнул стриженой, и они ушли.

Отправив спутницу в гостиницу, чтобы не путалась под ногами, Джейк пустился догонять «Христа». В голове созрел блестящий план. Черт побери, в Лэнгли все от зависти сдохнут! Он был так уверен в грандиозном успехе, что, увлекшись, чуть не натолкнулся на «Христа». Тот, свернув в темноте к неказистой пагоде, привлек к себе стриженую и стал заваливать ее на каменные плиты фундамента. Джейк готов был кричать от отчаяния; весь план летел к черту. Но закричал не Джейк. Ночную тишину разорвали вопли «Христа». Стриженая вцепилась в его бороденку, а затем, изловчившись, резко ударила его коленкой в пах. Вслед убегавшей девушки посыпались фразы, почерпнутые отнюдь не из священного писания.

- Не по зубам выбрал орешек, парень, — Джейк сочувственно поцокал языком.

- Да я ее… - распалялся «Христос».

- Только не надо шуметь. Береги нервы. Такие вещи надо делать по обоюдному желанию.

- Вот стерва. Одному вообще нервнопаралитическим газом в рожу пшикнула. Никого к себе не подпускает, сука.

- При желании и желание можно устроить.

- Это как?

- Не как, а где? Если уж ты такой фанат, можно и в пагоде. Тебе надо будет только ее привести, а все остальное — за мной. Моя подружка, понимаешь, оказалась большой любительницей острых ощущений и видела тебя, в смысле — Христа, только на иконах, а в деле — никогда. Вот и хочет полюбопытствовать, - Джейк прыснул в кулак.

Поднимались медленно — ступеньки узенькие и стертые от времени. Под сводами полумрак — окна, прикрытые ажурными деревянными решетками, пропускали лишь узкие пучки света. Преодолев шаткие, в некоторых местах без перил, лестницы и бесконечные коридоры, они, наконец, оказались под крышей верхнего яруса. Не успели оглядеться, как, словно по мановению волшебной палочки, начался колокольный перезвон. Колокола звучали то тихо и нежно, то громко и властно.

Звуки завораживали. На губах стриженой застыла таинственная, немного виноватая улыбка. Глаза, опушенные густыми ресницами, прикрыты — в этот момент она была там, где все до боли знакомое и родное: и напускная суровость «па», и безграничная, до исступления, любовь «ма», и безгласный, потому и верный, хотя и вконец обтрепанный, с одним стеклянным, но умным глазом плюшевый медвежонок. Там, откуда было до безумия легко уйти, и куда безнадежно трудно вернуться. Может, и не так трудно, как невозможно переломить себя.

Звон очаровывал всех, даже психолога - у той от удивления отвисла нижняя челюсть, - но не Джейка. Глянув подозрительно на «Христа», он просунул в пролом оконной решетки голову, чтобы узнать, кто устроил шутку с перезвоном. Но оказалось, автор музыки - сама пагода. По всему периметру крыши висели небольшие колокольчики, язычки которых с широкими плоскими листочками из бронзы приходили в движение даже от легкого дуновения ветра. А крыша имела такой наклон, что трели словно рассыпались по ней, отражались от каждого, даже легкого изгиба.

- Под такую музыку не грех и выпить, — вывел всех из оцепенения Джейк. Он достал из кармана плоскую бутылочку, отвинтил колпачок-стаканчик.

- Сначала дамы, — он протянул стаканчик, полный тягучего зеленоватого ликера, психологу.

- А теперь вам, - Джейк на глазах у всех плеснул из бутылки в опорожненный колпачок. Никто не заметил, как он натренированным движением добавил в ликер ЛСД.
Стриженая в нерешительности покрутила стаканчик тонкими музыкальными пальцами.

- Вас ждут мужчины, — галантно поторопил Джейк, и она, смерив презрительным взглядом «Христа», медленно процедила густой ликер через плотно стиснутые белоснежные зубы.

«Христос», не ожидая, когда Джейк предложит и ему порцию, сам протянул дрожащую руку за стаканчиком.

- Нет, господин Христос, вам не полагается. Потом, всему свое время, дорогой, сначала дела, — Джейк подтолкнул его поближе к стриженой. — Не заставляйте клиента ждать.

На стриженую накатывалась странная, неудержимая веселость. И вот уже взрыв смеха. Но тут же она густо покраснела, устыдилась беспричинного веселья и стеснительно, совсем по-детски, ладошкой прикрыла смеющийся рот. Попыталась что-то сказать, но сохранить связность речи оказалось выше ее сил. Да и собственный голос показался оглушительно громким: от него сотрясались стены, создавалось впечатление, что еще мгновение — и перекрытия рухнут. Пучки света, пробивавшиеся сквозь деревянные решетки, пустились в перепляс, сплетаясь в потешные узоры. Глаза заволокла зыбкая пелена, в которой, как в кривом зеркале, хищным, животным блеском искрились зрачки «Христа». И опять колокольчики. Они позванивали то тихо, заупокойно — холодно-синим светом, то шаловливо смеялись, разбрызгивая ярко-желтый.

Пожелтели и расширяющиеся с неимоверной быстротой зрачки «Христа». С новой нотой они порозовели, затем расцвели фиолетово-пурпурными цветами. Каждая нота добавляла свой неповторимый оттенок. От роя цветовых гамм радостно рябило в глазах. Легкий перезвон - и мириады бабочек закружили вокруг нее хоровод. Нежными пушистыми крылышками они ласкали щеки, шею, грудь. Она пыталась парить вместе с ними, но все время упиралась в трепещущее в конвульсиях распятие. Извивавшийся на кресте человек что-то назидательно говорил. Слов было не понять, но тембр его голоса проникал в мозг, впитывался в поры, чтобы остаться там навсегда.

Откуда-то издалека, почти из иного мира, послышался полный ужаса шепот: «Она же девушка, Джейк! Если об этом станет известно…»

Пугливым бабочкам было достаточно и шепота. Стало безумно одиноко. Она звала их, но голос вяз в насыщенной до густоты атмосфере. Хотела догнать, но сил не было подняться. Попробовала оттолкнуться рукой, но там что-то липкое. Она протянула руки, взывая к бабочкам: вернитесь! И вдруг ощутила холод металла, пальцы инстинктивно сомкнулись. Сквозь пелену пробивалось сияние — золотой божок с кровавыми отпечатками ее пальцев таинственно улыбался…

- Вы, что заснули? Спать надо дома.

- Что я должен сделать? — не меняя позы и не поднимая глаз, вымолвил Джейк.

- Вот это деловой разговор. Меня интересует совсем ничего: как вы намеревались перетащить такого большого Будду через границу?

- Ну, ты даешь! Я тебе расскажу, а где гарантии, что после этого мне не придется коротать двадцать лет в тюрьме?

- Боитесь за улики? Резонно. Вот они, берите, - Найт перебросил пакеты с наркотиками поближе к Джейку. - А те, что остались у Пола, - считайте с концами. Да и кто поверит убогому Полу, у которого уже и не мозги, а заплесневелая травка.

- Значит, хотите узнать, как можно переправить Будду? Очень просто - по почте.

- Шутите, или голова перестала болеть? — с угрозой сказал Найт.

- Шутишь ты. И вообще, кончаем игру. Думаешь, в тюрьму посадят меня, американского дипломата? Смешно. И убить меня тебе никакой выгоды, одни неприятности.

- Согласен. До тюрьмы дело действительно не дойдет. С вами покончат значительно раньше. Будьте уверены, они постараются упрятать концы в воду сразу же, как только появится в газетах ваше жизнеописание. Разве не наделает шума броский заголовок, положим, такой: «ЦРУ: афганскими наркотиками стреляют из Пакистана». Хотите сказать, кто докажет? Тут и доказывать нечего. Можно даже и не называть ваше ведомство. Просто сообщить, что американский дипломат привез в Катманду большую партию наркотиков, которые раздавал по дешевке первым встречным. Напрашивается единственный вывод: кому-то очень нужно, чтобы афганские наркотики появились в Непале. А может, не только в Непале, - Найт загадочно улыбнулся. – Ну, как, будем говорить?

- Я уже сказал: собирался отправить по почте.

Увидев, что Найт побагровел от ярости, Джейк поспешил добавить:

- Не обычной — дипломатической.

- Через кого?

- Через советника нашего посольства Грейса. Могу даже дать подход к нему. Его жена молодая и взбалмошная особа, а он слишком стар и поизносился. Вот тебе и информация к размышлению. Теперь я могу идти?

Джейк подхватил Шиву и направился к дверям. Пакеты с наркотиками так и остались на полу.

- Травку тоже можете взять. Она мне не нужна.

- Делай с ней, что хочешь. Можешь даже подбросить в полицию.

- Надо понимать, услуга за услугу? Значит, я был прав, это действительно кому-то очень нужно, - многозначительно сказал Найт.

Джейк скрылся за дверью.

На следующий день поздно вечером возвращавшемуся домой официанту из ресторана «Кришна» преградил путь человек, неожиданно шагнувший из темноты.

- Ты узнал адрес? - послышался глухой голос.

- Какой адрес? — от неожиданности официант замер. Попытался разглядеть лицо незнакомца, но безуспешно. Прямо под козырьком вязаного кепи начинались большие темные очки.

- Ты что, забыл, Прасад? Той девушки, с фотографии.

- Я же сказал, зайти…

- Мне нужно сегодня, - перебил незнакомец и крепко сжал запястье Прасада. - Ну, быстрее.

- Больно! - воскликнул Прасад, и тут же его рот и нос были зажаты рукой в перчатке.

- Тихо. Зачем так шуметь, - послышался шепот над самым ухом.

Прасад чувствовал, что еще немного, и потеряет сознание от нехватки воздуха.

- Говори, - будто издалека послышался все тот же хриплый голос.

Рука в перчатке отстранилась от лица.

- Деньги вперед, - переведя дыхание, выпалил Прасад.

- Ах, так?

Последовал удар, захват и поворот вниз. Затем нападавший сделал шаг назад. Прасад оцепенел от ужаса. Сквозь пелену он увидел на ладони незнакомца свое собственное ухо. Боль еще не пришла.

- Адрес! Говори!

- Гест-Хаус. Она…

Собрав все силы в комок, Прасад бросился на него, но промахнулся. Удар получился по касательной, сверху вниз. Раздался треск рвущейся одежды. Тут же резкая боль в почках сковала Прасада, и он ткнулся лицом в грудь незнакомца. В это мгновение из-за туч выплыла луна, и перед глазами Прасада в овале разорванного свитера возникли следы цветной, казавшейся неимоверно огромной наколки распятия.

- Христос!

В синем холодном свете блеснуло лезвие ножа. Зажав пальцами нестерпимо обжигающую рану в животе, Прасад переломился в позвоночнике. Последнее, что он почувствовал, уже корчась на земле, как кто-то ощупывал карманы его куртки.

6

Сон не снял усталость от утомительной дороги. Ночью вырубилось электричество. Кондиционер смолк, и стало нечем дышать под сетчатым пологом. С полчаса поворочавшись, Найт вновь задремал, неосторожно прислонившись плечом к москитной сетке. И тут же через полог в тело впился комар. От резкой боли — не комары, а чудовища какие-то — он отдернул руку. И началось. Комар через сетку просто так не пролезет, но стоит ему добраться до своей жертвы, сразу же присасывается намертво и может протянуться через мельчайшую ячейку внутрь. Казалось, под полог проник не один комар, а целая армада. То там, то здесь раздавалось грозное жужжание. Хорошо еще, Амар уговорил Найта взять в постель фонарик. Наконец удалось найти и прихлопнуть отяжелевшего от высосанной крови комара. Облегченно вздохнув, Найт закрыл глаза, но даже во сне снилась ему пробитая в скалах дорога Трибхуван Раджпатх.

    …Внизу проплывали облака. Поворот сменялся поворотом. Пол то и дело вытягивал шею и из-за спины водителя недоверчиво поглядывал на стрелку спидометра - та трепетала на отметке 40 км, а казалось, будто участвуешь в гонке на выживание. Узкое полотно серпантином извивалось между пиками мрачных и неприступных гор. Вдоль дороги часто попадались изувеченные машины - следы недавних аварий. Поначалу Пол каждый раз толкал Найта в бок и показывал пальцем на бесформенные груды металла, но постепенно привык и перестал обращать на них внимание.

Очередной поворот, и джип буквально уперся в пышущий жаром огромный радиатор тяжело груженого трака. Водители чудом успели затормозить и, включив заднюю скорость, начали разъезжаться в поисках более широкого участка дороги. Объехав грузовик, джип продолжал карабкаться вверх. Вот и Даман — самый высокогорный перевал в Непале, куда можно добраться на автомобиле. Устроили привал, чтобы немного размять ноги. Все направились к смотровой площадке, а Пол, подхватив сумку, шмыгнул в заросли, перед которыми был воткнут кол с дощечкой «Кусты для любых целей». Со смотровой вышки, однако, не удалось полюбоваться ни одним из четырех рекламируемых путеводителем пиков высотой более восьми тысяч метров. Была такая сильная облачность, что видимость ограничивалась сотней метров.

Пол же вышел из кустов с довольной улыбкой. От внимания Найта не ускользнуло, как он на ходу потирал внутреннюю часть локтя левой руки — успел-таки сделать себе укол в вену. И на весь оставшийся путь Пол забылся тяжелым сном. Он даже не повернул головы, когда за очередным поворотом никто не смог сдержать возгласы восхищения: весь северный склон горы был покрыт снегом, и на белом фоне яркими пятнами выделялись небольшие оазисы с огненно-алыми рододендронами. После перевала дорога, петляя в ущельях, пошла вниз…

Найта разбудил звон металлической посуды и голоса прислуги на улице. Одевшись, он спустился вниз. На открытой веранде уже был накрыт стол, вокруг которого нетерпеливо прохаживался Пол. От потребления наркотиков он вечно испытывал голод.

- Доброе утро, мистер Найт. Как спалось? — поспешил навстречу Амар.

- Спасибо за фонарик, оказался весьма кстати, — буркнул Найт.

Он уже был не рад, что согласился съездить на юг, в Тераи. Граница с Индией рядом, но какой от этого прок. Пролистывая вчера вечером свежие газеты, он нашел большую статью о работе индийских таможенников. Даже если сделать скидку на некоторое приукрашивание, факты все равно впечатляли. «Значит, опередили», - а дважды по одной и той же дороге он ходить не привык.
Амар пригласил всех к столу.

- А ваш отец? - поинтересовался Найт.

- Он истинный индуист: встает слишком рано, да и есть предпочитает в одиночестве. У нас еда сопряжена со многими заповедями. Древние законы, например, нам строго запрещают не только хвастаться своей пищей перед другими, но и приносить ее в дом, не прикрыв чем-нибудь. Иначе, - Амар улыбнулся, - пища станет причиной серьезного заболевания.

На завтрак подали жареных кур, зелень, хрустящие лепешки чапати, а также большое блюдо риса с орехами и желтой острой приправой кари. Пол первым набросился на еду, с верхом заполнив свою тарелку рисом, который стоял поближе.

- Когда ешь рис, надо быть особенно внимательным, - назидательно предупредил Амар.

Пол с удивлением поднял голову и попытался что-то сказать, но из полного рта вырвалось лишь мычание.

- По непальским заповедям, ни в коем случае нельзя есть подгорелый рис, не то вскоре, - Амар подмигнул Найту, - совсем поглупеешь.

Побагровевший от злости Пол уставился на Амара, но тот, ободренный смехом Найта, продолжал:

- Нельзя также лакомиться ушами ворованного слона: тут же начнется нестерпимая головная боль.

Упоминание о слоне навело Найта на мысль:

- У вас здесь, наверное, хорошая охота, дорогой Амар?

- Я уже думал об этом. Вообще-то охота сейчас запрещена, но отец обещал устроить. У нас есть потомственный егерь. Прекрасный, надо сказать, следопыт. Он даже участвовал в охоте, которую здесь устраивали для английской королевы Елизаветы Второй в тысяча девятьсот шестьдесят первом году.

- Здесь охотилась сама Елизавета? - не поверил Пол.

- Да, неподалеку. Правда, перед этим провели грандиозные строительные работы. Перво-наперво мощным бульдозером выкорчевали деревья и сняли верхний слой земли под будущий лагерь, а затем согнали народ с округи собирать уцелевших скорпионов, змей, жуков. Вдруг какая-нибудь ядовитая тварь нарушит покой королевы?! Ну, а чтобы ей не понадобился ночью, как вам, мистер Найт, фонарик, с воздуха распылили ядохимикаты. И только после этого площадку покрыли свежим дерном и засадили усыпанными цветами деревьями. Естественно, для королевы возвели так называемый охотничий домик, насчитывающий одиннадцать комнат, две ванные с холодной и горячей водой круглосуточно, хотя даже в домах столицы водопровод в то время был большой редкостью. Горячую воду, естественно, подогревали на костре. Но самые пикантные вещи творились в туалете королеве. Там был установлен модерновый по тем временам унитаз с кнопкой в стене. Нажимаешь кнопку, и тут же вода спускается под мощным давлением. Кнопка, правда, была, а вот воду под давлением взять было неоткуда. Пришлось поставить человека из службы безопасности, но не с автоматом, а с ведром воды.  Он неустанно глядел в неприметную щелочку в стене, и как только Елизавета нажимала кнопочку, сразу же выливал воду в трубу.

Амару пришлось на пару минут прервать свой рассказа, чтобы переждать дружный хохот гостей.
 
- Но это еще не все. Со всех уголков страны пригнали триста шестьдесят семь слонов, которым предстояло сыграть далеко не последнюю роль в предстоящем представлении. Были слоны-охотники, слоны-перевозчики и даже слоны-бары. На слонах-барах можно было в жару не только освежиться прохладительными напитками, но и выпить из запотевшего бокала шампанского со льда.

- Представляю, чем их кормили, - мечтательно протянул Пол.

- В меню, - Амар сделал интригующую паузу, - входил даже плов из павлинов. Так вот, в первый же день охоты застрелили тигра, а на следующий — носорога.

- Носорога? - заинтересовался Найт.

- В приваживании этого носорога и участвовал наш егерь Дханасур Таманг, - похвастался Амар.

- Говорят, рога носорога очень ценятся? - как бы между прочим спросил Найт.

- Еще как! Из рога делают сильнейшее стимулирующее средство - любую старую развалину в горячего юношу превратит. У нас же изделия из шкуры носорога - непременный атрибут религиозных церемоний, связанных с поминовением усопших. По поверью, жертвоприношения на подносе из шкуры этого зверя обязательно попадут к ушедшим в мир иной. А члены нашей королевской семьи влезают внутрь только что убитого носорога и совершают там поминки по своим близким.

- И эти носороги встречаются здесь до сих пор?

- Ты хочешь помянуть близких? - хмыкнул Пол.

- Да, неподалеку, в национальном парке Читван, - увлеченный своим рассказом Амар не обратил внимания на реплику Пола. - Но там нельзя появляться не только с ружьями и капканами, но, чтобы не спугнуть диких животных, и с включенными радиоприемниками и магнитофонами, и даже ездить на автомобилях после захода солнца и до восхода.

После завтрака Амар повел Найта знакомиться со своим отцом.

Найт облегченно вздохнул. Он уже не знал, что и думать. Когда они приехали, хозяин дома даже не вышел их встречать, да и за завтраком не появился, а объяснения Амара Найт посчитал отговоркой. Может быть, что-то заподозрило бывшее верховное лицо в этом дистрикте.

Тревогу Найта развеял Амар:

- Мы же приехали во вторник, а это - самый неудачный день для приема гостей и визитов. Во вторник моя мать не отважилась бы проведать даже своих родителей. Вот он и сделал вид, будто никто вчера к нему не приезжал. Будем считать, что мы прибыли сегодня.
Отец Амара, Бхир Тхапа, приветствовал Найта в гостиной, довольно большой, но почти пустой комнате, и предложил ему расположиться на лежавших на полу парчовых подушках. Принесли две хукки - кальяны в серебряных оправах с резиновыми трубками. Один поставили перед Найтом, другой начал курить хозяин дома. В кальяне дым проходит через воду и становится холодным. Создается впечатление, будто табак очень крепкий.

- Не стесняйтесь, пожалуйста, - Бхир Тхапа вытянул руку с повернутой вверх ладонью, - можете больше не курить хукку. Главное - вы попробовали и тем самым выразили уважение хозяину дома. Будь на моем месте житель соседнего района, он непременно предложил бы вам в знак своего расположения огромную, толщиной в два сантиметра самодельную сигару. И чтобы не обидеть хозяина, пришлось бы курить.

- Узнав, что Найт - журналист и собирается написать несколько очерков о культуре Непала, Бхир Тхапа оживился.

- А я уж подумал, что Амар привез, извините, каких-то оболтусов, прожигающих деньги своих родителей. Мой сын вообще слишком доверчив, да еще вбил себе в голову непременно стать журналистом. Вы бы за ним присмотрели, мистер Найт. Очень боюсь потерять сына. Вокруг развелось столько наркоманов, - он развел руками. - Нашу страну захлестнул поток информации, и, конечно, молодежи порой трудно разобраться в обстановке, выделить главное, отмести второстепенное, наносное. Вот и сын моего приятеля связался с хиппи, пристрастился к наркотикам.
 
Найт сочувственно кивнул.

- Сначала, - продолжал Бхир Тхапа, - я не очень хотел устраивать охоту, но теперь вижу, вы человек серьезный и вам полезно будет даже с профессиональной точки зрения побывать в джунглях. Впечатление, должен сказать, неповторимое. Я думаю, завтра вечером и поедем. Прикажу Дханасуру приготовить все необходимое. А тем временем договорюсь о разрешении на отстрел пары зайчиков, а кто попадется на мушку, - он хитро сощурился, - там посмотрим. Раньше вообще с этим не было проблем. Все земли в округе были свои: охоться, когда не лень. Но после аграрной реформы пришлось потрудиться. Хорошо, своих людей достаточно. Излишков земли не оказалось.

- А если…

- Никаких если. Они мои родственники, - он сделал ударение на последнем слове, чтобы у Найта не осталось никаких сомнений. - И к тому же кое-что мне должны.

Найт понимающе покачал головой.

- Я же сказал, вы умный человек. Мне достаточно взгляда, чтобы распознать личность. А мой сын еще витает в облаках. Думает, окончит свой университет и все разом его зауважают. Совсем мальчишка. Журналистика?! Да разве на нее проживешь? - Бхир Тхапа безнадежно махнул рукой, потом спохватился: - Журналистика - ведь это ваше хобби, не основное дело?

На лбу Найта выступила испарина, он машинально кивнул.

- Вот я и думаю, пусть Амар перебесится. Может, даже газетенку ему куплю, а там быстро поймет, что к чему. Не пройдет и года, вспомнит, что он сын землевладельца. А это лучший залог уважения. Пока же, прошу вас, погоняйте его как следует, чтобы узнал изнанку журналистики. Договорились? – и, не попытавшись даже узнать мнение Найта, продолжал: - А я со своей стороны вам помогу, чем могу. У меня обширные связи в столице, познакомлю с нужными людьми. В общем, в долгу не останусь.

Бхир Тхапа сдержал слово, и на следующий вечер на двух джипах, с которых были сняты брезентовые тенты, они отправились на охоту. На первом вездеходе ехали Найт с Дханасуром Тамангом, а на втором - Бхир Тхапа с Амаром. Пол, сославшись на головную боль, остался дома: решил покайфовать в спокойной обстановке.

На каждом джипе за задним сиденьем приютились «ассистенты» с мощными фарами-искателями.

Сквозь черные, витиевато переплетенные стволы деревьев проглядывали мириады огоньков. Светлячки, догадался Найт. Однако все было не столь романтично - горела трава. Зрелище не из приятных. В ночной тишине отчетливо слышались вой диких животных, крики перепуганных насмерть птиц. Расползавшийся «красный цветок» наводил ужас на обитателей джунглей. Неожиданно дорогу перебежала антилопа.
Дханасур Таманг хлопнул по плечу водителя. Джип от резкого поворота встал на два колеса, но быстро выровнялся. Взревел мотор, и, виляя по горящей траве среди поваленных деревьев, машина устремилась за антилопой. «Ассистенты» рыскали фарами по кустам. Вездеход так бросало на корнях деревьев, что Найт поставил винчестер на предохранитель, дабы случайно не выстрелить.

Водитель ударил по тормозам. Автомобиль, развернувшись юзом, резко остановился.

- Стреляйте же, - услыхал Найт раздраженный шепот Дханасура Таманга.

Из высвеченного двумя фарами-искателями яркого пятна прямо на Найта с тоской смотрели влажные глаза антилопы. Он вскинул винчестер, однако раздался лишь щелчок - спешке забыл снять с предохранителя. Тут же последовал выстрел. Это навскидку, не целясь, пальнул из своего старинного ружья Дханасур. Пуля попала антилопе в грудь. Она даже не пыталась бороться со смертью. Только от удивления шире раскрыла грустные с поволокой глаза и медленно начала заваливаться набок.

- Ловко ты ее, - не удержался от похвалы Найт.

- Это что, - махнул тот рукой. – Я и носорога одним выстрелом свалить могу. А он всем зверям зверь. Бежит и бодает рогом воздух, словно примеривается. От топота земля трясется. Сердце в пятки уходит. Единственное желание - спрятаться. Да где там! Не зря у нас в народе говорят: «Постарайся раньше заметить носорога, чем он тебя».

- Вот это зверь! - восхищенно приговаривал Дханасур Таманг.

- Разве таким старьем носорога завалишь? - Найт показал на ружье Дханасура.

- Есть чем, - уклончиво сказал тот.

— И рога достать можешь?

— Нет.

— Боишься носорога?

Вновь отрывистое «нет». Найт недоуменно пожал плечами.

— За носорога — тюрьма, — пояснил Дханасур.

— Но и большие деньги…

— Сколько?

- Тысяча рупий устроит?

Услышав сумму, которая и во сне не снилась, следопыт встрепенулся, однако страх перед тюрьмой не давал покоя.

— А если, все-таки, поймают?

— Не бойся. Рога предназначаются для очень большого человека, с ним даже король за руку здоровается. Америка! — для вящей убедительности Найт показал указательным пальцем в небо.

- А-ме-ри-ка, — уважительно протянул Дханасур, хотя и не совсем понимал, что это такое.
 
— Рога привезешь ко мне, в Катманду, — Найт назвал адрес дома, который ему предложила администрация отеля накануне отъезда в Тераи.

Дханасур вопросительно глянул на Найта.

— Все будет в порядке. Транспортные расходы за мой счет.

Прошли еще три дня. Вечером, как обычно, Амар настроил приемник на непальское радио и стал жадно слушать новости.

— Какой позор! — воскликнул он, — Это же надо! Нашли такие сокровища, а местные власти и палец о палец не ударят.

— Что случилось? — заинтересовался Найт. Ему успела наскучить размеренная жизнь в деревне, и он подыскивал предлог, чтобы уехать в Катманду.

— Представляете, в небольшом селении Чидесвари, рядом с Катманду, крестьянин обрабатывал землю и мотыгой зацепил голову Дурги.

- Чью голову? — не понял Найт.

- Дурги, богини. Жены Шивы. Ее обычно изображают разъяренной, с оскаленными клыками, часто многорукой и многоголовой и с непременным ожерельем из черепов. Но не в этом дело. Крестьяне нашли на том месте еще несколько древних статуй.

- И все они, конечно, бесследно уплыли, - Пол скривился в брезгливой улыбке.


- Пока нет. Крестьяне взяли их под охрану. Заметьте, сами крестьяне, а не местные власти, которым до этого дела нет.

- Вот это тема, — оживился Найт. — Надо срочно ехать в Катманду. В нашем деле главное — идти по свежему следу.

— Вы собираетесь возвращаться в столицу, мистер Найт? — вступил в разговор Бхир Тхапа. — Могу составить компанию. Я как раз получил приглашение от своего сводного брата на традиционный прием. Кстати, вам будет интересно побывать на этом приеме. Там обычно собирается весь цвет Непала.

…Из окна небольшой виллы, в которой поселился Найт сразу после приезда из Тераев, он увидел, как в ворота въехал юркий датсун желтого цвета. Из автомобиля — он также был предоставлен администрацией отеля в аренду — вылез Пол.

Найт вышел на веранду и стал молча наблюдать, как Пол с трудом выволок с заднего сиденья большую брезентовую сумку и, кряхтя, поставил ее на траву около веранды. Его бледное с желтизной лицо даже порозовело не то от натуги, не то от гордости. Встретив вопросительный взгляд Найта, он поднял правую руку, сложив колечком большой и указательный пальцы, — все, мол, о'кей.

— Дурга и ее родственники, к счастью, размером поменьше передают крестьянам пламенный привет, — Пол оскалил гнилые зубы. — Хорошо еще, сама Дурга в сумку поместилась. Тяжелая, стерва.

- И ты привез ее сюда! — оторопел Найт. — Хочешь засадить меня в тюрьму? Идиот!

- Спокойно, шеф. Все сработано чисто. Или я не похож, скажем, на эксперта ЮНЕСКО? Ты бы видел, как они кланялись, делали мне «намастэ» на прощание. Потеха! Теперь можешь садиться за пишущую машинку. Ее наверняка купят.

- Кого ее?

- Статью, конечно.

7

Над золочеными крышами многоярусных пагод храмового комплекса Хануман Дхока в центре Катманду взметнулись клубы черного дыма. Неужели пожар? Прихрамывая, Сатьял поспешил в ту сторону, но открывшаяся перед ним картина оказалась довольно банальной: около полицейского управления опять сжигали наркотики. Возле чадящего костра громоздились опорожненные бидоны, на которых большими буквами было начертано: «Гашиш».

Не задерживаясь у костра, Сатьял пересек двор и вошел в полицейское управление, чтобы выяснить у Адикари, в чем дело. К счастью, тот оказался на месте. Увидев Сатьяла, Адикари вышел из-за уставленного телефонами письменного стола и радостно пожал руку.

- Уже без палки! И почти не хромаешь.

- Каждый день прохожу по несколько миль. Скоро бегать начну, — похвастался Сатьял. — Кого-то накрыли? — он показал в окно, которое снаружи застилал едкий дым.

На этот раз ничего интересного для тебя нет, — извиняющимся тоном сказал Адикари. Он знал, что Сатьял вновь начал издавать газету и искал злободневные темы. По старой дружбе главный полицейский делился с ним профессиональными новостями раньше, чем они попадали в другие газеты.

— Такой пожарище, и ничего интересного?

- Просто уничтожаем запасы конфискованного зелья.

- Жаль. А я уж разбежался.

— Есть, правда, кое-что, но об этом, — помялся Адикари, — писать пока рано. Я еще сам толком не разобрался.

Адикари неторопливо достал из пачки сигарету, щелкнул массивной настольной зажигалкой и глубоко затянулся. Затем подошел к окну и стал наблюдать, как двое полицейских вынесли большую металлическую банку и высыпали содержимое в огонь. Сатьял молча следил за другом. Адикари неожиданно повернулся и, подойдя к своему рабочему столу, с силой загасил сигарету в пепельнице, выдвинул ящик стола.

— Сегодня сжигаем около двухсот килограммов наркотиков. Но это не все. Вот этот гашиш, — он вытащил из ящика и бросил на стол брусок темно-коричневого цвета в золотисто-желтом целлофане, — мы пока уничтожать не будем. И знаешь почему? Его нашли в кармане куртки официанта из ресторана «Кришна», что на Флик-стрит.

— Выхватили звено цепочки? — подхватил Сатьял.

- Если бы. Мертвые не имеют привычки болтать языком.

— Убит?

— Да. И изуверски. Сначала оторвали ухо, а потом пырнули ножом в живот. Но это не самое главное. Ты посмотри, чьи наркотики, — Адикари подтолкнул брусок ближе к Сатьялу. В глаза журналиста бросился бронзовый круг торгового знака.

— Афганистан!

Адикари кивнул и достал из ящика мятый пакет из такого же золотисто-желтого целлофана:

— В этот пакет была завернута трубка, которую мы нашли у храма Бангемудхе. Помнишь, той ночью?

— Еще бы. Значит, официант и пытался похитить Будду? — оживился Сатьял.

— Почему ты так решил?

- Это могут подтвердить отпечатки пальцев, — как само собой разумеющееся бросил Сатьял.

- В том-то и дело, что отпечатков пальцев много, но только одни на двух пакетах идентичные. Причем этот человек не держал в руках лом, брошенный грабителями у статуи Будды. Ломом орудовал тот, кто наследил на трубке и на пакете, в которую ее заворачивал. А вот отпечатков пальцев официанта не оказалось ни на одном пакете, не говоря уж о ломике.

— Вообще, какая разница, совпадают отпечатки пальцев или нет? — вспыхнул Сатьял. — Пусть будут отпечатки хоть самого дьявола. Важно — чьи наркотики. Тут ничего доказывать не надо: торговый знак говорит сам за себя. Если ты читаешь газеты, то тебе должно быть известно, что именно такие упаковки появлялись и в США, и в Западной Европе. Теперь Советы принялись и за нашу молодежь! А ты говоришь, писать об этом «пока рано», он зло передразнил Адикари. - Не писать, а кричать надо о том, что Афганистан превратился в международный центр по производству наркотиков.

— Не кажется тебе, Сатьял, что именно этого кто-то и добивается? — спокойным голосом перебил его Адикари. Он сам только минувшей бессонной ночью пришел к такому выводу и хотел с помощью Сатьяла перепроверить догадку.

— Чего этого? — недовольно переспросил Сатьял.

— Чтобы об этом, как ты только что сказал, не только писали, но и кричали.

— Тебе что-то известно? — обиженно буркнул Сатьял, до которого дошло, что Адикари «обкатывал» на нем свою версию.

— Я же тебе говорил, что отпечатков пальцев официанта нет ни на одном из пакетов. Значит, убитому специально положили в карман куртки гашиш. Проведено тщательное патологоанатомическое обследование, и можно с уверенностью сказать, что он не был наркоманом, хотя и работал официантом в ресторане, в меню которого достойное место занимают различные коктейли из дурмана.

— У него наверняка были друзья-приятели.

— Мы досконально проверили и эту версию: они в этом отношении чисты.

— И нет никакой зацепки?

- Есть, небольшая. Но это пока профессиональная тайна. И прощу тебя, не пытайся расспрашивать.

Адикари не хотел говорить Сатьялу о бармене из ресторана «Кришна», со слов которого выходило, что накануне смерти официант разговаривал с каким-то иностранцем. И не только разговаривал, но и пообещал ему оказать какую-то услугу за значительное вознаграждение. Адикари распорядился устроить засаду в ресторане, но «иностранец» больше не появился. Хотели уже закрывать дело, но тут бармен сообщил, что случайно встретил человека, очень похожего на того иностранца. Он выходил из дома на улице Лазимпат. Им оказался сотрудник ЮНЕСКО Мишель Бриар. Адикари на своем веку успел повидать всякое, но чтобы ученый, тем более занимающийся, казалось бы, таким гуманным делом, как восстановление памятников культуры, пошел на грязное убийство — в голове не укладывалось. Да и потом никаких улик против Бриара у полиции не было.

…Бриар не мог найти себе места. Казалось, пройдет еще пара дней, и они, наконец, встретятся. Но в назначенный срок, когда до дверей ресторана «Кришна» оставался какой-то десяток метров, к нему шаткой походкой подошел неряшливо одетый лысый мужчина.

- Я к вам от Прасада. Он вам просил передать…

- Он нашел Мари! — Бриар засиял от радости.

- Вы меня не так поняли. Она… — незнакомец покусал синеватые губы, — она умерла. Несколько лет назад.

- А где Прасад? Может, он что-то перепутал? — на глазах реставратора наворачивались слезы.

- Нет, все точно. Она умерла. А Прасад уехал в деревню. Навсегда.

     Бриар хотел было получше расспросить посланца Прасада, но того и след простыл. Да и о чем расспрашивать? Где ее могила? Да какая может быть здесь могила, если умерших сразу же пеленают в светло-желтое полотно и на бамбуковых шестах относят на берег священной реки Багмати, где сжигают, а пепел сбрасывают в воду. Багмати…

Он остановил первого встречного и спросил дорогу к Багмати. Тот посмотрел на реставратора как на сумасшедшего и скороговоркой, называя незнакомые названия улиц, начал объяснять, подкрепляя свой рассказ выразительной жестикуляцией.

В отчаянии, что его не понимают, непалец сдвинул на лоб черную шапочку «топи» и поскреб затылок. Затем взял Бриара за руку, подвел к проулку между домами и показал на возвышавшийся над крышами купол похожей на минарет круглой белой башни.

Словно слепой, спотыкаясь о выступающие камни, Бриар побрел в сторону башни. У овощного рынка к нему привязался продавец мороженого. Чтобы тот отстал, реставратор вынул из кармана первую попавшуюся скомканную бумажку, взамен получил из грязного ящика мороженое на плохо оструганной палочке и машинально поплелся дальше. Продавец, развернув деньги, не поверил своим глазам. Десять рупий! Столько за целый день не заработаешь! Подхватив ящик-термос, он поспешил затеряться в толпе.

Мороженое оказалось куском замороженного приторно-сладкого молока. Не успел Бриар отшвырнуть покупку, как «лакомство» тут же подобрал чумазый малыш в едва прикрывавшей пупок рваной рубашонке и, зажмурившись от удовольствия, начал жадно облизывать.

Позади остались белая башня и грубо слепленные из неокрашенного бетона трибуны стадиона. Вот и Багмати. Бриар остановился на мосту, с грустью вглядываясь в мутную, до густоты, воду. Неужели этой грязной, но почему-то священной реке суждено было стать последним пристанищем бедняжки Мари?

Бриар и его жена называли дочь с детства только «бедняжкой Мари», хотя ее игрушкам и нарядам всегда завидовали подружки. В школу она пошла, естественно в самую дорогую, после окончания которой открывались двери самых престижных высших учебных заведений. Любой каприз Мари исполнялся немедленно. Но постепенно желаний у дочери становилось все меньше, а подарки воспринимались сначала с протестом, потом вообще демонстративно отвергались.

К ужасу Луиз дочь напяливала на себя почти до дыр протертые джинсы и неопрятный грубошерстный свитер, подолгу пропадала «у друзей» в Сорбонне. Жена требовала от Бриара, чтобы тот повлиял на дочь, но отец лишь недоуменно пожимал плечами, считая, что всему виной возрастное стремление к экстравагантности, что девочка перебесится и скоро возвратится в семейное лоно. Но дома Мари появлялась все реже. Да и те редкие посещения сопровождались обвинениями родителей в меркантильности, упреками, что она вообще стыдится их образа жизни, их сытости, призывала жить чище. Это «чище» неизменно вызывало улыбку Бриара, что еще больше раздражало Мари. Но как было не улыбаться, если «жить чище» призывала девушка с растрепанными волосами и в давно не стиранной одежде.

Больше всего Бриара обескураживали упреки в том, что они с женой ведут якобы постыдный буржуазный образ жизни. Все, что было у Бриаров — а было не так уж много, — заработано честным трудом. Всю жизнь жили честно, как подсказывала совесть. Совсем еще юными они примкнули к движению Сопротивления, где познакомились и полюбили друг друга. Вместе стали и жертвами гнусного предательства.

А теперь вот, оказывается, живут не так. Бриар однажды попытался образумить Мари, но та безапелляционно бросила в лицо:
— За тридцать сребреников вы продали идеалы, за которые проливали кровь.

Бриар не смог стерпеть такого обвинения и впервые в жизни замахнулся на дочь, но тут же на руке повисла Луиз:

— Ради всех святых, Мишель. Это наша единственная дочь!

Мари и не догадывалась, что те, кого она с детства звала «ма» и «па», на самом деле не были ее родителями. После истязаний в фашистских застенках Луиз и Мишеля отправили в концлагерь. Луиз попала в женский концентрационный лагерь в Равенсбрюке, где доктор Клауберг, а в действительности бригаденфюрер СС, проводил опыты над живыми людьми. Лысеющий толстяк в круглых роговых очках и с птичьим носом сразу же обратил внимание на красавицу француженку. Опыт по стерилизации закончился «удачно» — она навсегда лишилась счастья материнства.

После войны Луиз и Мишель встретились вновь, но теперь — навсегда. Чтобы ничто не напоминало о трагедии Луиз, Мишель настоял взять в приюте грудного ребенка. Девочка стала как бы талисманом счастья. Они души в ней не чаяли, а Луиз буквально молилась на нее. Но…

Однажды, после долгого перерыва, Мари вновь появилась дома, чтобы объявить, что она навсегда порывает с их «буржуазным мирком» и уезжает в «неведомую страну», где будет жить «с богом» и по «воле божьей». И только тут Бриар заметил у нее на шее дешевую цепочку с крестиком.

— Мне нужны деньги на дорогу. Это будут последние гроши, которые вы на меня тратите, — только и сказала она.

Луиз не проронила ни слова. Широко раскрытыми глазами, жадно, словно не могла насытиться, глядела на свою «бедняжку Мари». А та, получив деньги, хлопнула дверью, даже не поцеловав мать на прощание. С тех пор Бриар не слышал ни голоса Луиз, ни ее рыданий. Годы напролет она сидела у окна и смотрела воспаленными от бессонницы глазами на дорогу, беззвучно шевеля потрескавшимися губами. Друзья советовали положить ее в психиатрическую лечебницу, но Бриар наотрез отказался. Она так и умерла, сидя у окна.

После смерти Луиз уже ничто не держало Бриара в Париже. Теперь можно было отправиться на поиски Мари. Но где ее искать? Что за «неведомая страна»?

Несколько недель ушло на поиски сокурсников дочери, но те ничего не знали. Бриар был на грани отчаяния, когда один из последних в длинном списке знакомых Мари после долгих раздумий наконец-то вспомнил, что кто-то из их компании собирался уехать в какую-то азиатскую страну, Непал, кажется. Большего от него добиться не удалось. Прошло еще какое-то время. Бриар уж было смирился с потерей жены и дочери, но тут неожиданно предложили поехать в командировку по линии ЮНЕСКО. И куда — в Непал! Он согласился не раздумывая.

Возвращаясь с моста через Багмати, он неожиданно для себя оказался в Патане — одном из городов-музеев долины Катманду. На центральной его площади - Дарбар-сквер.

Многоярусные пагоды и ажурные храмы в окружении бронзовых, медных и даже позолоченных идолов не смогли оставить его равнодушным. Прошли века, но, казалось, так ничего и не изменилось, лишь паутина электрических проводов над головой возвращала в действительность.

Он был очарован, увидев декорированный витиеватой резьбой по дереву и охраняемый каменными изваяниями древний королевский дворец из ярко-красного кирпича, лабиринт ступ, бронзовые скульптуры средневековых королей Малла, венчающие высоченные монолитные колонны из камня. Вряд ли где-то еще на подобном клочке земли можно встретить такое многообразие архитектурных стилей буддизма и индуизма, столь большое количество бронзовых и каменных скульптур.

Почти каждый дом в Патане привлекал внимание реставратора. Он на несколько минут остановился у полицейского участка, размещенного в одном из старых зданий и украшенного резными сценками на такие фривольные темы, которые больше подошли бы совершенно иному заведению.

Тут же в нише стоял покрытый многими слоями красной краски Хануман, царь обезьян преданный страж храмов, королевских дворцов и общественных зданий. В это время из участка вышел полицейский и, проходя мимо, дотронулся до изваяния, чтобы при исполнении служебных обязанностей ему сопутствовал успех.

Возвращаясь, Бриар обратил внимание на сложенные у одного из домов резные деревянные конструкции. Особенно его заинтересовали большие, почти двухметровые колеса, вырезанные из цельного куска дерева. На каждом колесе было нарисовано по три глаза.

- Бхайрав, — послышался тонкий голосок. Реставратор даже вздрогнул от неожиданности. Из-за его спины, сильно прихрамывая на правую ногу, подошла к колесам девочка и для вящей убедительности ткнула пальцем в глаз, самый низкий из трех, до которого смогла дотянуться. Бриара поразил цвет руки — она была белая, а не смуглая, как у всех непальцев. «Альбинос, - промелькнула догадка, — Но почему тогда волосы каштановые, а не ярко-седые». Но он не стал ломать голову над этой проблемой — его увлекли детали, судя по всему, очень древней колесницы.

- Бхайрав? — переспросил Бриар. — Это кто?

- Жестокий бог-разрушитель, самое свирепое воплощение Шивы, — бойко, на хорошем английском языке ответила девочка и рукавом заношенной до дыр кофточки вытерла нос.

- На этой колеснице возят бога Рато Мачхендранатха, который посылает в долину дождь.

- А тебя как зовут? — хитро улыбнулся Бриар.

В ее глазах засверкали веселые зайчики.

- Вообще-то Камиль, а подружки называют Камалой. Это такая богиня любви, красоты и счастья, — но, вспомнив о своей хромоте, потупила взор, вновь стала не по-детски серьезной. И добавила, словно оправдываясь:

- Им так проще, привычнее.

Бриар решил сделать описание колесницы, но с собой не было ни рулетки, ни блокнота. Да и сумерки начали сгущаться.

Не следующий день он поднялся пораньше, наскоро позавтракал и отправился в Патан, прихватив с собой бутерброды. Успел только замерить колеса, как опять появилась девочка, но уже не одна, а с подружкой и начала увлеченно помогать. Долго провозились с тяжелым колесом, которое заслоняло изображение короля змей Каркотака Нагараджи, венчавшее толстенную центровую оглоблю колесницы. Уставшие, но довольные, присели отдохнуть. И тут Бриар вспомнил о бутербродах. К счастью, их хватило на всех. Правда, когда Камиль увидела, что всего один бутерброд с сыром, а остальные с курицей, быстренько взяла с сыром и отдала его подружке.

- Она неварка и не имеет права есть курицу, — по-хозяйски распорядилась Камиль.

- Почему? — изумился Бриар. Он знал, что в Непале не едят говядину, но чтобы кур, когда их подают во всех придорожных харчевнях?

- Видите ли, когда-то у Будды сильно болела нога и никто не мог помочь в беде. Лишь курице удалось вытащить из раны личинку мухи, после чего Будда сразу поправился. Благодарные невары-буддисты и зареклись тогда никогда не есть куриного мяса.

Молчавшая все время девочка попыталась что-то сказать, но так и не смогла выдавить из себя ни слова, внезапно посинела, закатила глаза и начала откидываться зад. Бриар вскочил, не зная, что делать и кого звать на помощь. Камиль же без суеты положила бутерброд на оглоблю, взяла подружку за остренькие плечи и, как следует, встряхнула, затем слегка похлопала по щекам, пока та не пришла в себя.

- Вот до чего доводит желание стать живой богиней, — проворчала Камиль и принялась доедать свой бутерброд.

Заметив, что Бриар все еще встревожено поглядывает на девочку, деловито сказала:

- Не обращайте на нее внимания. Когда ей было четыре года, ее родители захотели, чтобы их дочь стала Кумари, живой богиней. Сначала все шло хорошо. Удалось доказать, что у нее ни разу в жизни на теле не выступала кровь. Но наступило главное испытание.

- Представляете, — Камиль горько вздохнула, — всех будущих Кумари оставили на ночь в комнате, уставленной изваяниями страшных животных, которые начали будто оживать при колеблющемся пламени свечей. Вдобавок в этот момент в комнату вломились люди в зловещих масках, принялись высоко прыгать и истошно кричать. Вот она и тронулась.

- И взрослый от страха с ума сойдет, не говоря уж о ребенке, — заключил Бриар. — Ну, а Кумари, ее так и не выбрали?

- Да нет. Нашлась одна, не испугалась. Но она, мне кажется, — заговорщически подмигнула Камиль, — еще до этого была тронутой. Да и зачем нормальному человеку в Кумари идти, тем более на время.

- Только на время?

- Конечно. Ведь как ни берегись от ссадин, все равно у девушки когда-нибудь выступит кровь, — она в недоумении пожала плечами: «такой взрослый, а простых вещей не знает».

— Да и потом всю жизнь одной мучиться, - Камиль потянулась к уху Бриара и тихо — дело-то касается хоть и живых, но, все-таки, богов — прошептала:

- Говорят, кто женится на бывшей Кумари, тот обязательно вскоре умрет.

За разговорами Бриар не заметил, как вокруг них собралась толпа непальцев. Одни уже начали роптать, другие с осуждением поглядывали на реставратора. Наконец, от толпы отделился пожилой мужчина и начал гневно что-то выговаривать, показывая пальцем то на Бриара, то на разобранную колесницу.

- Они подумали, что вы собираетесь украсть колесницу и делали обмеры, чтобы узнать, поместится она в грузовик или нет, — испуганно пролепетала Камиль.

Сквозь толпу уже пробирались двое полицейских. Камиль что-то сказала подружке на местном наречии, подтолкнула ее в спину, и та, мелькая босыми пятками, побежала в стоящий неподалеку дом.

Бриар, задыхаясь от гнева, что кто-то мог усомниться в его благих намерениях, попытался уладить недоразумение, но полицейские лишь хлопали глазами. Они не понимали ни слова — реставратор от нервного перенапряжения забылся и заговорил на родном языке. Он уже был на грани отчаяния, но тут заметил, что полицейские начали оттаивать и заулыбались. И только тогда до него дошло, что они внимательно слушают Камиль, которая фразу за фразой переводила французскую речь на непали.

Офицер что-то спросил и, тут же Камиль по-французски попросила Бриара показать документы. Полицейский повертел в руках карточку ЮНЕСКО, уважительно цокнул языком и тут же принялся успокаивать столпившихся непальцев, но те упорно не расходились и продолжали с угрозой поглядывать на реставратора. К счастью, подоспела подружка Камиль. За руку она тащила морщинистого старика с редкой бороденкой, одетого в типично непальский костюм — некое подобие рубашки навыпуск, но без пуговиц и воротника и в штанах, раздувавшихся на бедрах и узких в голени. Дед подружки Камиль оказался старейшиной хранителей колесницы Рато Мачхендранатха.

Ему хватило и пары минут, чтобы успокоить толпу. Вскоре все, вполголоса переговариваясь, разошлись. Отъехал и желтый «Датсун», владелец которого с интересом наблюдал за развитием событий.

8

Подождав, пока дежурный по отелю «Катманду гест-хауз» занялся очередным клиентом - узкоплечим парнем в стоптанных туристских башмаках и с видавшим виды выцветшим рюкзаком за плечами, — Найт незаметно пересек обшарпанный холл, поднялся на последний этаж и по затемненному коридору прошел к номеру, где жила «девушка с фотографии». Накануне в отель, если так можно было назвать заплеванную ночлежку, где были номера и по доллару, наведывался Пол. Его приняли за постояльцы - разве упомнишь всех из ста пятидесяти - и не вызывая никаких подозрений, без труда все разузнал.

Найт, надев темные очки, на всякий случай оглянулся по сторонам и приоткрыл дверь. В нос ударил спертый, гнилостный запах.

- Это ты, моя девочка, послышался сдавленный голос из угла каморки, где стояла скособоченная кровать.

— Нет это я, Мари, - не нашел ничего лучшего ответить Найт.

Она тяжело приподнялась на локте и долго смотрела на него широко раскрытыми, но, как показалось Найту, ничего не видящими безумными глазами. Она и вправду его не видела. Услышав голос, тембр которого навечно вошел в ее плоть и душу, который узнала бы и в тысячеголосой толпе, она безвольно откинулась на мятую подушку, ожидая видений, где каждый звук имеет свою цветовую гамму. Но панический страх вновь увидеть сатанинские конвульсии распятого на кресте сковал тело. Не было, как и тогда, сил сопротивляться. Прошла минута. Еще одна. Нечеловеческое напряжение постепенно сменялось истомой. Душа желала полета, тело - нежной ласки пушистых бабочек, а потом… Потом - пусть танталовы муки. Казалось, канула целая вечность, но видения так и не пришли.

Мари открыла глаза и искренне удивилась:

- Ты еще здесь?

Найт был готов ко всему, но такого не ожидал. Пол предупреждал, что она больна, но чтобы так!

- Я знала, что ты придешь. Не поверишь, но я ждала, вот откроется дверь и… Ты не думай, я не сумасшедшая, - она вымученно улыбнулась. - Просто сейчас я немного не в форме. Ну, что ты стоишь? Садись.

Опешив от безумного взгляда и совершенно нормальной речи, он покорно сел на единственный колченогий табурет.

— Здесь не очень уютно, но ничего не поделаешь. После родов я работала в этом отеле - помогло знание языков, да и один из владельцев на меня глаз положил. Ну, а когда мой вид стал отпугивать посетителей - многие думают, эта болезнь заразная - на работе пришлось поставить крест. Теперь держат меня здесь только из жалости. Соседи иногда помогают, чем могут: ведь я все-таки достопримечательность. Наверное, единственная, оставшаяся здесь… - она хотела сказать «из живых», но что-то удержало, - из нас, из первых, стариков. Странно, не правда ли.

— Что же здесь странного?

— Ты находишь? Приехать сюда, помнишь, сам говорил, чтобы освободиться от греха и от рабского подчинения закону и плоти.

Найт, услышав фразу из проповеди, весь напрягся.

- И что? Вырваться из рабства удалось, но плоть вышла из подчинения, а о грехе и говорить не приходится. Видишь, - она показала на давно не стиранное одеяло из грубой ткани. Создавалось впечатление, что оно прикрывало невесть как попавшее в постель бревно. — Поначалу на ногах появлялся лишь отек. Затем, когда наступила жара и пришел сезон дождей, нога резко увеличилась в объеме, кожа нависла складками. Ощущение сильной тяжести, но опять же, как ни странно, никакой боли. Однако тяжесть такая, что дурно становилось. Попыталась прокалывать опухоль, чтобы принести хоть какое-то облегчение. Потом - трещины, язвы. И вот теперь заживо гнию. Ничего не поделаешь, - она безнадежно покачала головой, - слоновая болезнь.

- Почему не обратишься к врачу?

- А что они могут, твои врачи? Они даже не знают причин этой болезни. Говорят, от укуса комара. Но скажи, пожалуйста, кого не кусали комары?

Найт невольно вспомнил ночь в деревне и внутренне содрогнулся.

- Что это я, все о себе да о себе, - спохватилась она. - Чем ты занимался все эти годы?

- Учился жить.

- У тебя есть дети?

- Какие дети? В наше-то время, когда не знаешь, что будет с тобой завтра, — Он замолчал, словно собираясь с мыслями. — Тебе надо вернуться в Париж, Мари.

— Поздно, слишком поздно. Я даже не доковыляю до трапа самолета.

— Все можно устроить. Было бы желание.

— Не успокаивай меня. Разве ты не чувствуешь? Даже моя дочь, хотя и не подает вида, не может выдерживать этого запаха и целыми днями пропадает на улице. Ты, надеюсь, знаешь, что такое гангрена.

- Да, — ужаснулся Найт.

Мари устало прикрыла глаза. Наступила долгая пауза, Найт подумал, что она заснула, и внимательно оглядел комнату. Взгляд остановился на прикроватной тумбочке, в нише которой стоял стакан с помутневшей водой и одноразовый шприц.

— Приходится колоться, чтобы хотя бы на мгновение забыться. Но это иногда, - по-детски оправдывалась она. - Когда совсем невмоготу.

Найт терпеливо слушал Мари, не прерывая.

- Если ты действительно пришел, чтобы помочь, — ее глаза были по-прежнему закрыты, но Найту казалось, что она пронизывает его взглядом, — то умоляю, помоги моей дочери выбраться отсюда, найти моих родителей. Я думаю, они примут ее, простят меня. У Камиль есть их адрес. Только не подумай, что я прошу милостыню. У Камиль есть деньги, много денег.

— Тогда вообще нет никаких проблем. Посажу в самолет, дам телеграмму в Париж и все.

— Далеко не все. Понимаешь, как бы тебе сказать… Деньги есть, и в то же время, — она с трудом подбирала нужные слова, — их нет.

— Это как? — оторопел Найт.

- У нее есть золотой божок, который стоит баснословные деньги. Помоги ей продать божка. Но только не сейчас. Потом, после, — опять наступила долгая пауза, — после моей смерти. Камиль меня никогда не оставит.

- Не беспокойся, даже если меня здесь не будет, я попрошу верного человека присмотреть за девочкой и сделать все, как надо.

— Спасибо. Не зря я верила, что ты придешь, - в нерешительности она принялась потирать пальцами лоб, собирая волнами сухую, с землистым оттенком кожу, покусывала почти бескровные губы и, наконец, собравшись с духом, вымолвила:

— Я хочу к бабочкам.

«Бабочкам? — Найт не на шутку растерялся. — Неужели и все остальное – тоже бред, болезненная фантазия сумасшедшей?».

— К каким бабочкам? — осторожно спросил он.

— К тем, которые прилетали ТОГДА, в пагоде. Я перепробовала, кажется, все, но вызвать их, пушистых бабочек, — ее губы растеклись в блаженной улыбке, — так и не удалось. Ну, что тебе стоит. Умоляю, дай мне то, что ТОГДА подмешали в ликер. Я знаю, — голос ее срывался на истеричный крик, — в ликер ТОГДА что-то подмешали. Я даже знаю, что из-за этого Камиль родилась калекой. Но все равно — дай мне это! — ее полные слез глаза умоляли. — Дай мне! Ради всех святых! Дай!

Приподнявшись, Мари рывком засучила левый рукав. Тонкая ткань рубашки затрещала, и обнажилась распухшая, почти черная от многочисленных уколов вена.

— Вот, убедись, я перепробовала все.

- Тихо, Мари, тихо, — Найт схватил ее за руку и, преодолевая брезгливость, начал поглаживать. — Успокойся, сейчас будут тебе бабочки.

Он протянул ей красноватую капсулу, дал запить мутной водой из стакана. Мари с животной жадностью проглотила капсулу, и почти сейчас же сердце стало биться сильнее и вскоре заколотилось в бешеном темпе. Чувствуя, что теряет сознание, она собрала последние силы и буквально выдавила из себя:

- Камиль — твоя дочь, Христос.

Ее тело обмякло, взгляд помутнел, но слух еще впитывал шепот проклятий. Но вот она как бы отделилась от своего тела и увидела себя уже проваливающейся в бездну, затем летящей с невероятной скоростью по темному жуткому тоннелю, в освещенных ярко-фиолетовым светом карманах которого везде был Найт. Вот он копается в ящике тумбочки. Шарит под матрасом, отодвинув ее, уже мертвое тело к стене. Роется в куче грязного детского тряпья.

9

От мокрой глины кожа рук покрылась мелкими трещинками и нещадно саднила. «Тоже мне реставратор, — клял себя Бриар. — Элементарный кирпич и тот слепить не может, а еще снисходительно усмехался».

Когда Бриар впервые увидел пагоду, которую предстояло реставрировать, он недоуменно пожал плечами. Вспомнилось, с каким назиданием городские власти повторяли, что пришедшие в негодность конструкции необходимо изготовлять из местного материала и тем же методом, что и старые.

Пагода была построена на совесть. Однако довольно частые землетрясения — особенно сильнейшее в 1934 году — дали о себе знать. Кровля многоярусного, словно воздушного сооружения, предохранявшая от муссонных дождей, стала пропускать губительную влагу, а на фундаменте и в кирпичной кладке появились трещины.

«Все это легко поправимо, — размышлял Бриар. — Мастеров обещали прислать достаточно. Разберут деревянные конструкции, а подгнившие детали выточат из того же сорта древесины. Салового дерева пока что хватит. И тесать будут дедовским способом, впрочем, практически тем же, что и сейчас, — машинная обработка обходится несравненно дороже. А пострадавшую кирпичную кладку придется перебрать. Но и это - не проблема: в долине столько кирпичных заводов».

Но как раз кирпичи и оказались главной проблемой.

Кладку разобрали довольно быстро. Около пятидесяти девушек очищали каждый кирпичик от вековых наслоений и краски, тщательно осматривали и сортировали. Пригодные для повторного использования складывали в одну сторону, треснутые или выщербленные — в другую. Куча бракованных кирпичей медленно, но росла. А заменять их, оказалось, нечем. Стены пагоды были сложены из полированных масляных кирпичей «телиа», способ изготовления которых давно забыт. Бриару ничего не оставалось, как, засучив рукава, самому искать секрет «телиа».

На глазах у мигом собравшейся толпы реставратор смешивал в различных пропорциях глину с маслом, заполнял полученным раствором формы и получался кирпич, похожий на «телиа» лишь по форме, да и то с большой натяжкой. И вновь приходилось все начинать сначала. Так продолжалось почти неделю. Пока…

Неожиданно от толпы отделился почтенного вида старец и решительным шагом направился к реставратору, что-то сердито бросил в его адрес на местном наречии и быстро удалился. Минут через десять старик вернулся с целым набором стареньких инструментов. Бесцеремонно оттеснив попытавшегося было сопротивляться Бриара, принялся за работу. Он священнодействовал: то суетливо готовил смесь, то долго молился, то снова принимался за раствор, то в раздумье молча курил, не обращая никакого внимания на реставратора и, тем более, на окружавших зевак.

Тут появился еще один старик и сердитыми короткими фразами, подкрепляя их выразительной жестикуляцией, высказал свое несогласие с тем, как готовится раствор. Старики долго спорили, после чего сообща принялись за дело. Вскоре перед глазами удивленной публики появился настоящий кирпич «телиа». Его обожгли и стали испытывать. Заново рожденный «телиа» ничем не отличался от своего предка. Ликованию толпы не было границ, а два старика тихонько отошли в стороны и как ни в чем не бывало степенно закурили.

Все зачарованно смотрели на неказистый с виду кирпич, будто это золотой слиток. Первой, кто отважился его потрогать, была Камиль. С самого начала работ по реставрации пагоды она приходила каждое утро и устраивалась где-нибудь поблизости от Бриара и молча наблюдала. Как-то раз не пришел переводчик, и реставратор попросил ее помочь растолковать непальцам задание на день. После этого девочка не отходила от него ни на шаг, готовая всегда прийти на помощь. Порой даже возникали ссоры с переводчиком.

Каждое утро Камиль появлялась, а после окончания рабочего дня исчезала. Несколько раз Бриар пытался затащить ее к себе домой, чтобы хотя бы накормить досыта, но та, ссылаясь на неотложные дела, отказывалась. Гордо отвергала она и любые попытки реставратора предложить ей деньги.

Тогда он начал действовать по-другому. Бриар взял себе в привычку по утрам готовить «многоэтажные бутерброды» для себя и Камиль. А перед обедом, чтобы гордая девочка не заметила подвоха, он чуть ли не в приказном порядке просил Камиль купить пару бутылок коки со льдом — она безумно ее любила — и где-нибудь в теньке накрыть стол, так как поехать домой на обед якобы нет времени.

Девочка тут же бежала в лавку, приносила завернутые в мокрую газету, чтобы не согрелись, бутылки с кокой, брала портфель с бутербродами и сооружала импровизированный стол. Непременно, каждый раз, в центре расстеленной салфетки лежала сдача до последней пейсы. Ну, а уговорить ее составить компанию было делом техники.

В тот день Камиль пришла только в середине дня. Бриар уже привык видеть ее рядом и начал беспокоиться. И только увидев ее — одной рукой она нежно поглаживала слегка глянцевую поверхность кирпича, а другой крепко держала небольшой узелок, — облегченно вздохнул.
- Мсье, вам пора обедать. С этими кирпичами вы испортите себе желудок, — проворчала она. — А если бы я не пришла, вы так и остались бы сегодня голодным?

— Сегодня, — счастливый Бриар потирал вымазанными в глине руками, - мы устроим праздничный обед.

- Это еще почему? — Камиль насупила брови.

- Второе открытие «телиа» — разве это не повод для праздника? Я уже распорядился выдать всем работникам небольшую премию и отпустить домой. А старики теперь будут моими консультантами, — реставратор лукаво подмигнул, — и получат за это соответствующую плату. Для нас же с тобой премией будет хороший обед.

— Я собиралась пойти на Пашупати, — заупрямилась девочка.

— Что ж, прогуляться никогда не помешает, тем более, перед обедом.

Девочка пожала плечами: «Если уж вы так хотите».

Они постояли немного у белых монументальных ворот индуистского храма Пашупатинатх, через которые был виден огромный, покрытый пластинами из чистого золота священный бык. Голова его обращена к серебряным, украшенным затейливым орнаментом дверям храма. Двухъярусную пагоду с позолоченной крышей, возвышавшуюся над священной рекой Багмати, окружало великое множество искусно высеченных из камня индуистских божеств. Бриар потянул было упиравшуюся девочку в ворота храма, но путь преградил часовой с древним кремневым ружьем.

— Надо купить билеты, - спохватился реставратор и полез в карман за мелочью.

- Туда и с билетами не пустят. Неиндуистам вход в храм вообще воспрещён, — раздражённо буркнула Камиль и принялась рассказывать жуткую историю об одной европейской женщине, которой каким-то чудом удалось проникнуть в святая святых индуистов, и больше её никто не видел. Потом ходили слухи, что в реке выловили руку той женщины.

Камиль по-хозяйски крепко взяла его за руку и повела по каменному мосту на другой берег Багмати, откуда с сооружённых из огромных каменных плит террас открывалась панорама священного комплекса, начинающегося у гранитных площадок для кремации — гхат. Между гхатами — спускающиеся к воде ступени. Истинные индуисты почитают за счастье умереть на этих ступенях в тот момент, когда их ноги омывают священные воды Багмати, и быть сожженными на гхатах, чтобы пепел поглотила священная река.

Прямо над площадками для кремации нависает «гостиница» — последнее земное пристанище больных и ожидающих смерти, которые хотят умереть в месте, почитаемом индуистами «священным, целомудренным и чистым». Трудно представить себе пристанище, более лишённое каких-либо признаков удобств, чем это.

— А это — Вирупаче, — девочка показала пальчиком на выступавшую по пояс из земли скульптуру божества рядом с приютом для престарелых. — Некогда Вирупаче, которого прокляли боги за прелюбодеяние со своей матерью, целиком находился в земле. Затем он стал постепенно подниматься и теперь, видите, вылез по пояс. Когда Вирупаче встанет во весь рост, наступит конец света.

Бриар даже опешил, увидев в ее грустных глазах абсолютную убежденность, что стоит Вирупаче вылезти из земли, как мир исчезнет. Внимание Бриара отвлек остановившийся рядом садху — в рубищах, перемазанный глиной и пеплом, со спутанными длинными волосами, с красными и белыми широкими линиями на лбу «святой человек», также ожидавший единственного блага — смерти около храма Пашупатинатх.

Тут подошел совсем юный садху. Ему было не более восьми лет. Детское личико, но уже с печатью какой-то недоступной для обычного смертного тайны. Явно напуская на себя серьезность, мальчуган все время старался морщить нос, чтобы на лоб, прикрытый темно-рыжими волосами, набегали «морщины мудрости». При виде его худенького тельца, изрядно посыпанного пеплом и песком, у Бриара защемило сердце, может, и его неизвестные и никому не нужные внуки вынуждены влачить жалкую жизнь без пристанища. Почувствовав на себе пристальный взгляд реставратора, юный садху поспешил ретироваться. Побежал совсем по-мальчишески, вприпрыжку, смешно размахивая жезлом и медным котелком.

Степенную с налётом святости тишину нарушили всхлипывания. Закрыв лицо руками, рыдала Камиль. Увлёкшись юным садху, Бриар не заметил, как она отошла за одну из миниатюрных пагод.

— Кто тебя обидел? — кинулся он успокаивать.

Оторвав руку от зарёванного лица, она показала на противоположный берег. Там на одной из гхат лежало готовое к кремации тело умершего, завёрнутого в желтое покрывало. Скорбной вереницей участники обряда, также все в желтом, совершали символическое омовение в священной реке.

— Мама! — с отчаянием выкрикнула Камиль.

- Это твоя мама? — оцепенел от ужаса Бриар.

— Нет, маму — утром, — глотая слезы, еле слышно шептала она. - Я пришла вчера вечером, а она… она уже умерла.

— Пойдём отсюда, пойдём, - он попытался увести её поскорее, чтобы она не увидела жуткого зрелища кремации.

- Я никуда не пойду, останусь здесь. Здесь, навсегда! Тоже буду садху.

— Садху? Но ты же не индуистка. Сама ведь мне рассказывала, что случилось с женщиной-неиндуистской. Надо всё хорошо обдумать. Такие вещи с бухты-барахты не делаются. Пойдём ко мне и всё спокойно обсудим. Помни: из любого, казалось бы, безвыходного положения есть, как минимум, два выхода, не считая запасного, - он заговорщически подмигнул.

Камиль сквозь слезы ответила грустной улыбкой, подхватила узелок, который держала зажатым между острыми коленками, и, ещё сильней прихрамывая, поплелась, всхлипывая, вслед за реставратором.

Жако который с угрожающим ворчанием встречал всех не знакомых ему гостей, при виде Камиль неожиданно весело завилял пушистым хвостом, тут же сунул черный блестящий нос в узелок и шумно засопел, пытаясь определить, нет ли там чего-нибудь вкусненького. Когда же Камиль наклонилась, чтобы погладить, то он радостно облизал её ещё не просохшие щёки. Во всём этом было столько трогательного что у Бриара застрял комок в горле, и, отвернувшись, он поспешил на кухню.

Но его опередил неугомонный Жако, который, прошмыгнув между ног, первым подлетел к холодильнику и начал нетерпеливо тявкать.

- Видишь, Камиль, не только мы с тобой ужасно хотим есть. Давай быстренько готовить обед — этот нахальный, пёс на грани голодного обморока, - Бриар под пристальным взглядом Жако начал доставать из холодильника мясо, консервы, ярко раскрашенные пакетики. — Сначала мы приготовим суп.

— Суп из пакета? — удивилась Камиль. — Нет, вам действительно наплевать на свой желудок. Сегодня придётся потерпеть. И с Жако ничего не случится – ему намного полезнее свежее мясо. А нам я сейчас приготовлю настоящий суп, а на второе, - она, углядев на полке голубую банку с порошком «кари», достала из холодильника парную курицу, — будет настоящее «чикен-кари».
Камиль по-хозяйски натянула на себя висевший рядом с плитой расписной фартук, отыскала в шкафу нужные кастрюли, придирчиво осмотрела, чистые ли они, и начала стряпать так деловито и умело, будто всю жизнь только этим и занималась.

 — Когда мама уже не могла вставать, я всегда старалась приготовить что-нибудь вкусненькое. Правда, — горько вздохнула она, — такие продукты нам были не по карману. Да и аппетита у мамы никогда не было, и всё приходилось доедать мне. А кто вам готовит?

— Сам как-то обхожусь…

— Оно и заметно, как похудели за эти дни. А где ваша жена?

— Я один, — уклончиво, боясь напомнить о постигшем девочку горе, ответил он.

- Я тоже теперь осталась совсем одна, — ее глаза вновь наполнились слезами, но она сильно прикусила нижнюю губу и сдержалась.

Бриар поспешил оставить ее одну и принялся в столовой накрывать на стол. Красиво расставил привезенную из Парижа посуду, которой пользовался лишь для приема важных гостей, хрустальные бокалы. В самый центр водрузил массивный бронзовый подсвечник, зажег разноцветные свечи. На запах ароматизированного воска тут же прибежал Жако, но, покрутив носом, быстро повернул назад: в кухне пахло вкуснее.

Бриар, теребя бородку, еще раз окинул придирчивым взглядом стол — чем бы еще украсить сверкающее в пламени свечей произведение из золоченого фарфора и искрящегося хрусталя? — но, вспомнив оброненную девочкой фразу: «Такие продукты нам не по карману», быстро начал запихивать посуду обратно в подсервантник.

Едва он успел спрятать последний хрустальный бокал, появилась Камиль с подносом, уставленным эмалированными мисками и дешевыми тарелками, которые доспались реставратору вместе с домом в качестве бесплатного приложения. Ловко расставила все на столе.
 
Попробовав «чикен-кари», Бриар изобразил на лице неописуемый восторг:

— Никогда в жизни такого не пробовал.

- Это я так, на скорую руку, — засмущалась Камиль и назидательно добавила:

- Вам надо найти хорошую экономку, которая и готовила бы вкусно, и за хозяйством следила.

— Я ее, кажется, уже нашел.

— Так за чем же дело стало?

— Необходимо ее согласие.
 
— Надо ее хорошенько попросить, — она пожала остренькими плечиками, словно эта проблема и выеденного яйца не стоит.

— Вот я хочу, — осторожно начал Бриар, — хорошенько попросить тебя поселиться у меня, следить, как ты только что сказала, за хозяйством.

Камиль от удивления приоткрыла рот.

— Конечно, не бесплатно, — как можно серьёзнее добавил Бриар. — Я готов платить столько, сколько скажешь.

Девочка мгновенно стала не по-детски серьёзной.

— Я подумаю.

— А пока, — Бриар поднялся из-за стола, — пойдем, покажу комнату, где ты будешь жить.

В небольшой, но уютной комнатке на тахте одиноко сидел обтрёпанный, с одним стеклянным, но умным глазом плюшевый медвежонок.

10

— Камиль, если тебе будет нужно куда-то пойти, Жако запри в доме, чтобы не удрал. Меня не жди, буду поздно. Ложись спать вовремя, — Бриар, на ходу поправляя сдавливающий шею галстук, быстрым шагом направился в сторону дворца хозяина дома.

По случаю званого приёма фасад дворца был разукрашен разноцветными лампочками. В распахнутых дверях встречал гостей сам Рана, облаченный по этому поводу в чёрный, старомодного покроя костюм. В петлице пиджака кокетливо красовалась бледно-розовая розочка.

— Самый близкий гость всегда приходит позже всех, — добродушно хмыкнул он. — Сейчас я вас представлю.

Просторный ярко освещенный холл как бы олицетворял богатство хозяина дома. С мебели были сняты холщовые чехлы, скрывающие ярко-бордовую обивку из мягкой натуральной кожи. В центре холла стоял огромный полированный стол чёрного дерева, инкрустированный серебром и слоновой костью. На нём пирамида дорогой посуды, строй столовых приборов с золотыми ручками. Вдоль стен, увешанных картинами, стояли, поддерживая светскую беседу, приглашенные. Ближе всех к дверям переговаривались трое мужчин.

— Лучшую компанию трудно подобрать, — хитро сощурился Рана, — дипломат, полицейский и журналист. Дипломат вас непременно облапошит, полицейский тут же начнет расследование, которое продлится до второго происшествия, ну а журналист на всём этом сделает хорошие деньги.

- Прошу знакомиться, — он чопорно представил всех троих, — советник по вопросам культуры американского посольства Грейс, главный полицейский начальник Адикари и, пожалуй, самый известный в Непале журналист Сатьял.
- А это - эксперт ЮНЕСКО и одновременно изобретатель кирпичей «телиа» Бриар.

- Вы несколько преувеличиваете, господин Рана, — смутился реставратор, — кирпичи «телиа» были изобретены много веков назад.

- А вы, мсье Бриар, излишне скромны, — вступил в разговор Сатьял. — Я могу засвидетельствовать, что без вашего участия секрет «телиа», возможно, никогда и не был бы разгадан. Этот факт подтверждает и моя газета, — он достал из кармана свежий номер с фотографией Бриара в окружении двух стариков.

— Ну, что я говорил, — звонко засмеялся Рана, показывая пальцем на реставратора, — он работает в поте лица и не подозревает, что на нём уже делают деньги.
— И немалые, — нарочито гордо сказал Сатьял, в глазах которого искрились смешинки, — сегодняшний тираж весь раскуплен благодарными читателями.

— А может, на кульки? — хитро бросил Рана.

— Какие кульки? — удивился Грейс.

- Это одна из наших достопримечательностей, сэр, — не то шутя, не то серьезно проговорил генерал Адикари. — Здесь временами вообще купить газеты невозможно. Потом оказывается, что они оптом проданы неграмотным торговцам на рынке. Кстати, отличный по местным масштабам бизнес. Газета Сатьяла, например, стоит всего двадцать пять пайс, а сколько из неё можно сделать кульков н пакетиков! Её тут же продают любому бакалейщику не менее, чем за тридцать пайс. Буквально ни за что имеете пять пайс с каждой газеты. А если у вас сразу сто, двести газет.

Грейс от удивления вытаращил глаза.

- Но должен отметить, — поспешил добавить Адикари, — газета нашего Сатьяла - одна из немногих, которые читают.

Добродушно пикировавшихся мужчин неожиданно ослепил яркий свет фотовспышки. К ним незаметно подошла молодая женщина в тесно облегающем полуспортивном костюме, подчеркивающем прелести стройного тела.

— Эвелин, дорогая, если бы ты не была моей женой, я бы решил, что ты и спишь с фотоаппаратом, - попытался отшутиться Грейс, чтобы как-то скрасить неловкость ситуации.

- Еще неизвестно, что лучше, — она демонстративно сделала еще несколько кадров.

В это время появились Бхир Тхапа и Найт. Вновь засверкала фотовспышка.

— А где же Амар? — удивился Рана. — Почему ты не взял с собой моего мальчика?

— Пусть немного займётся хозяйством, а то возомнил себя журналистом, — пробурчал Бхир Тхапа, бросив недовольный взгляд на Сатьяла, которого Амар боготворил.

— Ты это зря, — оборвал его Рана. — Не мешай ему идти своей дорогой в жизни. И не забудь передать, что у меня для него есть сюрприз. Думаю, скоро наш Амар станет студентом Калифорнийского университета. Мне обещали, — Рана многозначительно глянул на Грейса.

- Этого только мне и не хватало, — раздражённо проворчал Бхир Тхапа.

— Образования тебе всегда не хватало, — парировал Рана и, извинившись, что ему предстоит совершить семейный обряд, оставил компанию.
- Хотите посмотреть ритуал благословения на непальский манер? — шепнул Сатьял Бриару и взглядом поманил его за собой.
В боковой комнате Рана как старейший член семьи ставил тики - пятнышки, которые украшают лоб большинства индуистов. Перед ним стоял серебряный поднос с красками различных цветов. Рана опускал в краску палец и быстро прислонял его ко лбу подходивших по очереди родственников. Как показалось Бриару, глава семейства, чтобы ускорить монотонную операцию, механически ставил тику только красного цвета.

Наконец, к нему подошла довольно молодая женщина. Рана привычным жестом обмакнул палец в красную краску, но тут же спохватился и спросил у женщины, какого цвета тику она предпочитает. Грустно улыбнувшись, та сказала, что ей всё равно.

Заметив на лице Бриара удивление, Сатьял тихо пояснил, что женщина — вдова и не имеет права носить красную тику.
— Красную тику, — пояснил Сатьял, — могут носить и совсем юные девушки, и древние старухи, но не вдовы. Красный цвет — цвет крови - символизирует полнокровную жизнь, которой просто быть не может у вдовы, если она живёт среди ревностных индуистов. Считается, что грехи вдовы, совершённые ею в этом или в одном из прежних рождений, и явились причиной смерти мужа, за что она должна понести наказание. Вы слышали об обряде сати?


- Мне рассказывал об этом Рана.

- О своей прабабке, — усмехнулся Сатьял. — О ней он всем рассказывает.

- И эту женщину тоже наказали? — ужаснулся Бриар.

- Какую женщину?

- Ту, которой красную тику не поставили.

- Лакшми? — прыснул Сатьял. — Об этом она сама расскажет.

После окончания церемонии Сатьял подвёл Бриара к вдове. Она встретила их приветливо, живо интересовалась ходом реставрации пагоды. Бриар даже и не подозревал, что он снискал такую популярность.
— Извини, Лакшми, но мсье Бриар, — с напускной серьезностью начал Сатьял, — очень обеспокоен судьбой непальских вдов и хотел бы узнать, как тебе удалось избежать сати и какому наказанию тебя в конце концов подвергли?

— Наказание? — хитро сощурилась Лакшми. — Оно состояло в том, что я получила высшее образование, стала хирургом-травматологом.

- И прекрасным хирургом, — вмешался Сатьял. — Если бы не она, я бы на всю жизнь остался калекой.

— Не преувеличивай, дорогой Сатьял, — засмущалась Лакшми, — я всего лишь ассистировала при операции.

— Так вы травматолог? — заинтересовался Бриар.

- Меня обручили с моим будущим мужем, когда мне и шести лет не было. Пока я подросла, мой суженный совсем состарился и умер вскоре после свадьбы. И моей дальнейшей судьбой занялся дядюшка, хозяин вашего дома, мсье Бриар. Он заставил меня закончить колледж, затем университет, всячески поощряет научную работу, даже финансирует мои зарубежные стажировки, но, — она задиристо улыбнулась, от чего на щеках появились славные ямочки, — красную тику ставить категорически отказывается.

- Ничего, Лакшми, — успокоил Сатьял, — пройдет время, и не только красную тику Рана тебе поставит, но и синдур себе проведешь.

- Что такое синдур? — спросил Бриар.

- Синдур, — замялась, слегка покраснев, Лакшми, — по нашим обычаям, замужняя женщина каждое утро должна припудривать пробор красной ритуальной краской.

«Лакшми—хирург…» - спохватившись, Бриар решил посоветоваться:

- Скажите, можно ли исправить врождённую хромоту?
- Опять о болезнях! — Сатьял протестующе замахал руками. — Это выше моих сил. Пойду лучше собирать последние сплетни. Это для вас приём — вкусно поесть и всласть поболтать, а для меня, журналиста, это работа. Кстати, не советую опаздывать к барашку, его, кажется, вот-вот поднесут, - он забавно задвигал ноздрями, словно пытаясь уловить вкусные запахи.

К барашку Лакшми и Бриар действительно запоздали. На огромном серебряном блюде в центре стола от барашка остались только рожки да ножки, и слуге пришлось поорудовать огромными вилкой и стилизованным под непальский кухри ножом с утолщённым клинком с обратным загибом, чтобы подобрать лакомые кусочки.

У одной из картин с полупустыми тарелками стояли Найт и Эвелин, о чем-то мило любезничая. «Этот парень явно не промах», — подумал Бриар.

Словно прочитав мысли реставратора, к ним подошел Грейс. Бросив подозрительный взгляд на Найта, он сделал вид, будто любуется картиной. Заметив скучающего гостя, к Грейсу поспешил Рана.

— Хотите, я вам расскажу историю этой картины? — нарочито громко, чтобы привлечь внимание и других гостей, спросил он и, не дожидаясь ответа, начал:

- В тысяча девятьсот восьмом году тогдашний премьер-министр Непала Чандра Шамшер Рана отправился с вояжем по странам Западной Европы и за баснословные деньги купил картину Геррита ван Хонтхорста, изображающую Христа перед первосвященником. Махараджа был безумно горд, что стал владельцем полотна известного голландского живописца. И, представьте, каково было его изумление, когда он своими собственными глазами увидел эту же картину в Национальной галерее в Лондоне. С чувством собственного достоинства Чандра Шамшер не преминул громогласно заметить, что в галерее висит подделка, а счастливым владельцем подлинника является не кто иной, а он сам.

Обескураженному смотрителю ничего не оставалось, как скромно отметить, что Национальной галерее не пристало держать копии, вся экспозиция — сплошные подлинники, о чём свидетельствуют соответствующие заключения экспертов. И только тут до премьера дошло, что его, почитаемого выше самого короля, бессовестно надули. В гневе махараджа чуть было не уничтожил дорогостоящую покупку, но, поостыв, мудро решил, что вряд ли кто в Непале, королевстве за семью замками, прознает об этом. А свита уж подавно будет держать язык за зубами: шутки с ним плохи. Но весь курьез заключается в том, что стоимость этой копии, уверен, оказалась выше подлинника.

После этих слов гости стали внимательно изучать полотно: не часто копия стоит дороже оригинала. Грейс тоже скользнул скучающим взглядом по фигуре Христа, по освящённой ярко горящей свечой старческому профилю первосвященника с назидательно поднятым вверх указательным пальцем левой руки. Затем опять вгляделся в лицо Христа: высокий умный лоб, прямой, слегка заострённый нос, усталые глаза из-под приспущенных век, каштановая бородка. «Кого-то этот Христос явно напоминает?» — задумался Грейс. И тут его осенило: «Это же вылитый реставратор. Как его? Кажется, Бриар. Ну, точно, Бриар!»

- Мистер Рана, — загадочно заулыбался Грейс, — не кажется ли вам, что изображенный здесь Христос кого-то напоминает?

- И вправду, — первым поддержал его Найт, чтобы не упасть лицом в грязь перед Эвелин, которая с готовностью восприняла его ухаживания, — если бы на раме не были выбиты годы жизни художника «1590-1656», то можно было бы подумать, что он рисовал Христа с вас, уважаемый реставратор. А может быть, вы, мистер Бриар, как индуисты, неоднократно рождались в прошлом.

Все разом сошлись во мнении, что Бриар как две капли воды похож на Христа с картины Хонтхорста и принялись почему-то поздравлять реставратора. Один только суперинтендент Адикари бросал озабоченные взгляды то на Христа, то на Бриара: на ум сразу же пришла ориентировка из Интерпола об «Иисусе», разыскиваемом за похищение памятников старины и который мог объявиться в Непале. Может, им и является Бриар, ведь похитивший Дургу и другие изваяния из селения Чидесвари тоже, как утверждают крестьяне, назвался экспертом ЮНЕСКО.

11


Вернувшись с приёма, Эвелин, сославшись на усталость, скрылась в спальне, а Грейс, поднялся в кабинет и начал просматривать вечернюю почту. Сверху лежала депеша из Лэнгли, в которой высказывалось «недоумение, что в стране вашего пребывания спокойно функционируют эксперты ЮНЕСКО, и не только работают, но и создают дешёвую рекламу организации, отношение к которой со стороны Соединённых Штатов должно было быть вам известно».

«А если до сих пор не известно, то грош вам цена», - мысленно завершил фразу Грейс и нервно прикусил фалангу указательного пальца. Явно кто-то настучал, но кто? Судя по всему, коллеги-недоброжелатели в Индии. Подзалетели на покупке четырёх высших офицеров индийской армии, а теперь пытаются отвлечь внимание, свалить всё с больной головы на здоровую, а заодно и спихнуть старика Грейса.

И явно имеют в виду этого Бриара. Вон все газеты его до небес превозносят. Кирпич какой-то, пропади он пропадом, изобрёл, а мне отдувайся. Интересно, кто же всё-таки меня подставил? Спокойно, разложим всё по полочкам. Мои ребята подкапываться не будут: прекрасно знают, что я располагаю компрометирующим досье на каждого. Но откуда же тогда узнали о проклятых кирпичах в Индии. Нет, я, кажется, действительно начал стареть! Ведь всё ясно как божий день. Из тех же газет узнали, подонки: индийские корреспонденты тоже взахлёб расписывали Бриара.

Грейс в раздумье постукивал подушечками узловатых пальцев по полированной поверхности письменного стола. Затем резко повернулся на крутящемся кресле и открыл замаскированную под тибетский календарь-чеканку дверцу замурованного в стене сейфа, достал папку, на корешке которой синим фломастером от руки было написано «Интерпол». Спроси его раньше, зачем подшил ориентировку Интерпола с мало значащим предположением о возможном визите в Непал какого-то там похитителя реликвий, он вряд ли бы дал вразумительный ответ. Теперь же этот, казалось бы, незначительный факт будет своего рода лучшим доказательством непревзойдённого чутья Грейса как разведчика.

Он даже гордо вскинул голову и глянул на себя в зеркало. Ничего, смотрится ещё вполне пристойно, а густая седина в жиденьких волосах — это не что иное, как благоприобретенный опыт. Многолетний и продуктивный, не без тщеславия поправил сам себя Грейс. Что ж, господа горе-коллеги, вам еще придется полакомиться собственным дерьмом. Пока вы строчили доносы, у меня уже — заметьте, уже! — был разработан план операции против ЮНЕСКО, и не только разработан, но и запущен в работу. А почему раньше не сообщал? Так это вполне естественно, пирог-то был еще не пропеченный.

Он положил перед собой чистый лист бумаги и стал набрасывать депешу в Лэнгли. Перво-наперво поставил гриф «Космик»: бумаги с маркировкой высшей степени срочности обычно ложатся прямиком на стол высокого начальства. Текст шёл привычно легко, практически без правки. Закончив составление телеграммы, он ещё раз внимательно перечитал депешу и остался доволен. Получалось, что как только Бриар прибыл в Непал, он сразу же попал под пристальное око Грейса. Из послания следовало, что именно Грейс добился, чтобы сановник королевства, сын самого махараджи Рана пригласил на узкий прием реставратора, в ходе которого — опять же исключительно благодаря находчивости автора телеграммы — удалось между делом подсказать высшему чину непальской полиции, что Бриар и разыскиваемый Интерполом «Иисус» — одно и то же лицо.

Жаль только, сокрушался Грейс, нельзя отрапортовать, что я специально подарил Ране картину Хонтхорста: перебор — страшнее всего. Но ничего, зато есть дополнительная козырная карта. Это Найт, как тот зверь, который сам на ловца бежит. Предложил, прохвост, рога носорога. Что ж, и они пригодятся, не то эта похотливая кошка Эвелин совсем замучила. Но рога — не самое главное, что от него потребуется. Я подсказал, а теперь он должен убедить Адикари в том, что именно Бриар — похититель ценностей. Но, черт побери, этого Найта голыми руками не возьмёшь. Скользкий тип.

Считая себя непревзойдённым физиономистом, Грейс решил в спокойной обстановке рассмотреть лицо Найта. Спустился в холл, нашёл фотоаппарат Эвелин и вытащил плёнку. Затем глянул на часы: до сеанса радиосвязи с Лэнгли оставалось полчаса. Как раз хватит шифровальщику обработать и отправить телеграмму.

Пройдя по пустынным, но достаточно освещенным коридорам посольства — они круглыми сутками просматривались скрытыми телекамерами, — Грейс поднялся в свой, можно сказать, основной кабинет, о существовании которого знали только ребята из его команды — агенты ЦРУ, работающие «под крышей» дипломатов.

Отдав телеграмму шифровальщику, Грейс вызвал фотолаборанта и приказал ему срочно проявить пленку и сделать контрольные отпечатки.

Ожидая фотографий, Грейс решил проверить, завел ли оператор ориентировку Интерпола в электронный архив. Набрал код на клавиатуре, и на экране тут же высветился ответ, свидетельствующий о готовности системы к работе. Ещё один код, но значительно длиннее набор цифр и буквенных сочетаний, а потом слово «Христос».
Секунду подумав, машина выдала на экран дисплея ответ, что картотека на «Христа» в особо секретном фонде, доступ к которому заблокирован ещё более сложным трёхступенчатым кодом. Оператор явно переусердствовал, подумал Грейс, обычную ориентировку Интерпола засунуть в сверх засекреченный фонд можно только спьяну.

Но ещё больше удивился, когда узнал, что кличка «Христос» проходит по операции 1966 года. Он уже потянулся к селектору, чтобы вызвать оператора и устроить ему разнос, как вспомнил, что Интерпол предупреждал о некоем «Иисусе», а не о «Христе». Проклятая электроника, выругался Грейс, какая разница — Иисус или Христос, один же чёрт. Но любопытства ради начал просматривать досье и на «Христа».

Первым делом появилась аннотация операции: «Определение возможности манипулирования человеческим поведением с помощью ЛСД. Непал, Международная конференция хиппи, 1966 год». Затем на экране появилась фотография бородатого парня, а внизу среди особых примет значились папилломы — на нижнем веке левого глаза, а также цветная наколка в виде распятия на груди.

Папилломы?! Лоб Грейса от нервного напряжения покрылся испариной. На левом глазу Найта — тоже папилломы, но только на нижнем или верхнем веке? Он нажал кнопку — из прорези распечатывающего устройства полез портрет «Христа». Измерив расстояние между глаз, Грейс соединился с лабораторией и дал указание срочно сделать снимок лица Найта, соответствующий заданным параметрам. Внимательно прочитав отчет об операции, он схватил портрет «Христа» и направился в фотолабораторию. Лаборант как раз закончил сушку плёнки.

- Давай, Дик, попробуем вот так, — Грейс сам заправил плёнку в фотоувеличитель, а под прижимную рамку для фотобумаги положил портрет «Христа». - Теперь найди негатив, где он снят анфас, только порезче.

На кадровой рамке поверх портрета калейдоскопом замелькали изображения сцен приёма. Вот и Найт, но вполоборота, а здесь слишком не резко. Тут - лишь правый глаз да ухо.

- Дура, - прошипел Грейс, - даже сфотографировать толком не может.

Но лаборант остановился именно на этом кадре «с правым ухом».

- Вы идиот. Дик, нужен левый глаз, а не правый.

- Спокойно, шеф. Вы же неправильно заправили плёнку и смотрите обратное изображение, — он моментально перевернул плёнку в кадровой рамке.

- Подбавь увеличение, чтобы контуры глаз совпали, — Грейс пошарил в темноте рукой по столу, пока не нащупал лупу. Рука от напряжения слегка подрагивала, — Еще резче. Дик.

Две побольше и одна маленькая, посередине, папилломы на нижнем веке левого глаза полностью совпали.

- Теперь, Дик, сделай отпечатки этого господина и проведи их по всей технологической цепочке, сдаётся мне, этот парень сделал пластическую операцию.

- А когда я буду спать? — недовольно проворчал лаборант.

- На том свете, Дик. На том свете. И в твоих интересах оказаться там как можно позже, - уже в дверях отрезал Грейс.

Из фотолаборатории он поспешил к шифровальщику. Радиосеанс уже начался. Не обращая внимания на пульсирующее табло «Вход категорически воспрещен», Грейс распахнул дверь, уселся рядом с оператором и быстро набросал требование в Лэнгли срочно прислать компьютерные портреты «Христа» из операции ЦРУ 1966 года, «Иисуса» из ориентировки Интерпола и журналиста Найта. Поставил подпись. Секунду подумав, добавил: «С обязательным привлечением данных из Биг Флойда». Шифровальщик, не глядя на Грейса, левой рукой подтянул к себе телеграмму и начал передавать «с листа» от руки, но так быстро, что, казалось, будто продолжает работать автомат.

Вернувшись к себе в кабинет, Грейс вновь углубился в изучение досье на «Христа». Папилломы полностью совпали, но остается наколка распятия. Не проблема, пригласим его в бассейн, и дело с концом. «Фу, чёрт!» — выругался советник, вспомнив, что бассейн в пятизвёздном отеле Солти Оберой ещё закрыт. Что ж, придётся поработать Эвелин. Теперь Бриар! Но и он не останется в одиночестве. Сам же на приёме вскользь заметил, что у него нет сторожа. 

Найт сразу же согласился на предложение Эвелин выпить чашку кофе. Тем более, намекнула она, муж в этот вечер занят и можно будет спокойно поболтать.

Грейс действительно был очень занят. Предварительно заперев дверь на ключ, он удобно расположился перед тремя мониторами. На столике стояли бутылка виски «Джони уокер», ведёрко со льдом, несколько бутылочек с содовой, а также стакан и целлофановый пакетик с жареным с солью и перцем арахисом.

Советник надел наушники и включил аппаратуру. На экранах мониторов в разных ракурсах появилась спальня Эвелин. Заблаговременно запрятанные — в тайне от жены — три видеокамеры размером с пачку сигарет, в которых вместо громоздких электронно-лучевых трубок использовались пластинки фоточувствительного кремния, могли «видеть» почти в темноте, а изображение передавали по микроволновой связи.

Чтобы скоротать время, он на четверть наполнил стакан виски, бросил несколько кубиков льда и доверху добавил содовой. Пару раз прихлебнул из стакана. В наушниках послышался щелчок фиксатора замка двери. Грейс упёрся в экран монитора, показывающего спальню общим планом. Первой вошла Эвелин с глупой улыбкой на лице. За ней Найт. Грейс сразу же включил видеомагнитофоны.

- Потаскуха! Хотя бы поговорила сначала о чём-нибудь для приличия, — заскрежетал зубами советник, увидев, как Эвелин, стремительно скинув с себя все, кроме золотой цепочки со знаком зодиака, опустилась на широкое ложе.

— Ну, что же ты, милый? — послышалось в наушниках.

Грейс, стуча стаканом по зубам, допил виски до конца.

— Дура, заставь его раздеться, — прошипел он.

И Эвелин, будто услышав его, выскользнула из объятий Найта, полностью открыв его камере. Гибкие женские руки, лаская, обхватили шею Найта, на которой пульсировала набухшая синеватая жилка, затем безвольно заскользили вниз, но, когда ощутили ткань, в порыве страсти рванули ворот, оставляя окрашенными в фиолетовый цвет длинными холёными ногтями ярко-розовые полоски на его груди.

«Распятие!» - Грейс мгновенно нажал клавишу «стоп-кадр» на дублирующем видеомагнитофоне. Налил ещё порцию виски и залпом выпил. Обтерев губы тыльной стороной ладони, достал из папки фотографии «Христа», сделанные Джейком в 1966 году. Сличил наколку «Христа» с той, что отчётливо была видна на экране монитора. Совпадение абсолютное.

Найт сам попросил о встрече, небрежно бросив, что он уже достал обещанное. Ожидая гостя, Грейс ещё раз внимательно прочитал документы, присланные из Лэнгли. Особенно его заинтересовали данные «Биг Флойда», компьютерной системы ФБР, которая не только содержала подробнейшее досье, но и могла предложить возможные «ходы» в процессе расследования.

- Как видите, я держу слово, — Найт с достоинством положил на стол завёрнутый в бумагу рог носорога. — И всего пять тысяч рупий.

«Ровно вполовину меньше цены черного рынка. Это неспроста!» — отметил про себя Грейс, но не подал вида.

- Я хотел бы попросить об одной услуге.

- Буду рад помочь, — лицо советника выражало саму добродетель.

- Мне нужно отправить небольшую посылку в Штаты.
- Не доверяете местной почте?

- Не в этом дело.

- Значит, хотите миновать таможенный досмотр?

- Ну, как вам сказать…

- Да что уж там, — деланно рассмеялся Грейс, — говорите прямо: хочу, мол, отправить несколько с виду никудышных, но ужасно древних реликвий.

- Откуда вы это взяли? — возмутился Найт.

- Отсюда, дорогой, отсюда, - советник легонько хлопнул ладонью по лежавшей на столе папке. - Мне о вас все известно. Сначала вы, мистер Найт, учились в Сорбонне. Но за лекции надо платить. А где взять деньги? Физический труд, согласен, довольно скучен, и вы становитесь пушером, мелким торговцем наркотиками. Но и у наркобизнеса свои проблемы — нужна постоянная клиентура. И тут в вас просыпается незаурядный организатор: сколачиваете группу молодежи, провозглашаете себя «новоявленным Христом», — услышав это, Найт невольно вздрогнул, — а затем, когда одна девушка переборщила с героином и отправилась на тот свет и вам грозила тюрьма, уговариваете свою паству уехать в «неведомую страну» и жить там так, как вы, точнее, «Христос» подскажет. Естественно, вас как пушера в первую очередь влек Непал, где, ходили слухи, травка почти задаром.

- И в гималайском королевстве, — монотонно продолжал Грейс, — вам спокойно пожить не удалось. Вскоре после международной конференции хиппи в 1966 году непальские власти ужесточили визовый контроль и начали выдворять хиппи из страны. Собрав последние деньги у своей паствы, вы купили билет на самолет, естественно, только для себя, и вылетели в Бангкок.
 
Таиланд показался раем — таких дешёвых наркотиков вы нигде не видели. На все наличные скупаете у одного торговца, его имя, мне кажется, называть нет необходимости, достаточно крупную партию наркотиков и тут же оказываетесь в тюрьме: подвело незнание местных законов. Торговец сам же донёс на вас полиции, чтобы после вынесения приговора получить в качестве премии семьдесят процентов рыночной стоимости конфискованного у вас своего же товара. По таиландскому закону — вам, наверное, объяснили это в тюрьме — наказанию подвергается только тот, у кого обнаруживают наркотики. На суде вы повели себя благоразумно, во всём признались и вскоре были выпущены на свободу.

Потом направились на Филиппины и сменили бизнес. Вы воспылали любовью к детям. Скупали за гроши детей у отчаявшихся родителей, грузили малышей на джонку, предварительно напичкав их наркотиками, чтобы в случае чего без шума выбросить за борт, а в Гонконге детишек перепродавали, получая при этом огромные барыши. И там вам не повезло. Опять суд. Но теперь определённый капиталец уже накоплен — нанимаете пройдоху-адвоката, и вас оправдывают. Вы якобы руководствовались, — Грейс заглянул в пачку, — «гуманными мотивами, спасая бездомных детей от голодной смерти на родине». Не правда ли, занятно?

Затем, изрядно побитый судьбой, вы решаете осесть в Америке, где поступаете в частную школу Фрэнка Кэмпера, ветерана войны в Индокитае, чтобы научиться не только бить, но и убивать огнестрельным оружием, а также с помощью ножа, обычной веревки, палок, рук, ног. Вы были способным учеником. Кэмпер считает, из вас получился бы первоклассный «солдат удачи», и вам цены бы не было где-нибудь в Сальвадоре или Африке, однако… Вы страшно обиделись, когда во время сдачи «зачёта» вас, предварительно хорошенько намяв рёбра, раздели догола и привязали к дереву, под которым развели костёр. После такой «экзаменовки» вас в школе больше не видели.

На этом, - Грейс артистически покачал головой, - сага о «Христе» заканчивается, и на арене появляется «Иисус». Не будем забегать вперёд, но вас в конечном счёте подвело однообразие: «Христос» — «Иисус». Однако не мне судить.

Итак, «Христос» воскрес в виде «Иисуса», неумолимого, безжалостного «Иисуса», встреча с которым чревата знакомством с трупными червями. Он здорово повзрослел, набрался опыта и понял, что в одиночку действовать, по меньшей мере, глупо. Тем более, на мелочи «Иисус» размениваться не собирался. Тогда и поступило предложение работать на синдикат, специализирующийся на предметах восточной старины.

Первое же поручение вы выполнили «на отлично». Организованное вами в Египте похищение древностей из Асуанского музея на острове Элефантина через шахту кондиционера стало своего рода классикой. Правда, арабский юноша, непосредственный исполнитель и единственный свидетель преступления, вскоре трагически погиб, но это — дело десятое, — понимающе подмигнул Грейс. — А теперь мы имеем счастье лицезреть вас опять в гостеприимном Непале, и не просто в качестве агента синдиката, а уже, можно сказать, своего рода резидента.

- Мне кажется, вы с излишней категоричностью проводите параллель между «Христом» и «Иисусом». К тому же ни к одному из них я не имею никакого отношения. Вы случайно не пишете детективные романы? - с сарказмом спросил Найт.

- Жаль, что в Сорбонне вам не привили уважение к чужим сединам, - сокрушенно покачал головой Грейс и достал из папки две фотографии. — Вот, смотрите: на этой — «Христос» собственной персоной, а здесь — «Иисус», который как две капли воды похож на вас, мистер Найт. И что интересно, наши эксперты в области челюстно-лицевой хирургии в один голос твердят, что «Иисус» —это «Христос», но после пластической операции. Сколько вы за неё отвалили? — советник вопросительно поглядел на Найта, но лицо того было по-прежнему непроницаемо спокойно. — Ладно. Это не моё дело. Могу только с уверенностью сказать: переплатили, дорогой, переплатили. Схема-то подтяжки слишком традиционна, да и швы исполнены грубовато. Так что, господин «Иисус»…

- А вот это надо доказать, — с невинной улыбкой перебил его Найт. — К тому же позвольте вам напомнить, что скоропалительные выводы подчас грозят возмещением морального ущерба.

- До этого, я думаю, не дойдёт. Давайте посмотрим ещё одну вашу фотографию, как бы лучше сказать… без нижнего белья. Не правда ли, занятная татуировка на груди. — Найт пытался сохранить самообладание, но синяя жилка на шее предательски запульсировала. — И, что удивительно, точно такая же татуировка и на груди у «Христа». Можете убедиться. — Грейс протянул Найту фотографию, сделанную в пагоде. — Такую татуировку и сводить — не сведёшь: почти со всей груди придётся кожу сдирать.

Найт между тем лениво крутил в руках снимок:

- В Джейке пропал дар профессионального фоторепортёра.

- В ком? - изумился Грейс.

  - В Джейке. Неужели начала сдавать память, мистер Грейс? Он же только что был в Катманду и здорово насорил здесь афганскими наркотиками. Как, господин советник, непальская полиция клюнула на приманку? Так что зря вы готовили этот монолог. Наверное, несколько часов провели перед зеркалом, и всё насмарку. Теперь давайте говорить по существу. Если вы мною столь серьёзно занялись, значит я вам чертовски нужен, и, как я понимаю, не только ради рогов. Не скрою, вы мне тоже необходимы. Так будем же поддерживать деловые отношения. Что требуется от меня?

- Вы даже более крепкий орешек, чем я предполагал, - растерянно проговорил Грейс.

- Жизнь заставила. Только не вздумайте меня подставить. О наркобизнесе вашего Джейка знаю не я один.

12

Несмотря на ранний час, все непальские мастера были уже на месте. Увидев в их руках примитивные самодельные инструменты, Бриар невольно усмехнулся, вспомнив, как поначалу предлагал им пользоваться новенькими резцами, которые привез из Франции, но непальцы категорически отказались. Бриар даже подумал, что он их чем-то обидел. Только потом ему рассказали, что при сооружении пагод непальские мастера пользуются лишь самодельными инструментами, причём должным образом «освященными», иначе якобы ничего стоящего не получится.

Взглянув на заготовленные конструкции, Бриар растерялся: торжество, что называется, на носу, а у изваяний, тщательно скопированных с древних оригиналов, закрыты глаза. Он попытался было указать мастерам на эту недоделку, но те решительно отказались устранить её, заявив, что лишь три представителя поварской общины резчиков по дереву имеют право нанести заключительный удар резцом и открыть глаза божеству. Более того, первое, что должно «увидеть» божество, так это жертвенную кровь черного козла, а его у них нет.

Растерянный реставратор не знал, что и делать. К счастью, вскоре появились «незаменимые специалисты», откуда-то привели и козла.

Вмонтирована последняя деталь. Собравшиеся не могли налюбоваться воссозданной пагодой. А Бриар, нервно теребя цветочную гирлянду, которую повесили ему на шею благодарные непальцы, с беспокойством поглядывал по сторонам. Он искал Камиль, которую привык видеть постоянно около себя. Реставратор настолько привязался к девочке, что уже начал строить планы, как удочерит ее, по окончанию контракта вместе возвратятся в Париж, где он найдёт самых лучших врачей, чтобы излечить бедняжку от недуга. Ещё вчера Камиль, сославшись на домашние дела - предложение вести хозяйство она восприняла слишком прямолинейно - обещала прийти позже, но вот уже день перешагнул через половину, а её всё нет.

- Мистер Бриар, вас можно поздравить с добрым почином: первая пагода готова, - к реставратору подошел Сатьял, он последнее время часто наведывался на строительную площадку.

- Спасибо, но поздравлять рано. Закончена реставрация фасада и перекрытий пагоды. Теперь надо приниматься за окна и внутренние работы. Особенно меня беспокоят окна — такие сложные конструкции.

- После разгадки секрета кирпичей «телиа» окна не должны вас страшить.

- Воссоздал «телиа» не я, а ваши мастера, - рассердился Бриар. - И вообще вам должно быть стыдно, господин Сатьял, превозносить до небес заезжих реставраторов, а своих, исконных непальских мастеров упоминать лишь вскользь. Я даже хотел написать об этом в вашу газету, но всё руки не доходят.

- Я буду безмерно рад опубликовать такую статью, - заулыбался Сатьял.

- Что вы нашли в этом смешного? - ещё более вознегодовал реставратор. – Вы бы, журналисты, чаще смотрели по сторонам: ведь все эти ажурные пагоды, неповторимые памятники культуры сделаны вами. Непальцами.

- Но много веков назад.

- Да, но руками вашего народа. Кто, по вашему мнению, воссоздал эту пагоду? Я? Отнюдь! Все сделали непальцы. И секрет «телиа» раскрыли именно они. А вы долдоните о заезжем реставраторе.

- Будем считать, это — начало вашего выступления в газете.

- Писать? У меня нет времени. Видите, работы невпроворот, - Бриар глянул на часы. Уже около двух, а Камиль всё нет.

- Вы собираетесь домой?

- Да я очень спешу.

- Давайте я вас провожу, а по дороге вы продолжите свою мысль.

- Как хотите, - бросил реставратор, поняв, что от назойливого журналиста отделаться не так-то просто.
 
Калитку открыл сторож, высокий непалец в тщательно отглаженной, но изрядно поношенной национальной одежде. Из-за широкого брезентового пояса с медной пряжкой торчал огромный нож кукри.

    — Камиль приходила? — первым делом спросил Бриар.

    — Нет, саб /господин/, — вытянувшись по-военному, ответил сторож и отдал честь.

    — Какой у вас колоритный сторож, — заметил Сатьял.

    — Его порекомендовал советник американского посольства Грейс. Помните, он был на приёме у хозяина моего дома. Не правда ли, славный малый?

    — Кто? Грейс?

    — Нет, но Грейс тоже очень приятный, доброжелательный человек. Между прочим, Гурунг, мой сторож, из бывших гуркхов. На него можно положиться на все сто процентов.

Завидев хозяина, запертый в доме Жако от радости отчаянно забарабанил мохнатыми лапами в стеклянную дверь. Оказавшись на свободе, с сердитым лаем бросился к сторожу, но, не добежав метра, резко развернулся, возвратился к реставратору и уселся у его ног с чувством исполненного долга.

- Жако почему-то невзлюбил Гурунга. Вот и приходится собаку держать взаперти, - Бриар распахнул перед Сатьялом дверь и пригласил его в дом. - Сейчас мы выпьем по чашечке кофе.

- Не смею вас задерживать, мистер Бриар.

  - Пустое. Чашка кофе никому из нас не помешает. Тем более, мы ещё не закончили наш разговор. Но у меня действительно нет времени писать.

- Не беспокойтесь, я всё напишу сам. Изложу ваши мысли, и будет нечто подобное интервью. И даю, честное слово, без вашего согласия не добавлю не единого слова.

- Едва сели за низенький резной столик, как Жако оказался около ног Сатьяла.

- Фу, нельзя! — тут же сердито прикрикнул Бриар.

- Что случилось? — опешил Сатьял.

- Прошу извинить, но этот лохматый нахал уже обкусал шнурки у ваших туфель.

Сатьял расхохотался:

- Ну и пострел!

Жако же, обиженно покосившись на хозяина — шуток не понимает! — с гордым видом отошел на пару метров от стола и улёгся ко всем задом.

- От внимания Сатьяла не ускользнуло, как Бриар, нервно прихлёбывая кофе, то и дело озабоченно поглядывал на часы. Журналист понял, что реставратору не до него, и, сославшись на срочные дела, решил откланяться. Уже прощаясь, вспомнил о наказе Лакшми.

- Да, совсем забыл, на днях приезжает советская делегация, в составе которой будут врачи-хирурги. Лакшми обещала проконсультировать у них вашу девочку.

- Я очень ей благодарен.

Проводив Сатьяла до ворот, Бриар вытащил газеты из почтового ящика и вернулся в дом. Среди газет голубел конверт. Адреса на нём не было, а внутри лежал лист бумаги с криво наклеенными буквами, явно вырезанными из газеты. «Если вы хотите увидеть Камиль живой и здоровой, сегодня не позже шести вечера положите золотого божка в нишу ступы в Наксале за изображение слоновоголового Ганеша. Золотой божок в комнате Камиль».

Девочку похитили, сразу же догадался Бриар, и первой мыслью было—звонить в полицию. Но срок — 6 часов, а сейчас на часах 5 часов 23 минуты. Осталось всего 37 минут. Пока полиция раскачивается, будет поздно. Они же убьют её! Требуют какого-то золотого божка, но откуда у бедной девочки может быть божок, да ещё золотой? Пишут - её комнате…
Бриар мигом влетел на второй этаж. Распахнул шкаф, но там висели лишь купленные им новенькие платьица и кофточки. На полках тоже божка не было. В тумбочке! — но и там ничего. Бриар для верности заглянул и под тахту: пыль да старый резиновый шлёпанец — любимая игрушка Жако. Еще раз внимательно оглядел комнату. Что-то торчит из-под медвежонка. Ага тот самый узелок, который она боялась потерять в храме Пашупатинатх. Одноглазый плюшевый увалень стал и для Камиль самым верным другом и хранителем сокровенных тайн. В узелке был туго стянутый бечёвкой свёрток, поверх которого лежало не отправленное письмо в Париж.
 
Он хотел было отложить письмо в сторону, но адрес показался чрезвычайно знакомым. Да ведь это его собственный парижский адрес! И само письмо адресовано ему и Луиз! Дрожащими руками он вскрыл конверт.

«Дорогие ма и па, - слезы затуманили взор Бриара. - Я не прошу прощения — простить меня просто нельзя, невозможно. Только сейчас я поняла, на какое горе, какие страдания обрекла вас. В то время я даже не догадывалась, что значит потерять самое дорогое существо. Всё это может постичь только мать, - Бриар невольно вспомнил неподвижную Луиз в проеме окна, её воспалённый взгляд, полный безнадёжного ожидания, - Я бы никогда не осмелилась написать вам: похоронить близкого человека — безмерно тяжело, но дважды – невыносимо. Если бы не панический страх за Камиль. Камиль — моя дочь и ваша внучка…»

Бриар не смог сдержать рыдания:

- Мари, бедняжка Мари. Она была рядом, ещё жива, ей можно было помочь, а я…

И вот теперь опасность потерять Камиль. «Умоляю, не оставьте её. Будьте и ей, как и мне - ма и па».

Осталась 21 минута. Где же этот проклятый божок? Пальцы не слушались реставратора. Грубая бечёвка резала кожу. Осталось 19 минут…  Камиль, девочка моя. Из-под разодранных клочков пожелтевшей от времени газеты на Бриара смотрел золотой божок. Он таинственно улыбался.


13


Как обычно, генерал Адикари начал рабочий день с изучения сводки оперативных сообщений. Опять похищение памятников старины. На этот раз разграблен храм в Патане. Преступники ночью взломали запоры и унесли представляющее большую археологическую ценность изображение Рудры — бога молнии, Кали — кровожадной танцующей богини с гирляндой из черепов, а также статую не менее воинственного Бхайрава. К сводке была приложена петиция местных жителей. Особенно они были удручены пропажей статуи бога Рудры. Именно в его честь каждые двенадцать лет проводятся праздники, во время которых, по древнему обычаю, запрещается носить обувь, бриться и… свистеть.

«Интересно, когда в последний раз проводился этот «небритый» праздник? – заинтересовался Адикари. - Хорошо, если в прошлом году, за одиннадцать лет как-нибудь найдём злополучного Рудру».

В папку вместе со сводкой помощник предусмотрительно вложил свежий номер западного иллюстрированного журнала «Ориентал ревю». Адикари быстро пробежал отмеченную закладкой статью и потянулся к телефону.

— Сатьял, это ты? Как поживаешь?

- Тебе никогда не приходило в голову, дорогой Адикари, — послышалось в трубке ворчание Сатьяла, — что слова «как поживаешь» в устах полицейского звучат настораживающе, я бы сказал, с угрозой.

- И в ушах уже слышится надсадный вой сирены у дверей.

— Нельзя ли покороче, я очень спешу.

— Короче, так короче. Каково твоё мнение о Роми?

— О чем, о чём?

— Не о чём, а о ком! О Роми, спрашиваю, об Эрнесто Роми. Вот передо мной его статья в «Ориентал ревю». Надо сказать, написана со знанием дела.

— Может, какой-то заезжий журналист? Всех не упомнишь.

— Нет, такой эффект присутствия после короткого наезда воссоздать невозможно. Ну, извини, не буду задерживать.

Адикари повесил трубку и вновь начал перечитывать статью. Автор довольно увлекательно рассказывал о похищениях предметов старины, и акценты были расставлены так, что тень как бы невзначай ложилась на работающих в Непале специалистов ЮНЕСКО. Статья заканчивалась описанием, как один из реставраторов ЮНЕСКО проводит обмер колесницы Рато Мачхендранатха. Далее шло многоточие. «Не точка, - отметил про себя Адикари, - а многоточие!» Для вящей убедительности очерку предпосылалась фотография, на которой был запечатлен Бриар у колесницы Рато Мачхендранатха в окружении негодующих непальцев. И всё это на фоне древней пагоды. Композиционно снимок был построен так, что взгляд реставратора был обращен не на детали колесницы и не на рассерженных непальцев, а именно на пагоду.

— Наваждение какое-то, - прошептал изумлённый Адикари. - Ведь это та самая пагода, из которой похитили Рудру и другие изваяния. Неужели все-таки он?

Приказав помощнику принести все материалы, касающиеся убийства официанта из ресторана «Кришна», похищения изваяний в деревне Чидесвари и в храме в Патане, Адикари углубился в их изучение, делая отметки на чистом листе бумаги.

Примерно через час раздался короткий стук в дверь. В кабинет вошёл помощник и почтительно положил на стол голубой конверт.

- Что это? — вскинул голову Адикари.

— Кто-то подбросил.

В конверте лежала напечатанная на машинке короткая записка: «Статую Рудры ищите у эксперта ЮНЕСКО Бриара». И больше ни слова.

«Опять Бриар. Слишком много ниточек тянется к реставратору. Надо действовать», - решил генерал и приказал дежурной группе подготовиться к выезду.

У ворот виллы Бриара Адикари увидел Сатьяла.

- Ты что тут делаешь?

— Был у реставратора.

— Зачем?

— Это что, допрос? — рассердился журналист.

- Пока нет — холодно ответил Адикари.

— У вас, господин главный полицейский, с самого утра с головой что-то не в порядке, - попытался отшутиться Сатьял, но по озабоченному лицу друга сообразил, что шутить сейчас - не лучшее время, - Ты в чем-то подозреваешь Бриара?

- Что ты делал у Бриара? — повторил свой вопрос Адикари.

- Согласовывал с ним интервью. Но в чём можно подозревать кристально честного человека, или ты уже совсем перестал разбираться в людях?

— Не суй свой нос в чужие дела, в которых ни черта не смыслишь. Один раз тебе его уже прищемили. А если хочешь убедиться, что я здесь не зря, можешь присутствовать. Но не единой строки без моей санкции. Дай честное слово, в противном случае вынужден буду взять с тебя официальную подписку.

— Ты и мне перестал верить?

Ничего не ответив, Адикари решительно направился к воротам.

Бриар, склонённый над разложенными на полу холла деталями окна пагоды, никак не мог понять, с чего начинать сборку. Шутка ли, почти сорок деталей, которые сцеплялись между собой хитроумными деревянными выступами-замками без клея и единого гвоздя. Вдруг Жако встревоженно приподнял уши и зло зарычал. В это время раздался настойчивый стук в ворота, и в сопровождении насмерть перепуганной Камиль в дом вошли генерал с тремя полицейскими. Позади них, в дверях смущённо мялся Сатьял.

— Прошу извинить, мистер Бриар, но нам нужно задать вам несколько вопросов.

— Да, да, пожалуйста, — нехотя отрываясь от чертежей, ответил реставратор.

— Скажите, у вас случайно нет предметов старины, возраст которых превышает сто лет, и которые в соответствии с непальскими законами находятся под охраной департамента археологии? — как можно спокойнее спросил генерал.

- Нет! — побледнев, выпалила Камиль.

- Иди в свою комнату, Камиль, — ласково подтолкнул её в спину Бриар. — И возьми с собой Жако, боюсь, он кого-нибудь цапнет.

Девочка, подхватив на руки пса, послушно ушла.

- Конечно, есть, — сказал Бриар, - Они перед вами. Соберите окно, и ему цены не будет. Вот только как его собрать — одному богу известно. Придется, видно, ждать неварских мастеров. Без них не обойтись.

- Нас не интересует сейчас это окно, мы ищем статую Рудры — бога молнии, которая до недавнего времени украшала одну из пагод Патана.

- Что? - Бриар, наконец-то, понял, зачем пришли полицейские, — Вы, вероятно, ошиблись адресом. Как вы могли только подумать, что у человека, посвятившего себя охране наследия старины, поднимется рука на такое. Какое вы имеете право? — почти выкрикнул он.

— Успокойтесь, мистер Бриар. Я, как представитель власти, наделён соответствующими полномочиями и посему ещё раз прошу вас ответить на мой вопрос: есть ли у вас изображение Рудры.

— Если не верите, можете осмотреть дом, — надменно бросил Бриар и как ни в чём не бывало принялся опять изучать детали окна.

Адикари кивком головы приказал полицейским заняться своим делом, и те разошлись по комнатам. Вскоре со второго этажа послышался зов одного из них.

— Мистер Бриар, не могли бы вы подняться вместе со мной? — попросил Адикари.

В кладовке под грудой хлама лежало изображение бога Рудры. Бриар побледнел:

— Четное слово, я впервые вижу это изваяние, да и вообще в эту кладовку никогда не заходил. Помилуйте, какой мне смысл похищать что-либо, когда во время реставрационных работ через мои руки проходит столько уникальных вещей, что можно без труда «затерять» не одну, и никто бы, я повторяю, никто не заметил бы пропажи.

— Скажите, — после некоторого раздумья спросил Адикари, — может, кто-нибудь без вашего ведома вчера вечером или сегодня утром входил в ваш дом?

— Это исключено, — решительно ответил реставратор. — Теперь у меня есть надёжный сторож, но, кстати, даже он никогда не заходит в дом.

Разговор со сторожем тоже ничего не дал. На все вопросы тот, как попугай, выкрикивал: «Никак нет!». «От такого круглого дурака толку не добьешься», -  заключил Адикари.

— Можно тебя на минуточку? — отозвал Адикари в сторону молчавший все время Сатьял. — Обрати внимание на его шнурки.

— Причем здесь шнурки? Ради бога, Сатьял, не мешай работать.

— Шнурки сторожа имеют непосредственное отношение к Рудре, — не сдавался журналист.— Посмотри, их концы обкусаны. Значит, сторож был в доме сегодня утром, когда Бриар вместе с девочкой ходили к реставрируемой пагоде. Оттуда мы возвращались вместе, Бриар при мне отпирал дом.

— Ну и что? — ничего не понял Адикари.

— Как что?! Жако же был заперт в доме. Бриар никогда не оставляет его без присмотра. Так вот, сторож входил в дом и подложил в кладовку Рудру, а за это время Жако успел обкусать шнурки на его ботинках. Надо арестовать сторожа!

- Обкусанные шнурки — это, конечно, чрезвычайно веский довод для ареста, — съязвил Адикари.

— Я говорю совершенно серьёзно, — не унимался Сатьял. — Жако просто не может пройти мимо шнурков. Я убедился в этом в первый же приход к Бриару. Можешь насмехаться надо мной, но обкусанные шнурки — это улика.

- Против твоего Бриара несравненно больше улик, и улики такие, что просто вопят.

- Вспомни афганские наркотики, — нашёлся Сатьял. — Тогда улики тоже вопили во всю глотку, но ты первый засомневался.

- Может, ты и прав, — задумался суперинтендент. — Надо ещё раз переговорить с реставратором.

Бриар по-прежнему возился на полу с деталями окна, всем своим видом демонстрируя, что история с Рудрой не имеет к нему никакого отношения.

- Могу я вас ещё немного потревожить? — осторожно начал Адикари.

- В вашей власти арестовать меня, — не поднимая головы, зло обрезал реставратор.

- Ну, уж сразу арестовывать. Мне надо лишь выяснить некоторые детали. Скажите, никто за вами не следил, когда вы обмеривали колесницу Рато Мачхендранатха в Патане?

- Ещё как следили, — хмыкнул Бриар. — Такой скандал случился! Вот тогда меня действительно чуть не арестовали. Во всяком случае, толпа требовала.
- Все собравшиеся были непальцами?

- Естественно.

- Из иностранцев точно никого не было?

- Никого. А, впрочем, утверждать не берусь, - Бриар на некоторое время задумался. — Постойте, там еще стояла маленькая желтая машина. Японская, кажется.

- Вам не показалось, что автомобиль остановился специально?

- Что же тут удивительного? Я бы тоже не преминул поглазеть на такой спектакль.

«Значит был еще человек в машине желтого цвета, — заметил про себя Адикари. - Жители Чидесвари тоже говорили, что «эксперт ЮНЕСКО» увёз изваяния на жёлтом автомобиле».

— Господин Бриар, с вашего разрешения мы возьмём Рудру с собой. Вас же убедительно прошу несколько дней не покидать дом.

14


Зоолог Ачария, получив от помощника новые координаты, фломастером продолжил жирную красную линию, которая приблизилась к обозначенной на крупномасштабной карте светло-зеленой полосе. «Та самая просека, на которой были убиты и два других носорога», — подумал он.

За последний три недели два носорога. И где, в заповеднике, на территории которого не только запрещено появляться с ружьями и прочими орудиями охоты, но даже, дабы не нарушать естественный покой диких животных, включать магнитофоны и радиоприемники, играть на музыкальных инструментах, а по ночам ездить на автомобилях, пользоваться фотовспышками.

В национальном парке Читван — основном районе обитания носорогов в королевстве – созданы такие благоприятные условия, что смертность его обитателей, как утверждают специалисты, стала значительно ниже, чем на воле. Численность носорогов неуклонно увеличивалась. Но в последнее время всё чаще животные, напуганные чем-то или кем-то, покидали облюбованные места. Чтобы держать миграцию однорогих носорогов под контролем, решили выстрелами «летающими шприцами» усыпить часть животных, чтобы на их могучих спинах закрепить миниатюрные радиопередатчики. Однако выявить причины внезапного бегства носорогов из одного места в другое никак не удавалось.

И вот в джунглях нашли труп убитого носорога. Поначалу подумали, что он стал случайной жертвой индуиста-фанатика, захотевшего помянуть усопших. Однако шкура животного оказалась в целости. Не было только рога.

С повальным увлечением восточной медициной спрос на рога носорога, ценящиеся буквально на вес золота, на Западе резко возрос. Раздумья Ачария прервал возглас помощника:

— Радиопередатчик, установленный на носороге, прекратил передавать сигналы, как только животное вышло на просеку.

— Срочно туда! Передайте по рации егерям, чтобы они блокировали все пути отхода, — на ходу отдал распоряжение зоолог.

Не прошло и минуты, как три закамуфлированные джипа, поднимая клубы пыли, понеслись к просеке. Увы, егеря обнаружили лишь лежавшее в зарослях уже мертвое животное.

- Опоздали, дьявол возьми, - в сердцах выругался Ачария и, выпрыгнув из джипа, бросился к носорогу.
 
В глаза бросились три зияющие дырки в боку мертвого животного, а четвертая пуля попала как раз в то место, где был прикреплён радиопередатчик. «Вот почему прекратились сигналы», — догадался Ачария.

Окруженные егерями три браконьера удивленно озирались по сторонам. Убийство двух носорогов сошло им с рук. И сейчас они успели бы скрыться, не будь их жертва «радиофицирована». Лишь стоявший слегка поодаль Дханасур Таманг сохранял спокойствие. Он сразу понял, что спасти его сможет только полное признание. А поскольку большой человек, который отваливал за каждый рог по тысяче и более рупий, все равно выйдет сухим из воды, единственный способ помочь себе — это назвать скупщика…

Получив сообщение из Читвана, Адикари вместе с «летучей группой» сразу же направился по указанному адресу. У дома скупщика стоял «Датсун» желтого цвета.

«Конечно, совпадение, — было первой реакцией суперинтендента. — Так может везти только в дешёвом детективном фильме». Но его ждала ещё одна неожиданная встреча. Дом, как оказалось, снимал Найт. Он поначалу даже не пустил полицейских. Адикари прекрасно понимал, какими неприятностями по службе может обернуться этот визит, да ещё без согласования с высшим начальством, но многолетний опыт заставил его пойти ва-банк.

Пришлось объяснять, что, поскольку на журналистов дипломатический иммунитет не распространяется, они должны подчиняться местным законам. Только удостоверившись, что полицейские обладают соответствующими полномочиями, Найт разрешил им осмотреть дом. Тщательный обыск ничего не дал. Раздосадованный Адикари извинился перед иронически улыбающимся Найтом и направился к воротам.

Поравнявшись с желтым автомобилем, Адикари остановился и попросил Найта открыть багажник. Побледнев, тот нехотя достал из кармана ключи. В багажнике лежал готовый к отправке ящик, обшитый грубой парусиной.

— Откройте.

- Вы не имеете права, — вдруг перешел на крик Найт. — Это собственность моего знакомого дипломата. Он улетает сегодня. И если вы будете продолжать бессмысленную комедию, и я опоздаю на аэродром, он заявит официальный протест. Разразится скандал. Хоть это вы можете понять?

- Я все прекрасно понимаю, — невозмутимо сказал Адикари. — Тогда нам придётся вместе поехать в полицейское управление, где в надлежащих условиях будет произведём досмотр.

В ящике оказались покрытые патиной статуи Кали и Бхайрава.

- Мистер Найт, нам придётся вернуться в ваш дом и более внимательно ознакомиться с вашим кабинетом, — решил Адикари.

Осмотр содержимого письменного стола журналиста затянулся. Полицейский внимательно прочитывал каждую бумагу, прежде чем отложить ее. Наконец, очередь дошла до последнего ящика. Адикари упорно продолжал перебирать бумаги. И вот в его руках оказалось именно то, что искал. Он достал из нагрудного кармана небольшой листок, принялся сличать текст.
 
- Не кажется ли вам странным, мистер Найт, — не поднимая головы, спросил Адикари, что в подброшенном в полицию вашем письме — отпираться бессмысленно: эксперты без труда докажут, что оно и вот эта копия вашей статьи о Бриаре написаны на одной и той же машинке, — упоминается лишь бог Рудра, хотя в известной вам пагоде одновременно были похищены изображения ещё двух божеств, а именно только что обнаруженных у вас Кали и Бхайрава?

- Этим поделкам не более ста лет, и я их вправе не только купить, но и вывезти из страны.

- Но патина, мистер Найт, патина, — покачал головой Адикари. – Патину такого оттенка, мне кажется, трудно подделать.

- На то, что вам кажется, мне глубоко наплевать, — презрительно скривил губы Найт. — Подождём, что скажут эксперты.

- К сожалению, вам придётся ждать заключения экспертов не здесь.

- Вы хотите меня арестовать? — лицо Найта побагровело от ярости.

- Да. К тому же свидания с вами с нетерпением ждёт один из браконьеров.

На следующий день стало известно о похищении изображения Рато Мачхендранатха…

Каждый год в конце апреля — начале мая (точное время высчитывают астрологи) проходит один из самых главных праздников в долине Катманду. Огибая выступающие черепичные кровли домов и позолоченные крыши многоярусных пагод, по запруженным улицам Патана, второго по величине города долины, движется ярко разукрашенная колесница с огромными деревянными колёсами. На колеснице — сплетенная из бамбука, увитая зеленью и цветами высоченная колонна, в основании которой сооружена импровизированная пагода, где под присмотром двух священнослужителей находится изображение Рато Мачхендранатха. К колеснице привязаны толстые канаты, и десятки добровольцев, впрягшись, словно бурлаки, тянут святыню по узким улочкам города.

Первым делом Адикари принял меры, чтобы удержать похищение Рато Мачхендранатха в секрете. Около колесницы были выставлены дополнительные наряды полиции, чтобы никто из посторонних не подходил к установленному на колеснице импровизированному храму и не узнал, что в нем нет изображения бога. В противном случае, сразу же пошел бы слух о грядущей ужасной засухе. Могла вспыхнуть паника, беспорядки. «И кто-то, - озабоченно вздохнул Адикари, - судя по всему, ждет этого».

Тут вошел помощник: Найт просит о встрече.

Ввели Найта. Он был всё таким же надменным и уверенным в себе, будто его привели откуда угодно, но не из тюрьмы.

— Вы хотите мне что-то сообщить, мистер Найт?

— Я хотел бы предложить вам, — он долго подбирал подходящие слова, — взаимовыгодный чейндж, обмен.

- И что на что мы будем менять? — не без иронии спросил Адикари.

- Рато Мачхендранатха на мое освобождение.

- Наконец-то мы коснулись главного, — Адикари пристально посмотрел на Найта. — Куда вы его спрятали?

- Положим, похищал и прятал Рато Мачхендранатха не я. Просто мне случайно стало известно его местонахождение, — затем, чтобы придать вес своему заявлению, Найт добавил: — Божество, если не поспешить, может пропасть навсегда.

Поздно вечером в доме Раны раздался телефонный звонок.

— Мистер Рана, это говорит Грейс. Прошу извинить меня за звонок в столь неурочное время, но дело очень срочное.

— О, господин советник, вы, вероятно, забыли, что живете на Востоке, где не привыкли спешить.

— Дело касается Амара!

— Его зачислили в Калифорнийский университет?

Грейс представил себе, как радостно засветились глаза Раны: «Что ж, это даже хорошо, тем сильнее будет впечатление».

- К сожалению, появились непредвиденные трудности. Боюсь, университетские власти будут категорически против. Но это не телефонный разговор, мистер Рана. С вашего разрешения…

— Да, да. Непременно. Я вас жду.

Через пятнадцать минут глубоко встревоженный Рана встречал Грейса в дверях гостиной. Советник сразу же приступил к делу. По его словам, «слишком доверчивый и честнейший Найт» взял к себе секретарём несостоявшегося искусствоведа, некоего Пола, волею судьбы оказавшегося в Непале. Из благих намерений Найт решил дать ему шанс выкарабкаться и встать на путь истины.

— Но, — глубокомысленно проговорил Грейс, — иногда наши добрые намерения оборачиваются крупными неприятностями. Этот опустившийся наркоман, пользуясь честным именем Найта, продолжал заниматься преступным бизнесом — похищал памятники непальской старины. А чтобы полностью обезопасить себя, хранил ворованное в доме Найта, естественно, без его ведома. В конце концов, ваша полиция напала на след. У ничего не подозревавшего журналиста был произведён обыск, нашли антиквариат и тут же арестовали. Поймите меня правильно, мистер Рана, - сокрушался Грейс, — я нисколько не хочу бросить тень на непальскую полицию, тем более на всеми уважаемого Адикари. Он действовал в рамках закона.

— Но при чём здесь Амар?

- Он, понимаете, — начал Грейс, — можно сказать, дружил с этим наркоманом, и тот, пользуясь наивностью вашего мальчика, вовлек его в преступление.

  — Что?! — Рана схватился за сердце, кровь хлынула к его лицу.

— Успокойтесь, мистер Рана, всё ещё можно уладить. Об этом пока знаем мы с вами и этот подонок Пол, который, естественно, попытается всё свалить на Амара.

От услышанного у старика пошла голова кругом.

- Адикари! Надо немедленно звонить Адикари! — Возбуждённый надеждой, старик приподнялся в кресле, но тут же сник. — Нет он слишком принципиальный.

— Положим, есть люди повыше Адикари, — скривился Грейс. — Да и дело выеденного яйца не стоит. Найта же арестовали без каких-либо на то оснований. Мало ли у кого можно найти древние статуи. Но фактов-то, что они похищены именно им, нет! Пока Найт из ложного чувства товарищества не хочет подставлять под удар бедолагу Пола, но тюрьма есть тюрьма, и добродетели может прийти конец. А наркоману подобные чувства, что уж тут говорить, чужды, и он тут же подставит под удар нашего Амара.

— Надо спешить, — согласился Рана, — Я немедленно свяжусь с нужными людьми.


15

Не обратив внимания на предостерегающий жест дежурного, Сатьял распахнул дверь кабинета Адикари. Генерал внимательно изучал документы в толстой папке. На большом письменном столе лежало ещё несколько скоросшивателей, из которых торчали разноцветные закладки.

Адикари поднял на журналиста воспаленные от бессонной ночи глаза:

— Я сейчас очень занят. — Усталый, слегка охрипший голос старинного друга звучал непривычно официально.

— Интересно, чем же? — Сатьял и не пытался скрывать неприязнь. — Может, заканчиваешь обвинительное заключение по делу Бриара?

- Причём здесь Бриар? — отмахнулся Адикари.

- Ты ещё спрашиваешь, — Сатьял сердито выхватил из кармана газету и начал ею размахивать. — А кто посадил реставратора под домашний арест? Кто, наконец, дал им повод обливать грязью честного человека, приехавшего в нашу страну с единственной целью — помочь? И вместо благодарности его пытаются обвинить в преступлениях, которых он никогда не совершал, — он брезгливо швырнул газету на стол, — Можешь полюбоваться, что с твоей подачи пишет вот эта, с позволения сказать, газета о реставраторе.

- Мало ли что может написать бульварная газетенка.

- К сожалению, слишком многое: не только требует выдворения из Непала всех специалистов ЮНЕСКО, но и вообще ставит под сомнение полезность этой организации.

- Откуда ей стало известно о Бриаре? — удивился Адикари.

- Неужели наша полиция настолько слепа, что даже не знает, где кормится владелец этой газеты?

- Только, ради бога, не надо…

Адикари не успел закончить фразу. Раздался зуммер прямого телефона. Он поднял трубку.

- Да… Слушаюсь… Сейчас буду.

Адикари одел фуражку, поправил портупею:

- Извини, вызывает начальство. Держу пари, по поводу твоего Бриара. Жди меня здесь. И, чтобы не скучно было, почитай мою докладную по делу Бриара. В ней описано всё достаточно подробно, за исключением событий вчерашнего дня. Думаю, не надо предупреждать, что эта бумага строго конфиденциальна.

Ещё утром Адикари попросил санкцию самого высокого начальства на проработку звена «Найт — американское посольство». Многолетний опыт подсказывал о существовании этой связи, но выходить непосредственно на дипломатическую миссию без соответствующего на то разрешения не имел права. Однако начальство не только не поддержало Адикари, но и категорически запретило вообще подозревать сотрудников американского посольства.

- Вы что, с ума сошли? — негодовал генерал с большими звездами на погонах. — Хотите нас поссорить с дружественной страной? И потом, у вас же нет никаких фактов, одни домыслы.

Адикари попытался было стоять на своём, но его не стали слушать.

- Вот, ознакомьтесь. И у вас не останется никаких сомнений.

Из рапорта криминальной полиции следовало, что минувшей ночью в парке Гоккарна, на окраине долины Катманду, полицейский патруль нашел тело мужчины средних лет, скончавшегося от чрезмерной доли наркотиков. Труп опознали — убитым оказался некий Пол Роллер, в последнее время работавший секретарем у свободного журналиста Найта. Проведена также дактилоскопическая экспертиза, показавшая идентичность отпечатков пальцев Роллера с обнаруженными на ломике, брошенном грабителями у статуи Будды около храма Бангемудхе, на трубке и пакетах с наркотиками, а также на статуях, похищенных в Патане, в том числе и на изваянии бога Рудры, найденном у Бриара.

- Теперь удостоверились, — насупил брови «большой генерал». — Из-за какого-то вконец опустившегося наркомана вы хотели устроить международный скандал. Ладно, не будем придавать этому значение. Вы славно поработали и заслуживаете соответствующего поощрения. Но это после того, как изображение Рато Мачхендранатха будет снова красоваться на своей колеснице. Сейчас же идите к Найту и соглашайтесь на его условия.

Вернувшись в свой кабинет, Адикари убрал все папки в сейф, не спеша, сел за стол и только тогда поднял взгляд на Сатьяла.

— Ты давно был в Патане на площади Джавалакхел?

— Вчера вечером проезжал мимо, — не поняв смысла вопроса, пожал плечами Сатьял. — Там вроде бы всё готово. Колесница стоит в полном убранстве. Ведь завтра начинается праздник. Вот только полиции слишком много.

Вновь зазвонил один из телефонов. Адикари мгновенно поднял трубку.

- Это именно то, что искали? Эксперты подтвердили? - закончив разговор, он вытер платком покрывшийся испариной лоб. С явным облегчением закурил.

Затем набрал номер внутреннего телефона:

- Подготовьте своего подопечного к отправке первым рейсом. Можете отвезти его за личными вещами, но не отпускайте ни на шаг. На аэродроме я буду.

Адикари неторопливо достал из пачки еще одну сигарету, прикурил от еще дымящейся.

— Хочешь, я тебе раскрою маленькую тайну? — и, не дожидаясь ответа, хитро сощурившись, сказал:
 
- О том, что праздник начинается завтра, стало известно лишь несколько минут назад: Рато Мачхендранатх, бог-хранитель долины Катманду, был похищен.

- Кем? — воскликнул журналист, но тут же сам догадался:

— И ты отпустил Найта?

- А что нам оставалось делать, — развёл руками генерал. — На карту был поставлен не только Рато Мачхендранатх, а, прежде всего, спокойствие в Большой долине. Да и, честно говоря, веских-то улик у нас фактически нет. Непосредственно у Найта рогов носорога мы не нашли. То, что именно он скупал рога у Дханасура Таманга, тоже доказать трудно — никаких расписок Найт, естественно, браконьеру не давал.

- А изображение Кали и Бхайрава?

— Он утверждает, что даже не подозревал, какие они древние.

— Как-то странно получается, — не унимался Сатьял. — Кали и Бхайрав оказываются у Найта, а Рудру подбрасывает Бриару не кто иной, как его собственный сторож.

- Это тоже требовало доказательств и соответственно времени, а его как раз у нас и не было. Праздник ведь начинается завтра.

— У меня, — продолжал Адикари после некоторого раздумья, — сложилось впечатление, что мы нарушили ход какой-то очень хорошо спланированной операции. И если бы не надо было спешить с возвращением Рато Мачхендранатха, если бы мы располагали неопровержимыми уликами, может быть, и удалось бы докопаться до каких-нибудь концов.

Адикари закурил очередную сигарету.

— Интересная цепочка получается, — размышлял он вслух. — Сначала Найт или те, кто стоит за ним, попытались через «Ориентал ревю» запятнать Бриара хотя бы косвенным, но участием в преступном бизнесе, чтобы затем самим же разоблачить ничего не подозревавшего учёного. Но им не повезло, журнал прибыл в Катманду с опозданием. Тогда они попытались скомпрометировать реставратора, подбросив ему Рудру в надежде, что мы поднимем шум и арестуем Бриара. Почему именно Бриара? По чистой случайности. Он внешне похож на Иисуса, точнее — на гангстера, разыскиваемого Интерполом за похищение предметов старины из стран Востока.

— Ну, а смысл-то какой? Мало ли похожих людей?

— Я, —  Адикари покрутил ус, — долго ломал над этим голову. И ключ к разгадке мне подсказала всё та же статья в «Ориентал ревю». И это лишний раз подтверждает принесённая тобой газета. Посмотри, и не профессионал заметит, что снимки Бриара, и в журнале, и в газете сделаны с одной и той же точки. Опять же, заметь, очерк Найта в журнале и статья в газете, в первую очередь, обливают грязью ЮНЕСКО, а Бриар используется лишь как иллюстрация. Отсюда можно предположить; удар был нацелен не столько на Бриара, как на ЮНЕСКО в целом. Им был нужен повод, чтобы начать в Непале кампанию против этой организации.
 
- Но зачем надо было похищать Рато Мачхендранатха?

- Они приберегали его для очередного хода. Лучшую козырную карту и представить трудно. Кто знает, как бы разворачивались события, если бы егеря не поймали шайку браконьеров, и Рато Мачхендранатха не пришлось использовать в качестве заложника.

- Тебе не кажется, что Найт — пешка в чужой игре?

- Кем-кем, а пешкой его назвать трудно. Ты посмотри, как чисто сработано. Древние изваяния были вывезены из деревни Чидесвари на желтой машине. Кали и Бхайрав из храма в Патане также обнаружены в жёлтом «Датсуне», сам автомобиль был арендован Найтом, но прямых улик против него нет.

— Я не об этом, — нетерпеливо перебил его Сатьял. — Ты почему-то упорно обходишь стороной «большого человека», о котором упоминал Дханасур Таманг.

— Мало ли что может наговорить насмерть перепуганный неграмотный старик.

— А знакомый дипломат Найта, который «может устроить скандал»? Создаётся впечатление, что «большой человек» и «дипломат» — одно и то же лицо.

— Всё это домыслы, — категорически опроверг Адикари.

- Но ты же сам только что сказал, что за Найтом, вероятно, кто-то стоит, - не унимался Сатьял. — Найт, судя по всему, профессиональный похититель памятников, и на ЮНЕСКО ему глубоко наплевать. Единственная международная организация, которая его беспокоит, — это Интерпол. А вот «большой человек» — птица явно иного полёта, ЮНЕСКО — цель его задания. Думаешь, Штаты зря поливают ЮНЕСКО налево и направо? Уверен, они пытаются как-то оправдать в глазах общественности свой демонстративный выход из этой организации.

Адикари отрешенно смотрел в окно. Потом, взглянув на Сатьяла, рассмеялся:

— Честно говоря, и я вначале подумал о ЦРУ. Но зачем ребятам из Лэнгли нужны рога носорога? Каждому образованному человеку известно, что рога носорога просто не могут быть каким-то сказочным стимулятором. Они содержат лишь кератины, составляющие основу рогового слоя кожи, волос. С таким же успехом мужчины для повышения потенции могут жевать свои собственные ногти или волосы. Правда, я наводил справки, с помощью носорогов можно лечить болезни горла и астму. Но и тут рога ни при чем. Для этого употребляют мочу животного, на продаже которой калькуттский зоопарк, в частности, делает хорошие деньги.
 
- Да нет, — вновь перебил Сатьял, - рога носорога — это, мне кажется, самодеятельность «большого человека». Вероятно, он помогал вывозить похищенные предметы старины — доказательством тому может служить ящик, обшитый парусиной, — а Найт за это проводил всю «техническую работу» по дискредитации ЮНЕСКО. Правда, обоих, уверен, сгубила жадность: «большому человеку» показалось, что два рога — мало, и он захотел заполучить и третий, а Найт скрыл, что с вместе Рудрой похитили и Кали с Бхайравом. Кстати, что говорит по этому поводу сторож Бриара? Сто против одного, это он подбросил Рудру.

- Ничего он не говорит. Утром следующего дня взял расчет и уехал к родителям в горную деревушку. И потом, обкусанные шнурки к делу не подошьешь.

- Но, если мне не изменяет память, его Бриару порекомендовал сам Грейс.

- Не трогай Грейса! — почти выкрикнул Адикари.

- Почему, он будет стержневой фигурой в моем очерке, — многообещающе улыбнулся Сатьял.

- Я же тебя предупреждал, всё, что ты знаешь об этом деле, — строго конфиденциально. Если конечно, - Адикари пристально на него посмотрел, — не хочешь, чтобы я лишился работы и пошёл под суд за разглашение государственной тайны. Кроме того, будь уверен, если ты напишешь хоть слово о Грейсе, твою газету моментально закроют за клевету на дружественную державу. И это, заметь, в лучшем случае.

- А в худшем? — азартно спросил Сатьял.
- Неужели тебя ничему не научила автомобильная катастрофа? Тогда ты тоже затеял игру с ними…

     Начальник службы безопасности аэропорта Бинод Упрети безмятежно дремал за рабочим столом. Посадка в самолёт ещё не объявлена, и можно отдохнуть. Дверь кабинета неслышно отворилась. Заметив спящего Бинода, Адикари решил подшутить и на цыпочках прошмыгнуть к стулу, на котором висел пиджак и хотел было подхватить его, как раздался зловещий шепот:

- Ага, попался тщетно разыскиваемый болванами из полиции похититель поношенных пиджаков.

Адикари повернулся в сторону Бинода и расхохотался: его голова с закрытыми глазами по-прежнему лежала на локте левой руки, а в правой – уже был пистолет, дуло которого смотрело точно в переносицу генерала.
 
- Это только полицию из пушки не разбудишь, а мы всегда бдим, — проворчал Упрети. — Опять встречаешь «не знаю кого» и «не знаю откуда»?

- Нет, сегодня провожаю.

- А почему без цветочной гирлянды? Страсть люблю участвовать в пышных церемониях, особенно с бесплатным угощением.

- Будь моя воля, я бы ему не гирлянду, а злой ошейник напялил, - пробурчал Адикари.

- Так в чём же дело?

- Подбери хорошего таможенника. Пусть он основательно потрясёт клиента – этот тип способен на всё.

- А я тебя уже не устраиваю? Ведь тоже когда-то начинал рядовым таможенником. Помнишь щенка в клетке? — в глазах Бинода засверкали весёлые зайчики.

Тогда перед самым отлётом самолёта в зал таможенного досмотра вбежала женщина, запоздалый пассажир. В руках у нее был сувенир, правда, несколько необычный — клетка с очаровательным щенком тибетского терьера. Туристка, демонстрируя всем своим видом, что опаздывает, обворожительно улыбалась таможенникам. В общем, всячески пыталась увильнуть от досмотра. Но не тут-то было. Ею занялся Бинод Упрети. Он нарочито медленно задавал традиционные вопросы, заигрывал с пушистым щенком, затем проделал настоящий цирковой трюк, которому позавидовали бы маститные иллюзионисты. Щенок, оказавшийся на свободе, сделал на радостях лужицу на прилавке, а из двойного дна опустевшей клетки Бинод горделиво извлёк партию сильнодействующих наркотиков.

- Что ж, тряхни стариной, — дружески улыбнулся Адикари.

Надев пиджак, Бинод прошел в зал таможенного досмотра и присоединился к другим сотрудникам. Адикари встал поодаль.

Минут через пятнадцать появился Найт в сопровождении двух полицейских в штатском. Им занялся Бинод. Он внимательно осмотрел багаж, прощупал все вещи, простучал костяшками пальцев крышки чемоданов — ничего подозрительного. Затем попросил открыть сумку из мягкой кожи. Там тоже ничего запретного — электробритва, умывальные принадлежности и… что-то, завёрнутое в полотенце.

- Осторожнее, пожалуйста, — умоляюще попросил Найт. — Это терракота, хрупкая вещь. Сувенир из Непала.
Упрети осторожно распеленал глиняную статуэтку. Нежно погладил шершавые детали, потряс в руках — внутри божка что-то зашелестело — и уже протянул, чтобы передать Найту, как вдруг терракотовая фигурка выскользнула из рук Бинода и упала на цементный пол. Тонкий слой красно-коричневой глины мгновенно осыпался, обнажив золотого, хитро улыбающегося божка. Побледневший Найт невольно отпрянул назад, но сопровождающие его полицейские мгновенно сомкнули плечи.

Адикари тоже двинулся вперед, но Бинод, оттеснив его спиной, поднял божка с пола, сдул остатки терракотовой пыли. Поглядел на донышко статуэтки, задумчиво покачал головой и возвратил ее Найту:

- Вы уж извините мою неловкость, но так, мне кажется, божок смотрится нисколько не хуже. Счастливого вам пути, мистер Найт, — Упрети отвесил церемонный поклон и мелом оставил на багаже значки, свидетельствующие о прохождении таможенного досмотра.

Как только растерянный Найт с божком в руках завернул в арку спецконтроля, Адикари набросился на Бинода:

— Отпустил его с золотым божком! Кто знает, может, он сделан самим Арнико! Не зря же Найт замаскировал его под терракоту.

- Тебе пора в богадельню, — Упрети сочувственно покачал головой. Затем, не сдержавшись, фыркнул:
— На своей работе ты пропитался подозрительностью до мозга костей и становишься опасным для общества. Ещё немного, и начнёшь доказывать, что не кто иной, а Найт убил великого Арнико. Так знай, автор божка - отнюдь не Арнико, а один из тех, кого ты просто обязан знать по службе. (У Адикари от удивления полезли глаза на лоб). Что касается самого божка, то он есть уже в музее, правда, не в Национальном. Пойдем, покажу.

Адикари покорно последовал за Упрети в его кабинет.

- Вот, полюбуйся, - Бинод распахнул большой, во всю стену железный шкаф и показал на одну из полок, где стоял золотой божок с той же таинственной улыбкой на лице.

- Виртуоз, - Адикари бросил полный восхищения взгляд на Бинода. - И когда ты только успел его выкрасть у Найта? Неужели твои ребята, пока он шел к самолету? Лихие парни, ничего не скажешь.

- Нет с головой у тебя явно не в порядке. Тот божок остался у Найта, а этот, можно сказать, его молочный брат. Во всяком случае «папаша» у них один - Шрестха. Помнишь такого?

- Неужели тот самый?

Дело Шрестхи было одним из первых в послужном списке Адикари как сотрудника полиции. В конце 1966 года в управление полиции позвонили из аэропорта и попросили срочно прислать следователя. Под рукой у начальства в этот момент никого не оказалось, и решили послать новичка. В аэропорту Адикари поджидал вконец растерянный Бинод, тоже только-только начавший работать в таможне. Сбиваясь и отчаянно жестикулируя, тот рассказал, что в багаже пожилого туриста обнаружил божка. При этом старик нисколько не смутился, а наоборот, горделиво заметил, что статуэтка ужасно древняя и выполнена самим Арнико. Бинода от его слов даже в жар бросило. Неужели Арнико! Столько веков прошло! Однако и беглого осмотра оказалось достаточно, чтобы определить: подделка. Но тут началось совсем неожиданное.

Старик впал в амбицию. «Как это подделка? - негодовал он. - Чтобы мне, знатоку культуры Востока, и подсунули фальшивку? Да никогда!» Страусом подскочил к гиду-переводчику и принялся бить его по груди сухонькими кулачками, приговаривая, что упечёт «бандита» в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. Послали за полицией.

Перепуганный гид-переводчик тут же назвал настоящего автора божка. Им оказался некий Шрестха, который по-своему воспользовался туристическим бумом, и начал изготавливать «древние реликвии» для продажи заезжим лохам. Но поговорить с Шрестхой не удалось. Когда Адикари с трясущимся от страха гидом подъехали к дому Шрестхи, того, запеленатого в желтую священную ткань, уносили к месту кремации. Мастер отравился парами ртути при изготовлении очередного «произведения Арнико». Удалось, правда, выяснить, что Шрестха успел сделать всего два божка — третий, незаконченный, был обнаружен на верстаке. Второго божка найти так и не удалось.

Адикари взял божка с полки и повертел его в руках. Затем спросил:

- А ты точно уверен, что божок Найта - тоже работа Шрестхи, а не по-настоящему древнее произведение искусства?

- Конечно, — пожал плечами Упрети.

- Но я же своими ушами слышал, как внутри божка пересыпались древние писания, когда ты потряс статуэтку.

- Шелестели не древние писания, а асбестовые волокна. У Шрестхи все было продумано до мелочей.

- Асбестовые волокна?

- Бумага сгорела бы при запаивании сплошного шва между самой статуэткой и ее донышком.

- А как же в древних изваяниях, тоже асбест?

- Нет, в них действительно листочки бумаги или лоскутки ткани с магическими рисунками и писаниями. В этом и заключается секрет древних мастеров, который до сих пор не могут разгадать. Не исключено, донышко соединяли каким-то неизвестным химическим способом. Во всяком случае, при наложении шва металл не нагревали. А чтобы у тебя не осталось никаких сомнений, обрати внимание на этот малозаметный значок — Шрестха страдал излишним тщеславием и на каждой работе ставил своё клеймо.

- Но всё-таки столько золота… — Адикари в раздумье потёр подбородок. — Может, следует снять Найта с самолёта и показать божка экспертам? Время ещё есть.

- Не делай глупостей. В том божке золота кот наплакал. Фигурка лишь позолочена — покрыта кислотой и смесью золота с ртутью, подвергнута термической работке, а затем отполирована агатом. Ты думаешь, я совсем дурак и не поцарапал божка для верности, — ехидно хмыкнул Бинод.

- Значит, заодно можно закрыть и «Дело Шрестхи»: найден недостающий божок. Но послушай, прошло столько лет. В каких тайниках он скрывался, сколько судеб прошло рядом с ним, сколько людей верили, что он действительно бесценен.

- Не мучайся, эта тайна «золотого божка» вряд ли вообще будет раскрыта, - задумчиво проговорил Бинод Упрети.

- Как бы то ни было, но одно точно: Найт кого-то ещё нагреет этим «золотым божком». Не зря же он его так тщательно замаскировал под терракоту, — заключил генерал.

- И это вряд ли. Если его продавать как чрезвычайно древнего, да ещё золотого, — значит, экспертиза, а это крах для твоего Найта…

     Прошло два месяца. Площадь Джавалакхел в Патане запружена народом. Многие заняли здесь места с вечера. Всю ночь горели бронзовые и глиняные светильники в честь Рато Мачхендранатха. Оркестры играют непальские мелодии и религиозные гимны. Тысячи людей собрались, чтобы увидеть завершающую часть праздника.

Сатьялу едва удалось провести Бриара с Камиль и Лакшми поближе к колеснице с поблескивающим полутораметровым божеством. Поспели они лишь к заключительному аккорду фестиваля. На увитую зеленью и цветами пятнадцатиметровую колонну, венчающую колесницу с божеством, взбирается священнослужитель.

- Быстро загадывай желание, — Сатьял весело подмигнул Камиль.

Священнослужитель с огромной высоты бросает медный диск. Все с трепетом наблюдают, какой стороной упадёт он на землю. Толпа оглашается радостными возгласами.

- Тебя ждет удача, Камиль! — Сатьял обнял девочку за плечи.

- Не зря мы согласились, — кивает Бриар.

- Мы с па завтра уезжаем, — объявила Сатьялу девочка.

- Далеко?

- Камиль осматривал советский хирург и сказал, что у них там есть профессор И-ли-за-роф, — с трудом выговорил фамилию реставратор. — Он, говорят, и на полметра может кость удлинить, а такие, как Камиль, после лечения танцевать начинают.

- А вот Жалко придётся на это время оставить здесь. В больницу с собаками не пускают, — горько вздохнула Камиль.

- Не беспокойся, Жако я возьму к себе. Ему будет хорошо. У меня для этого случая припасена новая пара туфель с вкуснейшими шнурочками.

- Ты опоздал, дорогой Сатьял, Жако будет жить у меня, — безапелляционно проговорила Лакшми.

Журналист испытующе посмотрел на Лакшми и доброжелательно заметил:

- Держу пари, ты скоро проведёшь себе синдур, - и многозначительно поднял палец.

— А почему все так ликовали, когда диск упал на землю? — спросил Сатьяла явно смущенный Бриар, чтобы сменить тему разговора.

- Диск упал лицевой стороной вверх — быть дождю и хорошему урожаю, а значит — счастью. -–0--