Смотритель - часть I

               
                Смотритель – должностное лицо,
                выполняющее обязанности по надзору, охране,
                а также (устар.) по управлению чем-нибудь.
                Толковый словарь Ожегова
***

– Мама, а мы пойдем в зоопарк?
– Да, в субботу.
– А кто там будет?
– Там живут звери разные и птицы.
– А я смогу их погладить?
– Может быть, но только не всех.
– А почему?
– Потому что есть добрые звери, а есть хищники. Их гладить опасно.
– А почему?
– Они могут тебя укусить.
– А почему их тогда держат в зоопарке и не убивают?
– Во-первых, их изучают. Во-вторых, мир разнообразен, и хищники тоже нужны.
А в- третьих – разве всех, кто хочет тебя укусить, нужно убивать?
(Из разговора мамы с дочерью)

***

      Черные тучи сгущались над полями и перелесками, над дорогами и тропинками, ведущими через поля, над озерами и болотами, над фермами, ангарами, поселком и старой заброшенной церковью. Небо потемнело, но еще не пришло время тучам сбросить свое бремя на землю. Раскаты грома нарастали, и молнии все чаще сверкали среди туч, ярким неоновым светом освещая небо.
      Через поле в сторону леса шел высокий худой мужчина, скорее молодой парень лет тридцати. На плече у него висел рюкзак военного образца. Молодой человек был одет в темные потертые джинсы, рубашку в клетку и серую футболку навыпуск. Темно-каштановые волосы прикрывал капюшон безрукавки, одетой поверх рубашки. Он слегка вздрогнул от раскатов грома, что последовали за вспышками молний, но не остановился и даже не глянул на небо. Как и все, идущий через поле, научился не обращать внимания на погоду. «Дождя не будет», – подумал он, потом поправил рюкзак на плече и добавил шагу.Он прошел поле, на котором уже убрали урожай, и только торчащая стерня и редкие колоски напоминали, что здесь росла и созревала пшеница. В конце поля свернул на узкую грунтовую дрогу, которая шла вдоль леса. Когда он проходил место, где до деревьев можно было дотянуться рукой, он остановился и посмотрел вглубь леса. Даже не остановился, а просто приблизился к деревьям, которые росли на краю. И в ту же секунду он увидел, как в чаще вспыхнули два красных горящих глаза. Тяжело вздохнув, неспешным шагом человек вернулся на середину дороги и пошел дальше, уже не останавливаясь и не глядя по сторонам. Скоро его тощая фигура скрылась за ближайшим к лесу холмом.
      Как только он пропал из виду, из лесу на дорогу вышел серо-черный пес, неслышно ступая большими лапами с острыми когтями. Он был огромный, около двух метров в холке. Короткая шерсть со стальным отливом покрывала все его большое мускулистое тело. Пес обнюхал дорогу, шерсть на загривке у него встала дыбом. Низко зарычав и обнажив огромные острые клыки, пес посмотрел вслед ушедшему. В глазах у него горела ненависть и злоба, постояв секунду, пес, еще раз обнюхал землю, а потом мощными прыжками скрылся в лесу.

***

      – Олег, Вас Тимофей Петрович к себе вызывает, – услышал я за спиной ангельский голос, и сразу улыбка появилась на моем лице.

      Когда я вижу ее, я не могу не улыбаться. Потому что моя душа ликует и наполняется радостью от созерцания столь прекрасного создания, особенно если оно рядом со мной. Я моментально обернулся:

      – Юленька, а вы не знаете, по какому вопросу?

      Я спросил только для того, чтобы еще раз услышать ее голос. Мне нравилось, когда она называла меня по имени.

      – Нет, Олег, не знаю, но лучше поспешите, он, как всегда, не в духе.

      Юленька – это секретарь главного редактора. Милейшее, прекраснейшее существо. Девушка, о которой мечтает вся мужская половина нашей редакции, и я тоже принадлежу к их числу. Но, к нашему всеобщему сожалению, она для нас абсолютно недоступна. Нет, не подумайте ничего плохого, просто Юленька внучка нашего шефа. А он, соответственно, ее дед. Причем дед, который фанатично любит и обожает свою единственную внучку. И, по его словам, оторвет голову и все остальное тому, кто посмеет не то, что обидеть ее, а просто посмотреть в ее сторону.

      Отставник, бывший военный, если я не ошибаюсь, ушедший в отставку в чине полковника, Тимофей Петрович, по моему мнению, был абсолютно далек от настоящих редакционных проблем. Но так как наше издание, насколько мне известно, наполовину финансировалось государством, назначение Тимофея Петровича на должность главного редактора было указанием свыше. И он со всей серьезностью военного человека принял пост. Для нас, редакционного коллектива, это было и хорошо и плохо одновременно. Хорошо, так как он горой стоял за интересы издания и коллектива и выбивал все мыслимые и немыслимые льготы для нас. Но при этом наша редакционная жизнь была адом.

      Все знают, что журналисты, фотографы, дизайнеры, верстальщики – свободные люди. А если в местном буфете случается санитарный день, то сдача номера проходит в два раза быстрее, чем в обычный день, особенно после зарплаты. Ну и, конечно, постоянные перекуры и долгие беседы на возвышенные темы выпуск газеты не ускоряли.Утром кроме бухгалтерии на работу никто не приходил. Журналисты сползались к обеду, чтобы потом разбежаться по «редакционным заданиям» или пресс-конференциям. Верстка и дизайнеры, как я уже говорил, искали вдохновение в буфете, а он открывался не раньше одиннадцати. О фотографах можно тоже забыть. Они хоть и числились в штате, но появлялись в редакции редко, мне иногда казалось, что не чаще чем два раза в месяц, когда выдавали аванс и зарплату. О внештатных сотрудниках я вообще молчу. Можно смело сказать, что мы жили – не тужили. И вдруг вся наша благодать закончилась в один день.

      Более подробно расскажу о том, что же все-таки произошло. До Тимофея Петровича у нас был Руслан. Он стал и. о. главного редактора случайно – его назначали после того, как сняли предыдущего, всеми нами любимого и уважаемого Льва Николаевича. Для нас это было неожиданно и странно.Причиной стало заявление в суд, причем не столичный, а какой-то районный. Одна из политических партий пожаловалась на нарушение ее прав – на неправильное освещение чего-то там в статье, опубликованной в нашем издании. Причем статья была заказная, навязанная газете сверху, и все об этом знали. Это привело к тому, что нас чуть не закрыли, но как-то обошлось. Лев был уволен, из него сделали «козла отпущения». Мы даже пытались бастовать, но появилась негласная угроза моментального увольнения всех недовольных. Страх потерять работу пересилил чувство справедливости, причем у всех.

      Я, конечно, был в первых рядах бастующих, но тоже поджал хвост, когда подумал, что придется искать новую работу. Как результат – все волнения очень быстро затихли. И вот, вместо нашего ушедшего главного назначили исполняющим обязанности Руслана, его заместителя. Руслан с ужасом согласился. Для него и должность заместителя была «сильно геморройной», как он говорил. А уж руководство всей редакцией ввергало его просто в ступор. Но, к нашей радости и к его огорчению, выбора у него не было.Под его ненавязчивым руководством мы счастливо прожили полтора года и надеялись, что так будет и дальше. Но в один, как говорят, «прекрасный день» было объявлено редакционное собрание, причем приглашали всех. О дне собрания сообщили заранее, особо было отмечено, что отсутствие штатного сотрудника на собрании по неуважительной причине и без предоставления оправдательного документа каралось увольнением. Опоздание приравнивалось к отсутствию. Для внештатных сотрудников тоже не было исключения – все, кто хотел в дальнейшем работать с нашим изданием, были обязаны тоже явиться в назначенное время.

      Вся редакция два дня гудела о причинах такой строгости. Бедного Руслана замучили вопросами, но он божился, что ничего толком не знает. И сам в шоке.
Когда настал день собрания, я был поражен. Столько народу в нашей редакции я не видел со дня моего приема на работу. Это было просто столпотворение. Я даже не мог подумать, что у нас по штату числится столько людей. К началу собрания наш конференц-зал был забит. Всех на входе по особому указу отмечали под подпись в регистрационном листе.

      Мне повезло, я успел занять место у окна, где было хоть немного свежего воздуха. Но скоро я почувствовал, что хотя на улице уже было прохладно, в конференц-зале температура поднималась с каждой минутой от прибывающих человеческих тел. Ровно за пять минут до начала собрания в зал вошел Руслан. Следом за ним вошли седой мужчина лет пятидесяти, представители городского руководства и еще какой-то человек, которого я никогда прежде не видел.
Кто-то из наших хохмачей попытался аплодировать, но седой мужчина, который вошел вслед за Русланом, одним колючим взглядом темно-серых глаз остановил аплодисменты. В зале воцарилась полная тишина.

      – Надеюсь, все собрались? – вместо приветствия сказал он.

      Ему никто не ответил. Все молча, смотрели на вошедших.

      – Отлично! Итак, начнем!
   
      Последние слова он произнес, глядя на Руслана. Тот поежился под его взглядом и вышел вперед.

      – Добрый день! Сегодня у нас собрание по поводу назначения главного редактора нашего издания. Разрешите представить - Тимофей Петрович!

      Руслан сделал непроизвольный жест рукой в сторону седого мужчины. Тот сделал шаг вперед и кивнул головой.
Руслан продолжил:

      – А сейчас слово для представления предоставляется Евгению Александровичу.

      Руслан не назвал должности человека, которого он представил, словно все должны и так знать, кто это такой. Но я не знал, и мне казалось, что никто из присутствующих не знал человека, которому дал слово Руслан. Но возражений и вопросов, ни у кого не было. Я чувствовал, что коллектив был подавлен и, как приговоренные к смерти, мы ждали, кто же будет нашим палачом.

      – Добрый день! Я хочу сказать, что мы долго искали человека на должность главного редактора. Это очень достойный и грамотный руководитель. Надеюсь, вы сработаетесь. Как вы знаете, впереди выборы, и сейчас очень важно правильное демократическое освещение событий. У Тимофея Петровича за плечами огромный опыт работы, который он с удовольствием передаст вам. И под его руководством издание выйдет на достойный уровень.
 
      Говоривший был очень неприятным на вид, весь какой-то скользкий, и голос у него был писклявый. Произнося речь, он пристально смотрел в зал: казалось, он искал кого-то среди собравшихся. Когда я встретился с ним взглядом, мне стало не по себе. Но я заметил, что все внимательно слушают его. В конце он еще раз сделал акцент на профессиональных качествах нового главного редактора и дал ему слово.
      Теперь вперед вышел седой мужчина. Когда он начал говорить, то я вспомнил библейскую притчу об иерихонских трубах, которые разрушили стены крепости. Еще я вспомнил о короле Ричарде Львиное Сердце, от голоса которого приседали лошади. Короче, наш новый главный обладал голосом, от которого возникло эхо даже в зале, забитом людьми.
 
      – Добрый день, – рыкнул он.– Разрешите, еще раз представиться для тех, кто не запомнил – меня зовут Тимофей Петрович. Я назначен главным редактором вашего издания. Надеюсь, мы сработаемся. После окончания собрания я приглашаю к себе всех начальников отделов со списками подчиненных, их личными делами и должностными инструкциями. После этого я жду всех редакторов. Остальные могут идти на рабочие места. Все свободны.

      Мы расходились молча. Никто не смеялся и даже не улыбался. Казалось, произошло что-то ужасное. У меня на душе было неспокойно. А после того, как вернулись начальники отделов с новостью, что в редакции теперь будет электронный контроль посещаемости, у многих возникло желание написать заявление об увольнении. Сдерживало то, что, по слухам, главный обещал поднять зарплаты.
   
      Единственным светлым моментом был следующий день, когда наш главный привел на работу Юленьку. Для нас это было непостижимо. Как у такого «Кинг-Конга» может быть такая внучка? Пошли слухи, что он воспитывал ее сам, так как родители Юленьки погибли, и жена Тимофея Петровича умерла. Рак или еще какая-то болезнь была причиной – неизвестно.Юленька вселила в нас веру, что еще не все потеряно, и где-то глубоко в душе он нормальный человек, а не громогласная дисциплинарная машина. Но все равно Тимофей вызывал у нас чувства, абсолютно противоположные тем, которые мы все питали к его внучке. Когда, например, я видел его в конце коридора, то у меня появлялось желание куда-нибудь спрятаться. Мне хотелось провалиться под землю, чтобы не попасть ему на глаза. Он знал всех по имени. Знал, кто и чем должен заниматься в эту минуту. И, боже вас избавь, если на его вопрос у вас не было четкого ответа.   
      Дисциплина у нас была, как в армии. Правда, несколько человек он уволил, особо злостных прогульщиков и любителей опаздывать. Я тоже чуть не попался, но он дал мне последний шанс. И теперь я был у него на примете. Да, зарплату он действительно поднял.
               
***

      Теперь человек с рюкзаком шел через поле, где раньше росли подсолнухи. Они уже не радовались солнцу. От красивых больших растений остались только лежащие на земле черно-серые стволы с вывороченными корнями. Вдалеке, на краю поля, он заметил трактор. Слышно было работу мотора, похоже, что трактор стоял с включенным двигателем. Человек присмотрелся – за рулем никого не было, и рядом тоже.
      Вдруг он замер на месте. Подул ветер и принес с собой со стороны работающего трактора не только запахи осени, свежевспаханной земли, машинного масла. Вперемешку с запахами надвигающегося дождя человек уловил другой запах. Давно забытый сладковатый запах, который был чужд красоте увядающей осенней природы. Это был ни с чем не сравнимый запах смерти.
      Свернув с тропинки, мужчина осторожно пошел к работающему трактору. Несколько раз он останавливался, осматривался, принюхивался. Его лицо, осанка, все изменилось, словно в нем проснулся зверь, который, почуяв добычу, осторожно подбирается к своей жертве. Запах, который его привлек, становился все сильнее и уже разрывал ему обоняние.      
      За трактором в небольшой ложбинке лежало разорванное тело. По тому, что осталось, трудно было определить, кто это был. Запах запекшейся крови и внутренностей перебивал все остальные запахи. Над телом летали мухи, привлеченные останками гниющей плоти. Человек обошел тело по кругу, все еще принюхиваясь, и рассматривал останки.
      Тот, кто был причастен к этому, а, скорее, нападавших было несколько, давно ушли. Их следов почти не было видно. Тело, скорее то, что от него осталось, давно успело остыть, крови на земле не было, и мягкие ткани тоже отсутствовали. Только кости с остатками плоти на них белели на черной земле. Если быть точным, то у того, кто работал на тракторе, вначале выпили кровь, а потом съели все остальное.
      Молодой человек постоял минуту над обглоданным скелетом, еще раз оглянулся по сторонам и быстро пошел обратно. Когда он шел мимо трактора, мотор уже практически перестал работать, скорее всего, закончилось горючее и двигатель дорабатывал на последнем оставшимся дизеле.Мужчина хотел обыскать трактор, но потом передумал. Были свои срочные дела, и это событие не должно повлиять на его планы. «Пусть охрана занимается тем, что произошло», – подумал он. Такое карается смертью, а ему не хотелось попасть под подозрение. «Каждый сам отвечает за себя», – эта мысль промелькнула и исчезла.Молодой человек вернулся обратно на дорогу, по которой шел, и продолжил свой путь. Он уходил все дальше, занятый мыслями о том, что увидел, но потом переключился на размышления о проблемах, которые касались только его.Пройдя поле с подсолнухами, он вышел на пригорок и спустился вниз к ручью. Перепрыгнув ручей, поднялся на холм и,перейдя через перепаханное поле, вскоре достиг фермы.
      Ферма состояла из дома, нескольких сараев и большого ангара. Бревна, из которых были сложены стены строений, почернели от дождя и времени. Возле сараев валялось много мусора: проржавевшие ведра, бочки и остатки чего-то не поддающегося описанию. В углу за домом огромной кучей были навалены кости птиц, перья, сгнившие головы. Хоть было уже холодно, но над кучей все еще вились мухи.
      Посреди участка расположилась площадка для птиц, которых разводили на ферме. Она была обнесенная высоким деревянным забором, вдоль которого сохранились остатки пожухлой травы. Внутри за забором величаво ходили гуси и утки. Птиц было много, очень много. Их пометом была загажена вся загороженная территория.
      Мужчина, не останавливаясь, перепрыгнул забор, на ходу схватил за шею одного из гусей и одним движением скрутил ему голову. Все произошло очень быстро, гусь даже не понял, что умер. Остальные птицы, как ни странно, не заметили смерть своего сородича и продолжали щипать траву у забора. Человек перекинул гуся за спину, перепрыгнул забор обратно и уверенно пошел к дому.
Из сарая навстречу ему вышла высокая широкоплечая женщина, одетая в кирзовые сапоги и мужскую рубаху. Всклокоченные волосы закрывали ее лицо, но виден был кривой рот. Длинные мускулистые руки безвольно висели вдоль тела. Увидев гостя, она широко улыбнулась, и кивнула, сделав попытку поправить волосы и одежду.

      – Привет, Малуха, брат дома? – мужчина улыбнулся в ответ.

      Малуха стала быстро кивать головой и показала рукой в сторону дома.

      – Спасибо!

      Когда человек скрылся в доме, Малуха подошла к ограде, за которой были птицы, и, громко мыча, начала махать на них руками. Гуси и утки с громкими криками разбежались в стороны. Женщина издала звуки, похожие на смех, и зашла обратно в сарай. Потом она вышла с ведром, полным зерна, открыла калитку и пошла к корыту, которое стояло посреди загона. Ее сапоги тонули в грязи, перемешанной с навозом, но она не обращала на это внимание. Птицы с радостью бежали за ней, хлопая крыльями. А на лице Малухи сияла улыбка, казалось, что она очень счастлива.

***

      – Олег! Что вы застыли, вас же Тимофей Петрович ждет, и не забудьте блокнот.

      Я выбросил из головы воспоминания и побежал в кабинет, к главному редактору. Вообще редакция после его назначения преобразилась. Со стен были убраны все, что, как он выразился, отвлекало от работы. Жертвой пали плакаты из «Плейбоя» и «Максима», календари, непонятные дипломы и рецепты. А еще многое, что годами украшает стены в среднестатистических офисах, где работают обычные люди.
      Всю эту «очень нужную» ерунду заменили другой, тоже очень необходимой. Инструкции и графики, планы проверок, даже фото лучших работников редакции к ужасу этих же работников. Регулярно проводились совещания. И все должны были приходить с блокнотами. Тимофей любил, чтобы его указания записывались. А все приказы от него нам доставлялись в письменной форме прямо на рабочее место под роспись. Я с замиранием сердца вошел в кабинет.

      – Добрый день!

      Тимофей Петрович кивнул в сторону стола, приглашая сесть.

      – Добрый! Записывай! Появился срочный заказ на материал про бывшие коллективные предприятия. Узнай все, договорись, командировочные в бухгалтерии. Да, материал к концу недели. Отчет о расходах в бухгалтерию. Свободен!
      
      Я кивнул, возражать не было смысла. Тимофей Петрович всегда был краток и четко давал задания. Через месяц работы с Тимофеем Петровичем, мы, мне казалось, уже ходили строем, ловко строчили отчеты, к положенным срокам готовили материал. На работу никто не опаздывал. И даже болеть стали меньше. Редакция работала, как хорошо отлаженный механизм. Да и курить тоже практически все перестали, так как время перекуров вычиталось из зарплаты.
Издание выходило вовремя. Статьи были актуальные, все были довольны. И только после работы, в пятницу мы могли за кружкой пива пожаловаться на то, какой Тимофей козел. Но это было как-то вяло и не остро, так как повышение зарплаты почти в два раза и еще дополнительные льготы по отдыху и здоровью не позволяли жаловаться. Как-то язык не поворачивался. Но это так, лирическое отступление. Я вышел из кабинета и пошел к себе выполнять задание начальства.

***

      Когда журналист вышел из кабинета, главный редактор подождал, пока за тем закроется дверь. Потом достал из ящика мобильный телефон и отправил сообщение на номер, которого не было в его телефонной записной книжке. Это был номер, который Тимофей Петрович знал наизусть. Он отправил короткое сообщение: «Сейчас». После этого редактор потер глаза обеими руками, словно хотел стереть неприятные воспоминания.
      Тимофей Петрович встал, подошел к сейфу, достал оттуда бутылку с темной жидкостью внутри и не спеша налил в стакан, который стоял на столе. Бутылка с виду была старинная, без этикетки. Темно-красная жидкость заполнила стакан до краев. Он осторожно поднял стакан и выпил почти все его содержимое, большими жадными глотками, не останавливаясь. Потом закрыл глаза. На лице уже немолодого мужчины отразилось удовольствие. Немного помедлив, он допил то, что оставалось в стакане. После этого Тимофей Петрович спрятал бутылку и грязный стакан в сейф и продолжил читать лежащие на столе редакционные материалы.
               
***

      По дороге обратно в коридоре меня перехватила Ирина Леопольдовна, наш редакционный литредактор, а кратко - Паровоз. Вы, сейчас поймете, почему. Это была женщина неопределенного возраста. Со стойким запахом вчерашних сигарет, оставленных в пепельнице. Курила она много и часто. И, пожалуй, была единственным сотрудником, кому это прощалось. Тимофей привел ее через несколько дней, после своего назначения. Он представил ее как специалиста с идеальным знанием языка. Она была его доверенным лицом и шпионила для него повсюду.
      По негласному мнению всего коллектива, она была сукой, и ее ненавидели все, кто хотя бы раз сталкивался с ней по работе. Но ее, казалось, совершенно не беспокоило мнение окружающих. Она была предана своему боссу, и его благополучие и успешность были ее основной целью. А еще она любила деньги, хотя, судя по ее внешнему виду, мы не понимали, на что она их тратит. Ни мужа, ни детей, насколько нам было известно, у нее не было. Вдобавок, по моему мнению, ей нравилось унижать своих коллег. В поле ее зрения, буквально через день после ее прихода, попался я. По любому поводу она пыталась меня достать и унизить.

      – Минуточку, молодой человек!

      – Доброе утро, Ирина Леопольдовна! Меня Олег зовут.

      Она проигнорировала мое приветствие и мои слова, и больно схватила меня за руку, когда я пытался пройти мимо нее.

      – Вы мне подавали статью на вычитку.

      Я остановился и, молча, кивнул. Мне не хотелось говорить с ней, ни к чему хорошему это не приводило. Лучше помолчу.

      – Так вот, – не унималась она, – все, что вы написали, это дерьмо! Вы слышите, дерьмо! Мне пришлось все переписывать! И за что вам только деньги платят, если всю работу за вас делаю я? Вы никчемный журналист и низкопробный писака!
      Она достала из папки, которую несла в руке, листки с текстом и стала трясти ими перед моим лицом.

      – Я буду жаловаться главному редактору, чтобы он принял меры и заплатил мне за то, что я, с моим уровнем, должна читать ваше дерьмо!

      Мне казалось, что она получала удовольствие, выкрикивая слово "дерьмо" на всю редакцию. Я оглянулся, в коридор открылось несколько дверей, но за секунду уже никого не было. Все разбежались, так как концерты Паровоза были частыми, и никто не хотел слушать ее крики. Я совершенно невозмутимо смотрел на кричащую на меня женщину, смотрел на ее неопределенного цвета волосы, обрамляющие серого цвета лицо, и думал: " Почему она такая? Лицо, без капли косметики, неопрятная одежда. Когда-то же она была молодой. Какая причина побудила ее так себя вести? Ведь не всегда она так выглядела, одевалась, и много курила тоже. "Она же образованный человек", -подумал я,но мои мысли были прерваны очередным ее криком. Не найдя во мне собеседника, она перестала орать и, фыркнув, пошла в свой кабинет.
      Из дверей напротив, где обитали фотографы, вышел Юра, наш штатный фотограф и мой, так сказать, друг. Конечно, в отношении к нему понятие друг звучит, скорее, натяжкой. У Юры все были друзья, особенно когда у него заканчивались деньги. Тогда понятие друг принимало для нас угрожающие размеры, и скрыться от этого было сложно. Кто-то всегда попадался, и Юра с добычей радостно уходил в буфет.
   
      – Почему ты позволяешь ей так говорить с собой? Хоть раз поставь на место.

      – Не могу, она, во-первых, женщина, во-вторых, старше меня, в-третьих, я не беру это близко к сердцу.

      – Но она, же настучит на тебя Тимофею, и с тебя опять снимут деньги.
   
      – Да, это плохо, ничего, как-то все уладится.

      Юра с удивлением посмотрел на меня. Мне казалось, он решал в уме, одолжить ли у меня денег, но, сообразив, что у меня неприятностей и так хватает, зашел обратно к себе. Я ускорил шаг, небольшая заминка по дороге не вывела меня из приподнятого настроения. А еще я вспомнил о Юленьке. Благодаря этому, сразу забыл об ужасах встречи с Паровозом. Слава Богу, моих сослуживцев в комнате не было, как раз началось время обеда, и мне не пришлось объяснять друзьям-журналистам, куда я еду.
      По заданию Тимофея я очень быстро нашел нужную информацию в интернете. Как раз то, что, по моему мнению, будет хорошим материалом для статьи. Материал сам шел в руки и обещал быть интересным. С легким сердцем я понесся в бухгалтерию за командировочными и, довольный, отправился домой собираться. Для тех, кто уезжал по заданию редакции, можно было уйти раньше, и я этим воспользовался.               

***

      Мужчина с мертвым гусем на плече прошел в конец темного коридора, где белела единственная дверь, и сильно дернул за дверную ручку. С трудом дверь открылась, и он вошел в комнату. Это была не комната, а, скорее, какое-то хозяйственное помещение, где было сыро, не убрано и жутко воняло. Цвет стен сложно было определить из-за пятен грязи на них. Вдоль стен стояли старые разваленные письменные столы и перекошенные книжные полки. Деревянный пол был весь в черных пятнах. Но все-таки истинной причиной ужасного запаха был хозяин комнаты. За столом у окна без штор и занавесок сидел большой грузный тип огромного роста. Он был одет в широкие спортивные штаны неопределенного цвета и рваную футболку. Перед ним на темном от впитавшейся крови столе лежала разорванная тушка гуся.
      Сидящий за столом, причмокивая, обгладывал сырое мясо, выплевывая перья и кости, и облизывая толстые пальцы. Увидев вошедшего гостя, мужчина вытер руки о грязные штаны и привстал, протягивая правую руку для приветствия. Тот ответил на рукопожатие и даже дружески похлопал толстяка по плечу.

      – Проголодался? - спросил хозяин комнаты вошедшего, кивая на гуся, которого человек держал на плече.

      – Не очень, но не смог пройти мимо, я в дорогу возьму с собой? Ты запиши на меня, ок?

      Толстяк кивнул, не переставая жевать. Но вошедший не обиделся и решил продолжить разговор:

      – А ты, я вижу, проголодался?

      Грузный мужчина сел, вздохнул и легко отодвинул тяжелый стол с остатками еды от себя. Потом он одним движением, не характерным для его комплекции, развернулся к гостю.

      – Да разве это еда? Так, перекус. Не знаю, как ты, я все время хочу есть, все время.

      Он прикрыл глаза и облизнулся, показав большие острые зубы.

      – Завтра пойду к председателю, пусть мне выделит мою долю на этот месяц.

      Голос сидящего был злым, с нотками гнева. Вошедший не сразу ответил. Он присел на одиноко стоящий под стеной стул, не спрашивая разрешения у хозяина. Потом достал рюкзак, висевший у него за плечом, вынул оттуда большой целлофановый пакет и начал упаковывать гуся.

      – Так ведь месяц только начался, может, лучше потерпеть? - наконец ответил он.

      – Не могу, зима скоро, а я худеть начал, - с этими словами, сидящий за столом несколько раз похлопал себя по огромному животу.

      – По тебе не скажешь, – человек на стуле рассмеялся, но сразу умолк, глядя в глаза, сидящего за столом великана. Его шутка не понравилась толстяку, и тот зло сжал огромные кулаки.

      – Да ладно, Димон, не злись, я придумаю что-нибудь. Подожди до завтра.
Тот, кого назвали Димоном, успокоился и даже улыбнулся, искренне и как-то по-детски.

      – Правда? Ты обещаешь? Хорошо, я подожду, Тисс. А что, есть новости?

      – Не знаю, вот иду в центр, как раз за этим.

    – Мне тоже в центр надо, но я не хочу. Про долю, это я так сказал. Все равно никуда не пойду. Не хочу с ней опять встречаться.
И тихо добавил:

      – Я ее боюсь. Боюсь потерять себя. Ты видел Малуху? А говорили, что все будет хорошо. Обещали – у вас все будет, если придете добровольно. И где это все? И про "подавление" никто не говорил.

      Тисс понимающе кивнул. Толстяк задумался, будто вспомнил что-то.

      – Хоть бы скорее зима. Я устал, очень, – он сделал паузу, – от всего. Разве это жизнь? А ты, ты, Тисс, как ты справляешься с голодом? И со всем этим?

      Димон сделал жест рукой, но Тиссу стало понятно, что он имеет в виду не то, на что указывала его огромная рука. Не это грязное помещение, и не то, что за ним. В глазах Димона мелькнула смертная тоска и отчаянье.Тисс молча встал. Его большие синие глаза с сочувствием и пониманием смотрели на великана.

      – Я что-нибудь придумаю, Димон. Не сдавайся. Мне кажется, что скоро все изменится.

      Но в его голосе не было уверенности, скорее, это была поддержка. Димон глянул через грязное стекло окна, у которого сидел, потом посмотрел на Тисса.

      – Вроде, дождь собирается, ты это, если что, оставайся. Место есть. И с едой что-нибудь придумаем.

      После этих слов Димон, похоже, потерял интерес к гостю, притянул стол обратно к себе, и продолжил трапезу. Тисс постоял минуту, глядя на то, как ест хозяин фермы. Казалось, он хотел что-то сказать ему, но так и не решился. Сообщать о том, что Тисс видел недалеко от фермы Димона, он не стал. Если бы Димон знал, то уже сказал бы ему. А предупреждать об опасности толстяка не нужно было. С его чутьем и силой Димон мог постоять за себя. Даже с его сестрой не стоило связываться. Поэтому Тисс вышел, не прощаясь, ничего не ответив хозяину на его приглашение. Тем более он не мог остаться – Тисс спешил.

***

      Я живу далеко от редакции, что плохо в плане добираться, но хорошо в плане экономии. Пока не решил, что лучше. Квартира осталась мне в наследство от дяди, закоренелого холостяка, который любил меня, как родного сына. Родители жили отдельно, в другом городе, мы виделись редко, только на семейные даты, но они не обижались. У них были внуки, дети моей младшей сестры, а я пока не оправдал их надежды.
      У входа в дом у подъезда сидела местная молодежь, пацаны призывного возраста. Это была компания из четырех человек. Я постарался прошмыгнуть мимо них. Не хотелось связываться, скука и жажда приключений иногда толкала их на всякие сомнительные подвиги. А жажда самоутверждения - порой на необдуманные поступки, но в этот раз мне пробежать мимо них не получилось. Они сидели, развалившись на лавочках, лузгали семечки и пили пиво. Странно, а где же наши бабули, божьи одуванчики, это же их место, их лавочка? Неужели уступили стратегическое место локации в нашем дворе?
      Двое из тех, что сидели у подъезда, непринужденно курили и в перерывах между затяжками плевали себе под ноги. Картина была отвратительная. Один из них, когда я проходил мимо него, выставил вперед ногу, и так как это было неожиданно, я, зацепившись, чуть не упал, чем вызвал гомерический смех всей компании.

      – Слышь, дядя, закурить есть? – развязно спросил пятый, самый здоровый из них. Он как раз вышел из подъезда с довольным видом и недопитой бутылкой пива в руке.

      – Я не курю, – соврал я, у меня были сигареты, но я не хотел иметь дело с этими не самыми лучшими представителями человеческого общества.

      – Тогда дай двадцатку, нам на сигареты не хватает, – не унимался он. Тип перегородил мне дорогу и дышал пивным перегаром прямо в лицо.

      – Нет денег, – опять соврал я, не останавливаясь на ходу и стараясь обойти стоящего передо мной детину.

      Я настойчиво, но не сильно оттолкнул его и быстро прошел вперед в подъезд.

      – Вот жлоб, сука, – вяло ответил он, и пнул меня ногой в спину.

      Чтобы не упасть, я схватился рукой за ручку входной двери и быстро вошел в подъезд. Вслед я услышал серию непотребных слов в мой адрес. Я быстро закрыл дверь и побежал вверх по ступенькам. В подъезд никто не вошел. Преследовать меня, видно, им было лень. Сидевшие у подъезда ждали очередную жертву. Их градус алкоголя еще не достиг того уровня, когда отказ дать закурить может привести к тяжелым последствиям для того, кто это сказал. Когда я подошел к лифту, открылась дверь на первом этаже, и я увидел перепуганное лицо соседки.

      – Полицию надо вызвать, житья от них нет, с обеда сидят, – сказала она сквозь дверную щелку.

      – Так вызовите, что вы от меня хотите?

      Соседка захлопнула дверь, ничего не ответив.

      – Надо съезжать, - подумал я, когда вошел в квартиру.

      Инцидент у подъезда меня разозлил, но не вывел из себя. Я понимал, что можно было бы ответить им, но их было пятеро, а я один. И мне не хотелось сейчас обдумывать последствия. Я готовился к командировке и еще, чтобы разогнать плохие мысли, я опять вспомнил Юленьку. Она для меня была панацеей от всех неприятностей. Может, я был влюблен, скорее всего, так и было, но Юленька была для меня настолько недостижимой, что это было все равно, что влюбится в Джоконду.

***

      – Я больше не могу!!!! Ты мне обещал, обещал, что я не буду скучать! Что ты сделаешь все для меня, и я поверила!

      Женщина зло посмотрела на своего собеседника и отвернулась, плотно сжав красивые губы, которые красным цветком алели на ее бледной голубоватой коже.

      – Я хочу другого, другого. Мне все надоело. Ты обещал, что все сделаешь для меня. А я, а я в ответ буду выполнять все твои приказы, – еще раз повторила она капризным голосом, глядя в глаза немолодого статного мужчины, спокойно сидевшего напротив нее в массивном кресле.

      Кресло стояло у потухшего камина в большом зале с высокими окнами, занавешенными тяжелыми шторами от потолка до пола. Также у камина стоял массивный темно-вишневый стол с инкрустацией на столешнице, а на нем два хрустальных бокала и такой же графин с темно-красным вином. К столу были придвинуты два стула, с изящно выгнутыми спинками, оббитыми тканью в цвет штор. На одном из них сидела женщина. На ней было черное платье в пол. Темные и блестящие как шелк волосы были уложены в высокую прическу. Когда она встала и подошла к мужчине, он тут же встал. При всей его сдержанности он не мог скрыть свои чувства к ней. И это была не любовь. Казалось, ему неприятно смотреть на нее, несмотря на невероятную красоту собеседницы. Женщина подошла и провела длинным пальцем с блестящим идеальной формы ногтем по щеке мужчины.

      – Ты понимаешь, что может произойти? Ты же понимаешь?

      – Все будет хорошо, Мел, как всегда. Я никогда тебя не обманывал. Завтра ты будешь довольна. Я все уже решил.

      Голос мужчины звучал тихо, но уверенно.

      – Уже решил? Хорошо, но, надеюсь, что этот не будет в наручниках, как в прошлый раз? Я не хочу так. Я хочу, чтобы он сам пришел, по своей воле. Я хочу чувств! Я не хочу, чтобы меня боялись. Я хочу, чтобы меня любили!!!

      Последнюю фразу женщина прокричала прямо в лицо стоящего мужчины.

      – Успокойся Мел, тебе понравится. Я предлагал тебе выбирать самой, но ты не захотела.

      – Да, это так. Потому что мне скучно. А я хочу сюрпризов, неожиданностей, романтики. Ты мне можешь это дать?

      – Я пробовал... Но тебе не угодишь. Все будет хорошо. Завтра, завтра, ты получишь то, что хочешь.

      Закончив фразу, мужчина отвернулся и подошел к окну, показывая всем своим видом, что он не хочет продолжать разговор. Слова давались ему с трудом, мужчина старался сохранять спокойствие, но видно было, что для него это нелегко.
      После слов мужчины Мел, так звали женщину, улыбнулась, с довольным видом подошла к нему и поцеловала в щеку.

      – Ну, Васил, не дуйся, не надо обижаться на Мел.

      Ее настроение неожиданно изменилось. Так среди грозы иногда вдруг показывается солнце. Тучи расходятся, и как будто ничего не было. Опять синее небо, и все хорошо.
      Женщина с довольным видом неспешно направилась к столу и налила себе вина в высокий бокал.

      – Да завтра! – произнесла она, подняв бокал. И, выпив все одним глотком, вышла.

      Мужчина с отвращением вытер щеку и устало сел обратно в кресло, закрыв глаза.
      Хозяин дома, или Васил, как его назвала Мел, черноволосая женщина в платье, еще несколько минут в задумчивости сидел в кресле. Потом встал, тоже налил себе вина из графина в другой высокий бокал, стоявший на столе. Он пил медленно, небольшими глотками, словно оценивая вино на вкус.
      Женщина больше не возвращалась, но для Васила это было только на руку. Общение с ней, похоже, не доставляло ему удовольствия, скорее, это было обязанностью, которую он должен был выполнять, несмотря ни на что. Мужчина медленно поставил пустой хрустальный бокал на стол и вдруг одним движением руки смахнул все со стола. Графин с вином вместе с бокалами полетели на пол, и красные брызги вина смешались с разлетающимися во все стороны кусочками хрусталя. Васил улыбнулся и не спеша покинул зал.

      Через несколько секунд после его ухода все опять было, как прежде: хрустальный графин с вином опять стоял на столе, там же стояли и целые бокалы.
      Мужчина шел по темному коридору, на стенах которого висели портреты людей в старинных одеждах со странными лицами, а внутри причудливых светильников горели свечи. Он спустился по широкой лестнице, вышел из особняка, скрытого за огромными вековыми деревьями, растущими вокруг. Васил постоял на широкой террасе, окружавшей дом, потом достал из кармана телефон. Он чувствовал, как тот пару минут назад вибрировал. Потом неспешно открыл сообщение, пришедшее на мобильный, и облегченно вздохнул. Сразу после этого раздался звонок.
      Хозяин дома не спешил отвечать. Телефон звонил и звонил: тот, кто пытался ему дозвониться, был очень настойчивым. На пятом вызове мужчина ответил:

      – Слушаю! Да, это правда.
 
      В трубке был слышен взволнованный мужской голос. На что Васил сказал уверенным голосом:

      – Давайте завтра, приезжайте к обеду. А меня – Василий Степанович.

      Было слышно, что тот, кто говорил с мужчиной, радостно вскрикнул. И опять заговорил, только теперь в его голосе были слышны нотки озабоченности.

      Но Васил прервал его:

      – Не беспокойтесь, я вас смогу встретить в центре. Да-да, это не проблема. Мне как раз надо ехать по делам, и я смогу забрать вас. До встречи!

      Из динамика стали слышны интонации благодарности, после этого мужчина закончил разговор и выключил телефон.

      – Отлично!

      Васил спустился с террасы и решительной походкой пошел по дорожке вглубь парка, что окружал особняк.

(продолжение следует)