I

Люблю стимпанк. Для тех, кто соскучился по Дэннеру, но задолбался бегать от тварей (или за тварями) в Городе.


Портовый город встречал новое утро. Утро выдалось серое и дождливое, как ему по всем законам Природы и полагается – пару дней назад началась осень. Вовсе не золотая, а как назло, серая и мрачная, успешно дополняющая тревожную, тяжелую атмосферу.
Ливень зарядил еще с вечера, и до сих пор не думал прекращаться, хотя блеклое осеннее солнце уже окрасило горизонт светлой полосой поздней зари. Угрюмо ворчал океан, бросая тяжелые грозовые валы на мокрые доски причала, а неподалеку, на самом краю стояли несколько одетых в непромокаемые штормовки человек. Двое из них склонились над чем-то, лежащим на земле, остальные находились чуть поодаль, по-видимому, особо-то не стремясь разглядывать это что-то в подробностях.
— Еще два трупа, – зло резюмировал один из склонившихся, устало распрямляясь. – Если мы не поймаем эту тварь, город останется без населения.
Второй задумчиво покосился на него, чуть прищурив ярко-зеленые глаза. Он стоял, обхватив себя за плечи и явно о чем-то задумавшись.
В общем-то, трупов не было. Вместо них остались почти целиком обглоданные скелеты. Приглядевшись, можно было различить на костях следы чьих-то мелких, острых зубов.
— А кто тебе сказал, что она одна? – неожиданно поинтересовался зеленоглазый, делая шаг вперед. – Может, их там целая колония. Одна – это как-то нелогично.
— Заткнись, Дэннер! – даже вздрогнул первый, черные глаза сверкнули из-под мокрой челки. – Еще чего не хватало...
Названный Дэннером пожал плечами.
— Я-то заткнусь, – сказал он. – Но ситуация от этого не изменится.
— А ты все равно заткнись, – буркнул обладатель челки, резко отряхивая руки.
— Ладно, – по-прежнему невозмутимо согласился Дэннер. Остальные зашевели-лись.
— Пошли отсюда, – окликнул кто-то. – Этим уже ничем не поможешь.
Лошади топтались неподалеку, встряхивали мордами, недовольно фыркали, жалуясь на непогоду. Шестеро мужчин тронули поводья, отправляя животных шагом вдоль по улице. Никто больше не произнес ни слова, у всех было плохое настроение. На перекрестке стояли две девицы с чемоданами, как-то резко контрастирующие друг с дружкой. Начнем хотя бы с того, что одна из них – высокая и худая – куталась в промокший плащ, хохлилась и переступала на месте, словно ее раздражала вода под ногами, мрачная, похожая на мокрую птицу. У нее было острое бледное лицо, длинный нос и близко посаженные зелено-серые глаза, довершающие птичье впечатление и выражавшие решительно все, что она думала о сложившейся ситуации.
Вторая же, напротив, не только не боялась дождя, а еще и однозначно ему радо-валась, встряхиваясь и подставляя ладони холодным каплям. Если ее спутница была вся худая и вытянутая, то эта, наоборот, отличалась не очень высоким ро-стом. Длиннющие пушистые волосы, сплетенные в неаккуратную растрепанную косу, падали на спину, скромный черный плащ явно с чужого плеча был маловат, и плотно обтягивал пышную грудь и бедра. Аккуратные черты совсем детского на вид лица не подчеркивала косметика, да и вообще, вся девица смотрелась несколько небрежно и жизнерадостно. Казалось, она просто не тратила времени на внешний вид, ограничиваясь простотой и удобством.
— О! – чрезвычайно оживилась девушка при виде всадников. – Сейчас мы у них спросим. Простите! – окликнула она первого в колонне, подбегая сбоку и поглаживая лошадь по мокрой бархатной шее. – Вы не подскажете, как пройти на Кольцевую улицу?
— Подскажу, – отозвался всадник. – Вам сейчас направо, до конца. Там увидите площадь, вокруг нее – Кольцевая улица.
— Благодарю, – улыбнулась девица и обернулась к подруге. – Вот видишь, Клелия, все в порядке. А она говорит, застряли. – Тут девица весело засмеялась, подхватила чемодан и бодренько зашлепала по лужам в указанном направлении.
— Черт-те-что, – буркнула высокая Клелия, с трудом ее догоняя и, по возможно-сти, обходя наиболее глубокие места. – Я с ума сойду. Не промочи ноги, бестолочь!
— А, им уже пофигу, – жизнерадостно отозвалась бестолочь, подпрыгивая и приземляясь обратно в каскаде брызг. – К тому же, мы все рано уже почти пришли.
— Надо было брать экипаж, – задумчиво пробормотала Клелия.
— Да ладно. Чего уже.
Девицы скрылись за поворотом, беззлобно препираясь, а всадники двинулись дальше.
— Не местные, – заметил один, крепкий и светловолосый. – Откуда они, интересно.
— С утреннего поезда, – вполне логично отозвался зеленоглазый Дэннер. Словно в подтверждение его слов, издали донесся гудок паровоза.
— Нас поувольняют скоро нахрен, – зло резюмировал черноглазый. Дэннер встряхнул головой, словно уставшая лошадь.
— Посмотрим.


Дэннер быстрым шагом миновал оканчивающийся широкой двустворчатой две-рью коридор, кивнул охраннику и рывком распахнул обе створки.
— По вашему указанию прибыл, – не очень-то приветливо доложил он, урезав добрую половину фразы.
Судя по чрезмерной помпезности дверей, можно было ожидать как минимум, тронный зал, но за ними оказался всего-навсего небольшой рабочий кабинет, обставленный в скромном по местным меркам, старом-добром ампире. У противоположной стены солидно расположился массивный стол-бюро, за столом стояло обтянутое зеленым бархатом кресло, а в кресле сидел худощавый статный человек в синем кителе, при виде посетителя поднявший голову.
— Здравствуй, Дэннер, – не по возрасту сильным – человек был достаточно стар – голосом приветствовал он. – Проходи, садись.
— Чтобы сесть, надо что-нибудь украсть, – по-прежнему невеселым тоном съязвил Дэннер, тем не менее, принимая приглашение и устраиваясь во втором кресле, тоже зеленом, но поменьше, стоявшем сбоку от стола. Хозяин кабинета усмехнулся и принял расслабленную позу, положив на стол жилистые старческие руки.
— Кофе будешь?
Дэннер неопределенно махнул рукой и провел ладонями по лицу снизу вверх, будто снимал невидимую паутину. Вид у него был уставший, а движения несколько заторможенные. Старик внимательно поглядел на него.
— Сколько ты уже не спишь? – мягко осведомился он. Дэннер передернул плечами.
— Пятые сутки... или шестые... не знаю. Так что там насчет кофе?
— Ты себя загоняешь, – упрекнул хозяин кабинета. – Так нельзя.
Дэннер потянулся и старательно изобразил улыбку. Это и правда, было несколько забавно – полицейский офицер, косая сажень в плечах, сильный, уверенный голос, стремительная хищная грация опытного бойца – и вдруг такая забота. Те, кто не знает генерал-лейтенанта Шоцхе, должны были бы удивиться, для остальных же все было предельно ясно: у него никогда не было своих детей, и, наверное, он компенсировал эту пустоту таким вот отеческим отношением к своим подчиненным. А Дэннер был его подчиненным. И не первый год.
Старик покачал головой, Дэннер улыбнулся на этот раз чуть более искренне, отчего, казалось бы, несколько оживился.
Кофе стоял тут же, на столе, в серебряном кофейнике, от которого тянулся терп-кий аромат. Дэннер встал, подошел к серванту и вернулся к столу уже с двумя чашками.
— По-прежнему никаких зацепок? – практически без вопросительной интонации уточнил генерал-лейтенант, наблюдая, как он разливает напиток по чашкам. Дэннер в ответ мотнул головой, отчего длинный хвост густых темно-медных волос пересыпался ему с плеча на спину. – Я думаю, вот, что, – продолжал хозяин кабинета, созерцая струйку пара над своей чашкой, – они ведь охотятся только в темноте, так?
— Ага. – Дэннер обхватил чашку ладонями, будто пытаясь согреться.
— Введен комендантский час. А жертвы все равно не прекращаются.
— Так кто же они?.. – задумчиво произнес Дэннер, присаживаясь обратно в кресло. – Рыбки, может, такие?
— Рыбки, которые человека слопать могут?
— А если их много? Для крупного животного у них слишком маленькие зубы.
— Земноводное, – предположил Шоцхе. – Глупо было бы считать, что жертвы сами в море лезут.
— К тому же, – прибавил Дэннер, – для крупного хищника здесь мелковато. В порту еще, куда ни шло, но вот дальше, на побережье, они бы просто-напросто не пролезли. Тем более, вряд ли даже очень крупный хищник обладает подобным аппетитом. И появились они всего месяц назад. Может быть, мутация?.. Рискну предположить, что наши рыбки налопались каких-нибудь промышленных отходов. Или пришли издалека. Скажем, вместе с каким-нибудь кораблем. Одна запуталась где-нибудь в сетях, затем размножилась.
Генерал-лейтенант пожал плечами.
— Вы их так и не увидели? – спросил он.
— Нет. Шустрые у нас рыбки. Пообедают – и шмыг на глубину, даже хвост не мелькнет.
Шоцхе вздохнул и махнул рукой.
— В любом случае, наше дело – обезопасить город. Не допустить лишних смертей. Придется действовать наугад.
Дэннер улыбнулся.
— Придется.


— Отвратительная комната, – скривившись, резюмировала высокая Клелия.
— Чудесная комната! – с чувством произнесла ее спутница. Чемоданы тяжело плюхнулись на пол. Девица первым делом распахнула окно. – Обожаю такие низкие окошки. Они такие уютные...
— ...и из них мало света.
— Зато их целых три штуки...
— ...чтобы создать замечательный сквозняк.
— ...который является гарантией отсутствия духоты.
— ...и присутствия простуды.
— Чай с лимоном очень вкусный.
— И горький.
— Оригинальный горький вкус. А высокие потолки на психику не давят...
— Точно, простудимся.
— Одеваться надо теплее. Я, чур, сплю у окна.
— Кровати жесткие. Так и знала.
— Полезно для позвоночника.
— Выключи, наконец, врача! – всплеснула руками Клелия, принимаясь стелить постель. Ее спутница шмыгнула носом и присела на свою кровать.
— Не могу. Это у меня в крови.
— Коньяк у тебя в крови сейчас будет.
— О! – Обладательница косы чрезвычайно оживилась. – А у тебя он есть?
— Нет. Но я предлагаю прогуляться до какого-нибудь бара. Поглядим на здешний народ.
Девица усмехнулась.
— Еще успею наглядеться. Ты ступай, а мне надо в больницу. Отнесу рекомендацию, познакомлюсь с коллективом.
— Я одна не пойду.
— Так и не ходи! – повысила голос девица с косой. – Мне-то все равно нужно в больницу. Я сюда работать приехала.
— Угу. А я сюда приехала, чтобы за тобой приглядывать. Ты ведь непременно наделаешь глупостей.
— Это каких же? – заинтересовалась девица.
— Ну... – Клелия на секундочку задумалась. – Влипнешь в неприятности, заболеешь, или влюбишься в кого-нибудь. А может, потратишь все деньги на книжки и будешь голодать.
— Это я могу. Ладно уж, приглядывай! – неожиданно рассмеялась ее подруга. – А то и в самом деле, буду питаться гранитом науки. А у врача должна быть твердая рука.
— Рада, что ты это понимаешь, – фыркнула Клелия.
— Я тоже, – живо кивнула девица.

На вечерних улицах было свежо и тихо. Странно тихо. Девица побродила немного, удивляясь отсутствию прохожих, мимо притихших домов и закрытых магазинов, пока ноги не принесли ее в порт.
И здесь ее поразило полнейшее отсутствие людей. Еще днем было полно народу, а сейчас город словно вымер. Ей казалось, будто бы она попала в странный сон. И оттого сделалось немного страшно.
Мимо деловито метнулась упитанная крыса, перебирая маленькими лапками – быстро-быстро. И больше никого. Угрюмо темнели здания портовых складов, ка-бак смотрел наглухо закрытыми ставнями, темными тенями замерли громадные океанские суда, фонари не горели. Шаги гулко отдавались по дощатому настилу тротуара. Хотелось крикнуть, позвать кого-нибудь – не может быть, чтобы в порту никого не было. Может, случилось что-нибудь плохое. Или комендантский час?..
Часы показывали полдвенадцатого ночи.

Знавал я, было дело, матроса одного.
Он пил вино, и весел был всегда.
Он не боялся ничего,
клянусь вам, братцы, ничего!
Он видел разные моря,
другие города...

Мы пили, было дело, в портовом кабаке,
Вино лилось рекой, и горький эль.
И мне сказал мой друг моряк,
как на духу сказал он мне:
Живи, мой друг, живи не зря,
 и будет все, поверь...

Песня зазвучала в синем вечернем воздухе настолько неожиданно, что девица невольно вздрогнула, но тут же навострила уши: если здесь есть хотя бы один человек – неплохо бы узнать у него, почему он, собственно, тут один.
Она бегом обогнула кабак, направляясь на голос – голос был сильный и красивый, совсем неподходящий для пошловатых куплетов – и увидела его обладателя. На мокрых деревянных сходнях большого пассажирского корабля, почему-то не убранных, сидел человек в черной форменной куртке и что-то вырезал из куска дерева – в правой руке тускло поблескивало лезвие ножа. Вот соскользнула на колени длинная светлая стружка, человек встряхнулся, подобрал под себя ноги и, как ни в чем не бывало, продолжал работу и вместе с ней песенку.

Я помню, было дело, ходили на войну.
Моряк шагал легко, и пел он так:
Когда вернусь я в дом родной,
тогда вернусь я как герой,
А не случись вернуться мне,
и я погибну на войне –
то вот вам четвертак!

Напейтесь, братцы, вдоволь, напейтесь за меня!
Чтоб спали под столом вповалку все!..
А я теперь вам так скажу:
раз выпить с вами не могу,
Вам следует побольше пить,
 и за меня – вдвойне!

Случалось, было дело, заглядывать в бордель.
Девицы там как на подбор, милы.
Моряк мне говорил тогда...

— Эй! – не выдержала девица. Человек замолчал и обернулся.
— А вы что здесь делаете? – сдержанно поинтересовался он. – Ступайте домой.
— Почему никого нет? – проигнорировала вопрос девица, с любопытством подходя поближе. Певец поднялся и отряхнул стружки, сунул поделку в карман куртки.
— Потому и нет. Брысь отсюда, я сказал.
Девица обиделась.
— С чего бы это? На каком основании вы мне приказываете?
— На юридическом и общечеловеческом, – не остался в долгу певец. Он сделал несколько шагов вперед и откинул капюшон. Девица узнала служителя порядка, который утром подсказал ей дорогу. – Нечего вам тут делать. Поверьте мне.
— Так в чем дело?
Патрульный прищурил чуть раскосые ярко-зеленые глаза.
— А я вас помню, – неожиданно сообщил он. – Вы сегодня утром приехали. Верно?
— И откуда вы все помните? – Девица обхватила себя за плечи – было холодно. Ветер усилился. – Мне страшно, – поделилась она. – Во всем городе ни одного человека. А вы меня прогоняете. Что произошло?
Патрульный закурил сигарету. Девица заметила, что руки у него покраснели и обветрились. Должно быть, пока он тут сидел. А может, на дежурстве.
— Пока что – ничего. Но скоро произойдет, готов поручиться, – оптимистично заверил он. – Не рекомендую приближаться к воде.
— Почему?
— По факту.
— Ну, а вы что здесь делаете? – обиженно уперлась девица, шмыгая покраснев-шим носом. Патрульный пожал плечами.
— Ничего, – сказал он. – Просто надеялся хоть что-нибудь узнать.
— О чем?! – взвыла его собеседница, которую начали откровенно раздражать совершенно неинформативные ответы. – Говорите вы толком!
— Угу, и с чувством, и с расстановкой. Дэннер, – неожиданно представился он, протягивая руку.
— Аретейни. – Девица ответила на дружеский жест, и ее ладошка тут же утонула в сильной жилистой руке Дэннера. Пожатие у него оказалось коротким и энергичным. – Так что здесь происходит?
— А ты не в курсе? – Дэннер как-то странно усмехнулся. Аретейни помотала головой. – Люди пропадают. Потому и нет никого. Все испугались.
— А ты? Не боишься?
— Работа у меня такая – не бояться, чтобы некому было народ пугать. – Дэннер улыбнулся – в зеленых глазах вспыхнули теплые золотистые искры.
— Ну, а в целом? В целом – не страшно?
Дэннер, казалось, призадумался. Затем, наконец, вывел:
— Нет. Чего мне бояться. Все там будем.
— Тогда зачем же людей защищать?
— А чтобы они по утрам матерились. Весело же.
— Ага. – Аретейни, наконец, сообразила, что он так и будет на каждый ее вопрос отшучиваться, и ей сделалось еще обиднее. Смеется он над ней, что ли...
Дэннер, в свою очередь, будто угадал ее мысли.
— Не злись, – серьезно попросил он. – Я устал, наверное. И говорить об этих тварях не хочется. Идем отсюда. Еще и в самом деле, вылезут и слопают тебя.
— Я не матерюсь по утрам, – улыбнулась Аретейни.
— А это ненадолго. Поживешь в нашем городе – научишься. И все же, что ты здесь забыла, в порту? Если не секрет.
— Случайно зашла. – Они направились вверх по улице. – У меня дома подруга занудная. Если приду – будет мне нотации читать. Вот и хочу отдохнуть немного.
— Подруга?.. Не заметил никакого сходства.
Аретейни глубоко вздохнула.
— Ну, ладно. Не подруга. Но мы росли вместе, и теперь, по наступлении совер-шеннолетия, я выбрала себе профессию, и меня направили сюда по рекоменда-ции, аккурат из богадельни нашей. А ее – вместе со мной, вроде как, за мной приглядывать. А вообще-то, мы не дружим.
— Так ты детдомовская, что ли? – Дэннер улыбнулся.
— И что? – по привычке ощетинилась Аретейни. – Твое какое дело?
Дэннер пожал плечами.
— Да никакого. Я сам с двенадцати лет один. Знаю, что ты чувствуешь. Потому и уточнил. Незачем так реагировать.
Аретейни сникла.
— А... ну... ну, прости. Я просто...
— Знаю.
Повисла неловкая пауза, вскоре нарушенная Дэннером.
— Так значит, не хочешь домой?
— Не хочу.
— А кем работать будешь?
— Врачом. Травматологом.
— Отношение к нейролептическим ядам? – Дэннер улыбался, и она невольно улыбнулась в ответ.
— Предпочитаю вкусные яды. Но и водка сойдет.
— Договорились. Таверна на Кольцевой улице, недалеко от твоего дома.
— И как ты все помнишь? – фыркнула Аретейни.
— Работа такая, – повторил Дэннер.
...Это была даже не обещанная таверна, а целый ресторан. Залы были расположены в большом и широком двухэтажном здании, из окон которого гремела музыка и лился яркий свет, а потому Аретейни немного засмущалась своего скромного платья и старенького потрепанного пальтишка. Однако Дэннер распахнул дверь вполне себе уверенно, так, будто каждый день здесь бывал.
— Ты чего? – обернулся он к невольно приотставшей спутнице. – Что-то не так?
Аретейни поспешно замотала головой и догнала его. Ей все еще было неловко.
Со сцены полилась тихая лиричная мелодия. Внутри зал был отделан словно королевский дворец – с широкими колоннами, лепнинами, портьерами и прочей архитектурной требухой, которая прочно увязалась в сознании практичной Аретейни с ненужными пылесборниками. На высоте приблизительно в три человеческих роста по периметру стен тянулся бельэтаж, и к нему вела широкая лестница, украшенная посередине фонтаном в виде стандартной бронзовой полуобнаженной девицы с кувшином. С потолка свисала, сверкая подвесками, массивная хрустальная люстра.
Подобного плана заведения Аретейни доселе видела только снаружи, то бишь, через окно – у воспитанницы сиротского приюта откровенно мало шансов попасть внутрь. Теперь же она наблюдала всю эту роскошь не в качестве стороннего наблюдателя, а в роли посетителя, что было странно и непривычно. И, что было еще более странно, Дэннер как-то не вязался со всем окружающим великолепием. Ну, совсем не вязался, и виной этому служила даже не видавшая виды форма, а нечто иное, неуловимое, нечто внутреннее, что было, в отличие от сверкающих побрякушек, настоящим. С какой бы спокойной уверенностью он ни держался – он был здесь чужим. И она, Аретейни, тоже была чужой здесь.
Тем не менее, они поднялись на бельэтаж и разыскали свободный стол, где к ним подошла молодая официантка, одетая в черное платье и настолько белый фартук, что слепило глаза. Аретейни подумала, что, будь она менее холеной, походила бы чем-то на монахиню. Скорее, фартуком.
— Привет, Дэннер, – с улыбкой поздоровалась девушка. – Как служба?
— Откровенно говоря, никак, – живо отозвался патрульный. – Поэтому – принеси бутылку вина.
— А вы знакомы? – полюбопытствовала Аретейни когда официантка удалилась, грациозно покачивая бедрами. Она тоже была ненастоящей. Как и люстра, и лестница. Дэннер закурил и потянулся к стоявшей тут же, на белоснежной ска-терти, хрустальной пепельнице.
— Не совсем.
— Как же так?.. – немного растерялась Аретейни. Странная манера создавать из дежурных вопросов темы для беседы нравилась ей, но все же, иногда приводила в состояние легкого ступора. Дэннер невозмутимо затянулся, откинувшись на спинку стула.
— Да вот так вот, – отозвался он. – Я ее знаю, а она меня – нет. – Изумрудно-зеленые глаза насмешливо прищурились. – Так бывает, Аретейни?
Девушка кивнула, помедлив.
— Да. Так происходит очень часто. Чаще, чем хотелось бы. Дэннер... – неожиданно забеспокоилась она. – Может быть, пойдем куда-нибудь еще?.. Я... я не смогу расплатиться... – Тут Аретейни покраснела и уставилась на столешницу. А Дэннер по-прежнему невозмутимо стряхнул пепел. Льдисто-прозрачный хрусталь замарала черная труха.
— Лично мне и здесь неплохо.
— Но...
— Что? Ты, как я понял с твоих слов, пока что, не работаешь?
— Нет, – буркнула окончательно расстроившаяся Аретейни, принимаясь гипнотизировать на этот раз салфетницу. Руки ее под столом крепко стиснули друг дружку, едва не выламывая пальцы. В голове вертелась одна мысль: «Стыд-то какой!..»
— Вот и не начинай, – спокойно отрезал Дэннер. – Женщина не должна травиться за свой счет. Правда, ведь?
— Правда, – охотно ухватилась за любезно предоставленную лазейку Аретейни. – Хорошо. – Она улыбнулась. – Прости.


Марио Гесс неспеша потягивая вино, читал газету. Вино было красное, сухое, газета была неинтересная. Со сцены голосила певичка, которая немного фальшивила на высоких нотах, зато театрально простирала изящную ручку в толпу. Правда, певичку это не спасало. Бриллианты, сверкающие на руке, ее не спасали также – отсутствие таланта не заменишь ничем. Впрочем, саму певичку сей факт, похоже, ничуть не смущал.
— Разрешите, господин.
Марио лениво поднял голову, вследствие чего имел счастье лицезреть круглую и чрезвычайно довольную физиономию своего порученца.
— Садись, – сказал он. – Есть новости?
Порученец улыбнулся, поправил галстук-бабочку на шее и уселся напротив, так, что теперь Гесс наблюдал его через стол. Рука его метнулась за пазуху, извлекая оттуда какие-то бумаги. В следующую секунду они шлепнулись на стол перед Гессом, между пепельницей и бокалом.
— Есть, – кивнул, наконец, порученец, принимая деловитый вид. – Вы знаете, что репутация ваша изрядно пошатнулась после той истории с аварией...
— Знаю, – поморщился Гесс, – можно покороче?
— Можно, – снова кивнул порученец. – Если вы хотите спасти положение, то я бы рекомендовал вам профинансировать что-нибудь... скажем, военный госпиталь на Дубравах. Только не символически, а основательно, так сказать, хорошенько. Люди увидят, что вы помогаете солдатам, и...
— Ничего себе! – не вытерпел тут Гесс, возмущенно отодвигая бумаги от себя. – Да я почти разорен, а ты говоришь – госпиталь! Да этот госпиталь...
— Почитайте эти письма, – невозмутимо прервал порученец, упрямо придвигая бумаги обратно хозяину. – Рабочие уже начинают жаловаться властям, а это не-допустимо. Вы ведь не хотите, чтобы этот сброд обнародовал наши маленькие тайны, не так ли?
Марио поджал губы и брезгливо взял письма. Конверты оставляли едва заметный след на белой скатерти, и Гесс мог только предполагать, как и на чем они создавались. Мог, но не рисковал. Он пробежал по диагонали два-три письма. Содержание остальных можно было не проверять. Жалобы на низкую зарплату и тяжелые условия труда. Несколько заболевших. Несколько смертей. Отказы восстанавливать поврежденный сектор.
Одним словом, ничего нового. Гесс отшвырнул грязные бумаги и снова взялся за бокал. Порученец закурил. Певичка взвизгнула как-то особенно фальшиво. Из-за соседнего стола доносился звонкий девичий смех. И чего этим рабочим не хватает?.. Если так пойдет и дальше, он действительно разорится. Не родовое же поместье продавать, в самом деле. Да и кто сейчас купит – в войну... Надо что-то делать.
— Они готовят бунт, – сказал порученец, созерцая обтянутый зеленым шелком платья зад певички.
— Без тебя знаю, – огрызнулся Гесс. Пальцы его нервно барабанили по столу. Вряд ли война коснется города. Со всей этой чертовщиной, что здесь творится последний месяц, с моря не подойти. А на суше – кордоны. А может, и армия скоро взбунтуется – ее тоже надо кормить...
За соседним столиком громко звякнули бокалы, и Гесс нервно обернулся. Его раздражало все, парочка же по соседству довершала процесс, вызывая нестерпимое желание позвать охрану. Можно же потише, в самом деле! Он тут думает, как быть, а эта нахалка ржет, что жеребая кобылица!
...Черная форменная куртка, длинный хвост прямых темно-медных волос, полосы шрамов на смуглой коже – патрульный Дэннер. С этим лучше не связываться, себе дороже. Давно пора убрать этого ревнителя справедливости, да все руки не доходят. Офицер неожиданно обернулся – будто почувствовал, что за ним наблюдают – и Гесс перехватил его взгляд – цепкий, холодный, пронзительный. Взгляд полицейской ищейки. Чертов офицер что-то знает, а если и не знает, то подозревает, так уж точно. Но молчит – нет доказательств. Пока – молчит. А чтобы не заговорил, лучше бы ему было бы замолчать навечно. Дежурство, море, несчастный случай... Никто ничего не заподозрит, а угроза будет устранена. Мертвые не кусаются.
Спутница его – что еще за оборванка, интересно?.. Из рабочих, можно поспорить. Кое-как одетая, кое-как причесанная, чуть полновата, чуть простовата, не накрашена, не осаниста. Держится как последняя деревенщина. Мог бы выбрать и получше – уж на этого-то женщины пачками вешаются, несмотря на шрамы и демонстративную отчужденность. Дамы таких любят – красивых, суровых, молчаливых, да еще и в форме. Будь Дэннер с ними милым и приветливым, моментально разбежались бы. А так...
— Ой, а сколько времени? – Девица обеспокоенно вскочила из-за стола, сунула руку за ворот простого шерстяного платья и...
Дэннер вздрогнул и вскочил следом. Гесс тоже. Полицейский молниеносно протянул руку, резко впихнул обратно за пазуху девушки какой-то предмет на потемневшей бронзовой цепочке, та вскрикнула, растерянно уставившись на него, Гесс взял себя в руки и сел обратно на стул.
— Вы видели?.. – возбужденно прошептал порученец.
— У меня есть часы, – донесся спокойный голос Дэннера.
— Узнай, кто она, – только и вымолвил Марио. Вот оно. Его спасение.