Глава 14. Ресторан

Федя, Толстая и Лахундра действительно направились в ресторан с целью поесть, ибо абсолютно не домашнего вида еда у инженера не радовала ни глаз, ни брюхо. В ресторане был в этот час разгар страстей. Местные гёрлы на одну ночь неожиданно приняли подруг за своих, а Федю – с какого бока? – за богатого клиента, и всячески взялись оспаривать права на последнего. В частности, подруги были вызваны за дверь и предупреждены. Но наши девы были не промах. И рыпаться сами умели, поначалу попытавшись мирно объяснить, что они не то, что им «клеят», и не за деньги, и вызвав этим хохот, потом негодование, потом угрозы, они не сдержались и надерзили тоже. После чего, – увы! – последовала драчка. Киска отчаянно царапалась и взаимно таскала за «хайр» «коз лысых», тогда как Мари, обладавшая бойцовскими качествами и знанием приёмов рукопашного боя, уверенно действовала кулаками.
Однако, без последствий не обошлось. Нижняя юбка из занавеси с Мари была сдвинута и обнаружен весь «срам», утвердивший «коз» в своей правоте, порвано реквизитное красное шёлковое платье.
- Лифтон из парчи, а туда же, ломается, курва! – кричала такая же толстомордая, но неуклюжая в отличие от Мари, только что «получившая своё» девица.
- И эту раздевай! На ней лифчика нет! А может и трусов! Клиентов отбивать! – визжала ещё какая то дурища.
Если бы Мари не пришла на помощь подруге, могло быть и хуже. Самая модная рубаха Грифа была разорвана почти полностью на две половины.
Местные гёрлы и две пострадавшие приезжие «артистки» дружно бросились наутёк от вызванной неведомыми доброжелателями милицейской машины. И Киска Иночка и Толстуха Мари дружно обвиняли во всех своих бедах негодяя Саню!
О! Сколько разного мог бы он услышать о себе! Впрочем, наверное, у него сейчас горели уши.
Опасаясь, что их может изловить милиция, тем паче их «видон» был далёк от совершенства, они по тёмным улицам добрались до остановки автобуса и, кстати, вовремя, ибо автобус был последним. И проклиная всё на свете, и даже размазню Федю, они решили всё-таки ехать на последнем автобусе, дабы оказаться подальше от «ментов» в спокойном месте и снова не «вкляпаться» в какую-нибудь историю. Последний автобус, как всегда, был полон и не лишён своего пьяного пассажира, который всю дорогу до посёлка терроризировал несчастных беглянок, вжимавшихся в сиденья, старавшихся стать как можно незаметнее, и без того взвинченных, находящихся на пределе.
- Иннуша, ты только потерпи до конца! – уяснив, что он едет до конца, процедила сквозь зубы взбешённая Мари, - а там я ему врежу!
Доехав, Мари в точности исполнила своё обещание, профессиональным приёмом, изученном в школе – «ментовке» за два года, лягнув его ниже пупка. Бодавший их всю дорогу подколками, нелестными названиями, дышащий им в лицо перегаром, и тянувший, куда не следует руки, пьяный идиот грузным мешком осел на дороге. Довольные окончанием пути, пассажиры торопливо разбегались по своим хибарам. В невесёлых думах поплелись девчушки – путешественницы к закрытой на ключ квартире инженера Грифа.
Он же, не дождавшись возвращения подруг, мирно докушал, мирно поговорил с девицей, увещавшей его пойти с ней, и ушёл из ресторана ровно по закрытию его. Поболтавшись рядом, в надежде, что к нему присоединяться сбежавшие подружки, получил парочку сомнительных предложений, которые отверг, он отправился на фабричный автобус, движущийся в их местность гораздо позже и, заставив прождать себя девицам часа полтора на лестнице, наконец-то пустил их в свою берлогу, ставшую вдруг такой уютной и  тёплой для всех. Все были друг другом недовольны, но и браниться, казалось, сил уже не было. Мари, по обыкновению много курила, но было видно, что она сильно злится. Она уже попробовала вставлять в личину всякую дрянь, подвернувшуюся под руку, типа шпильку с лахундровых джунглей, ржавый кривой гвоздь, найденный на улице, личина под ключом законного владельца не сразу и поддалась, о чём тот бурчал тихо под нос вместе с тем, что его бросили самым мерзким образом! Объяснять же всё ни Мари, ни Кошке не хотелось! Смешно бы они выглядели в его глазах, объяснив, что сначала их приняли за проституток, а потом она дрались, как заправские отмороженные «леди»,  отмотавшие по сроку на зоне, и вместе с ними, также дружно удирали от родной милиции!  Наконец, Мари произнесла: «Достал!»,- после чего сбросила с себя порванные и испачканные вещи, и принялась прямо нагишом, из штор, которые представляли собой жёлтое подсолнечное поле, кроить и шить на себя бельё. С убитым видом Гриф размышлял о поредевшем своём гардеробе и о том, что с улицы, пожалуй, в окнах, ничем более не занавешенных, прекрасно видна голая Мари, расхаживающая у него по комнате с деловым видом. До таких обычностей, как скатерть, сменное постельное бельё или дополнительных занавесок, Гриф никогда не унижался. В простыню завернулась Киска, и ушла  злиться и обмываться в ванну, а жертвовать в занавески последнее одеяло с пододеяльником было жалко, ведь он так любил закрываться с головой, отгораживаясь от всего мира, так же как отгораживался шкафом. Наконец, с тяжёлым вздохом сожаления, он встал и молча выломал дверцу от шкафа на глазах у изумлённой Мари и взгромоздил её на подоконник, а потом долго сидел на кухне в раздумье над помятым письмом к Ленушке, не зная, что ему следует делать теперь, а потом ушёл в свою лабораторию за шкаф, и приступил к ночному возведению замков на своей земле. Всю ночь он «пиликал» и  «чпокал», не давая уснуть Толстухе. А под утро явился Саня. Ему опять предстояло вытаскивать из ванны утопающую, захлёбывающуюся в истерике Киску. На этот раз она добровольно не открывала, и дверь пришлось ломать, причём застал он её с бритвой в руках, желавшую, видимо, то ли порезать себе вены, то ли побрить подмышки. Пришлось отпаивать ей корвалолом и валерьянкой, водой и водкой, прежде чем победоносно высыпать перед ней из большой красной сумки-банана, неизвестно откуда взявшейся, (как говорится, об этом история умалчивает), кучу женского белья, в том числе и нижнего. Собственно, в какой именно последовательности происходило питие этих разнообразных жидкостей, и примерка деталей женского туалета, не столь значимо для нас, сколько для самой Кошки; которая  в логике,  последовательно,  психологически и физически,  переживала и проживала все стадии предлагаемых обстоятельств сценария, разыгранного Альдонсом: от обиды   с выяснениями деталей и пошаговых действий последнего, и приключений его, всех  нюансов его перипетий и похождений, - до примирения с ним,  с собой,  с действительностью; и  радости женской от неожиданного сюрприза – подарков; и удивления  перед знатной добычей!