Чехов и его мысли

Воспоминания и размышления о смысле жизни от лица Чехова.

За окном медленно, но невероятно завораживающе догорали языки солнечного пламени, приносящие конец очередному дню, проведенному в собственных мыслях. Из чуть приоткрытого окна доносились звуки постепенно засыпающего города, сопровождаемые легким ветерком, который приносил запах свежеиспеченных булочек. Мягкий свет освещал мой письменный стол и исписанные листы бумаги, в творческом беспорядке валяющиеся на слегка потрепанной временем поверхности. Также, скомканные, они валялись по всей комнате, иногда собираясь вместе, словно небольшие косяки рыб. Помещение выглядело каким-то мрачным, будто эфимерным, зашедший, думается, назвал бы его унылым или серым. Впрочем, неважно. Главное, что такая обстановка полностью соответствовала моему душевному состоянию, а значит была идеальной для меня в плане написания нового произведения. Жаль только, вокруг нет решеток, покрытых ржавчиной, что уходили вверх и терялись в пустоте отсутствующего потолка, сопровождаемые звуком капающей на каменный пол воды. Да, именно так я себя ощущал. Зверем, загнанным в клетку так давно, что он уже и не помнит, как и почему он здесь оказался, от него остались лишь безразличие и невидящие глаза, что обнаруживают перед собой пустоту и осознание бессмысленности собственного существования. Я пытаюсь вспомнить, когда я в последний раз был за пределами этой ненавистной решетки, в которую заперли меня обычные люди, даже не подозревающие о том, что сделали. В голову приходят лишь обрывки воспоминаний детства, давно отнятые у меня безжалостным механизмом времени. Да, вы, наверное, даже и не думали, что современное общество может довести человека до такого. Но, в таком случае, вы глубоко заблуждались. И сейчас в вашей голове лишь вопросы, бесчисленные вопросы, самый важный из которых «почему?». Но хотите ли вы знать ответ? Или ваш вопрос направлен в пустоту небытия, как вопрос, задаваемый по привычке, по подражанию, по глупости вашего отсутствующего разума? Ответ невероятно прост, но он лежит на поверхности, перед вашими вздернутыми носами, как льдинка, застрявшая в глазу, что постоянно напоминает о себе, но вы не в состоянии дотянуться до нее, и вам остается лишь корчиться от осознания собственной необъемлимой беспомощности. Как зонтик одуванчика, ведомый ветром, который пытается догнать мерзкое в своей глупости и наивности дитя. Как зонтик, что проходит воздухом сквозь пальцы, а потом пришпиливается к земле льдиной начинающегося града, застывая в расширившихся от разочарования наивных детских глазах. Ответ элементарен, но вы не хотите его видеть в своей алчности, забывая, что люди, не похожие на вас, тоже имеют чувства. Вы и не думали представить себя на месте другого человека, подумать, а не нанесут ли душевной раны сказанные вами слова, не превратят ли его в аппатичную бездушную оболочку ваши действия. Когда-то давно я хотел быть вместе с вами, говорить, вместе ходить в театры после тяжелого трудового дня, смеяться... просто стать таким же, как вы. Я пытался достучаться до вас в надежде на понимание, но ваши души, затянутые пеленой себялюбия и отторжения всего непонятного, уничтожили меня просто потому, что я был не таким, как вы. Тогда, давно, я был наивен, я доверился вам. И это меня погубило. Меня презирали, ненавидели, шептались за спиной и смеялись над моими неудачами. Я рвался к каждому, кто хоть как-то открывался мне, но это оказывалось ложью. Меня просто предавали из рук в руки, как игрушку, которую можно крушить снова и снова, будто пытаясь увидеть кровь, идущую из сломанных деревянных рук. Надо мной издевались бездушные машины, имеющие где-то там, в глубинах своих подсознаний, лишь функцию «деньги», «величие», «власть». И их не отремонтировать, им не поменять шестеренку, как в карманных часах подавленного писателя, растоптанного чужим непониманием. Я был объектом всеобщей злобы лишь из-за своего характера, поведения, странности, хотя за эту оболочку никто не удосужился заглянуть. Глиняная фигурка в руках мастера становится шедевром, но стоит бездарному взять ее в руки, и получится уродливый кусок глины, навеки застывший и не способный более к переменам. В меня была заложена ненависть, глупая ненависть людей, которые боятся того, чего не понимает их воспаленный мстительный разум, не желающий воспринимать ничего кроме своих глупых идеалов. Мне так часто хотелось умереть, что я уже давно привык к этому свинцовому чувству в груди, давящему, словно пресс, на мое сознание. Я часто думаю о смерти, думаю о том, как по-изощренней сделать это, как побыстрее уйти туда, где больше не будет боли и страданий. Я думаю об этом. Но не могу. Что-то держит меня здесь. Здесь, в этом мирке, полном людей, живущих для себя, полном войны, смерти и крови, полном ненависти и жажды мести. Долгие бессонные ночи я проводил на кушетке, глядя в серый потолок и считая разветвления трещин. Но так и не понял. Возможно, я живу, чтобы дописать свои произведения. Когда я пишу, я забываюсь, словно попадаю в сказку, созданную мной же, я слышу, как эти мелодичные голоса зовут меня к себе, в мир счастья и любви, обещая радость и прощание с болью. Ради того, чтобы писать эти произведения, я, возможно, и живу. Просто, чтобы знать, что хоть кого-то я сделал счастливым, пусть это даже не живой человек, а что-то выше, гораздо выше, на уровне воображения, но, тем не менее, оно и есть самое прекрасное на свете. Хотя бы потому, что оно не знает ненависти. В душе я давно умер. Но я все еще не ушел, потому что у меня есть те, кого я хочу создать действительно прекрасными, пусть только на мягко шуршащих страницах. Я все еще здесь, потому что у меня появилась надежда, маленький крохотный огонек, объятый бескрайним болотом. Но мне этого теплого огонька достаточно. Ведь, как известно, от торфа до пожара...