В холоде да в голоде

Осень пришла на воду, землю, поля, леса и огороды, сады, цветы и в наши души, сердца и тела, сковывая по ночам прохладой и дождевыми каплями, промозглыми дождевыми каплями, днем слегка обогревая солнечными яркими лучами…

Сказать, что нас на судоремонтном заводе очень ждали, значит, ничего не сказать или польстить нам, подсластив наше самолюбие, ведь, так хотелось сделать судно быстро и качественно, по крайней мере, нам так обещало руководство при отходе из затона.
…- Андрей Григорьевич, с заводом есть договоренность, сделают все работы быстро, главное, ничего не упустите, ремонтируйте качественно, согласно ремонтной ведомости. Дополнительные работы согласовывайте с нами и инспекторами речного регистра завода. Руководство канала обо всем побеспокоилось, за пару недель управитесь и еще успеете в навигацию выйти, - заместитель начальника по флоту так уверенно напутствовал нас в рейс.
- Хорошо, все посмотрим, по максимуму сделаем, чтобы надолго хватило, - отвечал воспрявший духом командир, услышав о навигации…

 …Ага, не тут-то было, только хорошо говорится, а на деле всегда кочки да ямы, препятствия да барьеры, тучи да дожди. Мы флот мелкий для завода неплатежеспособный, по звонку, поэтому принимались по остаточному принципу, когда был свободен слип. А он, бедный, громоздкий, крупный и неповоротливый, как и вся Советская машина, уже выставлялся на коммерческие рельсы, как и все в той самой стране. Причем выставлялся неуклюже, без знаний той самой коммерции и ее законов, где нехватка денежных средств решалась быстрым и хорошим левым заработком, кидая давнишних друзей и партнеров, графики и ведомости. Руководство завода можно было понять, выживать-то как-то предприятию надо, чем-то платить специалистам тоже надо, на что-то покупать металл и запчасти обязательно необходимо, а наше родимое государство уже тогда начало кидать всех нас, своих преданных кадров,  через…

Благо, желающие быстро и за наличные отремонтировать «золотую курицу», были всегда да есть и сегодня. Приходили аварийные или полуаварийные «моряки», со срочным грузом или наоборот, идущие за границу за дорогим срочным грузом, какие-то уже зарождающиеся частные плавсредства или таковые надо было срочно построить. Короче говоря, не до нас им, точно не до нас, бедных и близких, не успели земснаряд поднять по наклонным тележкам и откатить в уголок по горизонтальным, «прострелять» корпусной металл, как надо было освободить место. А мы грешным делом быстренько, не теряя времени, ободрали все деревянные привальники, из бортов торчали только прямоугольные «уши», крепившие брус, ободрали, как могли старую краску, загрунтовали ржавчину, прямо, пятнистый пони, а точнее, большой слон получился. Земснаряд стал походить скорее на чудовище из фантастического фильма ужасов Стивена Спилберга, тогда уже блиставшего своими шедеврами киноискусства. И вот в таком виде нас скинули на воду, отогнали на другой конец затона и пришвартовали к порожней барже «крокодилу», у которой высота надводного борта была по нашу рубку. А у нас, как назло, топлива на неделю, а у нас, как назло, командира с семьей забрали на главную базу на другой земснаряд, а у нас, как назло, еды минимум, и выехать на берег не на чем, проще говоря, амба, полный пипец. Осталось нас четверо в голоде и в холоде: механик, я, второй помощник и его жена матрос.

Днем еще как-то слегка пригревало солнышко, немного нагревая надстройку и палубы, мы, экономя топливо, запускали на несколько часов вспомогательный двигатель, что бы приготовить остатки запасов, лазали с парнями в баржу играть там в футбол, как-то скрасить и скоротать вагон свободного времени, благо, у меня в каюте всегда жил футбольный мяч, память шустрого спортивного детства. Раньше я не мог себе этого позволить, но как только стал зарабатывать, покупал добротные дорогие футбольные мячи, видимо, восполняя бедное детство, играл иногда в футбол, просто Любовался произведением спортивного искусства. Трюм баржи напоминал приличных размеров футбольное поле, и мы играли в ней до одурения, Танюха, жена второго помощника, ловила на удочку с борта мелкую рыбешку, водившуюся возле судна, сразу ее живую обваливала в муке и кидала на сковородку, жарила побыстрее, экономя электроэнергию. Рыбка бедная, умирая, барахталась на сковородке, в своей мучной шубе, затихала и…

Так мы и жили неделю, пока не закончилась солярка, а взять негде, а связи никакой, а совсем нас забыли и никому мы здесь не нужны. Тогда Паше пришла в голову крамольная мысль:
- Давайте сигнал бедствия сыграем, - слегка повеселев от своей мысли, произнес он.
- Что, бочку будем поджигать на корме? – спросил я, поймав на лету его мысль, - а что, дело, когда нет никакой возможности передать сигнал бедствия по связи, только так и остается, правилами это не запрещено.  Давай действовать, пока посередине цивилизованного города и в двадцатом веке мы не умерли с голоду от безразличия других.

Решили и сделали, сделали и достали из трюма бак со старой подсохшей краской, накидали в нее мазутной ветоши и подожгли, да так подожгли, что столб густого черного-пречерного дыма с нашей кормы был виден далеко в городе. Что тут началось, мама дорогая! В заводе сработала сирена тревоги, засуетились люди, к нам буквально через пять минут подскочил дежурный катер и матюгами капитан, поняв, в чем суть, обложил нас со всех сторон, но эффект был, нас заметили, да еще как заметили! Еще через двадцать минут о нашем форменном безобразии, а, по сути, сказать, узаконенном сообщении о полном бедствии, знало наше начальство и на катере быстренько привезли топливо, дали лодку гребную. Мы смогли ездить на противоположный берег в город за хлебом, и, о Боже, через три дня снова подняли на слип и отвезли в свой, облюбованный угол завода, где сразу же и начался быстрый и качественный ремонт, закончившийся, правда, через три недели, но сделали же. Вот и получается, если сам себе не поможешь, никому ты не нужен…

Осень, приятная и вместе с тем отталкивающая золотая осень, все  сильнее и сильнее наступала на пятки долгому жаркому размашистому лету, желтые и красные листочки плыли, мирно гонимые северным ветерком с водохранилища, более спокойными водами затона, волны становились холоднее, злее и ершистее. На улицы города-спутника заявился октябрь собственной персоной, месяц, неминуемо приближавший колючую зиму, короткую, но противную зиму. Народ нарядился в плащи и куртки, зонтики и кепочки, сапожки и ботиночки – все приготовились к похолоданию, неминуемому в это время года…

Под вечер одного из дней середины октября за нами пришел буксир и мы, получив достаточный для теплой и светлой жизни запас топлива, отправились в обратный путь. К слову сказать, ремонт сделали все-таки по остаточному принципу, только основное, поэтому мы так и ехали домой ободранные, пятнистые, с торчащими из бортов «ушами», цепляя в шлюзах ими все, что попадалось на пути, принося массу неудобств как себе, так и буксировщику. Стыдно было перед проходящими судами, но успокаивало то, что тогда «бедными родственниками» у государства выглядела добрая половина всех его судов, двигавшихся по рекам и озерам, речушкам и водохранилищам нашей страны, не так обидно, что мы не одни…