Девушка цвета Феррари

 Есиль – река бессмертия
 ---------------------------------

Дом, конечно, не творение Иофана, но тоже на набережной.

И пентхаус - почти в кубическом стиле Ле Корбюзье.

А там фигурка тонкая, черноволосая и в красном платьице.

Опершись на перила, смотрит вниз, через реку.

И волосы ветром, как водоросли морские…

Он замечает ее периферийным зрением, находясь на противоположной, более дикой кромке. Приходит плавать по выходным и после работы с тех самых пор, как поселился в городе. Погружается в неторопливое сибирское течение, в зеленоватую пучину. Вода – пусть и не водка «Кристалл», но чистая, песком фильтруется, что крупнозернистым ковром стелется с мелководья…

И он уходит в глубину. Как крокодил, который долго может быть без воздуха. С рептилией, чья кожа идет на сумочки, сближает и возраст. По крокодиловым меркам лет двести.

Мокрый шар головы снова над поверхностью.  Рябь на реке словно толкает ее  к фарватерному бую. Но нет, это он своими плавниками,  словно  Мао Цзэ Дун, вспарывает стихию. Только бороздит не Голубую Янцзы и не в окружении телохранителей. Совсем один. Это его зеленая вена. Его Стикс. Только зовется он Есиль и впадает в Ледовитый океан.

Да, с некоторых пор он стал замечать, что ему интересно общаться с самим собой…

Так, теперь немного вдоль посередине русла – туда и обратно, не выходя за сектор пляжа, вернее – кусочка дикой суши с пологим спуском в воду, который он делит с чайками, да иногда с шайкой голубей, что прилетают горло промочить.

На сегодня хватит. Медленно выходит из пучины, капли влаги сверкают на солнце – навстречу благоговейной тишине.  Местные жители недружелюбно огибают райский уголок – не привыкли к купальщикам.

Благословенная река.

Неожиданно сердце вздрагивает.  На цементном, увы, не гранитном, бордюре, что опоясывает пляж, кто-то, как памятник на постаменте, отбрасывает тень на песок. Еще один человеческий разум. Стройная фигурка в кроваво-китайском сарафане.

Woman in red. Как занесло ее с бетонной этажерки? Сквозняком, как картонную андерсеновскую балерину? Сильные гладкие плечи, как надколесные дуги Феррари. Нежная смуглая кожа.

Он сел на камень рядом с вещами, обсохнуть.

- Не боитесь купаться, ведь холодно? – заинтересованный взгляд. Крупные черные кольца волос.

- Совсем не холодно, - отвечает он. – Нормально. Рекомендую.

- Холодно, - говорит нерешительно. – И грязно, наверное.

- Вовсе нет, - протестует он. – Природная сибирская река.

- Ну ладно, - она поочередно спускает лямки сарафана, который, как пламенеющее покрывало фокусника, гаснущим факелом падает к ее ступням.

Точеная фигурка, подправленная тонким девичьим жирком.

Поплыла, как рыбка, почти без брызг.

А он старый крокодил.

* * *

Он ее приглашал? Нет. Сама пришла. Значит…

Суббота и воскресенье – они вместе на пляже. Только вдвоем.

Ее родители в нефтяном бизнесе. А ему все равно. Он бы ее и так прокормил.

Но вот…

Вихрастый парнишка вдруг появился. Из ниоткуда.

На байдарке приплыл.  Голубоглазый, живот в квадратиках, как шоколадная плитка.
Скромно причалил, и все.  Но четко, грамотно, не придерешься.

Без посудины своей плавал средне, хоть и пыжился. Едва до середины Стикса догребал. Смотреть противно.  А девушке Даше из Дома нефтяников – нет.

Зачастил байдарочник на пляж. И стало крокодилу неуютно…

Но что поделать. Юность. Пусть жизнь идет своим чередом.

А он отступит в тень подобно Сирано де Бержераку. Иль будет рядом – патронировать чужому счастью.

И как-то вечером, когда он это осознал, пошел дождь, и завыл порывистый ветер.

Одиночество заставило его выйти из дома и привело в уютный бар, где за бокалом темного пива он принялся размышлять о сути бытия:

«Андрей Тарковский – возможно, гениальный мыслитель – применительно к «Пикнику на обочине», - сказал он себе. – Но киноязыком совсем не владел… Либо понимал его очень по-своему… Поэтому «Сталкера» смотреть - только под рюмку коньяка. Это как «Черный квадрат»…»

Отвлеченное рассуждение было прервано тем, что крокодил услышал за перегородкой знакомый молодой голос:

- Не нужна мне эта телка… Но сама на меня лезет.

Говорил тот самый парнишка, что приплывал на байдарке.

- Кто? – ответил его невидимый собутыльник.

- Ну, Даша, в красном платье.

- А что ж ты?

- Так я не знал.

- И что будешь делать?

- Буду поё... помаленьку, - лениво заметил байдарочник.

Крокодил представил его бесстыжие голубые глаза и дернулся, как от разряда молнии…


* * *

Вихрастый парнишка полез в воду, распихивая ряску, что мелким укропом покрывала поверхность. Морщась от холода: в байдарке - привычней.

Но Даша, чей взгляд ласкает спину, любит плавать. И он должен показать, что купание в осенней реке ему нипочем.

Обернулся, приветливо махнул рукой, ушел винтом в белые буруны. И поплыл неуклюже вразмашечку.   Испытывая легкое отвращение. Ничего, он научится…, как этот старпер.

Едва дотянул до середины. Пора ложиться на обратный курс. Сейчас бы весло!

Тут ногу кто-то схватил. Здесь не бывает сомов, слишком студено. Ну и рывок, так можно и захлебнуться! Его стремительно потянуло вниз. Он наклонился, пытаясь вырваться. Поймал в набегающей мгле злой огонек холодного взгляда, а пальцы ощутили тугую грубую кожу…

* * *

Даша излучала счастье, у нее родился сын. Крокодил смотрел  на него с любопытством. До чего же похож на отца! Вихрастый голубоглазый мальчишка… Ничего - отец не тот, кто родил, а кто воспитал.

* * *

«У художника Ге есть в Третьяковке картина, где по-настоящему художественны только слова: «Что есть истина?»…

Он вынырнул. Тоненькая фигурка в красном платье и с черными развевающимися волосами черточкой маячила над перилами пентхауса.

Пошел из воды. Сверкающие капли со звоном падали с тела, а твердая гречка песка приятно колола подошвы.

Неожиданно сердце учащенно забилось…

______________________________