Немного о добровольно отданном сне

  Я лежу на кровати. Одеяло свешивается на пол. Окно на балкон висит почти над самым изножьем кровати, как люк, как портал, соединяющий мою комнату с ночью и ночным миром. В комнате высокие потолки - почти три с половиной метра отделяют геометрическую магию рисунка обоев от многочисленных надгробий деревянных солдатиков паркета. На прикроватной тумбочке нагромождается горная цепь книг, маленьких коробочек - пустых и с чёрт-пойми-чем; на маленькой квадратной подставке алюминиевого цвета стоит пустая кружка, из которой торчит оловянная ложка. На стене, об которую разбивается луч взгляда, висит большой плакат, содержание которого скрыла темнота, будто маленький ребёнок, который не хочет делиться своими игрушками. Напротив окна расположена дверь: высокая, стройная, белая - разрисованная чёрным маркером, на ней, пригвождённый канцелярской кнопкой, висит лист бумаги со стихами о чём-то очень приятном, что радует сердце, заставляет любить жизнь.


  Я лежу на кровати. Я не сплю. Морфей, приходя в мою комнату, оставляет мне сон и уходит, думая, что я сам его увижу. А сон, глупый, не идёт ко мне, а рассеивается по комнате, наполняя все эти предметы, которые охватывает мой взгляд, жизнью, которая им не предназначена. И я не сплю: я наблюдаю сон, ставший явью для сотни самых различных предметов в моей комнате. Для тех, кто за дверью, в моей комнате по ночам всегда тихо, но для меня, видящего свой сон со стороны, для меня, кто видит свой сон въяве; сон, видимый кем-то вместо меня - для меня ночь полна звуков: играют джаз музыканты на картине, висящей на стене; рассказывают книги друг другу себя; старые пластинки учат житейской мудрости своих внуков - музыкальные компакт-диски; и много-много прочего. Вся эта мириада звуков несколько давит на уши, но стоит привыкнуть, и ты уже начинаешь различить отдельные голоса и узнавать предметы по голосу.

  Я вступаю в полилог со всеми этими голосами. Сейчас, находясь в реальности, которая стала много податливее всякому влиянию из-за всех этих голосов и излияний материи сна, я могу отвечать сразу двум, трём, и большему количеству собеседников. Мы говорим сразу о восьми вещах, переплетая их между собой, создавая самую настоящую ткань повествования. И я ею укрываю своё сознание, укладывая его всё таки спать. И всё таки я заснул.

  Но в это время уже рождён рассвет, а ночь и темнота утекли в раскрытое окно. Они ушли и спрятались, дожидаясь времени очередного прихода Морфея в мою комнату, чтобы ворваться ко мне и увидеть мой сон вместо меня. Пускай смотрят, я не против.