Оттенок тринадцатый - цвет жука-коробейника

Любимыми праздниками Петровича были Новый год и День студента. В Новый год он любил вспоминать, как докатился до жизни такой, а в День студента – Петрович обычно вспоминал свое обучение. Вот и в этом году праздник не обошелся без воспоминаний…
Год 197….
Молодой, еще с шевелюрой, Петрович с восторгом осматривал свое новое жилище. Ему, взращенному в коммуналке пять на два метра, комнатушка в целых пятнадцать метров на пятерых – казалась раем, и у него даже была своя тумбочка, в которой он мог хранить свой клястер с редкими жуками СССР, половина из которых уже вымерла, а, следовательно, имела   и историческую ценность.
Как жалко  что на тот момент, салабон Петрович не задумывался о том, что свою редкую  коллекцию он может в дальнейшем «загнать» за бешеные бабки какому-нибудь фонду Сороса, что помогло бы им лишний раз утвердиться в мыслях о геноциде советского человека в отношении редких видов.
Наш герой поставил институт в сложное положение, (об этом в дальнейшем он, конечно, узнал – от ректора за бутылкой домашней наливки); ради пытливого студента был создан целый факультет по изучению жизни и миграции столь редкого и столь нужного советскому обществу жука-коробейника.
Юный Ваня первым осмелился вытащить этот вопрос на повестку дня равнодушных граждан. Этот маленький, тщедушный убогий жучок был известен тем, что только он, единственный, никоим образом не создавал проблем для советского сельского хозяйства. Петрович, будучи идейным комсомольцем, посчитал, что заслуги несчастного жучка умаляются перед обществом.
На вступительном экзамене в институт, Петрович написал яркое, и потому замеченное сочинение, в котором он резко осудил гусениц, тлей и прочих колорадских жуков за антисоветское отношение к сельскому хозяйству, но при этом  расписал заслуги неизвестного доселе жука-коробейника, который не только не портил урожай великой страны, но и приносил пользу в виде разрыхления почвы под картофелем, который в результате должен был дать небывалый урожай, что подтверждали сравнительные графики Петровича, где всем известный дождевой червь в сравнении с жуком-коробейником давал пару сотых процента от невиданных успехов вышеупомянутого насекомого.
Пока юный Петрович обучался на мелиоратора земли русской, Хрущев успел развернуть реки взад-вперед, осушить и заново наполнить болота, но самое страшное, что к диплому Петровича жук-коробейник вымер.
Весь...
Комиссия, принимающая экзамен у молодого и заикающегося парня, уже знала, что работать по специальности ему не придется, самые старые члены комиссии еще видевшие Колчака, в ужасе (на всякий случай), падали в обмороки.
Экзамен сдан.
Молодой специалист Иван Петрович с завтрашнего дня едет поднимать целину на благо Родины!
Тут прослезились те члены комиссии, которые в обморок не падали, а председатель комиссии уже не таясь, рыдал в три ручья.
Назавтра поезд нес молодого специалиста в степи Казахстана.
«Все-таки, распределение – это хорошее изобретение Советской власти, - думал чубатый Ванька, смоля козью ножку в тамбуре, и не забывая посматривать в сторону своей плацкарты.  И даже когда наступало время обеда, его соседи – старый аксакал в бурке, запахом напоминающий мощи его дедушки, и таинственная казахская женщина лет пятидесяти со своим грудным ребенком, который не отнимался ни на секунду от груди, постоянно кивали головой, соглашаясь с выпускником, что дело у Петровича важное. Собеседники кивали головами, попивая топленый верблюжий жир, который топили тут же – в переносной буржуйке.
- Товарищи казахи, - распалялся Петрович в особо жаркие дни, одурманенный запахом топленого жира и томимый голодом, - жук-коробейник – это наше будущее, Вы, -  в этот момент его осоловевший взгляд ощупал все эти жующие рожи, - присутствуете при историческом моменте, мы получим небывалые урожаи пшеницы, кукурузы, гречки, - взгляд его поднялся выше.
- Казлоф, афец, - подсказал аксакал.
- Козлов… Овец, - повторил Петрович, представляя вышеперечисленное на вертеле. Наконец, тяжелый студенческий вояж закончился, и Петрович со своим латаным-перелатаным чемоданчиком, среди ночи, был выпнут безжалостным проводником на темный перрон; там, как ни странно, его никто не ждал.
К утру вконец оголодавший и разозленный Петрович, уже знал казахский в идеале, настолько, что в полдень он уже раскладывал свой нехитрый скарб в общежитии мелиораторов имени Жанбека Елеусова. Когда Ваня перекусил вяленой кониной, любезно предоставленной ему комендантом,  протер запорошенные песком глаза, то уселся на свою койку, которую кроме как шконкой, назвать было нельзя, и окинул взглядом свои новые хоромы. 
Петрович никак не показал своего удивления – ведь его соседями оказались спортсмен-отличник Жанынбек из Алма-Аты, не снимающий бурки даже в самую жару, и смазливый Нурсулбай, которому при сильном воображении можно было пририсовать младенца, сосущего его большую грудь.
На следующее утро в комнату холостяцкого общежития вбежал радостный староста, он энергично пожал руку новому специалисту, на ломаном русском попытался объяснить ему то, какие надежды возлагает на него социалистическое сельское хозяйство, и позвал молодое дарование в степи.
Уже позже Петрович узнал, что кафедра его была расформирована по причине вымирания жука-коробейника, но только планирование советского хозяйства могло закрыть глаза на сей печальный факт и сделать вид, что пресловутый жук-коробейник жив, а Ваня, будучи ответственным комсомольцем, в свою очередь старался не подвести руководство партии.
Так, подогреваемый духом жука-коробейника, их сотрудничество продолжалось несколько лет, пока очередной генсек не отменил продовольственную программу в  степях Казахстана.
Вспоминая это, Петрович часто разглядывал глиняного жука-коробейника, которого вылепил ему сосед Жанылбек. Жук был непростой – в самом интересном месте у него было отверстие, подув в которое, можно было извлечь разные душещипательные звуки; таким образом, его коллеги как бы намекнули, что нужно делать с этим жуком и объясняло то, почему его казахские приятели так быстро помогали собирать нехитрый скарб Петровича, уезжающего на родину.
Петрович залпом выпил граненый стакан забродившего кумыса, пару раз дунул в жука,
- Жанылбек, Жанылбек, - сквозь скупые слезы пробормотал наш герой, - где ж ты сейчас? Так и мыкаешься с кизяками из-под сайгаков, или как я – нашел нормальную работу?
Молчание было ему ответом, лишь где-то в коридоре протяжно и грустно выл Карма – ему снова не поменяли лоток…