Глава V. На краю земли

 ЗАЧЕМ И ПОЧЕМУ
Интересно было бы  установить те стимулы и движущие силы, что толкнули меня с юной женой и наших друзей на край земли – в прямом смысле слова, хотя красный диплом давал право выбора любого места будущей работы. На первый взгляд, бесшабашность, трактуемая ныне как безбашенность. Но ведь решение принято обдуманно и целой группой отнюдь не авантюристов.  На одной из более поздних встреч с однокашниками ныне покойный однокурсник, сам выбравший для работы опытный завод СО РАН в Н-ске, выразился вполне определенно: поехали за деньгами. Конечно, это совсем не так. Во-первых, какие там платят деньги, мы не имели никакого понятия. Но главное – даже те, что были, мимо проплыли: Н.С.Хрущёв снял льготы как раз к моменту получения первой северной надбавки в марте 1960 года, а правительство восстановило их за год или два перед нашим отъездом, когда стала ясна вся пагубность этого шага. Тем не менее, мы отработали, что положено и сверх того, не считая судьбу несчастной, а жизнь не-состоявшейся. Как раз  наоборот.
Для меня лично большую роль сыграла романтика, навеянная книгами путешественников и исследователей – Пржевальского,  Семёнова-ТяньШанского, Козлова, Арсеньева – или  о мореплавателях и землепроходцах – Седове, Дежневе, Скотте, Амундсене, ну и так далее. Это с одной стороны. С другой – нудное однообразие крестьянско-сельского быта. Помню тоску и зависть, которые охватывали меня во время прополки бесконечных рядов заросшей травой картошки, когда я видел высоко в небе пролетающий самолет и белый след инверсии. Чувство, которое испытывали, наверное, многие. Будто настоящая жизнь проходит мимо. Сейчас, занимаясь на даче простыми обыденными делами, я искренне сочувствую тем, кто находится в несущихся в голубой и холодной безжизненной синеве неба самолётах: Куда? Зачем? Как закончите? Подлинная-то жизнь, а не погоня за призраками, находится  здесь, на земле, на грядках и полях.
Позднее попытался сформулировать значимые цели жизни. Получилось три альтернативных варианта. Профессиональная карьера. Деньги. В Советское время они не совпадали. Наконец, разнообразие впечатлений, возможность повидать и  познать мир, испытать себя. По третьему варианту и прожил. Ещё не до конца, но что именно так получилось в результате, уже ясно.

ПЕРВЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
Что касается приключений, их могло бы быть и поменьше. Начались они уже в пути, когда мы с женой Галиной отправились в путь поездом до Находки. На какой-то станции типа Ерофей Павлович побежал с молочной широкогорлой бутылкой на тесёмочной подвеске за кипятком – в те времена общедоступный кран с кипятком на каждой станции был нормой, зато в вагонах титанов не было. Поезд был прикрыт товарняком, я что-то замешкался, и он «ту-ту» без меня, только последний вагон мотнулся на стрелках, и исчез вдали -  с Галей и вещами. Я в домашнем трико, тапочках и с бутылкой. Побежал к начальнику вокзала, тот успокоил, что скоро идет экспресс, который догоняет наш, и он меня на него посадит. Билет и паспорт мне передали уже на следующей станции. В отличие от нашего переполненного поезда это шёл полупустым.
Ночью разговорились с одним из подсевших на какой-то станции пассажи-ром. Такого невозможно придумать! Он оказался выпускником нашего факультета и нашей специальности предыдущих лет. Вспомнили преподавателей, аудитории, общих  знакомых и т.д. Оказалось, в глухих местах Восточной Сибири, где берут истоки притоки Амура, они строят корпуса военных кораблей, которые потом сплавляются до океана. Много чудес в нашей необъятной стране было. Ещё больше стало. Только не чудес, а фокусов.
Проходит день, другой, а догнать поезд с Галиной не получается. Так и гнался бы до самого океана, если бы не догадался дать телеграмму, чтобы мою дорогую с вещами сняли с поезда и задержали до моего прибытия. Дальше мы уже не расставались до конца пути. Хотя до него было далеко. Если быть совсем точным, сейчас уже ближе, но, тем не менее, мы его ещё не достигли.

МОРСКОЙ ПЕРЕХОД
Дело было в конце августа, и когда мы прибыли в Находку, откуда дальше путь пролегал морем, то столкнулись с огромным наплывом северян, торопившихся из отпусков к началу учебного года. Собралась вся наша компания, и вместе мы пробились в ряды пассажиров 2-го класса на комфортабельный теплоход «Александр Можайский», который курсировал в те годы на линии Находка-Нагаево. Один из однокурсников опоздал. Прибыл, когда билеты закончились. Остался дорогущий люкс. Собрали деньги, какие были, взяли люкс – рядом капитанская каюта, буфет и всё такое, включая фужеры и посуду. Там мы всю дорогу и пропадали, расходясь по каютам только на ночь. Не смущало даже то, что второй люкс, говорят, областной прокурор занимал.
Пролив Лаперуза проходим ночью. Слева сахалинский мыс Анива с маяком, справа огни Хоккайдо, за кормой уходит вдаль светящийся след от винтов корабля. В старых своих записях нашёл характеристику этого замечательного корабля. Водоизмещение 14500 т, длина 157 м, ширина 17. Две турбины по 7500 лошадей стремительно влекут нас в неведомое будущее с хорошей скоростью – узлов 14-15. Красиво и романтично, как в кино. Но недолго: началась качка. Не то, чтобы штормовая, но чувствительная. Большая часть пассажиров залегла в каютах. Мы героически держимся. С помощью судового бара, который у нас под боком. Через 4 суток 14 часов пути входим в Нагаевскую бухту. Справа и слева сурового облика сопки, впереди амфитеатром домики, домишки и настоящие белокаменные городские дома – хорошо знакомая картина каждому, кто прибывал в Магадан морем.

НАС ТУТ НЕ ЖДАЛИ
В отделе кадров рыбтреста, куда мы прибыли согласно бумагам, некоторое недоумение: не ждали. Оказывается, заявки они давали регулярно, но этим дело и ограничивалось: так как никто не приезжал. Холостяка Г.Киселёва они ещё могут где-то пристроить, но семейного… Не соглашусь ли я поехать кое-куда дальше? Странный вопрос, я что ли затем ехал, чтобы в городе оседать? В городе провели дня два. Первую ночь в т.н. «транзитке» - комната примерно на 20-25 коек на 4м километре. Нормальная обстановка, всё путем. Позднее узнал, что это бывший пересыльный лагерь. Вторую ночь провели у Геннадия, которому уже выделили коттедж, более похожий на жилище аборигена.
 Довольно оперативно согласовали мое дальнейшее перемещение, и 19 сентября мы отправились в Северо-Эвенск, где базировался Наяханский рыбо-комбинат, но не всё так просто. За 2 с небольшим часа на самолёте ИЛ-12 добра-лись до Гижиги – там полоса более подходящая, назавтра на Ли-2 перелетели к месту назначения. Неприютная, продуваемая всеми ветрами тундра, скудная рас-тительность кустарникового типа, кругом камни, галька, полуголые сопки и очень много серо-свинцового пустынного моря. Убогие одноэтажные деревянные строе-ния, контора, непременная  радиостанция с мачтой приемной антенны. Не раз и не два приходилось в дальнейшем бывать в таких местах, общим для которых остается чувство большого облегчения на душе, когда видишь их из окна самолета, который тебя оттуда уносит куда подальше.
Поселили нас в пустующем кабинете рыбокомбинатовской конторы, и мы ещё недели две ждали решения нашей судьбы. Чтобы не заскучал, а может в порядке контроля моей подготовки, поручили поставить на колеса ленточный транспортер, чтобы использовать для выгрузки сыпучих грузов. Полез по справочникам искать величину угла естественного откоса для разных сыпучих материалов, чтобы рассчитать угол наклона. Выделили пару человек рабочих, сварщика, и мы соорудили нечто невообразимое. С помощью ручной червячной лебедки можно было менять угол наклона транспортера. Радовались все вместе, когда удалось реализовать замысел. Дальнейшая судьба моего первенца конструкторской мысли осталась неизвестной, мнение заказчика тоже как-то не проявилось.

ДАЛЬШЕ НЕКУДА
 Дальше с нами решили просто: отправить на зиму глядя ещё дальше – на рыбозавод Таватум – сейчас этот поселок значится на Google как нежилой. Он размещался в обильном рыбой месте и давал хорошие результаты в путину, а в остальное время обслуживался коллективом человек в 50. По 5-6 месяцев в году поселок бывает полностью отрезан от мира, если не считать 120 км по сопкам и тайге на собачках с двумя ночевками, так что для поддержания работоспособности механизмов и жизни людей толковый механик нужен был позарез. А где такого возьмешь? Вот меня и послали. Часа четыре в пустынном предзимнем море на плашкоуте с грузом соли. Волны, ветер, брызги. Холодно, но температура явно плюсовая. На мне полуботиночки, легкое пальтецо, какая-то кепчонка на голове. И Галя экипирована соответственно – без мехов и утеплений. Настроение бодрое. Тревоги или озабоченности – никакой. Напротив, абсолютная уверенность, что о  нас позаботятся и всё будет хорошо. Хотя никого ни о чем не просили и никаких условий не ставили. В прилив пристали к берегу, вода ушла, мы на суше. Часов через 6-8 она вернется, разгрузка должна быть закончена, буксир с пустым плашкоутом уходит на зимний отстой, навигация заканчивается.
Директор  рыбозавода Дмитрий Иванов  – невысокий подвижный шатен, весельчак и заводила (как пом выяснилось) – в  озабоченности. Хотя его по рации предупредили, он несколько озадачен. Пацана прислали, можно ли на него положиться и куда   поселить? Спрашивает, справлюсь ли с трактором ДТ-54  в случае необходимости. А чего с ним не справиться, если я на АТЗ практиковался и видел, как и из чего его собирают. Дима повеселел. Можно отпустить тракториста, который давно просился отсюда, и для нас освобождается «коттедж» примерно 4х4 метра с минимумом мебели и посуды. Так было везде: в этих местах люди скарб с собой не таскают. Есть печка, кладовка, окна-двери целые – словом, домик вполне жилой. Так мы начали самостоятельную жизнь. Это был наш с Галиной первый дом, откуда я уходил на работу и возвращался, а она провожала меня и встречала улыбкой, тёплым словом и горячим борщом.

ПЕРВАЯ РЫБАЛКА
Рядом речка – рыбная, лососевая – но это в путину. Утром вижу вдали деревья, украшенные белыми гроздьями: полярные куропатки уже побелели, хотя снега ещё нет. С другой стороны  к поселку прилегает сопка,  у ее подножия останки сейнера. Потом нам рассказали, что лет за пять до нашего прибытия от землетрясения под Японским морем произошло цунами, это память о нём. Людей спасла как раз эта сопка. Прямо напротив нас – Камчатка. До нее не одна сотня километров, но в ясную погоду видны её горные хребты. Как будто парящие невысоко над водой полупрозрачные призраки. В один из первых выходных мужики приглашают на рыбалку. ЗИЛ-151 загружается пустыми мешками – штук 30-40. Оказывается, под рыбу. Вверх по речке, глубина которой сейчас не более 30 см, примерно через 3-4 км омут диаметром 15-20 м. На зимовку туда набивается несметное количество рыбы. Мужики, обходя по краям яму, заводят невод, и общими усилиями мы его еле вытаскиваем. Рыба полусонная, в основном полуметрового размера. Далее остается только наполнить мешки. Это голец, мальма по-местному. Из породы лосося, похожа на хариуса, но не мигрирует, зимует на месте. Относится к вредным породам, т.к. пожирает икру кеты и горбуши, подрывая ее запасы. Разрешено ловить круглогодично без ограничения. Проехали по поселку, сбросив по мешку у каждого дома – всем хватало. Я свою часть добычи после окунания в воду и обвалки в снегу сложил в холодной кладовке поленницей и лакомился ею всю зиму – до апреля. 
Природа здесь была богаче и живописнее, чем в других местах. Объясня-лось просто: особый микроклимат. Километрах в шести били горячие ключи, даже купальня примитивная была оборудована. Вода сильно минерализованная, не уверен, что были исследования  её свойств. На таких источниках уже был постро-ен приличный и курорт Талая – 240 км более доступный по расположению от Ма-гадана, пользовавшийся хорошей репутацией у колымчан.

В ТРУДОВЫХ БУДНЯХ
Время летело стремительно. Подготовка производства, техники к зиме. Дрова опять же. А главное – имел персональное поручение директора комбината построить за зиму имеющимися силами и подсобными атериалами  фригаторный склад для хранения малосольной рыбы и икры. Схема простая: утепленный торфом склад, под потолком трубы, по которым циркулирует охлажденный льдосолевой смесью до минусовых температур рассол. Всё получилось. Хотя расчеты делались буквально «на коленке». Температура держалась на уровне +2°С. Кроме того, строили тёплый гараж на 2 бокса – для автомобиля и трактора. На электро-станции установили маленький дизель с генератором на случай аварии и для собственных нужд. Поставили токарно-винторезный станок. Кузница была, так что кое-что мы с бригадой механизаторов уже могли.
С техникой были разные нестандартные ситуации, некоторые из них  пом-ню. Прибегает однажды с выпученными от перепуга  глазами тракторист Миша – появился у нас такой, из освободившихся зеков, спокойный и работящий парень. Оказалось, выхлоп идет частично через заливную горловину радиатора. Ясно, прокладку головки блока пробило. Полдня работы. Другой раз, это было в сильный мороз,   при запуске обнаружилось, что пускач крутит дизель в обратную сто-рону. Он двухтактный, и в ВМТ поршень не смог преодолеть нагрузки и пошел об-ратно. Однажды произошло более серьезное происшествие: пошёл в разнос вспомогательный дизелёк – всего-то два цилиндра, а шуму наделал – дико по по-росячьи взвыл, как мотоцикл на гонках. Погас свет. Собственно, это и было при-чиной аварии: пропало возбуждение генератора и нагрузка обнулилась. Моторист Семёныч перетрухал и  убежал на улицу. Я наощупь  нашарил и включил рычажки декомпрессора, которые фиксируют клапаны в открытом состоянии. Это устройст-во позволяло  дизель запускать обычной заводной ручкой. Раскрутишь его как па-тефон, потом быстренько включаешь клапаны, и он начинает свою песню. Картина  открылась впечатляющая, жаль, что эти детали я не мог отправить на родную кафедру для коллекции. Заглушки в блоке выбило давлением шестеренчаой водяной помпы. Шатуны болтались на шейках вала с люфтом 5 мм – растянулись, но не лопнули шатунные болты. Днища поршней были пробиты клапанами. Движок давно своё отслужил и был списан, мотористы восстановили его по своей инициативе – и вот, такой финал. Семёныч пополнил набор своих «подвигов» ещё одним героическим эпизодом. Как мне рассказывали, капитан судна выгнал его из команды после того, как, будучи на вахте в машинном отделении, он задремал и проворонил команду «Стоп» с мостика. Катер на всем ходу врезался в пирс. Серьезного урона не случилось, но на море такого не прощают. Списали на мою голову.

ОТНОШЕНИЯ С ЛЮДЬМИ
В целом были очень хорошие, но складывались они порой непросто. Вспо-минаю такой случай. Просыпаюсь часа в 3 ночи и слышу работу дизеля электростанции. Что-то случилось, такое не полагается. После 12 ночи свет всегда отключался. У радиста был свой мини-движок на бензине. Оделся, пошёл проверить. Вижу – дизель работает, моторист спит. Не стал будить, заглушил и пошел досыпать. Утром около 8 прихожу на станцию, моторист (Виктор Хомутов) медвежьей комплекции хватает паяльную лампу и бросается на меня. Отбиваю нападение, в схватку не вступаю. Потом узнал: ночью катером прибыл директор комбината, и моториста попросили с полчаса повременить с отключением, чтобы поужинать.  А тут я. Подставил как бы беднягу перед начальниками. Но те уже давно спали сами и ничего не заметили. Я никому жаловаться не стал, к мотористу никаких претензий, кроме того, что заснул на вахте, но и об этом знаю только я сам. Как он, бедняга, потом мучился, приносил извинения. В дальнейшем стал моим лучшим другом и помощником, попутно втянув в ряд авантюр.
У нас была мотодори – килевая лодка с дизельком 20 л.с., приличной грузо-подъемности и с хорошими мореходными качествами. На ней ходили на птичьи базары за яйцами. Головокружительные скалы высотой 40-50 м над бушующим морем. Птичьего дерьма полно, кое-где проброшены полусгнившие верёвки. Никого эти яйца особо не интересовали, и в рационе они занимали нулевую позицию, но пропустить такое приключение невозможно. Основную массу птиц составляли кайры, местное наименование – ары. Много стремительных, как молнии, топорков – черных с кавказским горбоносым клювом. И бакланы, бакланы. Считается самой бесполезной и глупой птицей. Идёт прямо на людей, к костру. Мясо несъедобно из-за рыбьего запаха. Яйца баклана тоже несъедобны, их невозможно сварить вкрутую, являются идеальным слабительным. Иногда над новичками подшучивают, угощая их бакланьими яйцами.
Но это не всё. На медведя раза три ходили. Видели, стреляли, убежали. Не мы, медведи. От медведя не убежишь. Эти похождения проходили в выходные. Белые ночи, светло. В море на плавающих ледовых полях рёв морзверя стоит круглосуточный, у них брачный сезон. Возвращаясь домой на небольшой быстроходной лодчонке под мотором «Москва», решили сократить путь, и пошли через залив шириной около 20 км напрямую. Когда оказались на максимальном расстоянии от берега – 5-6 км – попали в сильную струю ветра, который как из аэродинамической трубы вырывался из берегового распадка (Пёстрая Дресва). Волна не успела разыграться, но с крутых барашков ветром срывало водяную пыль, которая залила зажигание и нас промочила до нитки. Короче, нас понесло в открытое море. Виктор бросил всё, схватился за вёсла и начал грести изо всех сил. Тщетно. Берег неотвратимо удалялся, а мы замерзали – температура была около нуля, но с водой и ветром. Догадались плеснуть в ведёрко бензину и поджечь. Появился костерок, у которого можно было отогреть закоченевшие руки. Потом от  безысходности ситуации я начал импровизировать. Открепил мотор, затащил его в шлюпку, оторвал где-то на животе кусок сухой рубашки, протер провода и свечи, разок-другой дернул пусковой шнур. И тут случилось чудо. Мотор затарахтел! Хомутов моментально преобразился, перебрался на корму, не заглушая, воткнул его на место. На средних оборотах, чтобы не залить лодку волнами, попробовал дать ход. Получилось. Минут на пять. Но теперь мы уже знали, что надо делать. Проделав такую процедуру три или четыре раза, выбрались из ветреной полосы. Трудно было поверить, стоял почти полный штиль. Но сзади были видны белые гребни и туман из водно-солевой пыли. Прибыли часа в 4 утра. Молча разошлись поспать, к 8 на работу. Днём помалкивали, хвалиться было нечем. Ситуация до сих пор представляется одной из наиболее критических, пережитых в те годы. Но, увы, не единственной.

БЫЛА КОМСОМОЛЬСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ
Человек восемь. Не помню, чтобы мы увлекались проведением собраний, заседаний, работа была иная. На складе нашли бухту вязальной проволоки, которая применялась при упаковке слабосолёной сельди в ящики. Протянули линию вдоль улицы и к Октябрьским праздникам дали в дома радио. Это было событие. О транзисторах тогда ещё и не помышляли.
Потом какую-то самодеятельность организовали.Никогда не забуду позорный факт моей биографии: вылез на сцену читать стихи и позабыл слова. Под Новый год горку для детей соорудили и ёлку в клубе поставили. Словом, жили нормальной полноценной жизнью.

ЖИЗНЬ НЕ ОСТАНОВИТЬ
На Новый год  Галя должна была возвращаться в Томск для завершения учёбы. Вопрос не дискутировался: надо. Иначе я поступить не мог. И вот она, сна-ряженная по всем правилам, в кухлянке, валенках, теплой шапке – собрали, что было, чем-то люди помогли – уехала на собачках с надёжным каюром в райцентр и далее. Чтобы через полтора года возвратиться с дипломом специалиста ещё более красивой и желанной. Но до этого времени ещё надо было дожить.
Север себя проявлял вполне реально. Основные продукты питания были сухими: картошка, капуста, лук, яичный порошок. Остальное, кроме рыбы, консервированное. Сколько оно хранилось, пока попадало к нам на стол, никто не знает. Говорили о низком содержании кислорода, о магнитных бурях, об авитаминозе – и о многом другом. Помню состояние дикой слабости и дрожи в коленках после некоторой физической нагрузки, особенно это проявлялось весной. Да и зимой тоже. Однажды пришлось рубить мерзлую древесину. Какую-то дорогу расчищали в таежных зарослях. Замах есть, а руки не держат. Топор вырвался и улетел метров на двадцать. Хорошо, никого на траектории не оказалось.
С началом весны пошла сельдь. Весенняя, нерестовая – с икрой. По-хорошему её надо было бы не тревожить, пусть множится. Но понемногу ловили. Нужда была в стране острая, устанавливали квоту. Тут штука ещё в том, что лов ставными неводами вели местные национальные колхозы, для которых это было традиционное занятие и доход. Прикочевали, поставили палатки, пригнали откуда-то кунгасы – пошла путина. Как оказалось, люди довольно дикие. Слесарь Вася Зайцев, прибывший сюда годом раньше, рассказывал, что, опасаясь божьей кары, они не хотели принять в свой круг своего же товарища-рыбака, который свалился в воду, но был нашими ребятами спасен.  Мол, нарушил волю богов, которые хотели его забрать к себе. Дело решилось вечерним камланием, когда неудачнику сменили имя. А в наш сезон учудили другое. Молодой мужик-эвен из ревности убил жену и стрелял в себя, тяжело ранил. Отправили на самом быстром катере, какой был, в район. Минут через 40 возвращаются с приспущенным флагом. Ясно, на борту покойник. Похоронили несчастных здесь же неподалёку.
Таватумский период длился менее года, уже в июле стало ясно, что хоро-шей рыбы в этом году здесь не будет. Меня отозвали на комбинат. Я и не возражал, тем более, что по местным масштабам мне тут уже становилось тесновато и скучно. А главное, помнил, что в Таватуме для Гали нет  работы по специальности. 

ГЛАВНЫЙ МЕХАНИК КОМБИНАТА
В северных условиях высока текучесть кадров. Люди приезжают, уезжают, ищут более подходящее по условиям труда и жизни места. Не прошло и года после моего приезда на Колыму, как мне уже предложили пост главного механика комбината. Правда, с приставкой и.о., но это ничего не значит, надо было работать только в полную силу. Должность такова, что когда всё в порядке, тебя никто не видит и вроде как ты тут ни при чем. Но как только что-то сломалось, остановилось – ты в фокусе внимания. Работа заключалась в том, чтобы всё крутилось: флот, автотракторный транспорт, станочный парк, дизельная электростанция, а главное – технологическое оборудование, эти бесчисленные центробежные насосы от двухдюймовых «малышей» для перекачки тузлука до рыбонасосов с улиткой в 200-250 мм, а также транспортерные ленты в сотни метров длиной, грузоподъемные механизмы, внутренний транспорт в виде всяческих вагонеток, электрокар, тележек. Не говоря об электросетях: везде времянки, соль и сырость – убийственное сочетание, причем, в самом прямом смысле слова.
Летний период – особое время. С одной стороны – одна за другой путины: весенняя селедочная, летняя лососевая, осенняя селедочная, зимняя – подледный лов наваги. С другой – это время подготовки техники и механизмов к зиме, время приобретения и доставки  новой техники и запчастей. Чего и сколько надо – это одна сторона, а что и в каких комплектациях имеется на складах и базах Магадана – совсем другая, большей частью, не совпадающая. От оформления заявки до ее исполнения срок от 3-х до 5-ти лет, дело связано с сезонным фактором и навигациями. Так что я получал заказы по заявкам моих предшественников, а мои заявки достались кому-то в наследство. Даже когда появились большие самолёты, на них полагаться было сложно – авиаперевозки сильно дороги, а под «железо» к тому же нужны спецрейсы. Вот и крутись в этих обстоятельствах. Тем не менее, сейчас, охватывая взором этот период, сам поражаюсь, как много было сделано, какой  спектр событий укладывается в ограниченные отрезки времени. Чтобы не запутаться, держу перед собой единственный и бесспорный документ – трудовую книжку, открывающуюся датой 25 августа 1959 года.

ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С КОЛЫМСКОЙ ТРАССОЙ
Много времени проводил в Магадане, как правило, останавливался у Геннадия. Впрочем, что значит останавливался? Ночевал. Дел была масса. Самых разнообразных. Имел от директора комбината Василия Егоровича Шилова доверенность на право подписи платежных документов и чистые подписанные им бланки с печатями. Хотел бы я видеть, такую ситуацию сегодня. Вопросы решал большей частью самостоятельно, со связью было не очень. Правда, у нас были свои мощные береговые радиостанции и на всех морских судах, но сеансы, как правило, рано утром и поздно вечером. Набирал на складах подходящие типо-размеры подшипников, дефицитные запчасти, резервные агрегаты, вплоть до ди-зелей и автотракторной техники, если повезёт. Всё это надо упаковать для мор-ской транспортировки, доставить в порт, погрузить на баржу или плашкоут. В общем, сплошная рутина и никакой романтики. А где взять машину для доставки? Держали свой грузовик. Но на сей раз он оказался в капремонте в Спорном – где-то 450  км по Колымской трассе. Не долго думая, оформил на себя доверенность, взял в карман пару ключей с отверткой, и отправился получать машину из ремонта. Туда прибыл  к обеду, до вечера оформил документы, рабочие в цехе прикрепили деревянный кузов к раме, и прямо в ночь я отправился в обратный путь. Бы-ла осень, на перевалах снег, местами гололёд. Машина после ремонта не обката-на, идёт тяжело, хотя и пустая – всё же ЗИЛ-151. Заправляясь в очередной раз, обратил внимание, что горючее она жрёт непомерно много, примерно в  1,5 раза против нормы, которая и без того велика – 46 л/100 км пути, и до города на имеющемся запасе на доехать. Что делать? Пошёл к мужикам-водителям советоваться. Оказалось, всё дело в ограничительной шайбе, которую завод ставит ме-жду карбюратором и коллектором на период обкатки. Она сильно увеличивает со-противление и вызывает дикий перерасход. Я, конечно, этого не знал. Пригодился взятый в путь инструмент. Полчаса делов, шайбу удалил – и двигаюсь далее с чувством большого облегчения. Можно осторожно глянуть по сторонам, осмотреться. Но дорога требует максимального внимания. Мосты узкие, не разъехаться. С одного из них меня чуть не столкнули под откос, причём, на самом выходе. Как потом выяснилось, на трассе действует железное местное правило: преимуществом проезда безоговорочно пользуется тот, кто идет со стороны моря. Логика проста: это груженый транспорт, да ещё с прицепными телегами, ему нужно сохранить скорость для преодоления перевала. А обратно идет почти сплошь порожняк. Таких уроков предстояло получить немало. Отмечу одно: взаимопомощь и поддержку водителей в пути. Если ты остановился вынужденно из-за поломки, ни один не проедет мимо. Остановятся, как бы ни спешили, помогут всем, чем могут, поделятся последним. В дальнейшем у меня был случай, когда через иголочный свищ в шланге к радиатору выгнало масло из двигателя. И я случайно обнаружил, что манометр стоит на нуле, сигнальных лампочек тогда  не было. Первый встречный залил мне масла под горлышко, ни о каких деньгах не могло быть и речи. Только «спасибо». Решение проблемы было простое. Шланги поменял местами, дефектный тщательно обмотал изолентой и поставил на сливную сторону, где нет давления.
Дело близилось к рассвету, когда я вышел на длинный ровный участок дороги в районе Стекольного. Впереди стояла группа машин, вокруг люди. Когда до них оставалось метров 150-200, замахали руками. Я по тормозам – не тут то было. Как ехала, так и едет. Хватило ума не давить намертво, а слегка подтормаживая постепенно снижать скорость. Конечно, я их проскочил, остановился метрах в 50 далее. Слез, вернулся: «Чего махали?» «Так гололёд же, куда ты так несёшься?» Действительно, даже стоять приходится осторожно, тем более идти или ехать. Поблагодарил – и дальше в путь. Серым осенним утром добрался до города. Впервые Магадан открылся не с морского побережья – амфитеатром, а со стороны трассы, с перевала 4-6 километров. Дома внизу по всей долине, вдали шпиль телевышки, за ним серая гладь Нагаевской бухты в обрамлении сопок.

СИТУАЦИИ БЫЛИ РАЗНЫЕ
Между тем, обострилась ситуация на дизельной электростанции рыбокомбината, которая обеспечивала энергией весь райцентр. Тихоходные моторы Челябинского производства работали на оборотах 1050  в минуту, но вентиляторы охлаждения через шкивы с ременным приводом крутились быстрее, и у них периодически отрывались лопасти, угрожая жизни окружающих и сохранности техники. Я разыскал на складе виброскоп и произвел замеры амплитуды и частоты колебаний головки блока  работающих двигателей, составил таблицу результатов. Они существенно различались, и я мелом пометил их в порядке убывания номерами от первого до последнего. До конца смены №1 не доработал, через несколько часов крыльчатку разорвало. Так мы научились выявлять  и  прогнозировать опасность. Надо было идти далее: балансировать крыльчатки. Дело нехитрое, но… Как выяснилось, квалификация механика станции Захарова была такова, что он при ремонте и профилактических работах даже не различал, какая крышка от какого шатуна, они у него были обезличенными. Тут могло случиться  что угодно.
Повседневные мелочи подчинялись стратегии производственного плана. Это рыба, рыба, рыба – будь она неладна. С весенней путиной мы прогорели. Впереди безрадостная перспектива убытков, отсутствия премий и масса унизительных и чреватых серьезными неприятностями разборок на всяческих активах и балансовых комиссиях. И тут директор принял гениальное, хотя и авантюристическое решение: открыть приемный пункт и перерабатывающую базу на острове Недоразумения. Есть такой в 20 км от Магадана – буквально большая скала площадью 4,5 квадратных километра – с площадкой не более 150х70 метров, пригодной для строительства и бухточкой на 2-3 сейнера. Там не было н и ч е г о. Даже кострища. Правда, позднее обнаружили стоянку периода неолита, но мы её не заметили. Прибыли туда «с вещами». В смысле – стройматериалы, техника, люди. Поставили утепленные палатки для людей, сарайчик для дизель-генератора, навесы и клетки для размещения громадных брезентовых рыбозасолочных чанов 3х3х1,2. Естественно, кое-какой пирс, рыбонасосы для приема улова с сейнеров, несколько прожекторов для освещения рабочей площадки в ночное время. Работа шла не по часам, а по таблице приливов-отливов. Словом, к поступлению первой рыбы мы этот остров обжили и приготовились к работе.

ЗАПОМНИЛИСЬ АВРАЛЫ.
К примеру, пришла баржа с солью. Все – от директора до сезонников – вы-шли на разгрузку: надо было управиться за приливно-отливной период, летом это 6-8  часов. А там минимум 100 тонн груза, что составляет 2000 мешков по 50 кг. Это много. Сначала было легко и весело. Все идут медленно, как верблюды в ка-раване, а ты – молодой, сильный – вбросив этот несчастный мешок на плечо бы-стро, почти бегом, взбегаешь по трапу, кидаешь его в штабель – и дальше тем же темпом. Минут через тридцать-сорок появляется усталость, хочется присесть, прилечь, но такой возможности нет. Через час-полтора я уже света белого не ви-дел от усталости и ломоты во всем теле, чувствую – сейчас могу рухнуть с трапа вместе с мешком. Вспомнилось, как с Б.Чуевыми Ю.Мечёвым мы однажды студетами в Томске за ночь разгрузили баржу с цементом. Так здесь ещё хуже было самочувствие. Возможно, это и есть влияние северных факторов. Потихоньку выскользнул из  каторжного конвейера, и, покачиваясь без ветра и вина, побрёл в палатку отлёживаться. Никто не попрекнул, работали безденежно, кто сколько мог. В другой раз работа на пирсе шла ночью, при свете прожекторов. И вот один из них начал барахлить: то потухнет, то погаснет, как говорят остряки. Это уже мои проблемы. Не знаю, где был электрик, я не стал его искать, а сдуру под дождичком с ветром полез на монтерских когтях устранять неисправность. Обошлось.

КТО ИЩЕТ, ТО ВСЕГДА НАЙДЁТ
В целом жили и работали дружно, каких-то дрязг или конфликтов не было, хотя народ разный, порой со сложными судьбами и дурными привычками. Но жизнь – не мною сказано – сильная вещь, и даже здесь временные сезонные рабочие порой создавали  семьи, отгораживали закуток в общем бараке, вечерами после работы, в выходные сооружали собственные хибарки,  создавали какой-то уют, видимость семейного быта. Жили уединенно, развлечений для досуга мало. Можно было порыбачить в свободное время, но эта рыба уже обрыдла всем. Остров небольшой, хотя и живописный, как в фильме «Остров сокровищ», однако для прогулок и отдыха малопригоден. По выходным можно было побывать по неотложным нуждам в городе, отправляли большой катер-буксир. И вот однажды, когда только что отчаливший корабль ещё набирал ход, бежит бригадир, следом его супруга поспешает. «Давай на БМК буксир догоним, у жены аппендицит, срочно к врачу надо», - кричит. Мне долго объяснять не надо. Отцепляю катеришко, давлю стартер, сектор газа до упора, полный вперед. Это был водометный буксирный катер, спроектированный для нужд лесосплава и применявшийся у нас для сообщения с судами на рейде – это 300-400м от берега. Размером с нынешнюю мотолодку «Прогресс» и мощным двигателем ЗИЛ-120. Тягу он развивал в 1 тонну, но скорость не более 20 км в час при никудышней мореходности, поскольку корпус у него имеет форму утюга. Вышли из бухты, до буксира не более чем 500 метров, но у нас из-за волны резко упал ход, рации нет, они нас не видят, поскольку, как все нормальные  люди, смотрят вперёд, а не назад. Километров через 5-6, когда с большим трудом мы чуть-чуть поравнялись с буксиром и нас заметили, как-то сразу и безнадёжно заглох мотор. Не нужен был диплом механика, чтобы понять: кончилось горючее. Пока  нас цепляют на буксир, прибрасываю. Если бы не заметили, то через полчаса нас прибило бы к скалам, где прибойная волна от удара выбрасывает фонтан брызг метров на 5 в высоту. Раскатало бы мой корабль в фольгу. Ещё раз обошлось. Навстречу идёт сейнер. Запросили, оказалось, как раз к нам. Перебросили ему конец от моего судёнышка, и он благополучно доставил домой. На всё – часа полтора-два, а впечатлений на всю оставшуюся жизнь. Как мне потом услужливо доложили, бригадирская чета спешила на аборт. Можно сказать, божья кара рядом прошла. Но выводов я опять никаких не сделал.
Следующее памятное приключение подобного рода было связано с этим же катером БМК, но уже и полный бак  бензина не облегчил ситуации. К тому же, был абсолютный штиль. Редко, но бывает такое, когда на горизонте не отличишь, где кончается вода и начинается небо. Группа рабочих попросила в выходной день перевезти их на берег, который всего в 3-х км, чтобы пособирать грибы и ягоды. Уже пошла брусника и, возможно, была жимолость. Почему бы и нет? Народу загрузилось под завязку. Потихоньку пошли. Тут не до лихости, да и корабль не тот. И вот когда мы оказались примерно на середине пролива, откуда ни возьмись по-является громадный кашалот и начинает с нами играть.  Веду себя с ним, как с собакой или зверем, т.е. пытаюсь не замечать. Как шел, так и иду. Трудно сказать, сколько это продолжалось, такие моменты растягиваются во времени. Вода имеет температуру 5-6 градусов, до берега – что туда, что обратно – полтора-два кило-метра, все в теплой одежде и обуви, кругом никого на много миль, спасательных средств на четверых, а нас человек пятнадцать. Последнее, что помнится – настоящая лобовая атака. Он пошел прямо на нас со встречного курса. И когда до столкновения оставалось метров пятнадцать, начал под нас подныривать. Долго-долго перекатывалась его блестящая чёрная спина, уходя в воду прямо под моторку. Томительные секунды… Ничего! Не зацепил. И больше не появлялся. Охота на грибы как-то поугасла, всем сразу захотелось обратно домой…
Ни в одной книге не встречал подобного эпизода. Возможно, впрочем, что очевидцы таких эпизодов книг не пишут.


ЗАТЕЯ УДАЛАСЬ
Эпопея с временной базой на острове Недоразумения себя оправдала. Расположенная на час хода ближе к району лова и почти на пути следования сей-неров, она очень удачно перехватывала рыбаков, идущих с уловом. Не вникал в цифры, но помню завершающую операцию – поездку в банк для получения денег для расчета рабочих и специалистов. Нас было человек пять. Было ли у кого ору-жие, не знаю, не интересовался. Вообще для служебных поездок в отделе кадров держали карабины, впоследствии мне приходилось этим пользоваться. Но это от медведей. Свою долю груза я нёс в сетке-авоське, небрежно завёрнутой в газет-ную бумагу. Никаких эксцессов не случилось, все получили, что полагалось, во время, расстались довольными. Меня ждала запущенная и холодная холостяцкая квартира в Северо-Эвенске.
История с Недоразумением имела продолжение. Под новый 1961 год трест издал приказ о передаче базы Магаданскому рыбокомбинату. Готовенькой, освоенной, на ходу. Я был в составе передаточной комиссии. Прибыли туда вертолётом ясным зимним днём, кажется, в январе. Спорных ситуаций не возникло, с делами покончили быстро. Обратного транспорта нет. День, другой. На третий или четвёртый день я не выдержал, обмотал унты кусками брезента, чтобы не про-мокли от соли, покрывающей обильным слоем морской лёд, и отправился пешком. Когда находился примерно на полпути, высоко в небе протарахтел вертолёт за нашей комиссией. Минут через 20-25 так же проследовал обратно. Смертельно усталый, добрёл до  берега подальше за портом, где ледоколы не тревожили лёд, преодолел приливно-отливные трещины, выбрался на земную твердь. Это было приятно. Всегда думал, что там 30 км, сейчас посмотрел достоверные источники, оказалось всё же только двадцать. Но мне хватило досыта. Отлёживался на квартире Геннадия в горячей ванне, это было уже настоящее блаженство.

ПОСЛЕДНИЙ ВИЗИТ
Этой же зимой судьба ещё раз свела меня с Таватумом. Там затеяли ремонт одного из дизелей электростанции, и директор попросил съездить проконтролировать это дело. Ехать пришлось на собачках с известным в те времена каюром Аптикеевым, которого в просторечии именовали Аптюшей. Рассказывают, что, будучи делегатом профсоюзной конференции, на вопрос анкеты о пребывании за границей он указал, что бывал в Буксунде. Это оленеводческий совхоз в соседнем административном районе. Загрузили нарту всем необходимым – это 250-300 кг, включая еду для собак, а  я  в легкой и тёплой кухлянке решил идти на обычных спортивных лыжах на ботинках. Был уже примерно март, держался хороший наст, и я мчался растопырив полы по ветру как под парусом, не отставая от упряжки. Впереди неё маячить было чревато, свора могла увлечься в погоню и порвать. А так – одно удовольствие и полная безопасность. Устанешь, в гору или против ветра тропа повернет, можно ухватиться за конец верёвки и ехать на буксире. Маршрут был интересным, продвигались довольно быстро, и особых трудностей не предвиделось. Пока не вошли в таежные заросли. Снег рыхлый, мягкий, следов никаких нет. Выбрались на русло какого-то ручья, дело пошло веселее. Пока я не оплошал. На полном ходу влетел в полынью. Глубина всего 25-30 см, но промочил ноги и с разгону хлопнулся на четвереньки. К счастью ночлег в избушке, именуемой поварней, был недалёк.  Аптюша помог переобуться, сменить одежду, к утру всё высохло и мы продолжили путь. Как я и надеялся, никаких серьезных проблем с дизелем не было. Обычное профилактическое мероприятие. Помог собрать, опробовать, испытать – и дня через 3-4 мы пустились в обратный путь.  Проходил он не так гладко. Началась пурга, видимость ухудшилась. Чтобы не потерять друг друга, пришлось снять лыжи и пристроиться пассажиром. Я видел, что Аптюша перестал командовать и пустил упряжку самоходом. На мой вопрос он пояснил, что вожак у него опытный и ему не надо мешать. Действительно, собачки посерьезнели, перестали взыгрывать и цапаться, тянут дружно, только хвостами крутят. Через некоторое время вышли на поварню, и хотя еще было светло, приняли решение здесь заночевать. И так на двое суток. На третьи каюр начал каким-то особо оценивающим взглядом осматривать свою тягловую силу. Оказалось, приценивается, какую из них не жалко пустить на суп. Потом вышел,  поскрипел вокруг домика, слышу – выстрел мелкашки. Возвращается довольный с трофеем: подстрелил белку, и теперь собачки могут спать спокойно. Белочку сварили, была очень приличная горячая мясная похлёбка, не хуже, чем когда-то из сусликов, которых мы ловили и варили с моим школьным другом Борей Божко. Метель тем временем прекратилась, и дальнейший путь прошел без осложнений.
Таватум сегодня стал нежилым, а приемно-перерабатывающая база на Недоразумении существует и сегодня, относится к Тауйскому рыбокомбинату, который на самом деле размещается в Армани – недалеко от острова. С ней мы ещё встретимся чуток позднее.

НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ
Не знаю, чем руководствовалось начальство, когда перебрасывало на но-вое место работы. Возможно, затыкали очередную кадровую прореху. Так я стал главным инженером Ямского рыбокомбината, который располагался в посёлке Брохово на длинной галечной косе, отделяющей огромный Ямский лиман от моря. Территориально до Магадана стало вдвое ближе, но счастья не прибавилось. Во-первых, аэропорт был в Ямске на другой стороне лимана примерно в 30 км. Сообщение летом по воде, зимой по льду, в межсезонье вообще никак. Во-вторых, здесь летали только АН-2: маленькие, тихоходные и сильно зависимые от погоды. Работают только в пределах прямой видимости. Погода вроде хорошая, а сообщения нет, так как перевалы закрыты облаками или туманом. Внешняя сторона дела не изменилась: те же проблемы, вечная нехватка чего-то, постоянные авралы и соответствующая униформа, в которой самый экзотический элемент – длинные рыбацкие сапоги с завёрнутыми наподобие мушкетерских ботфортов голенищами. Так к ним привык, что даже в Н-ске пару завёл и уже, работая в ВПШ, иной раз в них щеголял.
География прежняя, но положение уже было иное. Началось с того, что в первое же утро на новом месте ко мне пришла женщина. Явно настроеная на скандал. Потом узнал, что это была жена одного из капитанов комбинатского флота по фамилии Морозова, и без всякой дипломатии в лоб поставила вопрос. Как главному инженеру мне отводится 3-комнатная квартира, а они с тремя деть-ми ютятся в однокомнатной. Когда я, не вступая в дискуссию, сразу предложил поменяться, она от радости утратила дар речи. Мне это ровно ничего не стоило, проблемы были в другом.
Шире круг ответственности и спроса. По должности на меня легла ответственность за безопасность людей, поскольку по должности я оказался председателем экзаменационной комиссии по проверке знаний ИТР и мастеров в области ТБ. Пришлось срочно штудировать тома инструкций и наставлений, но этого часто бывает недостаточно. Район очень сложен по условиям мореходства. Сильные приливно-отливные течения, меняющие направления дважды в сутки, высокие колебания уровня воды, открытость ветрам и отсутствие укрытий. Шторма сумасшедшие, уличные туалеты переворачивало. Иной раз морская волна перехлёстывала косу и скатывалась в лиман. Буквально накануне моего приезда здесь, в окрестностях Ямских островов разбилась баржа «Татьяна Маландина», названная в память комсомолки, погибшей от рук уголовников, и унесла жизни восьми человек. Немного позднее мне тоже предстояло тут пройти крещение. Приняли в новом коллективе хорошо. Директор Заболотный – могучий мужик 110 кг весом, оберегал меня, как мог. Авторитет его был таков, что он никогда даже голоса не повышал. Когда шел на доклад к управляющему трестом, выпивал стакан спирта. После доклада выпивал стакан воды из графина, и только тогда захмелялся – рассказывали о его приколах. Разумеется, я старался его не разочаровать. Грамотный помощник, не только технически, но и грамматически, был ему весьма кстати.

ЭКЗАМЕН НА МОРЕ
Основной грузопоток шёл через рейд. Корабль становился в километре от берега, буксир тянул к нему плашкоут, на который принимали грузы. Всякие, от стройматериалов до болгарского конфитюра, который мне до сих пор памятен. А потом таким же манером в обратном направлении отгружали рыбопродукцию. И вот один из наших ведущих капитанов заявляет, что не может выполнять эту ра-боту, так как дизель глохнет в самый неподходящий момент, и волна бьет судёнышко о стальную стенку парохода, как о скалу. Это было мое первое испытание на новом месте – разобраться и устранить причину. Прибыл на борт. Отдали дань морскому гостеприимству, после чего  оправляю капитана спать. Сам с мотористом спускаюсь в машинное отделение. Прослеживаю весь путь топлива от основ-ной емкости – танка до топливного насоса дизеля. Между ними расходный бачок литров на 20 с водомерным стеклом, которое мне показалось подозрительным по цвету – какое-то мутное, особенно внизу. Снимаем крышку на шести болтах. За-пускаю туда руку, и кисть погружается в осадочные массы, накопившиеся на дне бачка за годы работы слоем около 5 см. Промыли, вычистили. Тут и прилив по-доспел. Капитан сомневается, что там можно сделать за 2-3 часа, когда они с этим второй сезон маются. Я сказал ему, что остаюсь на борту на время первого рейса. Излишне говорить, что мотор работал безупречно.
Пригодился опыт экспедиционной работы. Комбинат кроме основной базы имел два рыбозавода. Очень приличный с лесопилкой и посадочной полосой в Тахтоямске и полузаброшенный приемный пункт в нежилом поселке Туманы. Отправлялись первым рейсом, открывая навигацию. Льды отошли в море, можно было пробираться по разводьям. Выходить из лимана в море надо через бутылочное горлышко шириной 50 метров. В прилив там сильнейшее течение в сторону лимана – заливается океанская вода, уровень которой повышается. В отлив – наоборот, с той же энергией она выливается обратно. Мы, конечно, с погрузкой замешкались и выходили, когда вода во всю могучим потоком устремилась в морские просторы. Нас несло, как при сплаве по горной реке. Дальше – как в кошмарном сне. Катер, имеющий более глубокую осадку, цепляет килем дно и останавливается. Сзади на него летит громадная груженая баржа. Расстояние всего  на длину буксира – где-то около 100 м. Шкипер успевает вывернуть руль, и она про-носится мимо на расстоянии 2-3 м от нашего борта. В голове прокручиваются мысли: сейчас силой инерции она развернет буксирным концом катер лагом и повалит на бок. Это дольше рассказывать, чем делать. Я перепрыгиваю на борт баржи, и пытаюсь отпустить якорь. Это довольно просто, отключаешь стопор лебёдки, и якорная цепь с грохотом сыплется в воду. Баржа замедляет ход и останавливается, не причинив вреда катеру и людям. На судне командует капитан. Но в этой экспедиции я был старшим по должности и ответственным за ТБ. Случись что, даже не хочется думать о последствиях. Также как и в том случае, если бы я поскользнулся, промахнулся, оступился. Вылавливать меня в теплой одежде и тех самых сапогах, да ещё при таком течении, просто некому бы  было. Не было никакой ругани, разборок, поисков виновников. Начальство об этом происшествии , даже не узнало. Там была странная аномалия: расстояние всего 8-10 км, а радисвязи нет.
Обсохли, переждали отлив, подошла следующая вода, и мы отправились далее по маршруту уже без приключений. Правда, несмотря на лёд, была сильная качка. Мёртвая зыбь от далёкого шторма. Все были чем-то заняты, вести баржу во льдах непросто. Молоденький кок свалился с приступом морской болезни. В нача-ле навигации бывает почти со всеми, потом организм быстро приспосабливается. Проголодались. Я взял инициативу на себя: поставил на плиту 4 кастрюли, налил по половинке воды, чтобы не выплёскивалась через край, насыпал в каждую по паре стаканов гречки, кинул по банке тушенки. Через час или полтора было пол-ное счастье для всей нашей экспедиционной команды, о происшествии даже не вспомнили.
После практики Недоразумения работа на рыббазе в Туманах особого тру-да не представляла. Навес там был. Поставили рамы, натянули брезентовые ча-ны. В проходе и далее до пирса из деревянного бруса проложили рельсы, сверху набили обручное полосовое железо и пустили вагонетку с тяговым тросом от лебёдки. Можно было принимать рыбу.
Летом после 18-месячного отсутствия приехала моя любимая жена.  Какая же она была молодая и красивая, а я - счастливый Работы по профилю подготовки для неё в Брохово не было, во время вынужденного отпуска она даже побывала со мной на той дальней точке. Шла красная рыба, причём сплошным валом.  На берегах рек было полно жирующих медведей, и я сопровождал её на прогулке с карабином, заряженным боевыми патронами. Обратно возвращались на катере по свежему морю, при ярком свете солнца. Волны блестели, разбиваясь на тысячи сверкающих брызг о форштевень  судна, а носовая часть зарывалась в воду до якорных клюзов. Образная картина к моей любимой песне с припевом: «Всё было, всё было, и любовь была.»  В дальнейшем на такие шаги я её не привлекал, и правильно делал. Всё же не женское это дело. В результате – моя любовь и сейчас со мной рядом.

В КОСМОСЕ МАЙОР ГАГАРИН
На весеннем рыхлом льду в дальнем конце лимана на глубину около 4-х метров провалился трактор С-80. Тракторист не пострадал, успел выскочить. Машину надо было вытаскивать. В отливное время с бригадой моряков и механизаторов отправились на 3х или 4х конных санях в экспедицию. Взяли с собой рацию.  Все с сидорами, работа предстояла тяжёлая. Я велел все продукты сдать одному из мужиков, которого освободил от всех дел и назначил ответственным за кормёжку. Всем это решение пришлось по душе, можно было спокойно заниматься делом. Дело срочное, авральное, но суеты не терпит. Прорубили подходы, заложили «мертвяки», завели троса через блоки. Седьмым концом с помощью другого трактора – позаимствовали в соседнем колхозе - приготовились тянуть. Я почему-то находился внизу на морском дне, цеплял троса к утопленнику как последний боцман. Вода ушла, но грязи было достаточно. Сверху ледовый покров, сквозь пролом виднеется далёкое небо. Может и не запомнился бы этот не такой уж знаменательный эпизод, если бы не информация, которую именно в этот момент передал сверху радист: «В космосе майор Гагарин!» А ещё это был 24-й день рождения Гали. Как молоды мы были, и как давно это было! 

ПРОСТОЙ И ЛЕГКОЙ ЖИЗНИ НЕ БЫВАЕТ
Понятно, что работа была здесь смыслом жизни, быт и всё с ним связанное потом. Питание для такой интенсивной нагрузки было скромным, на  консервах. Брать рыбу в цехе или у рыбаков было неловко, а организовать торговлю никому в голову не приходило. Зачем, если по ней ходишь? Часто, возвращаясь вечером домой, я находил на подоконнике сверток с красной икрой граммов на 500, который забрасывал через открытую форточку кто-то из мастеров-икрянщиц, проходивших мимо с работы. Так и не узнал, чья это была забота.
С работой для Галины надо было что-то делать. На открытие аптеки (она провизор) надежд не было, там и больницы приличной не существовало, лишь фельдшерский пункт. Решили, что она возвращается в Магадан и приступает к работе по специальности, это было очень важно, т.к. у нее, как раньше и у меня, трудовой стаж начинался с нуля. А после окончания путины я мог что-то предпри-нять для воссоединения нашей семьи. Так и сделали. Дни моей броховской эпо-пеи пошли по обратному счёту. Покидая после завершения путины этот малопри-влекательный край, хорошо помню, что из 120 кг моего багажа более 80 состав-ляли книги. Пришлось катером добираться до Тахтоямска, а уж там ожидать са-молёта. Это был всё тот же неизменный АН-2, с которым приходилось иметь дело при любой поездке в областной или районный центр.
Исповедь моя была бы неполной, если бы не коснулся ещё одного сюжета, увы – драматического. За время моего пребывания на посту главного инженера было два смертельных несчастных случая. Дело это серьезное, за него можно не только поплатиться должностью, но и попасть под суд. Сейчас я понимаю, что ме-ня поберегли и прикрыли как молодого и недостаточно опытного работника, но выговор я всё же схлопотал. Сначала утонул шкипер одного из плашкоутов. Точнее, он пропал. А уж позднее его нашли выброшенным волнами на берег кило-метрах в 6 от посёлка. Пирса с морской стороны у нас там не было, и плашкоуты ставились на якорь метрах в 70 от берега. Близко, а недоступно. И бедняга соорудил себе лодчонку из фанеры размером с обычную ванну. Сам спускал и поднимал её на борт без посторонней помощи. Предполагается, что она и стала причиной его гибели. К тому же, как обычно, любил выпить и делал это с завидной регулярностью. Дело было поздним вечером, свидетелей не нашлось. Его непосредственным начальником был капитан нашего флота. На его и моё счастье со-гласно записи в судовом журнале бедняге был оформлен отгул, т.е. он был в не-рабочем состоянии и находился на борту только как по месту проживания. 
Второй случай произошел в Туманах. Мастер держал в руках шланг, перекачивая тузлук, когда кабель пробило на корпус, и он хлопнулся на спину, наткнувшись затылком на некстати подвернувшийся металлический штырь. Всё произошло мгновенно. Было, конечно, расследование, которое выявило грубое нарушение со стороны пострадавшего действующих правил. В то время, как сам он только что прошёл полное обучение, успешно сдал комиссии экзамен и получил право инструктировать и допускать к работе других. Печально.
Сейчас, когда я описываю события тех лет, складывается отчетливая картина интенсивной и насыщенной жизни, полной конкретных дел и ощутимых результатов. Ещё два-три года такой работы, и я мог бы возглавить один из этих комбинатов в качестве директора. Между тем, никаких перспектив для себя в этой сфере я не видел, настроение было безрадостным, мне казалось, что я попусту теряю время, и лучшие годы жизни уходят впустую. Потому что работал не по специальности, которой я гордился и дорожил. И, естественно, постепенно утрачивал квалификацию, которую получил в институте. Броховские события усилили этот настрой. Так что дальнейший крутой поворот моей судьбы морально был уже подготовлен всем ходом предшествующих событий.
Получил направление в Ольский рыбокомбинат, расположенный в райцентре, где была работа для Галины. Удивляюсь, но в процессе всех этих скитаний по прибрежным закоулкам области я не помню, чтобы были проблемы с жильём. Впрочем, так происходило и в дальнейшем. Единственная задержка случилась при переезде в Новосибирск, когда нам пришлось жить 8 месяцев в секции обще-жития на Мичурина 5, пока мы не получили ключи от новенькой 3-комнатной квар-тиры. Правда, далековато от работы – у «Золотой нивы». В Оле мы жили прямо через дорогу от конторы рыбокомбината. Район пригородного типа: он окружал Магадан со всех сторон и содержал его на своей территории. Расстояние до областного центра составляло тридцать километров, но они были непреодолимы для сухопутного транспорта из-за отсутствия моста на реке, его построили не-сколько позднее. Морем тоже дорога была неприемлемой, поскольку надо было огибать контур причудливо изогнутой береговой линии, что удлиняло маршрут раза в четыре. На севере такие шутки нередки: близкое не означает доступное.
Этот период работы – сравнительно непродолжительный – как-то совсем не отложился в памяти. Конкретными техническими проблемами почти не занимался. Правда, за исключением одного случая. Прибегает разъярённая молодая женщина. Даже не знаю, кто её ко мне направил, видимо, руководствуясь инстинктом самосохранения. Ругается на чём свет стоит. Правда, пока культурно, без матюгов. Оказывается, это была заведующая новым детским садом, который накануне моего приезда ввели в эксплуатацию, и там плохо работало отопление, мёрзли и простывали дети и женщины. Пришлось идти разбираться. Осмотрел систему, всё сделано по проекту, смонтировано качественно. Начал на ощупь искать то место, где трубы из горячих делаются холодными. В конце концов, нашёл целый закуток где-то в дальних помещениях первого этажа. Вызвал слесаря, отвернули пробку, удалили грязевую массу. В общем, задачка для сантехника третьего разряда. И на это тратить жизнь и лучшие годы? Душевная тоска не проходила.   

КРУТОЙ ПОВОРОТ
Однажды глухим декабрьским вечером, где-то около 12 ночи раздался сильный стук  в окно. Телевизоров тогда не было, на работу вставать рано, словом, мы уже спали. Пока я проснулся, сообразил, в чем дело, оделся и прочее, стукача и след простыл. Ну, и бог с ним. Значит, так надо было. Утром узнал, что меня избрали вторым секретарем райкома комсомола, хотели спросить согласия и представить активу, но не достучались. Так я стал комсомольским работником. Коллеги ИТР откровенно недоумевали: хоть бы уж первым, а то лишь вторым. У меня как раз в это время заканчивался годичный кандидатский стаж, после которого принимали в члены партии, и особенно противиться не было возможности. Формула была четкая: «Партия сказала – надо, комсомол ответил – есть». Честно сказать, я к тому времени уже как-то «засветился». Во-первых, таватумскими делами. Во-вторых, с полгода перед этим был районный актив рыбаков, на котором директор предложил выступить вместо него, а посоветовать, о чём сказать, не догадался. А я, как только попал на трибуну, с азартом небитого кочета врезал всем от души и под завязку: про нехватку запчастей и накопившиеся неликвиды, о встречных перевозках и бюрократической волоките, о бестолковщине в использовании сезонников, ну и так далее.
Поводов действительно было много. Директор мой только удрученно головой качал, и не понять было, в знак сочувствия или осуждающе. На мероприятии присутствовал Павел Яковлевич Афанасьев – первый секретарь обкома партии, из кондовых довоенных кадров послеоктябрьской формации. И вот он встает в президиуме – тогда манера была такая – прерывает, и, показывая на меня пальцем,  обращается к сидящим в зале со словами одобрения и поддержки. Сейчас только я понимаю, что иначе он не мог поступить, так как сам бы тогда оказался среди тех, на кого я «катанул бочку». Наверное, из-за его поддержки этот эпизод прошел для меня безнаказанно. Впрочем, возможно, я ошибался, когда так думал. Безнаказанно ничто не проходит.