Жизнеописание

2015.
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ.

В двадцать лет я нарисовал картину "Гибель греческих Богов". На ней были изображены Олимпийские Боги - бесстрашные и самопожертвенные, которых отделяли от обезумевшей толпы воины Спарты. Так я представлял себе в то время мир. В продолжение этой темы я изобразил на полутораметровом холсте невинного человека, безбоязненно вошедшего в камеру к людям, испытывающим бессильную злобу перед его невинностью. Потом я написал "Вакханалию" в подражание Рубенсу. С этими работами я пошел в художественные учреждения, чтобы начать учебу. На стенах там  висели дремучие пейзажи, а в приемных комиссиях везде были художники с крестьянскими лицами, которые видели во мне врага, а ко вступительным экзаменам не допустили. Я же был уверен, что я художник, а они нет. Затем я нашел на макулатурной свалке сочинения Плутарха, о котором до этого момента ничего не слышал, после чего уже не мог жить без его сравнительных жизнеописаний. Посетив Эрмитаж в Ленинграде, я был потрясен Рубенсом, так что он и Гойя, а затем Клод Моне оказали на меня самое неистовое влияние. Увидев в магазине грампластинок на бывшем Калининском проспектк "Гибель богов" Вагнера, я был так заинтригован, что немедленно купил их и стал слушать. Так я познакомился с "Кольцом Нибелунга" и прочими сочинениями Вагнера, без которых теперь я не мыслю свою жизнь. Занялся изучением философии Гегеля, которая потрясла меня своей загадочностью и в то же время какой-то неведомой мне простотой. Перед этим я познакомился с Френсисом Бэконом, который показался мне прост, но изящество слога которого меня восхитило. И так, изучая Гегеля, слушая Вагнера, Верди, Гайдна, Моцарта и всех остальных великих композиторов, я обретал самосознание, о наличии которого и не подозревал в безднах пролетарской культуры, но смутная тоска по которому вела меня. Я стал стихийным автодидактом и только через некоторое время узнал, что им был и Лейбниц, великие сочинения которого привнесли в мой дух гармонию.
Множество фигурных композиций утеряны. Одна из них была "Явление Брежнева народу". На ней изображался он в окружении льстецов на лестничном пьедестале, вокруг толпа юродивых и беснующихся. В левом углу я перед мольбертом, на котором "Паяц" Гойи. Тоска моя по человечеству украшалась только музыкой, философией и живописью. Рядом с метро Маяковская появилась секция карате и я стал ходить туда. Это был великолепный период жизни. Затем у меня появилась семья, так что днем я работал, вечером писам картины или занимался спортом. Через какое-то время у меня стали покупать картины и я ушел с работы. Перед этим я долгое время находился под влиянием Клода Моне и Гогена, так что написал много экспромтов в их честь, которые раздал всем желающим, поскольку хранить их мне было негде.
Постепенно у меня появилась потребность найти живопись, которая мне еще была неведома, но которая полностью захватила бы меня своей таинственностью и понятностью. Эти два критерия и стали для меня главными. Через абстрактно-сюрреалистические трансформации я, наконец, избавился от зримых образов и сделал серию рисунков, в которых уже не было ничего привычного и известного, но которые поражали и захватывали своей непонятно каким образом появившейся жизненной силой. Так я стал наполнять светом эти небывалые конфигурации и так появился фотохроматизм. Фотохроматизм - это конфигурация, обращенная в будущее и наполненная светом и временем. Время и свет стали для меня основными компонентами жизни. Это и есть начало искусства.
Так что я написал множество фотохроматических работ, каждая из которых сияет своим индивидуальным светом и навечно погружена во время. Помимо живописи я написал немало сочинений на философские темы, поскольку нельзя полагаться на суждения других людей о искусстве в то время, когда находишь что-то новое и никому не известное. Так, одновременно с живописью я развил свое понимание ее настолько, что насквозь вижу тех, кто что-то о ней говорит. Вижу меру их компетентности или, напротив, полное невежество и предвзятость.
Поскольку картины не являются изображениями чего-то, они в принципе не могут иметь названия: это всеобщий, абстрактный дух творения. Он обращен к человеку, проникает в него и совершает там творческую работу. Названия необходимы только для обозначения картин, для того, чтобы отличить одну из них от другой. Для меня приятны музыкальные аналогии, поэтому картины фотохроматического периода имеют названия музыкальных произведений. Это нужно и для того, чтобы человечество в современном выражении видело гениев предшествующих времен. А выражены ли они в живописи, музыке, поэзии или философии - не имеет значения. Дух во всех выражениях один и тот же. Это дух эпохи, времени, никогда не стоящий на месте и обращенный в будущее.