Попутчик. Вот так я оказалась не права

Я ехала в поезде Гомель-Гродно. Приятное чистенькое купе обещало такое же приятное путешествие. Я люблю ездить на поездах. Оказавшись в купе, начинаю вить гнёздышко на время путешествия, достаю необходимые мне вещи, может быть, книгу, которую читаю, может быть, блокнот или ноутбук, чтобы делать путевые записи, приношу чай. От всего этого на душе рождается тихая радость, разливающаяся на всё купе, которую может потревожить только … ещё один пассажир этого купе. Или, не дай бог, несколько. Тогда моя тихая радость обиженно сворачивается до размеров моего сидения и бурчит себе под нос: «не сидится им дома» или «в другом купе что ли мест не нашлось». Но ничего не поделаешь – поезд – транспорт общественный.

И вот только я уютно расположилась, как в купе вошёл ещё один пассажир. Мужчина лет пятидесяти-шестидесяти, аккуратненький, слегка суетливый. Он вошёл в купе, и мне почему-то повеяло папой. Может быть, возраст этого человека или манера держаться? Даже спину он держал как-то очень похоже на папу – слегка нагнувшись, не потому что места мало или человек спрятаться хочет, а потому что, и здесь нельзя было вовсе ошибиться, человек не хотел никому мешать, создавать неудобства.

Стал распаковывать свои вещи. Я с сожалением подтянула под себя ноги на своем купейном месте, понимая, что одной сладко ехать уже не получится. Ну, что ж поделать. «Хорошо, что хоть место нижнее» - утешила я себя и погрузилась в свои дела и размышления, при этом иногда  поглядывая на чужака-соседа украдкой, одновременно разгадывая для себя загадку, кто этот человек по профессии.

Сосед разложил свои вещи, достал папку с бумагами и стал их перелистывать и внимательно изучать, складывая их на сиденье и столе купе в стопочки. Так продолжалось часа два. Я погрузилась в просмотр фотографий на своём ноутбуке. Но вот сосед по купе вышел, а на его месте остались лежать белые листы бумаги, на которых крупным размашистым почерком было написано «вырашаны наступныя задачы», «запланаваны патрэбныя вынікі». Я подумала: «Ах, вот что! Ещё один пустозвон педагогический». Такой пафос! Не люблю педагогику. Хотя в моей жизни она заняла почти десятилетие. От того и не люблю. Хотя причин этому много. Но сейчас не об этом. Что было, то было. Как психолог я привыкла называть вещи своими именами. И вот сижу в купе, укрыв коленки тёплым клетчатым одеялом, и думаю, вот о чём эти великие фразы «запланировано», «вырашана» – да не о чём!  И переключилась опять на свои фотографии.

Мужчина вернулся в купе, от него исходило какое-то беспокойство. Он рылся в своих бумагах в поисках чего-то, затем стал звонить по телефону. Как я поняла из разговора, своему сыну. Он просил его найти адрес того места, куда он ехал и способы туда добраться. У них с сыном были, судя по происходящему, достаточно тёплые и заботливые отношения, потому что сын несколько раз перезванивал ему, что-то уточняя на счёт места и времени прибытия поезда.  Но ситуация не сильно от этого прояснялась, сосед по купе продолжал беспокоиться, и это стало напрягать уже и меня.

Я уже в открытую посмотрела на его листы и увидела, что на одном из  них у него записаны адреса зданий моего университета. Мне захотелось ему помочь. Я спросила у него:  «Вы, не знаете, как добраться? Я работаю в этом университете, куда Вы, похоже, едете». Он удивился и обрадовался, что я могу ему быстро помочь.

Мне стало любопытно, с какой целью же он едет. Оказалось, что едет он обсуждать свою докторскую диссертацию. Я в этом поезде возвращалась с обсуждения своей кандидатской. Мы пожелали друг другу успеха в наших научных делах. Я поинтересовалась его темой, всё еще в полной мере ощущая в себе скепсис в отношении педагогики. Простите педагоги, но в науку педагогику я не верю. Мужчина, тонко уловив моё отношение к науке педагогике, чуть смущённо пожал плечом и сказал: «Знаете я и сам не долюбливаю педагогику, но моя докторская диссертация посвящена истории педагогики, и это мне очень интересно». Тогда я спросила: «Простите, а как звучит Ваша тема?». “Гісторыя педагагічнай думкі ў Беларуси  у 10-17 вяках”. Я заскрипела внутри себя от скуки.

Чуть прищурив глаза, попутчик сказал: «А знаете ли Вы, что в нашей Беларуси в 14-17 веках начальное образование было лучше и качественнее, чем в Европе? В Европе, конечно, существовали старейшие университеты, но остальные люди были безграмотными, а у нас.., вот один путешественник в своих воспоминаниях пишет: Я был удивлён, что на рынке в Вильно все такие образованные и торговцы читают, и дети и даже женщины». Он продолжал рассказывать.

Оказалось, что у этого человека очень интересная работа. По-своему глубокая и интересная. Как-то он о ней рассказывал с чувством собственного достоинства, без излишнего пафоса. Только глаза при этом у этого сухонького человека лет шестидесяти оживились и увлажнились. Он тихонечко скромно улыбался, по чуть-чуть делясь своими мыслями в ответ на мои вопросы.

В какой-то момент мне стало неловко, что я донимаю этого простого и интересного человека своими расспросами. Но мне и вправду было очень интересно. Я поблагодарила его за рассказ, и он углубился в подготовку к своему завтрашнему выступлению…


 Он и сейчас рядом со мной по другую сторону столика в купе, похрустывая огурчиком, ест, и совсем не подозревает о том, что я пишу о нём рассказ, так как мой компьютер развёрнут в другую сторону. Приятного ему аппетита.