О сциентизме и антисциентизме

1. Постановка вопроса

В современном споре между сциентизмом и антисциентизмом первому из них принадлежит ведущая роль в общественном сознании. Во многом это результат деятельности системы общего образования, чья цель вполне ясна: подготовка человека к социальному взаимодействию с другими людьми. Научное знание в данном случае согласовано, а потому универсально. Другой аспект, привлекающий на сторону сциентизма – достижения т. н. научно-технической революции, которые позволили решить многие социальные проблемы. В этом свете отрицание авторитета науки выглядит кощунством, поэтому антисциентизм в глазах поборников позитивного знания непременно несёт негативную коннотацию. Но так ли это на самом деле?

Сциентизм это идейная позиция, провозглашающая главной культурной ценностью науку, которая считается единственно верным критерием для взаимодействия людей с окружающим их миром. Идейная позиция, но не мировоззрение, заметим. Научное знание во главу угла поставили позитивисты, которые решили в своём познании мира опираться на «позитивные», т. е. подтверждённые данные, полученные эмпирическим (созерцательным) путём. Они же отказались от метафизики и предали её осуждению, тем самым отказавшись от рассмотрения первопричин сущностей. Ф. В. Лазарев и М. К. Трифонова говорят в этой связи следующее: «История познания показывает, что любые принципы и посылки науки, любые первичные, исходные абстракции рано или поздно ставятся под вопрос. Но научная рациональность не допускает такой ситуации, когда учёный хотел бы одновременно провести доказательство и поставить под сомнение основоположения, на которые это доказательство опирается. Безупречная доказательность строгого научного рассуждения начинается с нестрогих, часто лишь интуитивно постигаемых посылок и понятий; “абсолютная точность” доказательства отплачивается “абсолютной неточность” начала». Отказ от метафизики значил для позитивистов отказ от построения общей теории, позволяющей охватить мир во всём его многообразии. Они пошли другим путём – путём дробления старой умозрительной философии на специальные теории, опирающиеся, как уже было сказано, на сенсорные данные человеческих органов чувств. Такой подход оказался результативным в отношении познания материальных феноменов мира, но бессильным в попытках обобщения полученного опыта, – ведь общее всегда больше суммы его составляющих. Стремлением к созданию общей теории позитивисты (а вслед за ними и неопозитивисты) озаботились в итоге потому, что всё-таки возобладало желание получить непротиворечивую картину мира, но построенную на научных основаниях. И это желание вполне присуще сциентизму – без этого триумф науки будет неполным.

Мы упоминали выше, что современный сциентизм не является мировоззрением. Ведь мировоззрение – это система взглядов, установок, убеждений, определяющих понимание мира, места в нём человека, и вытекающие из этой системы ценностей ориентации людей, стратегии их поведения и деятельности. Сциентизм же слепо придерживается авторитета науки, возведённого в ранг догматики, и отрицает абсолютно всё, что не подпадает под критерий научного знания, поэтому и является лишь идейной позицией. Сциентизм оперирует количественными понятиями и соотношениями, мало заботясь вопросами ценности плодов науки для человека – т. е., вопросами качества. Именно поэтому «научное мировоззрение» – недостижимый идеал и вместе с тем оксюморон.

Но учёные продолжают неуклюжие попытки доказать обратное: к примеру, описать вселенную языком математики. Здесь прослеживается общее стремление сциентизма уподобить любую область человеческого знания точным наукам. Невозможность этого уже была доказана Баденской школой неокантианства через применение в различных науках понятия эксперимента, т. е. повторяющихся алгоритмов действий, дающих всегда одинаковый результат; после этого все здравомыслящие люди отказались смешивать номотетические и идеографические науки (образно говоря, точные и гуманитарные). Преследуя задачу свести мир к формальной логике (а именно для этого и нужна математика как универсальный язык), сциентизм старается низвести его до уровня своего понимания. Тем самым сциентизм свидетельствует, что он куда более примитивен, чем отрицаемые ним общие теории – философское и религиозное мировоззрение, объединные самими сциентистами в обширную категорию антисциентизма.

Является ли антисциентизм тем, чем его склонны видеть поборники бесприкословного авторитета науки – отрицанием науки? Нет. Но он является отрицанием её авторитета – это безусловно. Под антисциентизмом можно понимать как эквивалентную сциентизму идейную позицию, так и один из качественно превосходящих его типов мировоззрения. Первая подразумевает здравый скепсис, провозглашающий невозможность науки объяснить всё и вся и воспринимающий науку как нечто утилитарное. Второй, будь он философским, религиозным или даже мифологическим, кроме отрицания догматического авторитета науки предлагает сциентизму альтернативу в виде пусть и противоречивой, неточной, но относительно полной картины мира, в которой человек является субъектом, а не объектом. В любом случае, ничто из вышеупомянутого, кроме мифологии, науку как таковую не отрицает, а, скорее, дополняет: антисциентизм как идейная позиция взывает к конструктивной критике науки; религия не только не отрицает науку, но и находится с нею в значительном симбиозе; философия вообще является методологической базой всякой науки. Так если антисциентизм допускает существование науки как центрального понятия сциентизма, то в чём же суть конфликта?

2. Суть конфликта

Кое-что о сути конфликта мы уже сказали в предыдущей главе, а именно о догматизме сциентизма и плюрализме антисциентизма. Сциентизм не терпит оговорок, не выносит критики и тем самым создаёт парадокс: радея за авторитет науки, сциентизм сам же его и отрицает, т. к. не приемлет главный научный метод – сомнение. Точнее, он им оперирует повсеместно, навешивая ярлыки «донаучное», «околонаучное», «ненаучное» и «лженаучное» всему, чему посчитает нужным, кроме себя. Здесь прослеживается стремление сциентизма не только держать картину мира в строгих рамках, но и любой ценой сохранить эту строгость. Учитывая, что после того как физика поступилась классической механикой в пользу релятивизма, говорить в научной среде о строгих рамках считается дурным тоном, поэтому такое стремление сциентизма выглядит откровенной реакцией. То есть, сциентизм должен вступить в конфликт даже с объектом своего превозношения, но он этого не делает, т. к. будет нарушен главный принцип – поддержание безоговорочного авторитета науки.

С академической точки зрения, природа конфликта между сциентизмом и антисциентизмом ясна: сциентизм выступает его инициатором в одностороннем порядке. Разумеется, всё благодаря своему догматизму и отрицанию любых попыток этот догмат подвергнуть пересмотру. В конце концов, сциентизм и наука – различные понятия. На академическом уровне конфликта между сциентизмом и антисциентизмом, по сути, нет вообще – есть конфликт между наукой и религией, между наукой и философией и т. д. Да и учёный не обязательно должен быть сциентистом – Исаак Ньютон и Блез Паскаль тому пример. Но конфликт не исчерпывается на академическом уровне – он куда более силён на уровне общественном.

Ведь на общественном уровне конфликт между сциентизмом и антисциентизмом является формальным прикрытием для спора между неверием и верою соответственно. Это конфликт не отвлечённых теорий, но смысложизненных ориентиров. Его инициатором на этом уровне также выступает сциентизм – точнее, его адепты. Объектом для нападок из всего спектра условного антисциентизма они выбирают, как правило, религию, т. к. она наиболее плохо укладывается в рамки общепринятого «научного». У философии же интеллектуальный порог для полемики достаточно высок, чтобы его могли преодолеть обыватели – а именно обывателями в своём большинстве и являются адепты сциентизма. Спор с носителями религиознаго мировоззрения даёт сциентистам чувство собственной значимости, чего не может им дать наука; она, напротив, своими достижениями подталкивает к мысли, что человек – один из множества материальных объектов во вселенной. Всё потому, что в науке напрочь отсутствует этика. Отвергая религию, сциентизм отвергает не вековые предразсудки, как ему кажется, но реальную этическую систему. Это по-всякому не умно – быть человеком и отвергать самое что ни есть человеческое: добро, любовь, сочувствие, терпение, прощение, взаимовыручку, – в общем, все положительные людские качества.

Разумеется, что любой здравый человек, увидев вызов сциентизма жизненным устоям и гуманитарным ценностям, не замедлит дать на него симметричный ответ, тем самым автоматически попадая в лагерь антисциентистов, сам того не замечая. Ему-то и дела никакого нет до отрицания науки как таковой, но сторонники сциентизма считают обратное. Настало время сказать пару слов о них самих.

3. Портрет сциентиста

Людская посредственность выражается в подражательности – она заменяет собою творчество. Подражательность можно безошибочно определить по наличию факта следования моде. Мода – свод готовых паттернов для самых неизобретательных. Безо всякого сомнения, сциентизм – это мода. Сциентизм – это ясно, потому что просто, а просто, потому что имеет относительно чёткие рамки. Сами же сциентисты полагают, что сциентизм невероятно сложен и обладает бесконечными возможностями познания, – как и подобает носителям замкнутой в себе идейной позиции, не знающей амбивалентности. Сциентизм – это удобно для посредственного ума: никаких отвлечённых теорий и поисков источников смыслов. Это пища, разжёванная кем-то другим и положенная в рот. Кто не встречал таких людей в своей жизни?

Сциентистам как-то невдомёк, что отвержение религии или философии не делает из них учёных. Но они люди гордые: принимают свою идейную позицию за собственное достижение. Это, как им кажется, даёт моральное право смотреть на других свысока. Яркий тому пример – Ричард Докинз (Dawkins). Его личный вклад в науку сомнителен, но сам он считает себя, тем не менее, успешным эволюционным биологом (если же обратить внимание на тиражи его научно-популярных книг, то, с коммерческой точки зрения, так оно и есть). Опираясь на логический формализм, он критикует креационизм, простодушно объясняя сложность человеческого строения «слепой эволюцией» (игнорируя при этом, как водится, нематериальные аспекты бытия). Конечно же, его аргументы действуют на неокрепшие умы, но по-настоящему грамотной полемики Докинз не выдерживает. Хорошее доказательство этого – недавний спор с Роуэном Уильямсом, бывшим архиепископом Кентерберийским, публично проигранный Докинзом. Докинз, как и подобает сциентисту, «давит» количеством аргументов, но не их качеством. Поэтому его можно «обезоружить» несложным вопросом вроде: «Если следовать логике, без которой немыслима сама наука, то как можно отрицать свидетельства о чудесах веры, тогда как вся доказательная база науки строится на аналогичных сенсорных данных эмпирических методов – наблюдения и эксперимента, и как можно отвергать допущение о существовании чего-либо или кого-либо вне материального мира, если на такой же интуиции зиждется теоритическая база любой из наук?» Будьте покойны: после такого Докинз сломается и придётся нести нового.

И этот метод работает в отношении любого сциентиста. Хотя «бить врага его же оружием», т. е. логикой очевидных вещей, совсем не обязательно. Для преимущества над сциентистом достаточно обладать принципами. У сциентизма принципов быть не может: принципы – это ценностные ориентации, продукт морали, а мораль – из области этического. Раз сциентизм не знает этики, то не знает и принципов – этого спасительнаго якоря в буре любого конфликта.

Другой факт ограниченности сциентизма – постулат о невежестве всех предыдущих веков против просвещённости современности и слепая вера в прогресс вообще. Это свидетельствует об эгоизме носителей данной идейной позиции. Ведь чем, если не этим, можно объяснить отказ сциентистов от любимого ими количиственного принципа в определении преимущества более чем двух тысячелетий существования философии и религии над двумя с небольшим веками позитивной науки?

Но самая характерная черта сциентистов – это дискретность мышления, рамочное восприятие действительности. Сциентисты думают полярно, безо всякой промежуточной градации, и склонны «навешивать ярлыки». Характерным проявлением этого и является формулировка такого пространного понятия как антисциентизм. Здесь мы вернулись к тому, с чего начинали. Вне сциентистского сознания антисциентизма не существует, т. к. он не является самостоятельной категорией и, тем самым, инструментом для самоидентификации: никто не скажет о себе, что он антисциентист, но кто-то обязательно скажет это о другом, тем самым выдав в себе сциентиста. Вполне закономерно, что в этом свете антисциентизм несёт негативную коннотацию, ведь любая идейная позиция без оппозиции рискует замкнуться сама в себе и свариться. И это не licensia poetica, не простая фигура речи: согласно второму началу термодинамики, в условиях замкнутой системы все виды энергии со временем перейдут в тепловую.