ДТП из шестидесятых

    Костя жил в пятиэтажном доме без лифта, естественно. А по ступенькам на самый верх зазря подниматься кому охота? Вот поэтому, когда кто-нибудь из его друзей хотел узнать, дома Костик или нет, то он не бежал наверх, как угорелый, а кричал ему снизу. Друзей-приятелей у Кости хватало, и целый день слышалось: «Ко-стя! Костян, выходи!» Соседи даже жаловались иногда маме, что невозможно окно раскрыть – сплошные крики с улицы. А улица сама по себе была тихая, спокойная, хотя почти в самом центре города. Тем слышнее и неприятнее казался всякий посторонний шум. Правда, не все приятели Костика непременно орали. Кто-то зимой кидал снежок в окно, а летом какой-нибудь маленький камушек. Могли пулькой из рогатки стрельнуть. Игорь Ровин свистел тоненько коротенькими позывными. А второгодник Федотов прикольней всех придумал – завёл специальную дубину. Он прятал её в кустах, а когда приходил к Косте, доставал и дубасил по фонарному столбу под окном. Федотова за это прозвали дуболомом, а самого Костю с некоторых пор стали называть Костолом. Вот как это случилось.
   
   Сидел однажды вечером Костя дома и услышал снизу: «Костян, ку-ку!» Сразу понятно, это Генка Рукин. Только он так кричит с кукуканьем, да и голос у него не такой как у других. У всех голоса ещё детские, а у него почти взрослый бас. Костя глянул с подоконника вниз. Окно было раскрыто, ведь наступил конец мая, и было по-летнему тепло. Генка стоял у подъезда, а рядом с ним – ух ты, поблёскивал спицами новенький велосипед. И какой?! «Спутник», голубая мечта любого мальчишки шестидесятых. Над подъездом уже горела лампа и освещала его, как на витрине.

– Твой что ли? Купили, да? – спрашивает Костя, хотя всё и так ясно. Глаза у Генки блестят не хуже спиц и ободов.
– Купили. Вчера ещё.  В «Турист» ездили, и оттуда я сразу же на нём домой, – растекается в улыбке довольный приятель. – А сегодня я почти до Академа доехал. Уроки надо доделать, а то бы и в Бердск махнул.
Косте даже не верится, но Генке верить можно, он врать не любит.
  До Академгородка? Ничего себе! - думает Костя. Никто из его знакомых так далеко ездить не отваживался. Да и куда им на своих видавших виды «Школьниках» и «Подростках». «Спутник» – другое дело! Это, считай, почти мотоцикл «Ява», только что без мотора.
– Хочешь прокатиться? – предложил вдруг Генка.
– Конечно! Я сейчас – мигом! И через минуту Костик уже несётся, сломя голову, вниз, перепрыгивая через три ступеньки.
– Классная машина! – Костя потрогал обтянутое мягкой пахучей кожей сиденье,
проверил действие ручных тормозов.
– Ты далеко не уезжай, а то мне пора домой уже. Сам знаешь, мне год надо закончить без троек.
  Велосипед Генке обещали за успешное окончание пятого класса.
Отец Генкин, хоть и не жил с семьёй, но делал иногда сыну дорогие подарки.

– Ладно, я только до конца улицы и обратно.
  Костя для начала сделал небольшой круг на велосипеде, демонстрируя своё искусство вождения. У него тоже был велосипед. И хоть это был обычный, порядком ободранный уже, «Подросток», Костя умел вытворять на нём разные фокусы. Например, запрыгнуть на дорожный бордюр, или, резко затормозив, вылететь через раму и приземлиться на обе ноги. Ну и, конечно, ездить без рук и много чего другого.
 
  Но сейчас он просто, не спеша, поехал, безо всяких выкрутасов по тихой улице Урицкого, приноравливаясь к новой для него технике. О такой машине Костик и сам давно мечтал. Тут тебе и скорость включается, какая хочешь, и тормоза ручные – можно ногами назад педали прокручивать. А это был особый шик для тех, кто понимает, конечно, в велосипедах. Размышляя, он незаметно для себя набрал приличную скорость и ехал почти по середине проезжей части. Автомобилей не было видно, и Костя беззаботно переложил руки на центр руля сверху. Это тоже был особый стиль Эх, жаль, никто не видит меня сейчас. Пацаны умерли бы от зависти!      

  Ему оставалось проехать совсем немного до конца улицы, где нужно было поворачивать обратно. Стало уже темно, а фонари не горели. С тротуара донеслись до него чьи-то знакомые голоса и смех. Кажется, девчонки из нашего класса, – подумал Костя и захотел крикнуть им что-нибудь смешное.
  Он обернулся назад и начал было: «Эй...», но в это мгновение переднее колесо
с силой налетело на какое-то препятствие.
  Велосипед подбросило, руль резко дёрнуло, и он вырвался из рук. Вывернутое поперёк движения колесо воткнулось в дорогу. Костика с непреодолимой силой швырнуло вперёд. Перелетев через руль, он врезался вытянутыми руками в асфальт, пробороздив по ней ладонями и коленями. Он сразу же вскочил на ноги, поднял велосипед, присмотрелся, и его вопль, полный неподдельного ужаса, пронёсся над тихой улицей Урицкого. Переднее колесо изогнулось такой немыслимой восьмёркой, что его впору было бы сдать в металлолом. Ни о какой езде нельзя было и думать, колесо не проворачивалось. Оно даже не дёргалось, его заклинило!

    "Что ж это такое? Как меня угораздило! Что теперь делать?"– лихорадочно думал Костя. Он уже разгадал причину своего внезапного падения. На его несчастье по середине дороги высоко торчала крышка канализационного люка! Эх, если бы он не оглянулся на девчоночьи голоса, если бы держал руль как следует – ничего бы страшного не случилось. А теперь....

    Теперь, как бы там ни было, нужно идти к Генке. Костя водрузил истерзанную машину на плечо и решительно зашагал обратной дорогой. Там у освещенного подъезда остался ждать его возвращения счастливый владелец новенького «Спутника».
Костя шёл быстро, но постепенно до него стала доходить боль от разодранных ладошек и разбитых коленок. Сначала он никакой боли не почувствовал, а когда она дошла наконец, он понял, что и сам уделался хорошо, не хуже велосипеда. Тогда он остановился под фонарём и осмотрел себя. Глубокие ссадины на ладонях кровоточили. Светлая ветровка покрылась тёмными пятнами, пуговицы на рукавах оторвались, и торчали только ниточки. Он задрал штанины брюк. Кровь на коленках успела засохнуть, значит не сильно разбил, зато одна брючина на колене продралась. "Да, ещё и от мамы дома влетит,"– подумал Костя. Теперь в нём заходила не боль, а злость на самого себя. "Надо ж было так грохнуться! Болван! Прокатился, обормот несчастный, туда и обратно. Навыступался перед девчонками! Козёл! Довоображался, угробил такую машину! Балбес!" Он говорил все эти ругательства вслух, пугая своими словами и растерзанным видом редких прохожих. Ему же от этой ругани становилось как будто легче, и не надо было думать, что же, он скажет Генке в своё оправдание. Да и могло ли оно быть?

   Генка ждал у подъезда, там же, где они и расстались всего лишь несколько минут назад.
   Эх, если бы можно было вернуть те минуты. Костик ни за что бы и не поехал никуда! Сказал бы другу: Ладно, иди учи уроки. Отрабатывай подарок. Он бы мог даже подшутить, поиздеваться над ним, а не оправдываться, как теперь. А потом сидел бы спокойно дома и смотрел телик. Вот так живёшь и не замечаешь своего спокойного счастья! Почему?
    Генка стоял, как вкопанный. Он не сделал ни шагу навстречу приятелю,
только пристально и напряжённо вглядывался. Что он подумал, увидев Костю,
почему-то вдруг шагающего с велосипедом на плече, а не едущего на нём неизвестно. В тот момент он не проронил ни слова, лишь неотрывно смотрел
на выступавшее всё более отчётливо из темноты страшно уродливо торчавшее
переднее колесо своего велосипеда.

  – Вот, – сказал Костик, подойдя вплотную к товарищу, – меня это...,  он запнулся, – меня машина сбила.
    Ни в ту минуту, ни потом, Костик не смог бы объяснить, почему он соврал. Он совсем и не собирался чего-нибудь врать, и не думал даже об этом, и на тебе – соврал. Да ещё как!
    Генка бережно, как больного щенка, взял из рук в руки свой велосипед. Так и не проронив ни звука, он повернулся и осторожно зашагал домой.
    Костик постоял ещё немного у подъезда, провожая взглядом понурую фигуру своего осиротевшего друга, пока тот не исчез из виду.
   
   Он поднимался на пятый этаж без особых надежд, что дома всё обойдётся. Дверь ему открыл старший брат Антон, и это была уже удача. Мама готовила на кухне, и можно было незаметно прошмыгнуть в ванную. Но Антон выпучил глаза, увидав младшего братца.

 – О тебя ноги вытирали, что ли? Ты где уделался так?! – никогда до этого он так не смотрел на брата. – Ну и видок у тебя!
 – На велосипеде катался, – нехотя ответил Костик.
   Вот привязался ещё! – подумал Костик. Хорошо что брата не было, когда он ушёл на улицу покататься. Тогда бы он ещё и не так удивился, ведь всего-то, наверное,  минут пятнадцать прошло, как он выскочил из квартиры.
 – Нормально ты покатался, чуть жив остался, – успел съязвить брат, но Костик уже заперся в ванной.
  Он чистил щёткой одежду и думал, что, может, пронесёт ещё. Пыль с ботинок и брюк счистилась легко. Дырки на коленке не было. На улице ему это показалось только из-за грязи.
  С ветровкой он возился дольше, но грязь на ней въелась сильнее и не счищалась. Без стирки не обойтись, да и пуговицы оборваны. Придётся маме показать. Ладно, – решил Костя – скажу маме, что мы металлолом сегодня собирали. Про своё падение с велосипеда он никому говорить не хотел. Жаль, что до каникул целых десять дней ждать. Если бы не в школу идти, всё было бы ничего. Велосипед бы они с Генкой починили как-нибудь. Никто бы и не узнал, как он его раздолбал. А в классе теперь засмеют – это точно. Костя мыл лицо и руки, и его горькие размышления усиливала боль в ладонях. Все ссадины он промыл и смазал йодом. Щипало страшно, но он терпел.

   За ужином Костя соврал и про металлолом, которого они с Генкой насобирали больше всех в школе, и ещё присочинил про собаку, от которой пришлось убегать, и что он из-за этого сорвался с забора. Таким образом, он объяснил и свои травмы, и сорванные пуговицы, и грязь на одежде. Странно, но ему поверили. Ведь, когда он выскочил из дому, родители ещё не вернулись с работы. Вот они и решили, что младший сын уработался на сборе металлолома. Папа даже сказал что-то одобрительное на счёт пользы трудового воспитания. Мама, конечно, поругала его за куртку, но это ерунда.

   После ужина Костик уселся с учебником, чтобы выучить параграф по истории. Но никакая история, кроме его собственной, не лезла ему в голову. "Зачем я всё время вру и вру", – думал он, – весь день вру. Сначала Генке наврал, потом дома всем наврал, а завтра, выходит, и в школе врать надо?!"
 
   О завтрашнем дне думать было особенно неприятно. Ребята, конечно, смеяться начнут.
 – Вот это гонщик, – скажут, – за пять минут машину разбабахал вдребезги!
 – Такому ездоку только в цирке выступать на одноколёсном!
 – Нет, наоборот, на трёхколёсном ему надо ездить с малышнёй.
   Такой представлялась ему встреча с одноклассниками.

   Он долго не мог заснуть и проснулся совершенно разбитый. Может, я заболел с надеждой подумал Костик и попросил у мама градусник.
 – Нет у тебя никакой температуры, – сказала мама, пощупав ему лоб.– Не выдумывай. Собирайся в школу!
   Эх, надо было вчера воды холодной наглотаться, как Игорёха делает.
 – А как же я без куртки пойду? – уцепился он за последнюю соломинку.
 – Какая куртка? На улице лето уже! То его не заставишь одеваться, то ему шубу подавай. Не пойму я тебя что-то. Ну-ка поднимайся быстрее, и марш в школу!
   Костик нехотя поднялся с постели. Ноги и руки побаливали, но раз с болезнью не выгорело, надо топать. С другой стороны, если бы ему пришлось и больным прикидываться, то он совсем бы заврался и запутался.

   Чем ближе к школе, тем медленнее двигались ноги Костика. Не из-за того, конечно, что на улице было тепло и солнечно, что уже распустились листочки. Всей прелести весеннего утра он не замечал. Он решил, что лучше немного опоздать и войти в класс после звонка, вместе с учителем. Меньше будет разных разговоров. Он так и сделал, постоял на улице, пока не прозвенел звонок, а затем пошёл в класс.   

   Учителя ещё не оказалось, но когда Костя переступил порог, его удивила почти полная тишина. Никто не засмеялся, не закричал ничего такого обидного. Но что-то было не так. Все смотрели на него! Учитель вошёл следом. Костя уселся на своё место, и тут же начался урок. Генка сидел в другом конце класса, на задней парте, а Костик – впереди. Они даже не успели поздороваться, и Костик теперь мучительно думал: Сказал он кому-нибудь или нет?
 
   Но долго раздумывать ему не пришлось. Тут же его толкнул локтем сосед по парте - Саша Рыжов:
 – Слышь, Костя,– зашептал он, – ты хоть номер машины запомнил? Надо же в ГАИ сообщить!
 – О чём? – по инерции, спросил Костя.
 – Как о чём?! Тебя машина сбила? Сбила! Велик Генкин грохнула? Грохнула! Надо теперь его поймать. Пусть платит.
    Учитель сделал им замечание, и Рыжов умолк.
   
    Мысли Костика завертелись с новой силой. Так вот оно что! Генка, конечно, всем всё выложил. Он же простой, как карандаш. Как я ему сказал, что меня машина сбила, так он и повторил. Поверил! Все поверили! Так...теперь навалятся, только держись! Выходит, придется врать дальше?
   
    Весь первый урок ушёл у него на обдумывание, как и что он будет врать дальше. Хорошо, что его не спрашивал учитель – он приготовился, как следует.
    На перемене вокруг его парты собралось полкласса. Зря он переживал, что над ним будут смеяться. Наоборот, девчонки смотрели на него, как на героя. Мальчишки не выказывали такого восхищения, как девчонки, зато, наверняка, многие даже завидовали ему. Ещё бы, везёт человеку, его машина сбила, а он, хоть бы что. Всем хотелось услышать эту историю в подробностях, с самого начала.

    Костик никогда в жизни ещё не ощущал такого, внимания к себе со стороны одноклассников. Его слушали так, как и учителя не слушают: затаив дыхание и не спуская глаз. Он старался не подкачать.
 – Поехал я, значит, на Генкином велике. Машина новенькая, сами понимаете, я и не гоню, как на своём – жалко всё-таки. Темнотища кругом – будто Усольцев все фонари раскокал из своей рогатульки. Подъезжаю к молзаводу, а по Октябрьской – грузовик. Он мигает на поворот, а мне прямо нужно до конца улицы и обратно. Я и еду себе, на грузовик внимания не обращаю. А он мигал, мигал, а сам, гад, тоже прямо газует! Ну, и меня, как раз на перекрёстке, и долбанул. Прямо колесом в колесо с ним столкнулись. Я, конечно, как поддел – на самый газон, метра на три! А грузовик этот спокойненько укатил дальше. Даже не остановился...
 
   Костик умолк. Самое страшное он проскочил сходу, а теперь оставались незначительные подробности. Он перевёл дух, и продолжил.
 – Поднялся я, еле-еле доковылял до велика. Смотрю: переднее колесо – всмятку! А сам я тоже чуть живой. Разбился сильно, когда через руль на асфальт перелетел. Вот смотрите,– он выставил свои разодранные ладони на всеобщее обозрение. Девчонки жалостно заохали.

 – Слушай, а как же ты через руль перелетел, а под машину не попал? – заинтересовался Генка. Он стоял тут же среди других ребят и слушал. Но слушал внимательнее всех остальных.
 – Ну как, как? Я не знаю как, только не попал, как видишь под машину, а то бы мне конец пришёл, – быстро проговорил Костик.
 – А как же ты говорил, что на газон улетел на три метра – а ободрался об асфальт? На газоне же нет асфальта! – не унимался Генка.
 – А ты что не веришь, что я ободрался? На! Смотри тогда! – и Костик, поставив одну ногу на сиденье, стал на глазах у всех задирать теперь штанину. Взорам одноклассников предстал огромный синичина под коленкой и засохшие шрамы. Это было ещё почище ладошек. Теперь и мальчишки с уважением поглядели на Костика.
 – Да я верю, верю, – сразу сказал Генка.– Наверное, ты ударился сильно, вот немного и путаешь. Может быть, у тебя сотрясение мозга даже!
 – Никакого сотрясения мозга у меня нет, и ничего я не путаю, – разозлился вдруг Костик.
 – Ну чего ты пристал к человеку! – набросились все на Генку. – Он и так пострадал, чуть все кости не переломал, а ты...
 – Да я ничего, – оправдывался теперь сам Генка. Тут раздался звонок, и все стали расходиться.

   Вторым уроком была история. Костю спросили, отвечать надо было у карты. Он поднялся и стал выбираться из-за парты. Не успел он пройти и трёх шагов, как Ольга Малова сказала:
   Василий Федотович, вы его не спрашивайте, пожалуйста. Его вчера машина сбила. Костя от неожиданности остановился на полпути, а учитель с интересом стал вглядываться в его лицо.
 – Это правда, Куликов? –
 – Ага, – еле слышно выдавил Костик.
 – Как же это случилось? – заинтересовался учитель.
 – Да ничего особенного, ехал на велосипеде, а грузовик меня сбил, промямлил довольно угрюмо ученик.
 – Ну ладно, сейчас некогда, после расскажешь. Садись на место, раз такая беда с тобой приключилась,  и он стал смотреть по журналу, кого бы другого вызвать.
   Костя повернулся и пошёл к своей парте. Три обратных шага он проделал на
глазах всего класса и так при этом хромал на обе ноги, и морщился от боли,
что даже саше бесчувственные сердца должны были захлебнуться от жалости.
Во всяком случае, всеобщее внимание и сочувствие прямо-таки довели его чуть ли не до слёз.

   На следующих переменах к нему подходили ребята их других классов. На уроках
его не спрашивали. Вся школа узнала о НЁМ. Он стал героем дня! Костик рассказывал
и рассказывал свою историю, совершенно уже уверовав в своё собственное
враньё. Ему стало не по себе только, когда в класс на пятой перемене зашёл
старший брат. Костик съёжился и приготовился к неприятностям. Антон учился
в девятом классе. Старшеклассники, конечно, не заходили к ним, но слухи докатились и до Антона.

 – Тебя, правда что ли, машина долбанула? – строго спросил старший брат.
 – Правда, – не очень уверенно ответил Костик.
 – Ну, ты даёшь! Не ожидал. А силён ты врать, скажу я тебе! – брат улыбался почти одобрительно, но Костик напрягся.
 – То есть как, врать? – он ничего не понимал.
 – А вчера дома. Забыл?! Про металлолом и всякую муру. Наговорил нам чепухи разной, мы и уши развесили!
 – А-а, вчера?! – Костик явно повеселел. – Так это ж я, чтобы маму не расстраивать. Ты уж не говори ничего дома. Ладно?  А то попадёт мне.
 – Ладно, уговорил, – покровительственно согласился Антон. – Ну, будь спок,герой! Вечером ещё поговорим. – Он хлопнул младшего по плечу и удалился.
 
   Антону было даже немного приятно, что это именно его брата сбила машина, и теперь о нём говорит вся школа. Он хоть и не видел, как случилась авария, и даже и не знал о ней, но зато отлично знал, каким появился Костик на пороге. Он первым увидел его после аварии, и никто лучше Антона не мог описать, насколько пострадал Костик в автопроисшествии. Поэтому Антон в этот день тоже имел успех у слушателей, а так как старшеклассники поднаторели в разных кличках и прозвищах, то именно кто-то из них и придумал в тот же день это прозвище Косте Куликову – костолом. И к имени подходит, и по смыслу – в самый раз. К концу занятий новое прозвище Костика знала вся школа, и он сам, конечно, тоже.

    После уроков Костика – уже Костолома, пошли провожать несколько ребят из их класса. Генка тоже шёл вместе с ними. Костя сильно прихрамывал и не знал уже, то ли так само получается, то ли он специально так делает. Но хромать ему нравилось, потому что это придавало мужественности. Ему, во всяком случае, так казалось. Он всегда мечтал научиться хорошо свистеть и слегка прихрамывать. Шёл он, поэтому медленно, часто чесал коленку, потирал руками, морщился – короче из всех сил изображал пострадавшего. Ребята следовали так же медленно рядом, наблюдая сочувственно его мучения и давая разные советы, как легче, быстрее и, главное, безболезненнее излечивать раны. У всех, оказывается, был богатый опыт.
Уже у своего подъезда Костик вспомнил про велосипед. В школе ему с Генкой переговорить не дали, и он совсем забыл про товарища и его беду. Ведь Генке, наверняка, дома досталось. И что теперь он думает делать с велосипедом?

 – Слушай, Ген, ты когда собираешься чинить велосипед? Может, тебе деньги нужны?! скажи – я достану. Может, колесо надо новое покупать?! - он прямо обрушился на товарища с вопросами.
 – Ничего, Костик, не беспокойся! Вчера я своему дяде позвонил. Он у меня механиком на заводе работает и в железках разбирается только так. Обещал сегодня же зайти посмотреть, что стряслось с моим велосипедом.
 – А дома как!? Досталось тебе вчера от матери?
 – Да нет. Я сам даже не ожидал. Она за тебя страшно испугалась, хотела пойти к вам, проведать как ты. Я еле удержал. Телефона у нас нет, а то бы позвонила.
   Костик подумал, как хорошо, что у них нет телефона. Только ведь Генкина мать и, правда, может в гости нагрянуть. Он опять почувствовал, насколько сильно он запутался, заврался.
 – Наверняка, сегодня зайдет к вам, – продолжал Генка.
 – Зачем ей заходить? Не, не надо. Ты скажи, что я здоров, как бык.
 – Ну да, рассказывай, – хромаешь на две ноги, – не согласился друг.
 – Подумаешь! Мне, может, нравится хромать. А ноги не болят совсем. Честное слово, – и Костик вдруг выдал чечетку, выдавливая из себя улыбку. Получилось не очень убедительно. То ли оттого, что он плясал первый раз в жизни, то ли оттого, что в ногах заныло, и улыбка его моментально зачахла.
   На Генку такой танцевальный номер произвёл обратный эффект.
 – Ты, Костян, точно, больной! Говорю же, у тебя сотрясение мозга, а ты споришь. В больницу тебе надо – лечиться!
 – Чего, чего?! – взъерепенился Костик. Упоминание о сотрясении мозга, его опять сильно задело.
 – Ты на что намекаешь? Хочешь сказать, что я – того? И он покрутил пальцем у виска.
 – Конечно, того! – разгорячился и его приятель. - За него, понимаешь, все переживают. А он пляшет! Радости – полные штаны!
 – Хочу и пляшу! Тебе-то что?
 – Да мне ничего, – вдруг спокойно ответил Генка. – Ладно, я домой пошёл. С тобой лучше не связываться – я уже понял. Мать из-за тебя теперь запретила мне по вечерам кататься и, вообще, далеко ездить. Доездишься – кричит, – тоже под колёса попадёшь! А он пляшет. 
   Последние слова он произнёс, уже повернувшись от Костика и удаляясь.
 – Иди-иди! Передавай привет своей мамочке! Только я – здоров. Понял? И проведывать меня не надо! – Костик кричал, но Генка не оборачивался.

   По лестнице Костик поднимался с тяжёлым настроением. Мало того, что заврался – так ещё и с другом разругался! Нет, чтобы объяснить ему по-человечески, что родители его ничего не знают об аварии. Что не надо, чтобы их мамы встречались. Так нет же, он начал наплясывать, орать.  Может, я и правда - того?- подумал вдруг Костик. Ведь долбанулся же я об асфальт. Мама всегда говорит, что падения - даром не проходят и потом сказываются - Костик остановился и ощупал голову. Вроде, целая? Он успокоился, но что-то смутное, неприятное долго ещё терзало его в тот день. Было предчувствие, что случится какая-нибудь катавасия, и всё его враньё выйдет наружу. И случилось.

   Старший брат заявился часов в семь вечера. Он тренировался в спортивной секции, и иногда, когда уроков было много, уходил туда сразу после школы. Вид у него был заговорщицкий. Пока они вместе с родителями ужинали, он всё подмигивал, словно что-то такое знал, но не мог сказать. Его прямо-таки распирало. Потом они оказались в своей комнате одни, и брат, наконец-то, выложил.
 – Да, везёт некоторым. Мало того, что о нём вся школа говорит, так теперь,– он сделал паузу и потряс поднятой вверх рукой, – и весь город знает! – Антон правильно рассчитал: брательник выпучил глаза, и нижняя  челюсть – ну да – отвисла.
 – Так что, Костолом, готовься к нелёгкой жизни героя. Заметь, неизвестного героя! Временно, конечно, неизвестного.
 – Ты чего? – прорезался голос у Костика. Он чувствовал какой-то подвох.
 Думаешь, так я тебе и поверил! Наговорил какой-то фигни.
 – Но-но! По шее получишь за неуважение старших, – предостерёг брат, – Короче, кроме шуток, Борька Тюрин купил «Вечёрку», а там в обзоре происшествий кое-что написано.
 – Ну!?
 – Загну – каралькой будешь! Знаешь, что такое ДТП? Слабо? Запоминай, ДПТ – это дорожно-транспортное происшествие. Так вот, в обзоре Облгаи за сутки чёрным по белому написано: очевидцев ДТП, произошедшего вечером 20-го мая на пересечении улиц Октябрьской и Урицкого просим позвонить по телефону 02.
  Усекаешь, Костолом, сколько теперь очевидцев из нашей славной, школы названивают по вышеозначенному телефону. Так что, если не сегодня вечером, то уж завтра с утра за тобой, герой, приедет чёрный воронок. Точняк!

  Костя был в полной растерянности. Он верил и не верил. То, что Антон мог разыграть, кого угодно, он отлично знал. Но он сам уже умел отличать, когда старший брат говорит правду, а когда обманывает. Сейчас же он ничего не мог определить. Если это правда, тогда он погиб. Все узнают, какой он врун: мама, папа, одноклассники, Генка, вся школа, милиция – весь город, наконец!
 – А зачем меня в милицию? – недоумевал Костик, – это же меня сбил и, а не я!
 – Ишь, ты какой! Мало ли что тебя сбили, а, может, ты как раз и виноват. Велосипедист тоже должен знать правила движения и выполнять их. Ты ведь наверняка несся посреди дороги и чихал на все автомобили. Небось сам и виноват в аварии и скрылся от правосудия. Генкин велик угробил? – Угробил! А автомобилю, как пить дать, фары кокнул. Вот тебя и разыскивает милиция.
 – Врёшь ты всё! Ничего я не кокал, – сочиняй больше! И вообще,– он хотел сказать ещё что-нибудь такое, чтобы брат понял, что он не виноват, и ему нечего бояться.   Но вовремя спохватился, что так запросто можно и проговориться. Поэтому он неожиданно зевнул, неожиданно и для себя самого, и сказал Антону:
 – И вообще, я спать пошёл, – и стал укладываться как никогда рано.
   Ему действительно захотелось уснуть быстрее и обо всём забыть, да и устал он за эти два дня до чёртиков. Сначала, укрывшись с головой одеялом, он вроде бы задремал. Но как только сон начинал по-настоящему овладевать им, перед его глазами ясно выплывали пугающие его картины. Он вздрагивал и просыпался, а разные нехорошие мысли сразу же набегали со всех сторон. Он ворочался и пытался снова погрузиться в сон, но опять повторялось то же.
   Потом, когда улеглись все остальные, и повсюду погас свет, стало ещё хуже. В полной тишине уснувшей квартиры он стал различать множество непонятных звуков, доносившихся то с улицы, то из подъезда, то не поймёшь откуда. Больше других его беспокоил шум автомобилей. Нет, машин проезжало совсем немного – улица и днём-то была тихой, но тем опаснее казался возникавший где-то далеко и стремительно нараставший звук. В каждой машине ехали за ним милиционеры.

    Дёрнуло же меня сесть на Генкин велосипед. Дался мне этот «Спутник»! Неужели Антон не наврал про газету? – тяжёлые мысли продолжали одолевать его. Подушка стала горячей и твёрдой, как полено. Тут ещё заныли коленки и зачесались ладошки. Если бы он был всё ещё маленьким, он бы мог пойти в комнату родителей и устроиться в кровати между ними. Тогда бы он сразу же уснул. Но Костик считал себя уже вполне взрослым и не мог позволить себе такую слабость. Некому было его пожалеть, от этого делалось только горше.
    Лучше бы меня правда сбила машина. Тогда бы меня уж точно все жалели. Лежал бы я себе в больнице, а они бы носили мне передачи с разной вкуснятиной. А врать бы было незачем – так подумалось Костику, но когда он попытался представить настоящую аварию, то ему что-то расхотелось. Стоило только представить себя, лежащим на асфальте и несущийся со страшной скоростью грузовик. Так он проворочался почти до самого рассвета.

    Утром мама, зайдя к детям, увидела Костика, свернувшегося калачиком в углу кровати. Одеяло лежало на полу, а простыня свилась в трубочку. Уж не заболел ли малыш, – подумала мама. Она наклонилась над ним и разглядела синяки под коленками и ссадины на руках. Наверное, подрался – вот в чём дело,– решила она. Надо будет сказать отцу, чтобы поговорил с мальчиком. Что-то неладное с ним творится в последние дни. Не связался бы с какой-нибудь дурной компанией. Она подняла одеяло и укрыла Костика. Растут мальчики, растут. Пусть ещё немного поспят. Утренний сон – самый сладкий, и она тихонько вышла.

   Наступивший день, прихода которого Костик боялся еще больше, чем прошлого дня, не принёс ему ничего ужасного, кроме собственных страхов. День самым обычным образом начался и катился, как велосипед с горки. Наврал ему Антон или нет, Костик так и не выяснил. Может, Антона обманул Борька Тюрин, и никакой газеты с сообщением об аварии не видал. Он – известный выдумщик: прозвище Костолом – это его работа. Наверное, и про «Вечёрку» выдумал.
   Как бы там ни было, но из милиции за ним не приехали. В школе уже почти никто не лез к нему с расспросами об аварии, а сам он тем более старался ничем не напоминать об этом и даже перестал хромать, хотя ноги побаливали по-настоящему, а руки на переменах засовывал в карманы. И вообще, он старался поменьше появляться в коридоре, а сидел в основном в классе. Но это уже не из-за разбитых коленок, а из-за Костолома. В классе его почти никто так называть не решался, может быть, из уважения к его ранам, а в коридор только выйди, сразу же полетит со всех сторон:
 – Эй, Костолом! Привет Костолому! А Борька Тюрин успел даже сочинить такую тупую дразнилку. Что ты грустен, Костолом? Проглотил, наверно, лом!
   С Генкой они не разговаривали целую неделю. Даже не здоровались. На уроках Генка сидел как самый примерный ученик, не отвлекался и смотрел в рот учителям. Умудрялся и руку поднимать, когда спрашивали желающих ответить или вызывали к доске. Такой прыти Костик от своего приятеля не ожидал. Да, ничего не скажешь, велосипед он отрабатывал честно. Костику  же это служило лишним напоминанием и укором: вот, смотри, как мне приходится пахать за велик, а ты его – бац, и всмятку!

   Костик тоже всерьёз занялся учёбой. Это, во-первых, отвлекало от разных мыслей, а во-вторых, папа поговорил с сыном на темы воспитания, и сын обещал год закончить без троек. Тройка светила по алгебре и наклёвывалась по истории. Надо было с ними разделаться, и чем чёрт не шутит, может, и им с Антоном достанется за их успехи «Спутник». А у Антона были вообще почти сплошные пятёрки, и он без конца подзуживал братца.

   Наступил последний учебный день года. С алгеброй было покончено, оставалась история. На большой перемене Костик сидел и зубрил. В классе он находился один, все убежали на школьный двор. Теплынь! Солнышко пригревало по-летнему, и настроение у всех беззаботное, летнее. А Костик один напрягался и работал. У окна было жарко, но он терпел, понимал - надо, хотя его тоже тянуло на двор. Его отвлекали шум и крики с улицы, он никак не мог сосредоточиться и запомнить даты великих исторических событий. Он морщил лоб и хмурился.

 – Эй ты, зубрила, – в двери появился Генка, – в отличники выбиваешься? Айда на воздух, сидишь тут как в бане. Всех пятёрок не получишь, как ни потей. – Он явно подначивал Костика.
 – Кто бы говорил?! Сам, небось, руку до потолка вытягивал, когда приспичило.
 – Ну было дело,– миролюбиво согласился Генка,– что обещал, то и сделал, троек у меня не предвидится.
 – Вот и радуйся!
 – Я и радуюсь. Между прочим, я вчера после уроков до Академа сгонял.
 – Починил? – Костя встрепенулся. Он всё-таки сильно переживал за сломанный велосипед.
 – Ага. Дядя трепаться не любит, сделал велосипед как новенький. Посмотришь и не поверишь, что с ним было. – По всему было видно, что Генка рад, он будто светился изнутри. Радость просто распирала его, и он спешил поделиться ею с другом. Костя понял это, он хотел сказать Генке что-нибудь приятное, но тот махнул рукой:
 – Ладно, зубри дальше, – и захлопнул дверь.

   А Костик глянул за окно на палящее солнышко уже по-другому: беззаботнее и светлее – кажется, они с Генкой помирились. Он снова попытался врубиться в гранит истории, но сегодня, кажется, с этим ничего не получится. Дверь распахнулась опять.
   На пороге стояла Ольга Малова. Она сияла почище Генкиного и чему-то загадочно улыбалась. Костику было не до неё, он уткнулся в учебник, но Ольга подошла к его парте и остановилась напротив. Он поднял голову. Она продолжала непонятно улыбаться.
 – Ты чего? – удивился Костик.
 – Наконец-то он меня разглядел, – съехидничала Ольга, картинно взмахнув руками и спрятав потом ладони в кармашки своего белого передника. – Историю учишь?
 – Ну, учу. Сама не видишь, что-ли?
 – Вижу-вижу. И одну историю могу рассказать тебе тоже. Интересную! Хочешь?
 – Слушай, Малова, некогда мне, понимаешь, истории твои выслушивать. У меня их тут вон сколько, – и он красноречиво хлопнул рукой по учебнику.
 – Жаль, Костик, что ты меня не хочешь слушать. Другие-то захотят, только заикнись. Тебе же хуже будет, – она удручённо вздохнула.
 – Ты на что намекаешь? – немного забеспокоился Костик.
 – Да так. Шла я однажды вечером с подружкой и что-то видела, – она опять загадочно заулыбалась, легонько повёртывая плечами из стороны в сторону.
 – И чего же ты видела? – переспросил Костик. Он мог бы и не спрашивать. Он уже всё или почти всё понял, но словно на что-то надеясь, вытягивал из Ольги ответы, хотя она готова была рассказывать и без его наводящих вопросов.
 – Видела я, как один мальчик из нашей школы ехал на велосипеде и упал посреди дороги. Вот! – Она явно ожидала реакции Костика на свои слова, но он только втянул голову в плечи и молчал. – Ну вот, – пришлось продолжить ей, не дождавшись желаемого, – этот мальчик оказался, между прочим, из нашего класса. А потом оказалось, что он попал в аварию, и его сбил грузовой автомобиль будто бы. И его, бедного-несчастного, так все жалели, что чуть не плакали.
   Она уже издевалась, пожалуй, и Костик этого стерпеть не мог.
 – Видела ты? Ну и что? Что тебе от меня надо теперь? Иди, рассказывай всем! – он почти накричал на неё.
 – Если бы я хотела, то давно бы уже всем рассказала. Понял?
В этом что-то было. Действительно, почему она так долго молчала? Костик считал, что уж девчонки ни за что не умеют хранить тайны, тем более чужие.
 – А почему ты, правда, сразу не сказала?
 – А что бы я сразу могла сказать?! Я же тогда тебя толком не разглядела. Темно уже всё-таки было. Слышу, кто-то грохнулся с велосипеда. Потом ещё заорал как резанный. Мне показалось, что это ты, но точно я этого не знала, а ты сразу же ускакал на своём лихом скакуне. Точнее – под ним!
   Нет она всё-таки издевалась!
 – А на другой день Генка сказал, что тебя сбила машина, ну я сначала и не поняла, о какой такой аварии речь, а потом уж…
 – Что потом?
 – Потом стало ясно, что или ты один, или вы оба вместе врёте, чтобы за велик вам не досталось.
 – Ну и почему ж ты дальше молчала?
 – Да так, – она снова стала раскачиваться немного, – жалко тебя стало. Сказала и заулыбалась всё той же загадочной улыбкой.
 – А чего меня жалеть? – Костик почти обиделся.
 – Ты же и, вправду, сильно разбился. Я же видела твои коленки. И так досталось...
 – Слушай, а кто с тобой был тогда? – забеспокоился Костик, вспомнив, что тогда, услыхав чей-то знакомый смех, он обернулся. Да-да, это из-за них он не удержался. А она ещё издевается! Жалеет, видите ли!
 – Со мною девчонка была знакомая, но она не из нашей школы. Так что ты можешь не бояться.
 – Да я и не боюсь,– Костя пытался казаться безразличным.
 – В общем, я никому не расскажу.
 – А та девчонка?
 – Зачем ей? Она и не знает тебя почти.
 – Почти? Значит, всё-таки знает?
 – Ну, знает, немножко.
 – От кого?
 – От меня, конечно. От кого же ещё?
 – Значит, ты ей про меня говорила. Зачем? – он не унимался.
 – Всё тебе интересно знать! Какой ты любопытный, Костик. Или боишься?
 – Ничего я не боюсь! Вообще мне всё равно, – он проговорил эти слова почти равнодушно.
 – Нет, не всё равно, я же вижу! – вдруг горячо возразила Ольга.
 – Что ты видишь?
 – Что ты мучаешься! 
 – Ну, уж так и мучаюсь!
 – Конечно. Думаешь, не видно?
 – Никому не видно, а ей, видите ли, видно, – теперь уже Костя почти ехидничал.
 – Может, другим это и не видно. Кому без разницы…
 – А тебе, какая разница?
 – Такая! – Ольга замолчала.
 – Нет, ты скажи, скажи, – Косте вдруг что-то показалось, что-то стало проклёвываться в его голове, забитой историческими датами. Ему захотелось довести этот неожиданный поворот в разговоре до полной ясности. – Нет, ты уж скажи, скажи. Я, может, не понимаю.
 – Вижу, что не понимаешь, – сказала Ольга и тихонько толкнула учебник. Он поехал по наклонной плоскости парты и свалился на пол.
   В другой раз Костя не простил бы такого и девчонке, но сейчас он почему-то безропотно полез под парту. Когда, выпрямившись, он снова глянул на Ольгу, – она тихонько, проговорила:
 – Маленький ты ещё – вот и не понимаешь.
   Ветерок из открытого окна шевелил её передник и маленькие завитки волос вокруг ушей. Она поправила чёлку каким-то взрослым женским движением.
   Красивая она, – вдруг будто впервые увидел её Костик. Может быть, сейчас он это и сказал бы ей, о том, что она красивая, но в это время загремел звонок. Закончилась большая перемена. Затопали ноги, зазвенели десятки голосов, а Ольга пошла на своё место, не оглядываясь.
   Костя, провожая её взглядом, ощутил вдруг что-то такое, отчего сладко, защемило где-то в груди. Он понял! Он понял, что эта история с аварией закончилась и началась новая – волнующая и, обязательно, хорошая. А началась она как раз с того самого ДТП, дорожно-транспортного происшествия, на тихой улице Урицкого, которого, если честно, и не было вовсе.