Петля Нестерова. Главы 27, 28 и 29

        27.

        Невысокий коренастый пёс подбегает к Нестерову и, припадая на передние лапы, начинает громко лаять – то ли требуя от нежданных пришельцев убраться, то ли, наоборот, приветствуя их. Найда глядит на него с удивлением – мол, чего раскричался? – и на всякий случай тихонько рычит.
        Нестеров приседает и протягивает руку. Пёс нюхает его ладонь, чихает и начинает приплясывать на одном месте, молотя по земле и по ногам Нестерова сильным толстым хвостом.
        «Неужели Тарзан? – думает Нестеров. – Постарел, потолстел, да и шерсть раньше не так лоснилась… Ты это или не ты?»
        - Тарзан! Вот ты где! – раздаётся женский голос. Нестеров поднимает голову и видит глаза – те самые, что смотрели на него из глубины леса во время похорон.
        - Здравствуй, Катя, - говорит он.
        Женщина щурится, смотрит на него, потом делает шаг вперёд:
        - Здравствуй, Сергей. Здравствуйте – извините, не знаю, как вас зовут.
        - Андрей. Здравствуйте.
        - Здравствуйте. А я – Катя.
        Поздоровались – и замялись: вроде и есть, о чём поговорить, а всё равно как-то неловко.
        - У тебя есть курить? - нарушает тишину Катя, обращаясь к Нестерову. – Я свои не взяла. Тарзан как помчался куда-то, а я всё бросила – и за ним. Обычно он далеко не отходит, а тут как с цепи сорвался.
        - Значит, это всё-таки Тарзан, – говорит Нестеров, протягивая Кате папиросу. – Извини, у меня только такие.
        - Нормально, спасибо. Я люблю крепкие. Да, это Тарзан. Отъелся, правда…
        Нестеров смотрит на Катю. С момента их последней встречи она изменилась. Прежде склонная к полноте, теперь она похудела и даже стала как будто бы выше ростом. Одета по-походному: ботинки с высокими берцами, толстые штаны и плотная куртка, в раскрытом вороте которой видны стилизованные олени на тёплом свитере. Черты лица стали резче, взгляд глубокий и очень серьёзный. Курить начала – стоит и держит папиросу на уровне подбородка в согнутой правой руке, подперев её локоть кистью левой руки.
        - Вы куда и откуда? Чаю хотите? А может, голодные? – спрашивает она.
        - А у тебя что – походная кухня? – усмехается Нестеров.
        - Именно так. И, между прочим, на ней только что приготовлены макароны с тушёнкой.
        - Да мы помешаем, наверное…
        - Не помешаете. Здесь все свои. К тому же я вечно готовлю больше, чем нужно.
        - Лично я не хочу отказываться, - с улыбкой говорит Нестеров. – Когда ещё среди болот и лесов вдруг найдёшь горячую пищу?
        - То-то. Идёмте. Тарзан, ко мне!


        28.

        Посередине пустого села – небольшая круглая площадь. Когда-то по праздникам здесь было шумно и многолюдно, и даже теперь земля в этом месте, утоптанная многими поколениями жителей, не зарастает деревьями и кустарником.
        На краю площади, укрытые от ветра развалинами большого дома, стоят два внедорожника. Рядом с ними – высокий тент, под которым располагаются стол, стулья, газовая горелка, котелки и прочая походная утварь.
        Навстречу пришедшим выходит высокий парень лет тридцати.
        - Катя, ты если уходишь, так хоть телефон с собой бери! – без упрёка говорит он.
        - Тарзан убежал, - отвечает Катя. – А я за ним пошла и старых знакомых встретила.
        - Отлично. Как раз к обеду поспели. Александр! – представляется парень и жмёт руки Нестерову и Андрею. – Есть будете, ребята? Рекомендую! У нас Катерина – феноменальный повар.
        - Ну, мы не планировали напрашиваться, - отвечает Нестеров, – но и отказываться не станем. Готовы внести от себя шмат сала, батон хлеба и несколько луковиц.
        - Вот и прекрасно. Прошу, стало быть, к столу. А сало-то ведь, поди, не магазинное?
        - Своё. Натурпродукт! – с шутливой гордостью говорит Андрей.
        - Просто прекрасно! Вот стулья – садитесь, ребята. Так вы с Катериной, значит, знакомы?
        - Они из Кривых, - поясняет Катя, наполняя тарелки едой. – В былые годы мы много общались.
        - Понятно. Вы кушайте, ребята, кушайте. Мы, как всегда, на целый полк наготовили, - Александр ставит на горелку чайник. – Или, может, вы выпить хотите?
        - На службе нельзя, благодарю! – отказывается Нестеров.
        - Нам ещё за руль сегодня, - добавляет Андрей.
        - Как скажете. А что за служба, ребята? Вы не в милиции, случайно, работаете?
        - В милиции, - отвечает Нестеров. – А что?
        - Отлично! – Александр выглядит обрадованным. – Мы как раз к вам и хотели обратиться. А получается, вы нас даже опередили.
        - Это по поводу девочки, что ли? – спрашивает Катя.
        - Нет, я про иконы хотел. Но про девочку тоже можно. Только давайте сначала чаю нальём и поедим, а то холодно всё-таки. Кать, позвони, пожалуйста, нашим – скажи, что обед готов, пусть спускаются.
        - Спускаются? – переспрашивает Нестеров.
        - Они на лесах, в церкви, - говорит Александр. Видя, что Нестеров его не понял, он поясняет: - Церковь у вас тут в селе деревянная, ребята. Восемнадцатого века.
        - Восемнадцатого… минус один – это тыща семьсот… ничего себе! – удивляется Нестеров. – А я и не знал.
        - Она довольно хорошо сохранилась. А внутри у неё хоры изумительные совершенно: несколько ярусов, и дерево такое старое, как будто ты не в церковь, а на пиратский корабль попал. И раскрашены синим и золотым – хоть и облуплено всё, а красиво.
        - Да уж. Жаль – так и пропадает, - говорит Нестеров с горечью.
        - Может, не пропадёт. Даст Бог, спасём и отреставрируем. Надо только оформить это как следует. Но вы кушайте, кушайте, не стесняйтесь!
        - Расскажи им пока про девочку, – предлагает Катя.
        - Сейчас расскажу. А что ж ребята-то всё не идут?
        - Говорят, неохота от дела отрываться. Я думаю, может, им туда отнести?
        - Давай лучше я сам схожу, - поднимается Александр. – А ты расскажи пока. У тебя это лучше получается.


        29.

        - О чём он говорит? – спрашивает Катю Нестеров. – Что за девочка? Не та ли, которую ты вчера привела на кладбище?
        - Узнал-таки меня? А мне по твоим глазам показалось, что не узнал.
        - Не сразу узнал, на самом деле. Только сегодня понял, когда тебя увидел.
        - Понятно. Ну что ж – значит, сейчас я расскажу тебе одну занятную историю.
        - Слушаю очень внимательно.
        - Приехали мы в область пять дней назад, вечером…
        - И около Кривых останавливались, да? – не удержавшись, перебивает Нестеров.
        - Было дело. А откуда ты знаешь?
        - Элементарно, Ватсон… Я слышал лай Тарзана тем вечером.
        - А-а… Да, было дело. Но мы там недолго постояли – покурили да двинули дальше, на озеро. И весь следующий день провели там. А утром третьего дня поехали в Ямище. Ехали не спеша, по пути останавливались, фотографировали. В общем, когда прибыли на место, время уже было к обеду.  Приготовили еду, пообедали… выпили – что греха таить? А вечером к нашему костру вышла девочка и попросила её накормить.
        - Так. А вы?
        - А мы её накормили и стали расспрашивать, откуда она и чья. Она сказала, что зовут её Настя…
        - Настя? – поморщившись, переспрашивает Нестеров. Ему неприятно оттого, что девочка назвалась тем же именем, что носит его жена, и он с беспокойством думает о том, всё ли хорошо дома. – Катя, для ясности: это совершенно точно была та же самая девочка, которую ты вчера отвела на кладбище?
        - Совершенно точно, - уверенно кивает Катя. – А что, её зовут не Настя?
        - Насколько я знаю, нет. Её зовут Ира. Прости, пожалуйста – что было дальше?
        - Так вот. Потом она сказала, что здешняя, живёт в деревне под названием Климовка и утром заблудилась в лесу. Мне ещё тогда показалось странным, что в это время года, когда уже нет ни грибов, ни ягод, которыми можно было бы увлечься, девочка могла так далеко уйти в лес от дома, чтобы заблудиться.
        - Та-а-ак… И молодая не узнает… Как, ты говоришь, она деревню назвала? Климовка?
        - Климовка, да. Ты знаешь, где это?
        - Не-а. Впервые слышу, по-моему.
        - Ну, вот и наш навигатор такую деревню в окрестностях найти не смог. А на бумажной карте, по которой мы смотрим нежилые деревни, Климовка нашлась, но штука в том, что это карта 1982 года, а деревня уже тогда была обозначена как нежилая, да и находится она километрах в сорока отсюда. На самом деле, мы бы даже ночью не обломались бы съездить в эту самую Климовку и разузнать, что там да как, но мы, признаться, выпили в тот день немало. Ну, не в дрова, конечно, были, но всё же конкретно расслабились. В общем, за руль мы решили уже не садиться и подождать утра. Девочку положили спать в моей машине вместе со мной и с Сашей. А утром она исчезла.
        - Исчезла?
        - Ну, если честно, это было уже не самое раннее утро – часов в одиннадцать мы проснулись. А девочки уже не было. И никто не заметил, когда и куда она ушла. Ну, пошутили, конечно, что, мол, перебрали накануне, вот и привиделось. Но всё равно тревожно было. Решили попробовать пробиться в деревню Климовку – вдруг с картами что-то не то? До райцентра быстро доехали, а дальше заплутали: дороги за тридцать лет изменились, они грунтовые же все… Пытались народ расспрашивать, но никто ничего толком не мог сказать. Наконец, один дед указал направление, но предупредил, что мы там, возможно, ничего не найдём, так как деревню давно упразднили в связи с укрупнением райцентра. Но мы же упёртые, нам только дай по бездорожью покататься…
        - Поехали-таки?
        - Поехали. И даже приехали. Только ни фига мы там не нашли. Полтора дома осталось, да и от тех уже только одно название. В общем, покрутились мы там, несколько ерундовых фотографий сделали и поехали обратно сюда. А вечером, когда стемнело, девочка опять появилась.
        - Нормальная такая история… - хмыкает Нестеров. – Мистикой отдаёт.
        - Не то слово. Мы трезвые в этот день были… ну, выпили пива уже на месте, но немного совсем. Сидим у костра, ржём, байки травим – и тут опять эта девочка из темноты появляется. И, как ни в чём не бывало: «Покормите меня, пожалуйста!». Ребята улыбаться перестали, чувствуется, что им не по себе. Ладно, дали ей еды, а сами сидим, думаем, что дальше делать. Саша подсел к ней и говорит: «Вот ты сказала, что ты из Климовки. А мы были сегодня в Климовке. И знаешь, что мы там увидели?» А девочка уплетает кашу за обе щеки и отвечает спокойненько: «Я не говорила, что я из Климовки. Я сказала, что я из Климановки. Ты перепутал просто».
        - Занятно… - хмыкает Нестеров. – Вот Климановку я знаю, Климановка у нас есть. Вернее, была. Там тоже уже лет пятнадцать никто не живёт.
        - Главное, в чём дело: конкретно слово «Климовка» мы все от Саши и услышали, он об этом с девочкой говорил и нам передал. И он вроде как засомневался: может, действительно речь шла о Климановке, а он перепутал? А девочка опять сидит, молчит, жуёт. Спокойная, как питон. А нас от её полной невозмутимости реально измена брать начинает. Посуди сам, полный сюр: ребёнок один, ночью, посреди леса – и абсолютно спокоен, как будто бы всё в порядке у него. И наоборот: мы, взрослые люди, вроде бы многое повидали в жизни, но стремаемся, как дети. Дима, наш  историк, предложил её припугнуть – типа, если она нам правду не скажет, то мы ей что-нибудь плохое сделаем. Я, естественно, возмутилась: дескать, ребёнок, все дела… Возмущаюсь – а на самом деле, очень мужиков понимаю. В итоге сдаюсь… Дай ещё папиросу, пожалуйста!
        - Пожалуйста, - Нестеров протягивает Кате пачку. – Если хочешь, возьми себе целиком.
        - Спасибо. Может быть, и воспользуюсь… Ну так вот. Короче говоря, Саша подходит к ней и начинает:
        - Давай-ка, девочка, не дури. Ты же ведь даже не знаешь, к кому ты попала!
        - А к кому? – совершенно спокойно спрашивает она. – По-моему, вы – хорошие люди.
        - Так что ж ты нам врёшь, если мы – хорошие люди? – прикрикивает на неё Дима. – Да и откуда ты знаешь, что мы – хорошие люди? Вот мы сейчас тебе покажем, какие бывают люди!
        - Люди бывают хорошие и плохие. Плохие меня не любят и хотят меня убить, а хорошие кормят и заботятся обо мне. Поэтому я думаю, что вы хорошие, - рассуждает девочка. – Разве не так?
        Веришь, нет, Серёжа – она мне в этот момент показалась просто маленьким чудовищем. Глупо, наверное, но я бросилась к ней, стала её трясти и орать, что я из неё сейчас моментально сделаю мёртвого человека, если она не скажет мне, откуда она взялась и куда нам её следует отвести завтра же, чтобы больше её не видеть. По-моему, я её немного напугала – по крайней мере, мне показалось, что у неё в глазах мелькнула хоть какая-то эмоция. Лично я, мне кажется, если бы была на её месте, обалдела бы от страха. А она – нет. Смотрит на меня и говорит: «Я поняла». Рассказала, что она из Кривых, что у неё погибла семья, а она спаслась. И что похороны должны быть назавтра, тоже рассказала. После этого мы решили её утром на похороны отвести, а до тех пор стали её сторожить: двое спят, двое стерегут. Так что ты думаешь – она зараза до утра глаз не сомкнула. Мы сидим, кофе пьём, глаза слипаются – а ей хоть бы хны. Сидит практически неподвижно и на огонь смотрит. И ребята сидят, молчат, волками на неё глядят. Обстановочка была та ещё, доложу я тебе… Никогда бы я не подумала, что взрослые люди могут так из-за ребёнка напрячься. В общем, кое-как дождались утра. А утром я взяла Тарзана и повела девочку через лес на кладбище, чтобы сбагрить людям.
        - И не испугалась? Вдвоём-то с ней идти?
        - Ну, я и сама ведь не аленький цветочек… - усмехается Катя. – К тому же ребята реально озверевшие были – меня они всё-таки уложили, а сами сидели всю ночь. По дороге девочка от меня один раз удрать попыталась, но споткнулась, упала – я её догнала, сгребла в охапку и потащила волоком. Потом, конечно, устала тащить, спустила её на землю, наподдала и предупредила: если повторится, то пощады ждать не стоит. Так мы и дошли до кладбища. Хочешь – верь, не хочешь – не верь.
        - А сама ты, я так понимаю, светиться не собиралась, - говорит Нестеров.
        - Естественно. Извини уж – воспоминания, все дела…
        - Но как ты вообще оказалась здесь? Тем более, если – «воспоминания»… Ты же не любишь деревню, насколько я помню.
        - Я не деревню не люблю. Я некоторые особенности людские не люблю, вне зависимости от того, город это или деревня. Просто в деревне они лично мне как-то ярче видны. Вот это вечное стремление удолбаться и жаловаться потом на жизнь, вместо того чтобы пятую точку приподнять и сделать что-нибудь – вот этого я никогда не пойму и не приму. И это при том, что однажды я тоже чуть не спилась… Ты, наверное, догадываешься, когда это было. Ну да ладно. Вот. Но, знаешь – я стала старше и с удивлением поняла, что люди иногда меняются. Вернее, люди-то, может, и не меняются, а вот их отношение к жизни может здорово измениться. Ну, вот оно у меня и изменилось. На самом деле, я ещё когда Тихона не стало, была поражена тем, с какой теплотой меня поддерживали его родители – я тогда совсем глупая была, только себя всегда во главу угла ставила. Мне казалось, что жизнь кончена, а они мне вдруг так помогли… хотя им самим, как я сейчас понимаю, было едва ли легче. В общем, непросто, конечно, вспоминать себя и свои заблуждения. Мне тогда, городской дурочке, казалось, что деревенская жизнь – это полный мрак и бесперспективняк: сплошное пьянство и размазывание соплей по щекам: ах, как же нам всем по жизни не везёт, и отчего бы это? А в городе ведь то же самое, правильно ты мне тогда говорил. И вообще, я поняла, что дело – не в городе и не в деревне, а только в людях. Банальщина, конечно, - морщится Катя, - но, видимо, это на себе надо пройти, а чужие подсказки не работают. Сумбурно я говорю, да?
        - Да не то, чтобы… - пожимает плечами Нестеров. – Нить я держу.
        - Ну так вот. После того, как здесь всё это случилось, я вернулась в город. Думала, переживу как-то, затянется. Но в городе мне совсем плохо стало: целями днями ни одного лица знакомого не увидишь, зовёшь кого-нибудь встретиться – а всем вечно некогда. Причём, что самое интересное, я их понимаю. И не в них дело, а во мне – они-то остались прежними, это у меня ритм жизни изменился. В общем, людей – пруд пруди, а ты всё время чувствуешь себя в одиночестве. Две сотни номеров в телефонной книжке – а звонить, по сути, некому. Опять же – не потому что люди плохие. Но просто в голове не укладывается, как это так – взять, позвонить человеку и сказать: «Мне очень плохо, помоги мне, пожалуйста!» У каждого ведь свои трудности, каждый держится, как может – а тут ещё я такая буду навязываться. И так, день за днём, ночь за ночью – чувствую: моя верная крыша начинает съезжать. Ну, не буду в подробностях, благо прошло… Так вот. И как раз в этот момент я с ребятами познакомилась, с которыми мы сейчас сюда приехали. Неожиданно общие интересы нашлись. Я и сама не ожидала, что с таким кайфом буду кататься по бездорожью и фотографировать заброшенные дома. А ребята, как оказалось, давно уже ездят по пустым деревням, предметы старины собирают…
        - И продают их потом, да? – усмехается Нестеров.
        - Да кому эта рухлядь нужна? Ты думаешь, мы что-то сильно ценное находим? Всё, что было стоящего, до нас унесли. Хотя нет, - улыбается Катя, - глиняную крынку мы однажды продали. Мужик один за тыщу рублей купил – говорит, хочу-не-могу, в детстве из точно таких же крынок молоко пил.
        - Ну, вообще, крынки ведь тоже могут неплохо стоить? Вопрос без подтекста, конечно.
        - Да хоть бы и с подтекстом. Не эти, поверь мне. Так что не мародёры мы, и точка. Ну вот…. Короче, стала я с этими ребятами общаться, чтобы с ума не сойти совсем. Однажды я рассказала им, что здесь есть село заброшенное – мне в своё время Тихон показывал – с церковью деревянной. Они заинтересовались, решили сюда вырваться.
        - А чего в такое время-то? Летом сподручнее было бы.
        - Это от отпусков уже зависит. Плюс не так жарко, да и комарья поменьше. Короче, ребята заинтересовались, долго архивы копали, пока ожидали поездки. А уж как сюда приехали – так они вообще в восторге: здесь ведь, помимо церкви, целая прорва домов деревянных в более-менее приличном состоянии. По идее, конечно, ребята музей хотят сделать. Но я не знаю, потянут или не потянут – дело долгое, трудное, и рано ещё об этом говорить…
Посидели немного, помолчали.
        - Так значит, ты точно знаешь, что Тихона больше нет? – спрашивает Нестеров. – Извини за вопрос.
        - Не извиняйся, я бы тоже на твоём месте спросила. Да, я думаю, что он погиб.
        - То есть, бесспорных доказательств у тебя нет?
        - Прямых – нет. Для меня самое бесспорное доказательство – это то, что за несколько лет он ни разу не вышел со мной на связь.
        - А откуда взялся Тарзан? Как ты его нашла?
        - Это он меня нашёл. На вокзале, когда я уезжала в город продлить себе отпуск – это было спустя несколько дней после их исчезновения. Тарзан был весь грязный, худой, а в зубах держал измазанный грязью кусок толстой ткани. Я не сразу поняла, что это такое – я тогда вообще невменяема была. Уже потом оказалось, что это был рукав его куртки. Когда я вернулась, я попыталась сделать так, чтобы Тарзан отвёл меня туда, откуда он пришёл. Сначала мне показалось, что он меня понял – но он всё время уводил меня на какие-то болота, и я пару раз чуть не утонула. Вот и вся история. А теперь давайте я покажу вам церковь. Там есть, на что посмотреть.

© текст - Министерство Луны, фото из Ямищ - Анна Лаубе