Тюрьма

В Суровикинскую типографию имени генерала Деникина все заходили по пропускам, отмечали время, когда пришёл каждый сотрудник. Пунктуальность была здесь в приоритете. Ксюша, секретарь директора, была типичным стахановцем: недавно она просидела, совершенно не двигаясь, три часа. Если бы хоть кто-нибудь зашёл в это время в приёмную, её приняли бы за мёртвую. Социальные сети ей уже жутко надоели: потому что раньше она там сидела по десять часов в сутки, и ей пришлось сменить клавиатуру и мышку, а они ей очень нравились, их приемники не пришлись ей по душе. Теперь она не знала чем себя занимать в рабочее время. «Не работать же! Если с такой зарплатой ещё и выполнять прямые обязанности, жирно им будет!» – полагала Ксюша. Книги ей тоже вскоре приелись, потому что она мечтала издать свою, и книги других авторов нагоняли на неё тоску и зависть. В итоге она «медитировала» или просто пялилась в монитор.
Сотрудники Суровикинской типографии имени Деникина уходили на обед по звонку, считали минуты до того, как он прозвучит. Возвращались они со столовой в строго определённое время. Опоздание было чревато штрафами. Окончания рабочего дня все ожидали в неподвижности: уже за десять минут складывали все свои вещи, выключали компьютеры, «садились на дорожку». Как только пробивало семнадцать ноль ноль, все вскакивали со своих мест и дружненько шли на выход.
«Порой мне кажется, если я попаду в ад, там меня заставят делать точно такую же скучную и совершенно неинтересную работу, – размышляла Ксюша. – Чем же я так в прошлой жизни провинилась, что уже на земле ад?!». Иногда ей казалось, что на работе она отбывает тюремное наказание. Технология была схожая: ты делаешь то, что тебе не нравится, ты отбываешь определённые часы, за тобой следят по видеокамерам. «И всё это, чтобы поесть, одеться, выглядеть членом общества?!» – недоумевала Ксюша.
Большую часть времени Ксюше хотелось умереть, а в оставшееся она воображала все возможные способы смерти для босса. Она представляла, как он сидит в морозильнике, как его едят крокодилы, как он заразился чумой, как его разрубили на мелкие части самураи, как его расстреляли фашисты, как его взорвали террористы, как его изнасиловала гигантская самка богомола, как ему отрубил голову непрофессиональный фокусник.

***

Ксюша смотрела на картинку рабочего стола, где был изображён Лондон, и чувствовала, как у неё першит в горле. На следующий день у неё должен был начаться насморк, через несколько дней жуткий кашель: она знала, как у неё протекает простуда. Она уже предвкушала больничный: больничный оплачивали, это был один из немногих плюсов работы в типографии. Она мысленно напевала: «Да здравствует бронхит!» Ещё никто так не радовался бронхиту так, как она. «Это ж каникулы просто!» – радовалась она. Ксюша представляла себя героиней мюзикла, которая напевает: «Настала бронхитная сиеста, от радости не нахожу себе места».
Когда в приёмную зашёл босс, её настроение резко ухудшилось.
– Ты выглядишь как-то нездорово. Даже пару кило сбросила, на тебя не похоже, – сказал Арсений Петрович, забирая со стола только что приготовленный кофе.
«Мажор, – негодовала Ксюша, – только и знает, что намекать на мою раздавшуюся задницу». Прошаков был сыном председателя районной думы, типография перешла счастливчику «по наследству». Арсений Прошаков выглядел довольно мило, но вёл себя как последний придурок. Он хлопал сотрудниц по заднице, шутил над физическими недостатками, не выдавал премии и никогда не выполнял обещания. Ему казалось, что все ему чем-то обязаны, что он обязан получать только самое лучшее.
– Я скоро, наверное, уйду на больничный.
– А ты сделала тот макет для монтажного цеха?
– Так вы только вчера вечером про этот макет сказали?! И это же листовки вашего отца на выборы, а они ещё нескоро.
– Пока не распечатают бюллетени, на больничный не пойдёшь.
– Бюллетени – это там, где галочку ставят на голосовании, мы их не печатаем.
– Ты с утра умничаешь?! Новое место работы приглядела? Если нет, то не надо мне перечить.
Ксюша представила, как выливает ему в лицо горячий кофе. А потом решила, что лучше серную кислоту. «Его лощённой физиономии не повредило бы», – подумала она. Однажды шеф изнасиловал её после очередного корпоратива, а потом подарил свой старый iPhone. «Вот такой это пропащий человек!» – сказала она после этого случая подруге. «Вот же козёл! Не мог на новый разориться! Или на скутер!» – согласилась подруга.
«Я не знаю, почему не увольняюсь, почему не уезжаю. Наверное, мне просто некуда идти. Или я не знаю, куда мне идти. Сейчас все хотят быть свободными, но даже не представляют, что с этой свободой делать. Они настолько привыкли, что за них принимают решения, что ими манипулируют. Мы не видим иного пути. Такое ощущение, что большинство до сих пор считает себя крепостными. Или мне уже скоро тридцатник, слишком поздно меняться, я привыкла подчиняться…»
 – Что строчишь? – спросил босс.
 – Предсмертную записку: «Если я умру до больничного, прошу шефа в моей смерти не винить».
 – Очень смешно! Но я сказал серьёзно. Макет! Ты, кстати, заказала мне в кабинет тот черный кожаный диван?
– Ага.
– Свозила машину на мойку?
– Ага.
– Купила Свете и жене по новому айфону?
– Ага.
– Умница! Возьми с полки пирожок.
– Премия была бы лучше, – пробурчала Ксюша себе под нос.
– Ты что-то сказала?
– Хорошая сегодня погода, говорю.
– Да, бабье лето. Пора бы мне в отпуск! И да, верни мою банковскую карту!

***

В «контору», а именно так, по-старомодному,  называли административный этаж, привезли отреставрированный бюст Ленина. Арсений Петрович решил снова установить вождя в своём кабинете, чтобы быть «ближе к народу», хотя ограждался от него тонированными стёклами авто представительского класса. Когда Прошаков проходил по коридору, он всегда выглядел крайне занятым и нервным. Никто не рисковал сказать ему что-то, крове «здрасте». Хотя Ксюша отлично знала, что целыми днями он бьёт баклуши, слушая в наушниках русский рэп. Также она знала, что он надевает скейторскую бейсболку и воображает себя Эминемом. Ксюша видела это по камере, о которой Прошаков давно забыл.
Она занесла тяжеленный бюст в кабинет. Арсений Петрович спрятал свою бейсболку в ящик стола. В комнате стоял запах крепкого перегара.
– Владимир Ильич прибыл.
– Поставь его рядом с коллекций кукл вуду.
Ксюшу чуть не передернуло: она родилась ещё в Советском Союзе.
– А вы знаете, Арсений Петрович, что Тома Санкара был самым бедным президентом в мире. Он переименовал страну из Верхней Вольты в Буркина Фасо, что означает в переводе с двух основных местных языков «родина честных людей». Он считал, что в борьбе с коррупцией людей может вдохновить его личный пример. Он жил на жалование армейского капитана, составлявшее четыреста пятьдесят долларов в месяц, а президентский оклад в две тысячи долларов перечислял в сиротский фонд. Его состояние – старый автомобиль «Пежо», купленный ещё до прихода к власти, холодильник со сломанным морозильником, три гитары и четыре велосипеда.  Одним из первых нововведений его правительства стало обнародование доходов и счетов всех госчиновников.
– И что с ним стало?
– Через три года в стране полностью искоренили коррупцию. А через три года его убил собственный сподвижник – министр юстиции. Он похерил все достижения Санкары. Снова всё разграбили.
– Такова судьба! Даже коммунистические идеалисты не смогли изменить ход истории.
– Да, но хоть кого-то интересовали не только деньги.
– Ты это к чему? И поставь бюст, надорвёшься.
– Народное достояние не тяжело, когда его держат все вместе.
– Фу ты!
Он попытался взять бюст Ленина из её рук, но Ксюша неудачно повернулась и ударила Прошакова по голове.
– Твою ж мать! – воскликнул Прошаков и повалился на пол.
– Твою ж мать! Мне ж сегодня к врачу за больничным, только скорую сейчас ещё вызывать не хватало! – невозмутимо произнесла Ксюша, но поняла, что шеф мёртв.
Ксюша потянулась к телефону, но подумала: «Я не хочу в тюрьму с ОРВИ. Нужно подлечиться». Она прошла с одной стороны комнаты в другую. «Он должен был завтра уехать в отпуск на Мальдивы. Вот и пусть он будто уехал», – решила Ксюша и схватила его телефон. Она написала смс бухгалтерше Свете: «Я лечу без тебя. Извини!» Потом она надела на Прошакова бейсболку, накинула на себя его правую руку и повела на пост охраны.
– Босс немного перебрал. Отмечал начало отпуска, – сказала она охраннику.
– Помочь донести его до машины?
– Не надо, мне не в первой.
Ксюша кинула Прошакова на заднее сиденье мерседеса и с шумом захлопнула дверь.
– Не мог хоть помереть нормально! – пробурчала она и завела автомобиль. – Теперь в тюрьму, а у меня даже нормальных кроссовок нет.
И тут она вспомнила, что у неё его карточка. «Пойду в тюрьму как человек», – с облегчением вдохнула она. В магазин за кроссами она заехала сразу после того, как скинула тело шефа в цемент на стройке жилья для военных. «У меня ж даже доверенность есть на машину. Я ж каждый раз её на мойку возила», – подумала Ксюша и хихикнула.

***

На следующий день Ксюша всё-таки решила заглянуть на работу, чтобы Света из бухгалтерии не подумала, что она улетела на Мальдивы с боссом. «Мне скоро в тюрьму, а я до сих пор беспокоюсь, что обо мне подумают», – удивилась Ксюша.
Все девушки в типографии на административном этаже были одеты в шмотки с одного китайского сайта. Все выглядели так опрятно и аккуратненько, что у Ксюши от приторности даже зубы сводило. «Такие все леди, ничего лишнего. Платье в стиле Одри Хепберн, а носит буханку хлеба в прозрачном пакете. Жакет в стиле «от Шанель», а вечно что-то «ложит» вместо «класть». Нитка жемчуга на шее, а матерится как сапожник», – не унималась Ксюша. Она осознала, что её переполняет ненависть. Ксюша думала, что ненавидит босса, но когда он исчез, недовольство и злость не испарились вместе с ним. Ей было тяжело мыслить оптимистично. Такой привычки она не выработала. Ксюшу раздражало всё вокруг. «Она вышла за полковника, потому что у него было больше денег, чем у всех других ухажёров. А теперь рассказывает о его сексуальных проблемах и что любовь – это выдумки. Та носит розовый лифчик под белый прозрачный топ. Та гогочет как лошадь. Та пытается всех учить жизни. Та достаёт сплетнями. Тот ходит в костюме на два размера меньше нужного. У того рубашка как у цыгана. Тот лапает всех. Тот говорит, что я витаю в облаках. Надоело! Надоело! Надоело!»

***

Весь следующий день Ксюша лежала на диване с градусником в зубах и смотрела «Орла и решку». Это шоу она просто обожала. Оно было похоже на глоток свежего воздуха после того, как ты вынырнул из воды. Эти телепутешествия олицетворяли мечту большинства. Водопады, гостиницы, хостелы, высоченные горы, впечатления… Здесь показывали и путешествие с кучей денег и путешествие со ста баксами. Людям было важно видеть и роскошные поездки и «экстремальные». В большинстве случаев они не могли себе позволить даже билет на самолёт в те места, которые так красиво снимали в передаче, но им было важно знать, что если бы они всё-таки попадут туда со ста баксами, смогут увидеть много интересного. Эта передача была  похожа на фильм «Титаник», только на телевидении. Она нравилась всем. Это было стопроцентное попадание. Люди жаждали подобных путешествий. Совсем недавно им казалось, что мир ограничен их домом, работой, семьёй, друзьями, а тут неожиданно оказалось, что мир огромен, что столько мест, которые стоит посетить. Всем захотелось расширить свой собственный мир. Но большинство могли сделать это только с помощью «Орла и решки».
«Моя зарплата тринадцать тысяч, и в нашем городе это считается ещё более-менее. Более-менее, чтобы пожрать и одеться получше. Но зачем мне жрать и одеваться, если мне вообще не нравится находиться там, где я нахожусь?! Для чего я хожу каждый день на работу, которая только для того, чтобы есть и одеваться? Словно я отбываю заключение! Какое преступление я совершила?! Может быть, я расплачиваюсь за грехи прошлой жизни? Я в какой-то ловушке. Это замкнутый круг! Все пытаются найти какую-то отдушину, хобби, смягчающий фактор. Все стремятся дожить свой век «более-менее». У них нет денег, у них нет идеи, у них нет цели, у них нет шанса, у них нет возможности. Для них жизнь – отбытие наказания. Взять и изменить свою жизнь… Наверное, на моей могиле напишут: «Она пыталась». А рядом будут собратья: «Он старался», «Она не сдавалась», «Она из шкуры вон лезла», «Он верил», «Он потом сдался», «Он был ко всему безразличен», «Он был, как все».

***

Она зашла в «убойный отдел» и с порога заявила:
– Я убила человека.
И только тут она заметила, что в кабинете только майор Доронин. «Только не это! Теперь мой бывший, который ушёл к девушке покрасившее, меня повяжет! День удался. Я ещё болею, меня мучают угрызения совести, галлюцинации, странные мысли. Я оказалась недостаточна хороша для него, а теперь он меня ещё и повяжет. Я подкидывала для него блинчики на сковородке, а теперь он меня ещё и повяжет», – за одну секунду в её голове возникло множество мыслей.
– И я рад тебя видеть, Одинцова. Как жизнь? Вышла замуж?
– Я убила Прошакова.
– Ну этого козла много кто хочет убить.
– Но сделала это почему-то я, блин!
– Ксю, ты на антибиотиках, что ли?
– Да, но это к делу не относится. Я на самом деле его убила.
Ксюша отметила, что он заметно располнел. Она мысленно ехидно улыбнулась. «Девочки – такие девочки», – подумала она. Затем её обрадовало, что он начал лысеть, что он выглядел уставшим, что его толстовка была помятой.
– Преднамеренно или случайно?
– Я и сама не знаю.



***

«Здравствуй, мама!
Зря ты переживаешь за меня. Моя нынешняя жизнь мало чем отличается от предыдущей. Разве что кормят похуже, и туалет рядом с обеденным столом. Но это всё мелочи. Зато мы каждый день играем в волейбол и читаем книжки. Соседки у меня хорошие. Тамара, которая убила мужа, когда он пытался убить её, стала мне подругой. Мы шьём костюмы для танцкласса в детском доме. У нас теперь есть нечто вроде ателье. Ещё я дописала рассказы, которые давно хотела дописать. Теперь у меня много свободного времени.
Раньше я всего боялась. Боялась, что пенсия у меня будет маленькой. Боялась, что не куплю себе поддержанную машину. Боялась, что останусь без работы. Боялась, что останусь без ноги, что меня настигнет Альцгеймера. Боялась умереть в одиночестве и никому ненужной. Теперь мне ничего не страшно. В моей жизни не осталось ничего, что можно потерять, кроме разве что самой жизни, но я ей никогда особо и не дорожила. У меня нет забот. Сейчас впервые я почувствовала себя нужной, свободной, сильной. Многие, кого я знаю, говорили «сгоряча»: «Порой мне кажется, что такая жизнь хуже тюрьмы». Она действительно хуже. Быть в заключении у предрассудков и условностей, нищеты и политиканов – это куда сложней, чем быть в малой системе отбывания наказания. Тебе мои слова покажутся странными, но не переживай.  У меня будет время подумать. Когда я выйду, буду другим человеком, ты меня не узнаешь. И не беспокойся о том, что думают другие. Им на тебя наплевать.
Я верю, что когда-нибудь люди научатся быть свободными. Для этого им стоит научиться говорить правду. Ложь всё усложняет. Она заставляет всех решать ненужные проблемы. В большинстве случаев люди сами создают тюрьму из своей жизни. Они напуганы, они боятся остаться без денег, будто кто-то будет помнить об их зарплате после их смерти. Все будто хотят некролог вроде: «Он ходил каждый день на работу, он платил налоги, он женился, развёлся, в общем, был человеком». А это ли «быть человеком»? Человек должен быть свободным. Это в его природе. Если ты не свободен, то ты и не человек. Ты пытаешься им быть, то у тебя не хватает смелости стать им».