Кыргыз road

Часть 1.

Чуйская долина. Огромное озеро земли, с остроконечными берегами снеговиков Тянь-Шаня. Райская обитель человека-земледельца и скотовода...

Полуразрушенная подвеска старенького Фольксвагена вытряхивала из нас чувство брезгливости к проросшим вдоль дороги, как ядовитые борщевики, цветастым глыбам неухоженного самостроя и торговым павильонам "а ля Америка". Унылый видеоряд напоминал скорее ломаные картонные пазлы, чем помещения, созданные человеком для какой-либо разумной цели. Клубы дорожной пыли не позволяли открыть в салоне окна, а палящее киргизское солнце, обнаружив отсутствие кондиционера, выжигало автомобиль изнутри вместе со всем его содержимым. Так жарят в мангале мясо, завернув его предварительно в металлическую фольгу, чтобы не потерять сок.
- Господи, когда же всё это кончится? - жена прикрыла лицо руками.
"Н-да, презентация отдыха в Киргизии складывается "удачно", - подумал я, глядя в наливной затылок молодого кыргыза-водителя, который как ни в чём ни бывало, крутил авторадио в поисках шансона.
 
Наш путь лежал из столичного аэропорта "Манас" в горы, на побережье главной природной  жемчужины киргизского края - горного озера Иссык-Куль.
Кыргызстан, как теперь гордо величают свою родину бывшие советские граждане, оказался страной в целом гостеприимной, не смотря на то, что многие русские вернулись в Россию, не одолев проснувшегося в киргизах национального самосознания. Киргиз прост, наивен, в меру подозрителен и, как всякий малый народ (хотя таковым ни один кыргыз себя не считает), самолюбив и социально раним. Показать перед русским своё превосходство в чём-либо, для кыргыза - нежнейшая радость. На все достижения цивилизации (города, аэродромы, сельхозтехника) он заносчиво глядит поверх гривы своей длинноногой лошади, цокает языком и размышляет так: "Молодец я, кыргыз, сколько имею, сколько умею!.." То, что, благодаря русской национальной политике, в столичном Бишкеке имеется оперный театр, монументальный центр города, современный цирк и проч. киргиза не напрягает совершенно. Он искренне считает себя источником социального блага потому, что у него есть кобыла, отара овец и плетёная круглая юрта, которая защищает от ветра и его самого, и его семью, и всю киргизскую цивилизацию. Примерно также рассуждают и прибалты. Разница в том, что киргиз действительно так считает, а прибалт лукавит, закрывая глаза на собственную неправду.

Позже мы узнали, что из Манаса на Иссык-Куль ведёт вполне сносная объездная дорога. Почему водила отправился в предгорье через городок с названием Кант, так и осталось для нас загадкой. Этот "маленький киргизский каприз" провалил стартовое знакомство с Тянь-Шанем, зато обозначил нижайшую отправную точку, в сравнении с которой любое отличие - благо.
Действительно, миновав Кант, мы через пару селений оказались в полях предгорья и вдохнули чарующий аромат альпийских лугов, спускающийся с гор в долину. Хребты-снеговики, походившие на протяжении всей дороги более на мираж, чем на действительность, теперь стояли перед нами, как исполины. Они вглядывались в крохотных путников, посмевших приблизиться к их подножию.
Мы остановили машину. Внутренний восторг пьянил нас.
- Господи, какая красота! - жена взмахнула руками и, как птица, сделала несколько быстрых шагов, упреждая полёт.
- Э-э, это что. Вот въедем в горы, там точно летать захочешь! - рассмеялся водила, обнажая девственную фиксу, не тронутую дантистом.
- Так едем же! - воскликнула жена, прильнув к видоискателю фотоаппарата.

Часть 2.

Покатые спины альпийских лугов, как огромные морские валы, пенились и оседали по сторонам ущелья. Через час езды мы остановили машину у небольшого хозяйства. Новенькая  юрта, как невеста, трепетала на ветру красным расшитым полотном, укреплённым вместо двери. Неопределённых лет киргизская женщина возилась с корзинами возле скотника.
- Какая прелесть!.. – пролепетала жена, глядя на выводок маленьких жеребят, упрятанный в крытый полуразвалившийся загон. На длинных хрупких ножках покачивалось восемь крохотных тельц с крупными, почти взрослыми головами. Жеребята были настолько милы, что у меня от восторга тоже перехватило дыхание.
- М-можно, я к ним п-подойду? – не справляясь с речью, молебно спросила жена хозяйку.
- А то, иди, милая, - ответила киргизка по-русски почти без акцента.
Жена, как птица, в мгновение очутилась перед загоном. Жеребята, не привыкшие к стремительности окружающего мира, сгрудились в комок, напоминающий испуганную "сороконожку". Жена протянула руку сквозь прутья загона и попробовала дотронуться до ближайшего жеребёнка. Тот потешно мотнул головой и рассерженно ударил копытцем о землю.
- Ого! Какие мы грозные! – улыбнулась жена и вопросительно поглядела в сторону хозяйки.
- Постой спокойно, они привыкнут, - ответила женщина, - ты добрая, лошади это понимают.
Действительно, не прошло минуты, как тот же «сердитый» малыш боднул ворсистым лобиком раскрытую ладонь жены, требуя ласку. Жеребята оживились и, расталкивая друг друга, вытянули  мордочки, полные любопытства. Я хотел прокомментировать это событие, но жена свободной рукой подала умоляющий знак и остановила меня на полуслове.
Тем временем двое мужчин стали загонять табун лошадей на ферму. Лошади не хотели слушаться, разбегались, перепрыгивали плетёные тыны, но уверенные крики людей с одной стороны и жалобные "детские голоса" с другой, всё же заставили строптивых мам приблизиться к загону, где на них накинули упряж и по очереди повели на дойку. Когда закончилась дойка последней кобылы, выпустили из загона жеребят. Мамы чинно разобрали своих детёнышей и подпустили к сосцам. К одной лошади присосались сразу два малыша. Я спросил у киргиза, почему так? «Э-э, - ответил он и показал рукой в сторону реки, бегущей в низине ущелья, - видишь?»
И правда, на другом берегу, в зарослях камыша бродила рослая пегая кобылица. Она, как цапля, перебирала длинными ногами заросли травы, не обращая никакого внимания на призывные крики погонщиков.
- Ах, ты, мама, мама! – вздохнула жена и, повернувшись к хозяйке, спросила, - выходит, её детёныша кормит другая?   
- Да, милая. Брошенного кормит первая, которая ближе, так у них заведено. У людей бы так! – улыбнулась киргизка.
Но вот кормление окончилось, и табун в полном составе чинно стал спускаться к реке. Трудно словами передать восторг и трепет наших душ при созерцании каждого шага этих удивительных животных.
Гривы вздрагивали в такт плавному скольжению тел, морды, одинаково развёрнутые в профиль, напоминали графику колесниц на греческих вазах. Мы чувствовали, как призывное ржание спутанного у воды жеребца извлекает из нас что-то глубокое и манит вслед царственным кобылицам…

Но пора в путь! Отведав сладкого кобыльего молока и купив баклажку настоящего кумыса, мы отправляемся дальше.
- Благодарю за кумыс, - я прощаюсь с хозяином дома.
- Кымыз – так правильно! – отвечает он и поднимает правую руку ладонью вверх, осязая незримой энергией гор нашу будущую дорогу.