Исповедь ведьмы 1 глава

***
Покорное несение креста, - ещё не признак мудрости.
Отказ от жизни радости, - ещё не признак святости.
Стремление дарить своё тепло, - не признак безрассудности.
Помочь,спасти,предотвратить, - не признак помешательства.
***

Написав сегодня это и опубликовав,захотелось рассказать то,что уже просится несколько дней,ожидая своего озвучивания,хотя я эту историю приподнимаю на поверхность не часто.
Надолго зависнув в стихах, всё никак не могла добраться до написания рассказов,только прокручиваю их мысленно. Рассказов у меня бесконечное множество,они только ждут своего воплощения. Жизнь моя была чересчур щедра на предоставление немыслимых,фантастических сюжетов. Начать говорить об этом вслух требовало определённой смелости и мужества. Очень нелегко на это решиться, но когда-то надо было начинать.
Готова подтверждать хоть в каждом из своих рассказов,что всё написанное, - абсолютная правда. Говорить всегда правду,или не говорить ничего,вколоченно в меня в раннем детстве жесточайшей методикой воспитания.

Детские слёзы от обид не знали снисхождения. Слёзы от травм,неминуемых у очень подвижного ребёнка,не вызывали сочувствия,только наказывались дополнительно, - побоями,после чего одно и то же, - приказ: - иди рожу умой!Приходилось утаивать даже всхлипывания,ведь тогда неминуемо продолжится избиение.
Удары по тощей заднице маленькой девочки рукой взрослого сильного мужчины, - отца, - не считались наказанием,я должна была воспринимать их чуть ли не с благодарностью "за науку". Хуже, - ремень,но и тут, - никакого снисхождения и никакой жалости. Слёзы, - под жесточайшим запретом. Матери запрещено было вмешиваться в процесс"воспитания",то есть она не имела права ни прервать наказание, ни остановить руку истязателя,ни пожалеть после,хотя бы только добрым,тёплым словом сочувствия. Этот закон в нашей семье был незыблем и ненарушаем.
  Я считала это неправильным,но кто бы спрашивал моего мнения или выслушал хоть когда-нибудь мои доводы или жалобы.
Боль,слёзы,обиды,- всё приходилось скрывать под страхом наказания. Не получая должного участия и внимания,замыкаясь в себе,в своих бедах,не находя поддержки,когда это так было необходимо,я всё глубже и глубже замыкалась,оставаясь наедине со своими болями. Найдя для себя один-единственный верный выход, - стать безжалостной к себе,никогда не прощать себе никаких слабостей,стала неимоверно сильной и выдержаннной.
А вот чужую боль мне вынести просто не удавалось. В детстве я слышала  и воспринимала только боль собак и кошек. Людей не было жалко нисколько. А вот животных было очень жаль.Увидев страдающее от боли или от недополучения ласки и тепла участия животное, - собаку или кошку, - сопереживание болью вонзалось прямо в душу,полосуя сердце и застревая мучительным комом невыплаканных слёз в горле.
В рассказе"Собачья мама"я говорила уже о моём отношении к такого рода сопереживаниям и о моём умении оказывать помощь.
Сопереживание к людям пришло гораздо позже,но для этого надо было пройти через три клинических смерти.
Как же развился мой дар ясновидения,данный мне от рождения,благодаря этим страшным моим жизненным опытам!
Я стала не просто слышать боль людей, я видела отчётливо и ситуацию,в которой человек получил травму,которая стала причиной боли,в мельчайших подробностях,- как именно человек получил эту травму,и не важно было,сколько лет назад это произошло. Люди просто диву давались,как такое вообще возможно. Благодаря очень сильной экстрасенсорике,мне с лёгкостью удавалось помогать людям. Но видеть я стала не только это. Если над человеком нависала угроза смерти, я просто места себе не находила,мне необходимо было предупредить человека о надвигающейся беде. Меня не волновало, как ко мне будут относиться после этого,плавное, - предупредить,ведь это очень важно. Попав в ту ситуацию,которую я в подробностях увидела и описала,человек вспомнит мои слова, даже если до этого не придаст им значения, позабудет, или просто отвергнет,как невозможный вариант событий. Главное,что  для меня было неоспоримым:-я увидела угрозу смерти и этого можно избежать.Единственное моё желание было, -  предупредить об этом. Я просто обязана это сделать,-дальше человек поступит  по своему усмотрению,сообразно с ситуацией и согласуя свои действия с возможностью остаться в живых,ведь мой дар предоставляет ему эту возможность.
Отчётливо слышала и боль и страдания от психических травм.

***

Я только что похоронила маму,поминки отведены, все разошлись.
Посуда убрана и перемыта. В доме, - никого кроме меня. Калитка ещё распахнута.Мимо двора проходит дед из переулка,которого все называли полковником,да он действительно чаще всего появлялся на улице в стареньком кителе,правда со срезанными,нашивками. Ни разу не спрашивала его, действительно ли он был полковником,но осанка выдавала в нём бывшего военного.
- Проходи,Гена,садись,сейчас накрою тебе,ведь у меня полным-полно всего понааставалось.
-Да я просто зашёл сказать тебе слова сочуствия. На кладбище неудобно было подойти к тебе,ты стояла такая отрешённая,мне стало даже страшно за тебя. Вот и пришёл сейчас.  - Как ты? С тобой всё в порядке?- Ой,да что это я вообще говорю,какое может быть"всё в порядке",- вот я старый дурак!
Добрая старческая рука опускается мне на плечо,глаза ищут моего взгляда,в них, - боль сопереживания.
Старый уже деда Гена,не знаю,правда сколько лет. Дружба с алкоголем не молодит лица. Частенько вижу его на углу переулка,в котором он живёт, и моей улицы, а дом мой как раз угловой,-недалеко от моей калитки,облокотившимся с утра пораньше о столб. Часами так стоит,дожидаясь открытия магазина,чтобы опохмелиться. Улица у нас очень пьющая, с раннего утра у входа в магазин начинают стекаться "похмельные мухи", как я их называю, дожидаясь, когда же придёт хозяйка и спасёт их трясущиеся нутра от неугасимой жажды.
Деда Гена к ним не подсаживается обычно,дожидается стоя, подпирает столб, просто разглялывая прохожих. "Похмельные мухи" очень назойливы,постоянно канючат деньги у проходящих соседей, и,что удивительно,им удаётся наскребать себе таким образом на первую с утра бутылку. Потом к ним, счастливчикам,обзаведшимся заветной жидкостью,стекаются ещё дружбаны,и даже несмотря на то, что никто из них не работает и денег у них нет,они всегда находят деньги на выпивку. Тут же на траве,под соседским забором и располагаются,тут же и заваливаются спать,готовенькие.
Деда Гена в их посиделках не участвует,всегда в одиночку,- или на разлив соточку,или пластмассовый стаканчик  с водкой унесёт в кармане,чаще покупает целую поллитровку,унося эту драгоценность не распечатывая домой,вызывая завистливые взгляды страдальцев,которым и хочется,и не на что купить. Да он вообще-то не жадный,деньжата водятся,если просят,обязательно выручает сотоварищей по несчастью. Поэтому и его благополучная пенсия частенько заканчивается быстрее ожидаемого. Тогда ему самому приходится просить в долг. Я ему не отказываю, он всегда отдаёт долги аккуратно, в отличие от всех, живущих на нашей улице, забулдыг...

- Прости,Галочка,не люблю поминок,поэтому и не зашёл после кладбища,а сейчас вот пришёл, -дай,думаю,посмотрю,как ты,вдруг помощь нужна,ну никак не выходит из головы то,какой я тебя увидел там,такая одинокая...А этот твой дурак где? Его же не было на кладбище?
-Да где ж ему быть,приехал из города,когда уже не первый раз столы были накрыты.
-Как? А кто же всем занимался?
-Да кто,ясно, мне и пришлось,он сразу в горы с друзьями укатил,в тот же день, как мама умерла.
-Но ведь это неправильно,как же он мог оставить тебя одну в такую минуту?
В ответ только пожимаю плечами.- Ты же сам знаешь всё...
- Да знаю,чего уж там... Ну и дурак же он у тебя,ты прости,тебе это неприятно будет,но я не могу не сказать,-он, твой-то, по улице радостный чуть ли не бегал,своих друзей-алкашей чуть ли не за рукав в дом к вам тащил,мол пойдём,у нас бухла дома валом, и пожрать,у меня же тёща померла!
Галь,ну это же не дело,так-то,а? Кто ж так поступает,это ведь похороны,а не свадьба,это же просто стыдоба!
Переживаю я за тебя очень, как ты, справишься?
- Да справлюсь, Гена,что поделаешь,да ты кушай-то,пей,много ведь всего,могу и с собой дать.
-Галочка,ну честно,я ведь не за этим зашёл, я за тебя переживал. А выпить у меня и у самого дома есть, и деньги есть, ведь неплохо получаю,пенсия-то полковничья.
-Так ты действительно,что ли полковник?
-Ну да! Действительно, бывший только.
-А в каких войсках? Знаков- то отличия нет,да и китель у тебя старомодный,не носят сейчас такие...
Гена не отвечает,избегает продолжения расспросов,переводит разговор на другие темы,но тут меня просто пронзает страшное воспоминание,не моё, не из моего прошлого, и я понимаю прекрасно,кого я сейчас увидела, чья непоправимая давняя незабытая боль вторглась в моё сознание.
...Вижу  длинный корридор, чуть под наклоном уходящий вниз,одообразность окрашенных серо - болотной краской стен без боковых дверей,лишь в конце его, - одна единственная,приоткрытая. В воздухе висит затхлый стылый запах нежилых помещений,канцеляровщины,бумаг. По корридору двое молодых офицеров волокут под руки светловолосого парнишку лет четырнадцати. Подросток без сознания,ноги волокутся по полу. Офицеры затаскивают  мальчишку в комнату в конце корридора,бросают грудью на стол, за которым сидит ещё один офицер. Парнишка приходит в сознание,и тут начинается  самое страшное в его жизни. Сменяя друг друга, молодые мужчины долго,безжалостно насилуют его,периодически избивая. Для развлечения,ради забавы,но очень жёстко и немилосердно. Пытка длится долго, очень долго,мальчик периодически теряет сознание,что для него, - лишь спасение от страшного истязания.

Картина перед моими глазами настолько яркая,как будто я незримо присутствую в этой комнате,наблюдая со стороны за безудержным весельем трёх молодых садистов.

-Ген,слушай, а каким это образом ты получил приглашение  сейчас из Германии с разрешением на гражданство, ты ведь скоро должен получить подтверждение?Ты ведь не немец, и фамилия не немецкая, - Шелеховский? А  ты точно полковник, или это просто так, для красоты,- твоё прозвище? Таак...полковник... полковник...
Да какой ты на хрен полковник! -  Вохра! Ты, - вохра!!! И не немец ты по национальности, а поляк, ну-ка сознавайся, вот только врать-то мне не надо,ты слышал уже ведь, что ведьму невозможно обмануть? Ладно,давняя история,я не осуждаю тебя, тебя ведь вынудили стать вначале агентом,потом,- долгая служба. По - другому ведь ты поступить не смог тогда,ты ведь спасал свою семью,- маму,маленьких сестрёнку и братишек.
Описываю ему,как выглядела его мама,которую я увидела тоже,их очень бедненький домик,нищету, страх потери единственного оставшегося в доме мужчины, ведь отца убили.Потеря ещё одного кормильца грозила гибели и самой женщине, и её маленьким детям.
Вот только скажи мне,вохровец, многих тебе удалось шлёпнуть?

Деда Гена плачет. Плачет горько,страшно,как это бывает только у мужчин, которые не плачут никогда. Слёзы без остановки текут по его впалым небритым щекам,стекая с подбородка за несвежий истёртый воротник рубашки. Я его не утешаю и не останавливаю, то,что происходит сейчас ему нужно больше, чем мне, - это,- избавление от очень давней,страшной,никому не высказанной за всю жизнь боли.
- Галчонок,родная,да как же ж это так, как ты это смогла? Знаю, что ты ведьма,люди на улице болтают,но что ты,-действительно... И как ты могла узнать обо всём?Я ведь тогда даже маме ничего не сказал,за целую жизнь,-никому,никому!!!
Ведь если бы я проронил хоть слово,меня бы убили. Тогда меня,после ЭТОГО,заставили написать о неразглашении,действительно сделав вначале агентом,потом,-долгая служба в политлагерях , действительно в вохре,- вооружённой охране,но я никого не убивал,клянусь!!!

- Гена, я это вижу. Не всегда, только если кому-то очень больно и надо помочь,отпустить боль,успокоить...
- А как ты узнала про национальность? Я ведь действительно поляк.
- Да кто его знает,Гена,может потому, что у нас с тобой генетическое родство,я ведь тоже не русская,польская кровь есть и во мне...

***

07.10.2016