Фрагмент

Андрей присел на лавочку возле своего подъезда, вдохнул уже ставший чуть морозным воздух осени и достал из пакета бутылочку «Крушовице». Закурил, не торопясь. Домой, в ставшую давным давно пустой квартиру, идти не хотелось. Из-за спины, цокая каблучками и покачивая бедрами, вывернулась молодая красотка и, показав Андрею свою изящную спину в приталенной куртке не прошла — прошествовала куда-то по своим делам. Мнда, подумалось, а ведь я уже между возрастом «я б присунул» и «что за ребенок — застудит придатки». Идет время. Идет мимо. Я ведь знаю, как догнать, как остановить, заинтересовать, что сказать, какими словами сплести кружево паутины соблазна… А уже не нужно. Уже знаю, что будет потом. Какая будет ночь. Какие слова будут сказаны друг другу утром. Какой вкус останется на губах после расставания. Что хочет она, я тоже знаю.
Вот бы суфлером кто взял в семейные разборки — имел бы успех. Да вот тоже не берут. Никуда не берут. После сорока пяти тебя просто вычеркивают из общества — ты становишься ничтожен. В общем-то и раньше ты мало интересовал государство: плати за всё — вот твое предназначение. Грёбанная игра в одни ворота. Когда тебе становится необходима помощь, ты сорвешь связки, звать и просить — «правительство на другой планете живет, родной». Да и не просим мы сильно. Одного и хотим: чтобы стабильность была, пусть херовая, но несколько лет. Мы приспособимся, привыкнем. Только бога ради, не трогайте нас какое-то время…
Отвлекся. Мысли как-то стали последнее время расползаться, будто старая простыня. Все таки старость, вот ты и догнала меня, сука!
А ведь не ждал. Думал жить мало, но ярко. Бог дал роскошное тело. Метр девяносто рост. С вертушки выносил противников на раз. Ката крутил — японцы завидывали. В боях без правил имя сделал… Травма, порвал связки. Пожалуй, с нее всё и началось. Карьера под откос. А уже на Эльке женат был. Димка родился. Пошел в Метрострой, проходчиком. Тянул свою лямку. Ан нет — ушла Элька. «Прости, мы не подходим друг другу». С одной стороны сука! Из неотесаной деревенской самки сделал москвичку, научил манерам, превратил в леди. Окружающим невдомек, что она все детство в туалет на улицу ходила. А с другой — знал же, что делал. Ты для таких либо трамплин. Либо… трамплин. Предаст обязательно. При удобном случае. Но она пытается жить свою жизнь. Ведь не запретишь?!
Да и где-то в душе понимал, что съехать со ста штук грина за бой на зарплату проходчика подземных работ не каждой под силу. Жила, как у Христа за пазухой, а тут снова экономь.
Разошлись мирно. Ну как — Андрей разменял трешку в центре, позволил ей забрать всё, что хотела и отпустил на вольные хлеба. Однушка в Черемушках, это тоже крыша над головой. Немного обидно было, что Димка ни разу не позвонил и не приехал. Пацан уже большой, неужели на мамины рассказы, как ей молодость загубили, до сих пор ведется?
Ну — пусть.
В сорок пять Андрея вежливо выкинули с работы. Как, впрочем, очень и очень многих таких же. Он подергался еще, пообивал пороги Центров занятости, да и занялся компьютерами, которые еще с девяностых манили. Кому-то поправит или заново навесит винду, кому-то сайт на попсовом вордпрессе нарисует — плохо, бедно, не каждый раз и не стабильно, но жить можно. Вот и сегодня «Крушовице», а не помойка «Очаково» в пластиковой таре. Беден ведь не тот, у кого денег мало, а тот, у кого запросы превышают возможности. А Андрею, достигшему высот московского дна, было даже где-то комфортно. Нет, ну а что? Женщину — да, не приведешь в свою жизнь. А так-то даже пустяки стали вкусными. Бутылочка пива. Рыбалка на утренней зорьке. Звездное небо на даче друзей. Грибы, из которых потом так вкусно варить суп морозной зимой…
Пиво кончилось. Повода еще посидеть не осталось. Ну, значит, домой.
Лифт поднял его на восьмой этаж и тут Андрей понял, что что-то не так. Дверь квартиры была приоткрыта. Буквально на пол сантиметра, но так не может быть с запертой дверью.
Андрей толкнул ее пальцем и вошел. Совсем еще мальчишка, в какой-то совершенно облезлой кожаной куртке суетливо шарил по полкам с бельем в шкафу, стоя спиной. Видимо почувствовав присутствие, оглянулся и замер в шоке.
Андрей сел на стул в коридоре, вытянул вперед больные ноги и тихо, но внятно сказал:
— Ты ищи-ищи. Ты же деньги ищешь? Может хоть тебе повезет, я-то ни разу не нашел.
Парень медленно толкнул противно заскрипевшую дверцу шкафа и замер, не зная, что делать дальше, как себя вести.
— На-ка вот тебе денежку, — Андрей достал остатки сдачи из «Пятерочки», вышло аккурат две сотни. — Метнись за «беленькой», лады?
Он так и остался сидеть на стуле и думал: придет — не придет назад. Ему же чертовски стыдно, с одной стороны. А с другой он, придя, вроде грех свой искупает. Второе не человечески  трудно, но и почетно до аплодисментов!  Что выберет, интересно?
Дверь, так и не закрытая на замок, распахнулась наполовину и парнишка, по-прежнему стараясь не смотреть в глаза Андрею, протянул ему бутылку.
— Вот.
— Ну что вот, горе мое горькое? Пошли на кухню. Сейчас нажарим грибочков с лучком и будем как-то дальше жить. У меня там еще где-то и сало заначено. Звать-то тебя как, дружище?