Сука?

«Люди не понимают друг друга: ни в обыденном, ни в главном. Никогда. Потому, что они люди».
Книга «Икивалс», стих 666.

Он ехал в отпуск.
Наконец-то.
В долгожданный.
После пяти лет бесконечных стрессов, совершенно не плавно перетекавших один в другой.
После безумных любовных страстей.
После унизительных материальных недостатков.
Опустошенный окончательно.
Решительный бесповоротно.
Циничный предельно.
На машине своей мечты.
В Крым, который снился ему много-много лет. Крым, куда несколько лет подряд в самом сладком его школьном детстве возили  на длинный летний месяц родители-учителя: на все свои отпускные…
Он ехал один.
Один со своей любовью, которая была теперь - только его.
Без злобы: с тоской.
О той единственной, с кем последние три года он мечтал поехать именно так или как угодно, но только с ней.
После всего.
После всего…
После всего происшедшего с ним пару месяцев назад он воспользовался жалостью к нему брата и уговорил его. Уговорил брата вместо оплаченной помощи красивых профессионалок, призванных предать забвению его любовь, оплатить издание его книги.
Стихи, проза, эпиграммы и песни.
Он писал даже японские хокку – классические. Естественно на русском языке, но по всем правилам оригинала. Японцы разрешают писать их хокку другим народам на своих языках.
Мы все для всех на одно лицо.
Он уговорил брата на странный бартер. Издание книги вместо секса, как социальный бонус по работе. Безусловно, что затраты по этим двум проектам были несоизмеримы, как и выгода для каждого из братьев.
Ну, какую материальную выгоду мог получить его младший Аркадий, от ласк старшего с красивыми профи? Ни-ка-кой. Это позволило старшему брату уговорить младшего.
По крайней мере, так все принять было гораздо проще нынешнему цинизму моего персонажа.
Именно персонажа, а не героя. Потому что я лично не считаю героем мужчину, бесконечно преданного женщине.
Даже если – Женщине.
Даже если Женщине исключительно в его глазах. Тем более, мужчину не способного забыть любую женщину потом.
Персонаж мой смешон, жалок, глуп – не правда ли?
Книга была подготовлена персонажем давно, но до последней секунды он наполнял ее свежими произведениями, так его романтичная натура от-лично творила от переживаний. Чем сильнее его давили люди или обстоятельства – тем более ярким и обильным было его творчество.
А уж после общения с женщинами …
Мы никогда не знаем, когда и что произойдет в нашей жизни.
Почему именно так, а не иначе?
Почему страдания всегда именно от того человека, который нам единственно, уникально и до смертельного безумия дорог.
Никогда не знаем, что и когда произойдет с нами…
И не важно, по какой причине, или по каким.
Людям не дано предугадать свою судьбу, а значит и то, что именно придется пережить.
И придется ли вообще…
Первый тираж его книги оказался удачным и по деньгам и по интересу читателей: особенно читательниц.
Издали и второй тираж.
Возможно, потому что все в этой книге было о Любви.
Силе Любви.
Боли Любви.
Просто: о любви и о жизни.
Он ехал в отпуск и абсолютно не обращал внимания на изменившуюся в явно осеннюю сторону погоду. Интернет прогнозы вообще обещали исключительно дожди на ближайшие две недели.
Он не думал о будущем.
Все равно его ждало море.
Море и тишина прибоя.
Море и шепот волны.
Море и соль ветра.
Свежий морской воздух и женщины. 
Безусловно: женщины.
Молодые и далее.
Блондинки и яркие.
Томные и нежные.
Он жаждал вытворять с ними, не знавшими еще его, все: абсолютно.
С любой и с каждой.
За деньги или в обмен на обманку чувств.
В любом месте и в любое время.
Его ждали женщины, каждую из которых просто, а, тем более, по-настоящему, любить он не мог: до животной ненависти не мог.
Потому, что не забыл свою любовь и продолжал жить только ею.
Но: больше женщин хороших и разных! Этот секс-лозунг, естественный и характерный для мужика бесчувственного или в душевной коме, стал теперь его.
Ужасно?
Ужасно…
Ужасно навсегда.
Ужасно навсегда?
Его “Land Rover Defender 90” ровно давил дорогу средней хорошести.
 GPS навигатор постоянно указывал на неизбежность увидеть море. 
Связь с оставленным за спиной на неизбежность увидеть море.
Для связи с оставленным за спиной обеспечивали мобильный телефон и notebook.
Но главное: у него была свобода. 
Его свобода.
Долгожданная и тяжко выстраданная всем его существом, свобода принимать решения и делать только то, что он хотел. Цена у этой свободы была максимальной: его не любил никто. 
По-настоящему - никто…
Не важно, кто из них двоих, он или она, и насколько был в этом вино-вен. Однозначно: ее Любовь для него была жизнью. Она разочаровалась в нем и в его любви. И он мгновенно стал свободным.
От всех и всего.
Во всем и навсегда.
Повезло мужику…
Разве нет?
Нормальная стоимость свободы и достигнутого в 53 года среднего материального благополучия.
Нормальная цена для возможности отдохнуть по-своему. 
Нормальная цена удовольствию знакомиться с любой женщиной легко: без ответственности за нее и обязательств перед ней.
Разве мужик может желать иного – по отношению к женщине?
Нормальная цена для возможности, наконец-то, осуществить давно задуманное и желаемое.
Дождь не прекращался.
Дворники методично сметали его с ветрового стекла.
Диск с записями, сделанными когда-то, и по сей миг, его единствен-ной, томил душу.
Климат-контроль обеспечивал комфорт путешествия телу.
Жизнь всесторонне убеждала его в своем искренне и доброжелатель-ном расположении к нему.
Впервые за последние тринадцать лет.
Впервые…
У него было правило. Вернее, когда-то, правил было много.
Постепенно, как и шевелюра, они категорически резко сократились, как по количеству, так по форме и виду. Естественно, по длине также.
Так вот: в дороге он всегда регулярно останавливался для короткого отдыха: тише едешь – дольше будешь. Поэтому, чувствуя, что время очередной остановки наступает, он стал чаще поглядывать на GPS навигатор. Появилась отметка о заправке примерно километров через двадцать.
Подъехав к АЗС, он, прежде всего, долил топливный бак. Это был реверанс былым чувствам самосохранения и педантизма: полный бак, чистая машина, порядок на столе и в доме, всегда мытая посуда и единственная любовь.
Отогнав свой Defender на расположенную сбоку от АЗС парковку, он немного размялся, благо дождик перешел на моросящий режим, и направился к сопутствующему сегодня каждой АЗС универсальному по ассортименту магазинчику.
Её он заметил сразу.
Она сидела на ступеньках входа в торговую точку: впечатляюще глаза-стая, потрепанно мокрая, обреченно молодая и откровенно брошенная.
Она была хороша и выразительна. Чем-то непонятным она ужасно на-помнила ему…
Он прошелся по магазину, купил какой-то как обычно дополнительно пустой в поездке мелкой ерунды, и вышел.
На ступеньках он снова посмотрел на нее.
Прямо ей в глаза.
Это длилось несколько минут.
Она то отводила глаза в сторону, то возвращала их ему.
Он смотрел, не отрывая взгляда.
Вы, безусловно, знаете этот мужской взгляд: цинично страстный, откровенно и ярко бесстыдный и честный. Да: именно, честный.
Кстати, честности, искренности и преданности желают как все женщины, но и каждая в отдельности.
Всегда: от любого мужчины.
Да: еще и - верности.
Но что вы, женщины, делаете со всем этим, затем, получив желанное? Ответ знает каждая из вас.
Он крайне неутешителен.
Для Женщин.
- Поедешь?
- Куда?
Не она это сказала – только ее глаза.
- Туда.
- Поеду.
Снова только взглядом и кивком.
- Тогда пошли.
Подойдя к автомобилю, он вначале привычно открыл и придержал дверь для нее, а затем сел сам. Его удивило, насколько обыкновенно она вскочила на высокую подножку внедорожника и при этом совершенно спокойно, без обычного девичьего или женского восторга, отреагировала на тип и свежесть авто.
- Ей явно все равно куда, на чем и с кем. Интересно: а зачем - ей тоже безразлично?
Шоссе двинулось под колеса. Он включил музыку и климат-контроль.
- Нормально? Музыка не мешает? Сделать теплее?
Ответа он не услышал. Она просто повернула к нему свою изящную голову и четко посмотрела в глаза.
Тоскливо и безысходно.
И вновь ему почудилось, что когда-то он уже видел и эти глаза, и именно такой взгляд. Причем многократно…
- Там сзади плед есть: возьми, а то ты остываешь прямо на глазах. Ос-тановят меня гаишники и привлекут за перевозку молодого симпатичного трупа.
Она не отреагировала: ни на проявление внимания, ни на, очевидно привычно туповатый, мужской водительский юмор.
- Неужели «плечевая»? Непохоже? Главное не забыть после нее все тщательно протереть в салоне. Высажу её на следующей АЗС. Пусть пока хоть согреется. Там накормлю и привет!
Что-то мешало ему отнестись к этой молчащей подруге по его новым принципам. Поэтому он сам, не останавливая движения, дотянулся правой рукой до пледа. У него все необходимое всегда было под рукой потому, что, давно живя один, полагался исключительно на себя.
Все мужчины эгоисты!
Перетянув плед на попутчицу, он старательно укутал ее дрожащее гиб-кое тело в теплую ткань. Она снова благодарно посмотрела и даже, как ему показалось, кивнула.
- И ладно. Ты поспи. Захочешь поесть – поешь то, что есть с собой.  Потом где-то перекусим. И ничего не бойся. Ни-че-го. Все в прошлом и все сзади. Хорошо будет уже все. Верь мне.
- Я знаю. И верю. Спасибо.
Это тоже только глазами.
- Тогда, глазастая, спи.
Она заснула.
Он сделал чуть-чуть теплее температуру в салоне и сосредоточился на дороге.
Она поспала часа полтора - два: не более. Проснувшись, посмотрела на него и улыбнулась. Завязалась беседа.
Дорожная беседа – вещь особая.
Трогательная.
Яркая.
Эмоциональная.
Искренняя и честная: чего опасаться человека, которого более вы больше не увидите никогда.
Единственная странность заключалась в том, что это был не диалог, а монолог. То есть он говорил, шутил, смеялся – порой даже переходил на крик.
Она продолжала молчать, смотреть на него все безотрывнее и все чаще и чаще улыбаться. У нее была красивая улыбка.
Да и вся она была по возрасту ладная, гармонично сложенная и гибкая. Томительно гибкая для своего типа. Все в ней снова и снова возвращало его куда-то в прошлое и о чем-то то ли извещало, то ли предупреждало…
Но разве способен человек, особенно мужчина, что-то предощутить, чего-то избежать, особенно, беды?
Например, безумной любви?
Никогда.
Он рассказывал ей о себе.
Последний раз так подробно и честно он делал это все последние три года его непутевой жизни. Постоянно и искренне. Тот рассказ не принес ему ничего кроме боли: не утихавшей и сейчас.
Видя, набегавшие сумерки, непонятно отчего он изменил свои планы в отношении попутчицы, и решил предложить ей переночевать в каком-то нормальном, если не хорошем, месте по пути. Отдохнуть, выспаться, а завтра с новыми силами двинуться к морю.
Не важно вдвоем или нет. Просто он устал в дороге и от дороги. У него не было никаких мыслей в отношении попутчицы.
Ясно: ни-ка-ких.
Он сообщил ей о своих планах, но она в ответ только вздохнула. Ей явно было все равно все в ее жизни.
Вновь он сосредоточился не только на дороге, но и на GPS навигаторе. Появилась отметка о мотеле, расположенном в близком далёке: по их стороне движения.
До мотеля он успел изложить ей историю своей жизни в двух браках.
Он измерял свою жизнь, собственной единицей измерения мужской жизни: браками – коротко «брр».  Только прошу тебя, читатель более данную единицу измерения не сокращать – иначе получится как в анекдоте.
- Уважаемые пассажиры: экипаж рад приветствовать вас на борту наше-го лайнера ТУ-154-2Б.
- Девушка: а как это расшифровать?
- Очень просто, пассажир. ТУ - это фамилия конструктора - Туполев. 154 – число пассажирских мест, а 2Б – это я с Маринкой.
Мужчины, в отличие от женщин, все странные, причем каждый – исключительный шизоид по-своему.
Вы согласны со мной?
Одни из нас измеряют свою жизнь поглощенным спиртным: по объе-му, ассортименту или качеству.
Другие увлекаются торжеством размеров отдельных или всех мышц или органов: не важно где именно расположенных на мужском теле или внутри оного.
Финансовыми ресурсами, недвижимостью, яхтами.
Маркой авто или кубиками моцика.
Охотничьими трофеями.
Короче: у каждого свои ценности.
У него такой ценностью был брак.
Разве не забавно?
Хотя, по-моему, с позиции оригинальности определенной им единицы измерения мужской жизни, а возможно и не только мужской, мой персонаж безусловно - клевый. Ведь любой брак – ужасный брр!
На сегодня его жизнь состояла из четырех брр. Два брр он осветил попутчице, а оставшиеся  брр оставил на текущий вечер или на завтрашнюю дорогу к морю.
Кстати: он сказал ей куда, зачем и на сколько времени едет. Правда, рассказал не все: но не делиться же ему с первой встречной с АЗС своими сокровенными мыслями. Так вот: она, как уже стало привычным для него, молчаливо согласилась доехать до моря вдвоем. И нормально. Хоть поговорить будет с кем по дороге, а то музыка последней любви так его …
Стойка регистрации в мотеле с неизменным шкафом для ключей рас-полагалась в небольшом домике. Внешне все вокруг выглядело на удивление солидно и чисто. Даже ухоженно. Портье оказалась женщина то ли его возраста, то ли плюс-минус.
- Номера свободные есть?
- Номера?!
- А что: в мотеле остались лишь унитазы? Кстати: что есть в номере?
-  Душ, горячая вода, унитаз, биде, телефон, кондиционер, холодильник, кабельное телевидение и Интернет. Все есть.
- Не ожидал.
- Я тоже.
- Чего именно?
- У нас правило: таким – нельзя.
- Не понял?
- Нельзя таким, как она: жильцы жалуются на неудобства. Понимаете меня?
- Нет: не понимаю.
- Короче номера свободные есть, но только для вас.
- Это решит вопрос?
Он протянул портье двадцать долларов США. Никакой реакции.
- Пятьдесят?
- Сто?
- Решило уже.
- Тогда дайте мне ключ, и чтобы нас никто не беспокоил.
- Ну что вы! Я все понимаю: дело молодое!
- Чего?!
- Что вы, что вы: пошутила неудачно. Всего наилучшего. Устраивайтесь удобнее. Никто вас не побеспокоит до отъезда. Чайник вам дать?
- У меня все с собой.
- А я так и поняла. Сразу.
Он мрачно глянул на ключницу, взял ключи и направился к машине.
Подъехав к номеру, он открыл дверь, убедился в соответствии рекламы реальности, пригласил свою попутчицу войти и перенес нужные вещи для ночевки и продукты в номер.
Реальность оказалась даже лучше: в номере была маленькая кухня, на которой он легко, привычно и быстро приготовил простой дорожный, но обильный, ужин на двоих.
Ели они в тишине мельтешения телевизионных каналов.
Он принял душ. Она отказалась.
- Комплексует. Ничего: покормлю, отмою – расслабиться
Для него эти два глагола в отношении нравившихся и, тем более, любимых подруг, стали привычными во всех смыслах. Правда, финалы увлечений и чувств, получались для него тоже привычно одинаковые. Его бросали.
Из четырех брр (первые два официальных брака, затем два гражданских) счет был 3:1 не в его пользу. Кстати последний брак гражданским был лишь для него: как по смыслу жизни, так и по форме.
Три года он жил с девушкой, намного моложе его, для которой стал первым мужчиной в ее жизни. Во всех смыслах – первым.
Желанными и выстраданным ею осознанно: по годами обдуманному выбору.
Любимым по тем же основаниям.
По ее словам - до сих пор единственно любимым, самым родным и близким человеком.  Повторяю: с ее слов. А чем отличаются женские слова от женских чувств – не мне судить.
Совсем не мне…
По различным, теперь уже совершенно не важным для них обоих, тем более для нас, обстоятельствам реально они все три года лишь ежедневно встречались.
Вначале они были вместе чуть ли не с середины дня до позднего вечера. Порой она даже осмеливалась ночевать у него. 
Потом все изменилось.
Снова не в его пользу.
Последние полтора года их жизни-любви-встреч она вообще не называла его по имени: ни полным именем, ни уменьшительно-ласкательными вариантами. Называла моего персонажа ласковыми любовными прозвищами, но не именем.
Не понимаю: почему не по имени?
Например, проститутки никогда не целуют своих клиентов в губы – сохраняют хоть что-то в себе для себя и того единственного и настоящего?
Не понимаю…
Чем все-таки отличаются слова женщины от ее чувств и, главное, на-сколько?..
Для нее у него всегда и постоянно было все: время, чувства, душевное тепло, неугомонная страсть.
Все то, что она хотела: есть, пить, видеть.
Они обсуждали искренне все: откровенно и честно.
Он дал ей практически две специальности: рекламу и журналистику.
Старался помочь разбираться в людях и избежать женской боли. Понятно, что исключительно от своего возраста и ревности.
Он дал ей абсолютную свободу общения: никогда не заглядывая в ее сумку, мобильный телефон. Не докучал вопросами: с кем она, где и, главное, зачем?
Результат такого отношения вам уже ясен.
Постепенно и неуклонно время встреч сократилось до пяти, четырех, трех, двух часов в день. Её электронное и просто молчание в эфире дневного общения стало нормой.
Он боялся ее обидеть.
Она, по его ощущениям, – нет. Не забывайте: женщина и мужчина все всегда видят по-разному.
Никогда не забывайте об этом.
Итог ясен?
В кисло-горькой мелодраме прощания она даже сумела упрекнуть его в импотентности снять ей квартиру, для самостоятельной жизни, и приобрести ей мотоцикл. Очевидно для мобильности?
Так что браком, пускай и гражданским, эти отношения явно ощущал и считал только он.
Совершенно забыл: четвертый его брр (самый любимый, сладкий и мучительно болевой по сей миг) до сих пор искренне горящими глазами многовариантно реализует личную свободу, обращаясь к моему наивному глупцу со словами:
; Я тебя люблю…
; Я не могу жить без тебя…
; Ты самый родной мне человек. Навсегда…
; Никто и никогда не будет относиться ко мне как ты, любимый…
; Давай увидимся? Просто увидимся?..
Эти слова она, очевидно, готова повторить ему и сейчас.
Хотите убедиться в этом сами?
Что это?
В сухом остатке, как любил итожить его младший брат, наш персонаж сохранил способность и желание немного материально и морально «утеплить» знакомую с АЗС, но безо всяких там чувств.
Просто помочь женской особи.
Они поужинали.
Что-то посмотрели с телеэкрана.
Потом, глядя на ее тоскливость и удивительно человечную печальность, он постелил ей на одной половине неожиданно реально сексодромной кровати, а себе на другой.
Укрыв её тщательно двумя одеялами, накрылся пледом и вскоре заснул.
Один и одиноко.
Привычно одиноко, хотя он был отнюдь и далеко не самый невыразительный, непутевый или никчемный мужик на этой планетке. Абсолютно не самый плохой – поверьте на слово.
Проснулись они, прижавшись друг другу: как положено тесно и крепко. Искренне и удивительно для нее и для него.
Как его любовь делает это сейчас: не с ним…
Не в первый раз…
Быстро перекусив, он перенес все вещи и остатки продуктов – оставаясь рефлекторно запасливым – в машину, вернул ключ от номера и к морю!
Бухта, куда они приехали, оказалась именно такой, какой он видел ее в своих снах все последние годы.
Небольшая.
Уютно добрая.
Глубокая.
С нависающими на море скалистыми берегами.
Лаконичным пологим пляжем из песка, смешанного с разнокалиберной галькой.
Со скалой слева от горизонта, в метрах двух ста от берега.
 С дорогой, позволившей проехать прямо к пляжу, и полным отсутствием человеческого  фактора, что было реально прекрасно.
Он давно видел в своих снах и эту бухту, и ее берега, и это темно осеннее, но еще голубое и теплое небо.
Он видел себя иного: в иной жизни, только все равно только себя. Одного… 
Удивительным было то, что последние месяцы встреч со своей любо-вью, он абсолютно не видел ее в своих снах ни вообще, ни, тем более, рядом с собой. Поэтому он не мог поделиться с ней и этим сном: как это он на море и без нее?!
Сегодня ясно, что его мозг четко подавал сигналы бедствия в их отношениях. Предупреждал о том, что именно его ждет, а он не понял.
Просто не понял?
Или не хотел понимать?..
Как и я?..
Привычно расстелив на гальке две подстилки и разложив поверх их еду и воду, он быстро разделся и пошел в море.
Он ждал этой встречи, ровно пять лет.
Сложных.
Мгновенных.
Бездонно чувственных.
Изумительно страстных.
Ужасающе закономерных.
Ужасающе…
Море было уже далеко не летним, и если бы не кое-какие его планы, он бы не стал так долго плавать сразу. Но ему хотелось ощутить именно это море.
Именно сейчас.
Именно таким: прохладно теплым – бабьим, как и само это время года.
Что: вы снова недовольны бабьим летом?
Какие бабы - такое и лето!
Он доплыл до скалы.
Оплыл вокруг нее.
Вернулся и вышел на берег.
- Чего не купаешься? Лучше сейчас – потом вода немного охладиться. Да и солнышко спрятаться может.
Солнышко.
Солнушко...
Его солнушко: где оно?
С кем?..
Эти мысли так и не покинули его.  Разве они могут покинуть мужчину?
Никогда.
Потому, что настоящий мужчина – однолюб.
Если он – мужчина…
Он не переставал думать о своей любви. 
Невзирая ни на что.
Это было единственное в его нынешней жизни, что он делал невзирая…
Единственное - для единственной…
Ради той, которая, ужасающе неприятно для его сознания и души - не-взирая ни на что - продолжала оставаться для него жизнью.
Его жизнью…
Жизнь, как известно сама никогда не останавливается.
Остановка происходит из-за болезней, криминала, непредвиденных обстоятельств, катастроф – всегда из-за чего-то или из-за кого-то.
Всегда…
Его спутница так и не пошла купаться.
- Все-таки она с «тараканами». В ее годы не войти в воду? Боится чего-то? Странная. Очень странная. Везет мне. И почему даже случайная знакомая - с шизой? Почему?
Потому что, как часто повторяла ему его мама, а ей её: «К нашему берегу пристает только говно».
Родителям виднее.
Причем всегда…
Почему?
Он уже давно не спорил ни с ними, ни с кем иным.
Старался просто жить.
Все последние годы.
Он немного поел, затем лег на подстилку и стал смотреть в небо. Это всегда заставляет задуматься.
О жизни.
О Б-ге.
О себе в своей жизни и о жизни других людей.
Тех, кто был вокруг него или рядом. И хотя таковых было немного, но они были, и о них стоило задуматься.
Безусловно, и обязательно.
Облака тихо плыли по еще тепло-голубому небу.
Их подгонял безумно свежий ветер с моря.
Море пахло свободой и юностью.
Вспоминаемая юность навевала мысли о счастье, сулила безмятежность и благополучие…
- Плохо, если сегодняшний день похож на вчерашний.
- Солнушко: а если вчерашний был замечательным? Если весь его ты провела его со мной?
- Ты глупый…
Она оказалась права...
… Со стороны казалось, что он спит: может быть потому, что его глаза были закрыты.
Его попутчица бродила по берегу.
Что-то искала в морском прибое или среди гальки. Смотрела то на не-го, то на море. Ее улыбка, появившаяся по приезду - осталась. Сохранилась даже, невзирая на то, что солнце стало двигаться к финалу дня.
Как и его солнушко когда-то: неуклонно с неизменным: «Прости…» Таким убийственно вежливым, и, от этого, ужасающе страшным – до замирания под «ложечкой».
- Останься до утра.
- Прости…
- Задержись сегодня.
- Прости…
- Это - тебе.
- Прости…
- Приди пораньше.
- Прости…
- Не уходи.
- Прости…
- Не уходи!
- Прости…
- Не уходи!!
- Прости…
- Не уходи!!!
- Прости…
- .. Я умру без тебя.
- Прости…
… Он как-то особенно резко сел на подстилке.
Медленно оглянулся вокруг: как будто забыл где он и с кем. Или искал рядом кого-то другого?
Или другую?
Но не нашел: явно не нашел.
Вздохнул глубоко раза три и медленно поднялся.
- Пойду-ка я поплаваю: подольше и подальше. Пока тепло. Ты тут поешь, попей, если захочешь.  Сама в воду не залезай – холодно для тебя. Уже. В-общем - отдыхай. Я не скоро.
Что-то явно беспокоило его.
Она это сразу заметила. Она всегда замечала эту напряженность, особенно у мужчин. Мужчина всегда собирается перед своим решением, поступком или шагом.  Но в тот момент она отнесла это на счет температуры воды.
Кстати именно прохладность моря не позволила ей поплавать. А она это любила. Очень. Просто ее время для плавания осталось в ушедшем не-давно лете.
Как и вся его жизнь…
Она и это поняла…
Причем сразу.
Вначале лишь уловила, нюхом что ли, а затем и разглядела в его цинично потухших глазах. Потухших, явно от невыносимой душевной или физической боли.
Вначале она отнесла это на счет физической боли – все мужчины слабые нытики и реально истерично бояться всего до диареи. Разве не так?
Но затем, по мере его рассказа, она поняла безысходность ощущения им абсолютной бесполезности собственной жизни и отсутствия возможности найти хотя бы что-то, безразлично что, кого или какую, чтобы зацепиться за это и жить.
Просто жить…
Не важно, в какой квартире, машине…
Именно поэтому АЗС-ница постоянно молчала и не перебивала его.
Не беспокоила.
Это так важно для каждого из нас, людей, чтобы рядом был кто-то, кто мог просто слушать и не беспокоить.
А когда можно еще прижаться к ней, ощутить биение ее сердца, тепло и напряжение в ее груди и нежно-нежно начать пальцами или губами …
Она проводила его взглядом и продолжила свое беспорядочное брожение по морскому берегу.
Прошло какое-то время.
Она периодически следила за его неуклонно последовательным движением прямо в середину горизонта и поначалу не ощущала никакого беспокойства.
Абсолютно никакого.
Вдруг она поняла, что не видит его седой макушки.
Совсем.
Осознав в течение нескольких минут, что его не видно, она заметалась по берегу. Вначале слабо, в надежде увидеть его, затем все сильнее и сильнее.
Спустя какое-то очень незначительное время она резко набросилась на море и поплыла вперед.
Невзирая на холод и волны.
Невзирая на естественный природный страх перед  водой.
Невзирая на собственный инстинкт самосохранения: ведь она плыла к абсолютно чужому и безразличному ей, по нашим человеческим нормам, человеку. Тем более – к мужчине.
Она реально плыла к первому встречному в неизвестность осеннего моря и уходящего дня…
… Он лежал на воде, на спине, и смотрел на уплывающие в будущее облака.
Из прошлого их подгонял ветер, а море помогало им не отставать от будущего. Он всегда любил это ощущение безмятежности от свободы, даруемой стихией моря, ветра, солнца и неба.
Природа помогает нам оставаться людьми всегда: если только мы, в силу личных амбиций или страстей, не становимся ее заложниками. Тогда она нам мстит, разжигая в нас не человеческие инстинкты.
И мы гибнем.
Если не останавливаемся.
Если не останавливаемся…
Он думал о своей жизни.
О том, что даже, невзирая на изданную книгу, и сбывшиеся мечты о благополучии (он так мечтал о квартире и машине столько лет!) в его жизни не было самого главного для него.
Самого ценного.
Ради чего он никогда не боялся терять, падать, разбиваться и страдать.
Не боялся начинать все с самого начала.
 С нуля.
В его жизни уже не было любви.
Её любви.
Его солнушка.
И уже не будет - никогда…
Как всегда от мысли о единственно любимой и желанной,  о его счастье, его отчаянной жизни, перехватило дыхание.
Навернулись давно высохшие слезы, за которые теперь уже не было стыдно перед окружающими – никого не было вокруг.
Ему не было стыдно за слезы о своей любви и перед самим собой, пе-ред своей душой, потому, что и души не было – ее сожгла Любовь…
Так унизительно для мужчины, сознавать свою абсолютную эмоциональную незащищенность от любви к женщине: тем более - от самой женщины.
Сознавать свою абсолютную эмоциональную незащищенность от любимой женщины…
Он понял, что сегодня все удастся.
Все получиться.
Все то, что он уже пробовал.
К чему шел.
В чем искал защиту от своей духовной незащищенности в мире страстей, жестокости и прагматизма.
В мире, который никак не ценит искренность, преданность, надежность и верность - абсолютно не ценит. По крайне мере, так произошло с ним.
И  со мной.
И  со мной...
Его уже не пугал страх.
Ему не мешала ответственность за очень стареньких и совершенно не-здоровых родителей. 
Совершенно исчез куда-то инстинкт самосохранения, так присущий всему живому на нашей планете, особенно людям, и так оскорбительный для мужчин.
Он оставил письмо для младшего брата у очень ответственного чело-века с самыми подробными указаниями. Частичный дубликат этого письма лежал сейчас в ящике для мелочей в «торпеде» его месячного Defender. 
Все было им продумано.
Отсутствующий страх, воспоминания и чувства  абсолютной ненужности и душевной опустошенности наполняли его все более и более. Он стал естественно замедленно, как старый, проржавевший от времени и испытаний теплоход, уходить вниз.
В море.
В истинную свободу от всего.
От Любви.
От ненависти.
От запретов и желаний.
От памяти и воспоминаний.
От самого себя.
От солнушка.
В свободу от жизни.
Когда его ноги практически перпендикулярно поверхности моря опустились вниз и на поверхности лишь немного задержались плечи…
 Когда вода неожиданно холодно дошла до подбородка, и он уже ощущал ее приближающуюся тяжесть на губах, он ощутил неуловимый, слабый, но явно живой толчок  в спину…
Вначале первый, потом второй, а затем серию толчков…
Рыба?
Дельфин?
Акула?!
Ох уж эти мужики…
Толчки явно не позволяли ему реализовать давно решенное.
Он перевернулся на живот, резко и энергично начал работать руками и застывшими до приближающихся судорог ногами, и увидел в воде глаза. Ее черные, горящие глаза…
Глаза его солнушка…
Он решил, что сходит с ума, но видеть как эти самые родные, любимые и дорогие, невзирая на их прагматично порочную сладкую жестокость и глупость, глаза, стремительно погружаются в море, он не мог.
Мужчина потянулся вниз, ухватился за что-то неожиданное, подтянул все это к себе и, растерявшись окончательно, неожиданно для себя увидел … морду.
Собачью морду с раскрытой пастью, из которой лилась морская вода.
Морду обыкновенной дворовой суки, действительно яркие глаза которой не говорили – кричали:
«Я люблю тебя!
Я люблю тебя!
Я люблю тебя!»
…А вы все это время полагали, что сука - женщина?
Напрасно.
Мой рассказ не фантазия – реальность.
Правда...
Обыкновенная брошенная кем-то или всеми, не важно, молодая и симпатичная дворняжка сука спасла ему жизнь.
Сука с красивой сучьей мордой и статью.
С регулярной течкой, простыми рефлексами и неизвестными сучьими болячками поняла за всех и больше всех.
И только сука дала ему то, без чего его жизнь была ему не нужна.
Ему очень повезло в жизни: жизнь ему спасла настоящая сука.
Если хотите - просто сука.
В конце концов: какая разница – какая? Главное – сука.
Кому из нас еще так везло или могло повезти?
Кому это хотя бы суждено?
Я хотел бы оказаться на его месте.
Очень.
Даже сейчас.
Особенно сейчас.
А ты?
Ведь так приятно, когда тебя хоть кто-то понимает: пусть даже сука…
Дело в том, что из всего мира его поняла только одна девушка – Маша.
Его не поняли ни родители, бесспорно любившие и дорожившие им.
Ни остатки друзей или подобных им людей.
Ни родственники – никто не понял его.
Только одна девушка Маша - неожиданно оказавшаяся в чем-то похожей на него.
Не важно в чем.
Не важно отчего – это совсем другая история и абсолютно не моя.
Мужчины умеют хранить тайны.
Или обязаны уметь - хотя бы это. Если настоящие: и одни, и другие.
Беспородная сука, дворняжка, случайно подобранная на АЗС, не просто поняла, но и дала ему свою преданность, искренность и верность. Истинно собачьи человеческие качества: истинно сучьи.
Возможно, все произошло именно так потому, что именно эти качества собачьи по их происхождению. Может это объясняет то, что сегодня ценят их реально - непонятно для меня - исключительно собаки: обыкновенные, но настоящие суки или кобели.
Не важно кто из них больше - меньше.
Какая разница?
Главное ведь – не люди.
Редкая женщина поступила бы так, как дворняжка.
Не судите меня строго за эту фразу.
Доверьтесь.
Почему женщина не ценит более всего именно преданность, искренность и верность – я не знаю. Возможно оттого, что мы, люди, все вместе эти качества, или чувства, называем, или подменяем, одним словом: «Любовь».
Суки - любви не понимают, не ценят и не ищут. Они просто ценят преданность, искренность и верность и отвечают всегда взаимно. Что поделать: как говаривал академик И.Павлов: «Рефлексы, господа и дамы – рефлексы».
Забавно только, что и для меня, искренность, преданность и верность – тоже приоритетны.
Разве ты не знала, любимая?
Извини: это моя вина. Мало говорил с тобой об этом.
Возможно тогда, что и я: сука – по чувствам и желаниям?
А люблю тоже …?
…Наши фантазии и сны не бывают ужасными и жестокими. Не в психиатрических терминах дело – я о сути.
Фактически последние месяцы я постоянно видел некий сон, исчезнувший из моего подсознания, буквально за пару дней до твоего, любимая, признания. Рифма этого предложения еще одно доказательство тесной, но, увы, несмотря ни на что, не познанной связи между нашими мыслями, желаниями, поступками и ответственностью за их последствия.
… Б-г мой: как смог я написать, что только сука способна понять и оценить?..
Только сука?!…
… Наши фантазии и сны не бывают  жестокими.
Жестокими делаем их мы - люди.
Мужчины или женщины – не важно.
Главное - только любимые глубоко и искренне: до смерти. Те, кого мы любим больше собственной жизни.
Женщины, любимые нами, до смерти... 
До нашей смерти…
Несмотря ни на что…
Это о тебе, солнушко…
Не говори потом: «Не знаю…»
Не говори…
Думаю, что именно поэтому, а не из-за инстинкта самосохранения, по-кончить с собой любящему мужчине бесконечно сложно.
Не важно кого он любит: женщину или Женщину.
Для него не важно…
… Человек всегда живет надеждой: пусть самой невероятной.
Пускай никудышной и даже пустой.
Надеждой на понимание.
Ведь если любимая – его единственная, его жизнь, то убить себя значит убить её?
Убить свою любимую мужчина не может.
Чтобы она с ним не сотворила.
Поэтому согласиться, что моя жизнь - сука – означает, что и моя любимая?..
Разве с сукой живут?..
Наши фантазии и сны не бывают  жестокими.
Жестоки всегда мы - люди.
Любимые и любящие.
Не ведаю почему, но что мне делать?
Любимая?..

P.S.
- Любимая: я люблю правду…
- Почему?
- Потому, что она – голенькая…
- Как я?
- Ты – так редко…



Отрывок из романа "Водовороты сознания".