Апология Талейрана

2016

Апология Талейрана

Драма в 2-х действиях


Елена Занина




e-mail: tinthoron@t-online.de,                тел.: +7 915 368 83 34 (в Москве)         +49 5136 89 54 68 (в Германии)               


;
Действующие лица
ТАЛЕЙРАН – остроумный, изворотливый, хромой старик с большим чувством собственного достоинства. Бывший министр иностранных дел при Директории, Наполеоне и премьер-министр и посол в Лондоне при реставрированных им Бурбонах.
НАПОЛЕОН – умён, великодушен, в меру честен
АЛЕКСАНДР I – умён, благороден, мучается совестью
СОКРАТ – мудрец, способный удержать равновесие в любой ситуации
БАБУШКА – прабабка Талейрана, аристократка, оставившая хорошие манеры из чувства свободы
МАТЬ – мать Талейрана, сугубая аристократка, для которой честь семьи и долг превыше всего

Второстепенные персонажи
ЕПИСКОП – пышет праведным гневом
ГЕРЦОГ ЭНГИЕНСКИЙ – отпрыск младшей ветви Бурбонов, невинно обвинённый в заговоре против Наполеона и расстрелянный по его приказу. Смиренный благородный красавец.
ЛЮДОВИК XVI – французский король, отправленный Конвентом на гильотину в 1793 году. Обиженный на несправедливый суд толстый господин
ФУШЕ – министр внутренних дел при Наполеоне. Хитрый лис.
БАРРАС – политический деятель Великой Французской Революции, один из пяти членов Директории. Многословный лицемер с благородной осанкой
ЖЕРМЕНА ДЕ СТАЛЬ – бывшая любовница Талейрана, влиятельная светская львица. Некрасива, но иронична и умна.
ВИКТОРИЯ ДЕЛАКРУА – бывшая любовница Талейрана, романтичная и гордая особа
ПАВЕЛ I – отец, простивший своего сына
Маленький мальчик, заменяющий Талейрана в финале

Массовые сцены
Массовка постоянно присутствует на сцене во II действии и в качестве наполнения декораций, и как бессловесная участница самого действия.;
ДЕЙСТВИЕ I

Действующие лица и персонажи: Талейран, Александр I, Павел I, Бабушка, Наполеон, Герцог Энгиенский, Фуше, Епископ, Людовик XVI, Сократ

1

Александр I  ходит по сцене в полумраке, как будто ожидая кого-то. Входит престарелый хромой Талейран с костылём и в шляпе, озирается. Заметив Александра, бросается к нему.

ТАЛЕЙРАН. Слава Богу, хоть одна живая душа!.. Месье! Приветствую Вас! Будьте любезны... Блуждаю в потёмках уже невесть сколько времени, подскажите старику, в какую сторону выход?
АЛЕКСАНДР. (поворачивается, учтиво кивает) В любую.
ТАЛЕЙРАН. Ва-ваше Императорское Величество? Как? Вас же... Вы же... давно уже...
АЛЕКСАНДР. А Вы только что, поздравляю.
ТАЛЕЙРАН. Какая приятная встреча! (кланяется в три темпа, сняв шляпу)
АЛЕКСАНДР. Я тоже весьма рад.
ТАЛЕЙРАН. Признаюсь, не ожидал встретить Вас здесь.
АЛЕКСАНДР. А я, напротив, с нетерпением Вас поджидаю.
ТАЛЕЙРАН. Это большая честь для меня. Чем обязан, Ваше Величество?
АЛЕКСАНДР. Ах, полно нам церемониться, давайте по-простому, князь, без титулов. Здесь все равны.  Libert;, ;galit;, Fraternit;, так сказать. Александр Павлович, просто Александр Павлович.
ТАЛЕЙРАН. (Осторожно протягивает руку) Шарль-Морис, просто Шарль-Морис.
АЛЕКСАНДР. (Прячет руки за спину) Нет, знаете, это как-то неловко. Лучше - господин Талейран.
ТАЛЕЙРАН. Талейран. С Вашего позволения... (Надевает шляпу) Чем же всё-таки обязан, Александр Павлович?
АЛЕКСАНДР. Видите ли, меня мучает один вопрос... до такой степени, что даже после смерти мне покоя нет. (Задумывается) Простите... мне нужно немного времени, чтобы собраться с духом. Расскажите пока что-нибудь занимательное.
ТАЛЕЙРАН. К Вашим услугам. Мне последнее время сны стали сниться. Вижу себя  мальчиком на лужайке в парке замка Перигор. Наверху, на лестнице, стоит бабушка: ручки свои сухие сложила лодочкой и смотрит на меня так умильно! Солнце льётся по ступенькам... От  жары даже птички умолкли ... Я взбегаю к ней, прижимаюсь, а она улыбается и гладит меня по голове ласково-ласково... И люблю я её взахлёб! Думаю - хоть бы не просыпаться.
АЛЕКСАНДР. Удивительно. Раньше за Вами сентиментальности не водилось. Князь, это точно Вы?
ТАЛЕЙРАН. Совершенно точно. Князь Талейран-Перигор, герцог Беневентский. Не похож?
АЛЕКСАНДР. Время, знаете ли, никого не щадит.
ТАЛЕЙРАН. Хорошо что Вы умерли молодым и красивым.
АЛЕКСАНДР. Хм. Сорок семь лет это, по-Вашему, молодость?
ТАЛЕЙРАН. В мои восемьдесят четыре я мог бы быть Вашим дедушкой.
АЛЕКСАНДР. А Вы каким умерли, господин Талейран?
ТАЛЕЙРАН. А я старым, больным, но умиротворённым. Знаете что пишут о моей кончине? «Талейран умер. Любопытно, зачем это ему теперь понадобилось.» А? Каково!
АЛЕКСАНДР. Остроумно. И зачем же?
ТАЛЕЙРАН. Вот и Вы мне не верите. А я умер совершенно искренне, без всякой задней мысли.

Александр сверлит Талейрана недоверчивым взглядом.

ТАЛЕЙРАН. Послушайте, я такой же человек как и Вы.
АЛЕКСАНДР. Пожалуй... (Пауза) Я готов задать свой вопрос.
ТАЛЕЙРАН. Прошу Вас, Александр Павлович, я весь внимание.
АЛЕКСАНДР. Господин Талейран, Вы помните наши переговоры в Эрфурте? Вы тайно являлись ко мне и убеждали дать отпор Вашему императору. 
ТАЛЕЙРАН. Прекрасно помню.
АЛЕКСАНДР. Вы настаивали, чтобы я не подписывал конвенцию в том виде, как её предложил Наполеон. Я, в общем-то и не собирался, но... ах, неважно. Хм. Вы вели игру против него. Вы с честными глазами предавали своего императора. Признаюсь, я был поражён.
ТАЛЕЙРАН. Да, Ваше Величество, так и было.
АЛЕКСАНДР. Скажите, зачем Вы изменили человеку, доверявшему Вам?
ТАЛЕЙРАН. Вот именно, человеку. Но не Франции.
АЛЕКСАНДР. Полноте, князь. Вся Европа лежала у его ног, Россия подписала невыгодный договор, Англия была ограничена в торговле. Это открывало Франции великие перспективы.
ТАЛЕЙРАН. Эти великие перспективы обходились французам слишком дорого.
АЛЕКСАНДР. Простите, друг мой, но я не верю в Ваш патриотизм. Да и сумма денежного вознаграждения, которое Вы от нас получили, не позволяет мне думать о Вас иначе, как о ...
ТАЛЕЙРАН. (прерывает) Вы презираете меня?
 АЛЕКСАНДР. Должен был бы. Но... нет, я не это имел в виду...
ТАЛЕЙРАН. (язвительно) Уж не потому ли, что Ваше Императорское Величество истинный христианин? Ближнего любите?
АЛЕКСАНДР. Вы забываетесь, князь!
ТАЛЕЙРАН. Что Вы от меня хотите, наконец? Чтобы я Вам честно признался почему, продавая всех и вся, как мне инкриминируют, я не сделал исключения для великого человека Наполеона Бонапарта, единственного, которым я действительно восхищался и которого, может быть, даже любил?
АЛЕКСАНДР. Почти. Я хочу понять истинный мотив Вашего предательства.
ТАЛЕЙРАН. Однако! ...Ах да, Вы же русский, вам обязательно истина нужна...  А зачем? Чтоб больнее мучиться?..  Вас, русских, хлебом не корми, дай только на Голгофу влезть.  Вы всё время как будто ЕГО крест на себя примеряете... Но Вам-то это зачем, Александр Павлович? В вас же русской крови и на каплю не наберётся?
АЛЕКСАНДР. На что Вы намекаете?
ТАЛЕЙРАН. На то, что у Вас русского только имя и фамилия.
АЛЕКСАНДР. Ещё Вера есть. И совесть.
ТАЛЕЙРАН. Это что за зверь такой? Тот что моется всё время и истиной кормится? Простите что я Вас поучаю, Ваше Вел... Александр Павлович, но лучше поздно, чем никогда. Послушайте старика: на чистую совесть удобно ссылаться, но иметь её вовсе не обязательно.
АЛЕКСАНДР. (горько усмехается) Вы новенький, ещё не освоились на новом месте. Простите что я Вас поучаю, но ЗДЕСЬ сослаться можно только на то, что имеешь.
ТАЛЕЙРАН. Ах да, да, другие обстоятельства, другие правила... я это не учёл...

 Хорошо,  я Вам откроюсь. Но при одном условии – сначала Вы удовлетворите моё
любопытство.
АЛЕКСАНДР. Узнаю Талейрана - когда торговать нечем, торгуете условиями. 
ТАЛЕЙРАН. И всегда остаюсь в выигрыше, заметьте!
АЛЕКСАНДР. Мне страшно делается от Вашей самоуверенности. Прошу Вас, оставьте...
ТАЛЕЙРАН. О-о, на этот раз мой интерес почти бескорыстен: Ваш ответ хотели бы знать все, а буду знать один я! Хе-Хе!
АЛЕКСАНДР: И что Вам с того? Никуда Вы своё знание употребить уже не сможете – ни к добру, ни к худу.
ТАЛЕЙРАН. Что это Вы обо мне как о нечистой силе говорите... «ни к добру, ни к худу». Я тоже человек принципов! Даже если они и не всем понятны.
АЛЕКСАНДР. (саркастически смеётся) Простите, ради Бога...
ТАЛЕЙРАН. (обиженно) Вы требуете от меня откровенности? С какой стати? Говорить правду не в компетенции дипломата.
АЛЕКСАНДР. Вы уже не дипломат, зачем скрываться?
ТАЛЕЙРАН. А Вам зачем? Ответьте мне, я отвечу Вам.
АЛЕКСАНДР. (после долгого молчания) Есть только один вопрос, который я не хотел бы услышать. Даже здесь, даже сейчас...
ТАЛЕЙРАН. Может я не угадаю и спрошу совсем о другом.
АЛЕКСАНДР. Вы-то? Вы же Талейран. Ваша ясность ума беспощадна.
ТАЛЕЙРАН. Но Вы, Ваше Величество, всегда были для меня загадкой. Я никогда не мог понять о чём Вы думаете - у Вас лицо сфинкса. Даже здесь, даже сейчас.
АЛЕКСАНДР. Послушайте, господин Талейран, разве нельзя по-человечески ответить? Обязательно нужно чтобы я душу перед Вами выворачивал?
ТАЛЕЙРАН. О, прошу Вас, душу не надо. Не усложняйте. Мой вопрос – Ваш ответ и наоборот. Взаимовыгодная сделка. Неужели Вы ждали меня напрасно?
АЛЕКСАНДР. Да какая Вам польза от моей правды?
ТАЛЕЙРАН. Собственно, никакой, но осведомлённость лишней не бывает. Так, на всякий непредвиденный случай.
АЛЕКСАНДР. Надеетесь воскреснуть? 
ТАЛЕЙРАН. Что Вы! Я нажился досыта.
АЛЕКСАНДР. Ах, я, кажется, догадываюсь – это один из Ваших принципов: ничего не делать бескорыстно.
ТАЛЕЙРАН. И это тоже.
АЛЕКСАНДР. Вы не оставляете мне выбора. 
ТАЛЕЙРАН. Я Талейран, мне можно.
АЛЕКСАНДР. Вы так беззастенчиво торгуетесь, как будто за Вашим ответом скрывает-ся некая ужасная тайна. Может Вы просто цену набиваете, а ответ и выеденного яйца не стоит?
ТАЛЕЙРАН. Александр Павлович, Вас интересует моё предательство? Это щекотливая тема и уж точно дороже выеденного яйца. Или Вы думаете, что душу оголять только Вам одному неприятно?
АЛЕКСАНДР. Что ж... откровенность за откровенность. Спрашивайте!

2

Талейран, воодушевляясь, потирает руки.

ТАЛЕЙРАН: Александр Павлович, в ТОТ день, когда Вашего батюшку... так сказать... Вы знали что он будет убит?
Александр застывает с непроницаемым лицом.

ТАЛЕЙРАН. Ваше Величество, Александр Палы-ыч, продолжим? Или отступитесь? Мне кажется, наш разговор приобретает характер взаимной порки. Не для того я умер в покое и полном довольстве, чтобы сейчас, здесь... кстати, что это за место?
АЛЕКСАНДР. Просто место, вне времени и протяжённости.
ТАЛЕЙРАН. Мне невозможно это понять. Я всегда был слабоват в философии.
АЛЕКСАНДР. Нет никакой философии. Тут вообще ничего нет... кроме совести.
ТАЛЕЙРАН. Ага, значит это место Вашей совести. Темно-то как.  М-мда.  Александр Палыч, а я перед смертью с церковью примирился и даже получил от Папы отпущение грехов. Хе-хе... И знаете что обо мне написали? Что я всю жизнь обманывал бога, а перед самой смертью вдруг обманул сатану. Впрочем, не вижу разницы.
АЛЕКСАНДР. А себя Вы обманывали?
ТАЛЕЙРАН. Разумеется! А потом честно врал другим. Шутка. Зачем мне себя обманывать? Вы же сами сказали, что мой ум беспощаден.
АЛЕКСАНДР. Как же Вам было, должно быть, тяжело...
ТАЛЕЙРАН. Отчего же. Если делать только то, что необходимо для достижения цели, то совесть - Вы же её имеете в виду? - смиряется перед грандиозностью будущего успеха.
АЛЕКСАНДР. Всегда?
ТАЛЕЙРАН. Абсолютно, если Вы умный человек.
АЛЕКСАНДР. Я в Бога верю.
ТАЛЕЙРАН. Александр Павлович, вера не отменяет здравого смысла.
АЛЕКСАНДР. Да, Вы правы, наверное...
ТАЛЕЙРАН. Конечно прав. Продолжим, Александр Павлович?
АЛЕКСАНДР. Да-да.

Александр заметно волнуется. Талейран, напевая (старинную французскую песню про птичку), осматривается. Вытягивает руку в глубину сцены, там из черноты появляется трон судьи. Он удивлён эффектом: «О-о!...» Указывает в стороны, проверяя возмож-ности  –  появляется скамья обвиняемого, затем кресло прокурора: «Оу!...о-ля-ля!...» Талейран удовлетворённо потирает руки.

ТАЛЕЙРАН. Что ж, форма соблюдена. Приступим к содержанию. Прошу Вас, Ваше Величество... Не передумали?

Александр обречённо садится на скамью обвиняемых.

АЛЕКСАНДР. Я готов. Хотя и не предполагал, что Вы устроите настоящее судилище.
ТАЛЕЙРАН. (тихо себе) Александр предполагает, а Талейран располагает. Хе-Хе! (громко) Это не я, это Ваша совесть. Вы же сами этого хотели?

Талейран занимает место прокурора.

ТАЛЕЙРАН. Прокурором я ещё не был. Но раз уж это так необходимо... и только из уважения к Вам. Итак, приступим. Скажите, Александр Павлович, Вам было известно о заговоре против Вашего отца?
АЛЕКСАНДР. Нет! То есть да... Я понимал теоретическую возможность такового. Но официально мне об этом не докладывали.
ТАЛЕЙРАН. Однако, в ночь убийства Вы и Ваша царственная супруга не ложились спать и были одеты как подобает случаю. Вы подтверждаете это?
АЛЕКСАНДР. (тихо) Откуда это Вам известно?... Д-да.
ТАЛЕЙРАН. Простите старика, не расслышал. Подтверждаете ли Вы, что в ночь убийства...?
АЛЕКСАНДР. Да, подтверждаю!
ТАЛЕЙРАН. Отлично. Вы также были знакомы лично с главными заговорщиками.
АЛЕКСАНДР. Да.
ТАЛЕЙРАН. Громче, пожалуйста.
 АЛЕКСАНДР. Гхм-м... Был знаком.
ТАЛЕЙРАН. И они обсуждали с Вами перспективы правления императора и самодержца Всероссийского Павла I, возможную войну с Англией, будущий русско-французский поход в Индию?
АЛЕКСАНДР. Обсуждали.
ТАЛЕЙРАН. Вы слышали о видах вашего батюшки на развод с Вашей матушкой, ссылку её в Холмогоры, возможное заточение в Шлиссельбург Вас, а Вашего брата Константина в Петропавловскую крепость?
АЛЕКСАНДР. В Петербурге, видимо, так громко шепчут, что эхо отдаётся в Париже.
ТАЛЕЙРАН. И не только там. Так слышали Вы или нет?
АЛЕКСАНДР. Слышал, но это только сплетни.
ТАЛЕЙРАН. Положим, что так. И Вы оставались равнодушны к такого рода высказываниям?
АЛЕКСАНДР: Н-Нет... Но я не верил, что отец способен на такое. Его поносили как безумца, но я...
ТАЛЕЙРАН. Но Вы не верили в его безумие?
АЛЕКСАНДР. Конечно же нет. Я видел, что вокруг него смыкается круг. Его политика раздражала слишком многих. Он был в постоянной тревоге, словно готовил что-то, но что - не знал никто. Мой отец был непредсказуем.
ТАЛЕЙРАН. Другими словами, Вы боялись скорее его непредсказуемости чем его самого?
АЛЕКСАНДР. Можно и так сказать.
ТАЛЕЙРАН. Можно ли также сказать, что Ваши знакомые заговорщики боялись того же?
АЛЕКСАНДР. Вероятно.
ТАЛЕЙРАН. Вероятно ли также, что для заговорщиков речь шла о том, кто кого опередит?
АЛЕКСАНДР. Возможно.
ТАЛЕЙРАН. Я осмелюсь предположить, что они торопились. И Вы не могли не знать об этом.
АЛЕКСАНДР. Да, но... я просил отсрочки.
ТАЛЕЙРАН. Почему?
АЛЕКСАНДР. Н... не знаю.
ТАЛЕЙРАН. Вы любили своего отца?
АЛЕКСАНДР. Мне ваш вопрос непонятен.
ТАЛЕЙРАН. Испытывали Вы сыновние чувства к Павлу Петровичу? Могли запросто говорить с ним, гулять, смеяться? 
АЛЕКСАНДР. (Пауза) Я воспитывался у бабушки.
ТАЛЕЙРАН. Понимаю. Я тоже почти не знал своего отца и бабушка была единствен-ным человеком в семье, кто меня любил. Я не настаиваю на ответе, но всё же...
АЛЕКСАНДР. Я старался выполнять свой сыновний долг.
ТАЛЕЙРАН. Конечно, конечно. А он Вас любил, как Вы думаете?
АЛЕКСАНДР. Мы появляемся на свет не для любви.
ТАЛЕЙРАН. Уточните, пожалуйста, Александр Павлович, кого Вы имеете в виду под словом МЫ?
АЛЕКСАНДР. Всех принцев крови.
ТАЛЕЙРАН. Как я с вами согласен. (Поправляет осанку) Или повелевать, или любить. Третьего не дано.
АЛЕКСАНДР. У меня был моральный долг перед отцом и я его выполнял.
ТАЛЕЙРАН. А потом Вас, принца крови, цесаревича, убедили, что у Вас есть ещё и моральный долг перед Родиной?
АЛЕКСАНДР. (вскакивает) Да, долг перед Родиной! Крепостное право, абсолютизм, произвол правления – всё это давно устарело!
ТАЛЕЙРАН. Да Вы либерал, Ваше Величество. И как успехи?

Александр молча садится.

ТАЛЕЙРАН. Мы отвлеклись от главного. Александр Павлович, ответьте, как бы Вы поступили на месте Вашего отца, если бы в результате обстоятельств временно непреодолимого характера были бы вынуждены подписать отречение от престола при условии сохранения жизни? 
АЛЕКСАНДР. Если бы я был убеждён в правоте своего политического курса и ждал бы от наследника разрушения всего мною созданного, я бы на следующий же день нашёл способ аннулировать документ, арестовал бы всех заговорщиков и престолонаслед-ника.
ТАЛЕЙРАН. Вы забыли про жену...
АЛЕКСАНДР. Отец был убеждён, что Мария Фёдоровна тоже питает надежды на престол. Он хорошо знал историю династии.
ТАЛЕЙРАН. Он был прав?
АЛЕКСАНДР. Мать никогда не забывала что она коронованная императрица. В ту роковую ночь наши отношения с нею разладились, она даже переехала в Павловский дворец.
ТАЛЕЙРАН. Ответ принят к сведению. Идём далее. Вы задавали себе когда-нибудь вопрос, Александр Павлович, зачем было нужно, чтобы Вы скорее заняли место своего отца? Ведь Ваш батюшка тоже проводил реформы. Облегчил бремя крепостных крестьян, реформировал армию, поприжал дворянство – всё это было в духе новых веяний времени, которые разделяли и Вы?
АЛЕКСАНДР. Я хотел идти быстрее и дальше.
ТАЛЕЙРАН. И каков итог?
АЛЕКСАНДР. ... Я думал об этом. Есть две причины моей неудачи. Первая заключает-ся в том, что не на кого было опереться. У меня были единомышленники, вернее, я стал единомышленником моих друзей. Для воплощения наших реформ нужно было прежде всего вычистить административную систему, освободить место свежим силам, отстранить старую элиту от рычагов управления. Вы это должны понимать как никто другой, господин Талейран.
ТАЛЕЙРАН. О да! Я вас понимаю как никто другой.
АЛЕКСАНДР. Но как же я это сделаю, если я плоть от плоти её!
ТАЛЕЙРАН. Только  при одном условии, если Вы предадите своё сословие.
АЛЕКСАНДР. Но я не предатель!
ТАЛЕЙРАН. А я вот, князь Талейран Перигор, герцог Беневентский, кавалер орденов Франции, Испании, Австрии, Дании, Баварии, Вестфалии, Саксонии, Пруссии, Персии, Обеих Сицилий и, между прочим, Российской империи, предал и ничего, дожил до глубокой старости. И ни о чём не жалею.
АЛЕКСАНДР. Вы не были русским царём.
ТАЛЕЙРАН. К счастью, нет. Какова же вторая причина?
АЛЕКСАНДР. Сам от себя не ожидал, но... Я оказался мелким человеком – не мог простить некоторым моим товарищам блеска ума большего, чем мой собственный. Они всегда должны были чувствовать наше неравенство.
ТАЛЕЙРАН. В больших делах важнее должно быть дело, а не личные амбиции.
АЛЕКСАНДР. Я понял это слишком поздно. Действия моих товарищей были свободны до тех пор, пока они делали, что хотел я.
ТАЛЕЙРАН. В таком случае, и заговорщики делали не более того, что хотели Вы сами?
АЛЕКСАНДР. Это не совсем так. Но в какой-то момент наши интересы совпали.
ТАЛЕЙРАН. И Вы одобрили низложение императора Павла I.
АЛЕКСАНДР. Меня вынудили это сделать, но я не знал что его убъют.
ТАЛЕЙРАН. Не знали, или не хотели знать?
АЛЕКСАНДР. (Пауза) Да.
ТАЛЕЙРАН. Простите, не могли бы Вы выразиться яснее?
АЛЕКСАНДР. (с трудом) Не хотел...
ТАЛЕЙРАН. Уточните, пожалуйста, что именно Вы не хотели?
АЛЕКСАНДР. Знать. Мгм. Не хотел знать.
ТАЛЕЙРАН. Что и требовалось доказать! Поздравляю Вас, Ваше Величество. Вам хватило духа признаться почти в отцеубийстве. Вы совсем не мелкий человек.

Александр тяжко поднимается со скамьи подсудимых, подходит к Талейрану и с чувством пожимает ему руку.

АЛЕКСАНДР. Признаться в преступлении порой страшнее чем совершить. Благодарю Вас. Мне стало легче.
ТАЛЕЙРАН. Пожалуйста, пожалуйста... А знаете, Александр Павлович, я так и думал.
У нас с Наполеоном однажды разгорелась целая дискуссия. Он был убеждённый сторонник Вашего благородства, но плоховато знал русскую историю. Я же по роду службы был гораздо лучше осведомлён, хе-хе... о традиции русского престолонаследия.   
АЛЕКСАНДР. Надеюсь, эта традиция на мне и закончилась.
ТАЛЕЙРАН. Надейтесь, Ваше Величество.

Александр больше не «сфинкс», его лицо как-бы оттаяло и на нём читаются эмоции.

3

ТАЛЕЙРАН. Вы ещё помните свой вопрос ко мне, Александр Павлович? Должен ли я ещё отвечать на него?
АЛЕКСАНДР. Да, прошу Вас.
ТАЛЕЙРАН. К Вашим услугам.

Александр и Талейран меняются местами.

ТАЛЕЙРАН. Меня часто обвиняли, но чтоб судить - никогда.
АЛЕКСАНДР. Таких как Вы судит история.
ТАЛЕЙРАН. Ах, бросьте, это просто фигура речи, хотя и приятная. Как история может судить? Судят люди.
АЛЕКСАНДР. Судит Бог.
ТАЛЕЙРАН. Неужели.
АЛЕКСАНДР. Вы же сами придумали этот антураж – скамья подсудимых, место прокурора... Мне это не нужно. (Поводит рукой и мебель исчезает)
ТАЛЕЙРАН. Хотите сказать, что это нужно мне?
АЛЕКСАНДР. Не знаю. Может быть.... Вы готовы отвечать?
ТАЛЕЙРАН. Я своё слово держу.
АЛЕКСАНДР. Почему Вы предали Вашего императора?
ТАЛЕЙРАН. Почему, почему...
АЛЕКСАНДР. Власти у Вас было вдоволь, денег тоже, место его занять Вы не хотели...
ТАЛЕЙРАН. Боже упаси.
АЛЕКСАНДР. Кажется я догадываюсь – Вы не могли простить гению его
гениальность?
ТАЛЕЙРАН. Опять мимо. Не прощать гению гениальность – удел завистливой посредственности.
АЛЕКСАНДР. Вы правы.
ТАЛЕЙРАН. А я – НЕ посредственность. Понимаете? Более того, я сам – гений! Франции повезло с нами дважды – один не знал границ возможного и достиг невоз-можного, другой знал как из невозможного сделать возможное. Он кроил, а я шил новую Европу. К тому же за это хорошо платили. Мы прекрасно ладили. Ах, какое это было время! Какое время! Тандем великих!
АЛЕКСАНДР. Я бы желал этого для будущей России.
ТАЛЕЙРАН. Что, великий тандем?
АЛЕКСАНДР. Нет, такое вряд ли повторится. Но, я бы хотел, чтобы у будущих поколений нашлись силы и мужество из невозможного сделать возможное.
ТАЛЕЙРАН. Александр Павлович, как там у вас, у русских: «не буди лихо пока оно тихо»? Хе-хе...
АЛЕКСАНДР. (задумчиво) Да... лучше не будить.
ТАЛЕЙРАН. Пусть спит себе.
АЛЕКСАНДР. Господин Талейран, мы отвлеклись. Два равных гения, всё прекрасно и вдруг...
ТАЛЕЙРАН. Не вдруг. Мы разошлись концептуально. Начали дрейф в противопо-ложных направлениях. Он хотел объединить Европу под эгидой великой Франции и привлечь Россию к совместной борьбе против Англии. Я же был сторонником союза с англичанами.
АЛЕКСАНДР. Да, да, меня всегда удивляла Ваша любовь к Англии, граничащая с государственной изменой.
ТАЛЕЙРАН. Далась Вам эта измена. Ах да... я опять забыл что Вы русский, пардон. Так вот. (Постепенно увлекается) Англичанам удалось выстроить финансовую систему, которая сама себя наращивает, такая своеобразная пирамида. Беспроигрыш-ный вариант на столетия вперёд! Залог стабильности и процветания! Правительство берёт кредиты везде где дают и продаёт эти деньги частями своим гражданам под более высокий процент. Те строят национальную промышленность, дороги, развивают сельское хозяйство, платят налоги, наполняют казну. Денег столько, что можно купить всю Францию с потрохами.
АЛЕКСАНДР. Но кредиты же нужно возвращать?
ТАЛЕЙРАН. Возвращайте себе на здоровье и берите для этого новые. Потом ещё, и ещё,  и ещё... Вы уже столько должны, что Вашим кредиторам придётся держать Вас на плаву любой ценой. Сами будут тонуть, а Вас спасут. Ваши долги затягиваются как удавка на ИХ шее. И чем больше Вы должны, тем больше они дадут. Есть деньги – есть торговля. Колесо запущено. Главное чтоб не останавливалось. А для этого нужно – внимание - всегда полностью и в срок погашать проценты. Только и всего. Просто, как всё гениальное!
АЛЕКСАНДР. А если кто-то засунет в это колесо палку?
ТАЛЕЙРАН. Вот поэтому я и был против союза с Россией. У вас всегда палка наготове. Тогда катастрофа. Но. Есть способ – надо силой заставить всех крутить это колесо и отобрать палки.  Нужно объединить Европу, перенять систему финансов Англии и богатеть мирным путём. Но на беду, Наполеон сам любил палкой помахать. Он был конечно, великий человек, но ограниченный. Поэтому я его и покинул.
АЛЕКСАНДР. Значит дело всё-таки в деньгах? Куда Вам столько?
ТАЛЕЙРАН. Вы не поняли. Моих денег мне хватило бы на три жизни вперёд. Не в этом же дело! Англия создала новую, прекрасно работающую финансовую схему. Кто раньше в неё включится, тот больше выиграет, понимаете? Она работает на них, но может работать и на нас, главное, вовремя влиться. Последние остаются в дураках. Франция уже и так потеряла много времени пока нянчилась со своими корольками. Предал я или не предал Бонапарта – мне это безразлично. Вовремя предать - это предвидеть. Выстраивать отношения с Англией – в этом была моя цель.  Я служил благополучию Франции и в отдалённой перспективе всей Европы. А ОН – своему гению. Вот и вся разница между нами.
АЛЕКСАНДР. Значит, вы не предавали Бонапарта?
ТАЛЕЙРАН. Нет. Я его покинул когда посчитал нужным, по идейным соображениям. Кстати, с вами я встречался как частное лицо.
АЛЕКСАНДР. Да-да, я улавливаю разницу... Теперь я лучше понимаю Ваш принцип. Цель оправдывает средства?
ТАЛЕЙРАН. Всегда оправдывает. Наполеон тоже в этом не сомневался. 
АЛЕКСАНДР. Наверное, гениям это дозволено.
ТАЛЕЙРАН. И кесарям тоже. Перестаньте мучиться.
АЛЕКСАНДР. По-Вашему, ради великой цели и убить можно?
ТАЛЕЙРАН. Можно. Великому человеку можно.
АЛЕКСАНДР. А не великому?
ТАЛЕЙРАН. У невеликого не бывает великих целей. Их заменяет великое тщеславие.
АЛЕКСАНДР. Как же разобраться, как отличить одно от другого?
ТАЛЕЙРАН. Не знаю. Это всегда со временем выясняется. Хотя, каждый, наверное, понимает, ради чего на самом деле старается.
АЛЕКСАНДР. Но ведь мы все под Богом ходим...
ТАЛЕЙРАН. Опять двадцать пять! Да ходите Вы где хотите! А мне нужно... дальше... Ой! ... что это?! Что же это со мной... Господи! Да что же это?! Куда? Что со мной?

Талейран как-будто сопротивляется невидимой силе, тянущей его в глубь сцены. Александр бежит за ним, протягивая руку для прощального пожатия.

АЛЕКСАНДР. Благодарю Вас, друг мой! Дай Бог Вам пройти все испытания! (крестит Талейрана)
ТАЛЕЙРАН. Какие испытания?! Матерь Божья, что со мной?!
АЛЕКСАНДР. Простите и прощайте!
ТАЛЕЙРАН. Проща-а-айте... (исчезает)

АЛЕКСАНДР. (один) Предавать значит предвидеть... Предавать значит предвидеть... Предвидеть... и предавать.

Александр неопределённо машет рукой, в глубине сцены загорается слабый свет.

4

Входит  Павел I в серой хламиде. Александр бросается перед ним на колени.
АЛЕКСАНДР. Отец! Отец!! Простите меня!
ПАВЕЛ. Что ты, сынок, что ты! Разве ты виноват?
АЛЕКСАНДР. Как!? Я же предал Вас? Заговор!.. Я же знал!!
ПАВЕЛ. Знал, не знал – какое теперь это имеет значение? Встань-ка, я тебе коленки отряхну. (Наклоняется и отряхивает Александру пыль с колен)
АЛЕКСАНДР. Что Вы делаете? Отец, что с Вами?
ПАВЕЛ. Я счастлив. Моя мечта исполнилась – чувствую себя настоящим заботливым отцом. В жизни-то не успел... Закрой рот, а то птичка влетит.
АЛЕКСАНДР. Н-но... я же... преступник...
ПАВЕЛ. Преступник, преступник... (поправляет на Александре ещё что-то) Какой ты у меня красавец!
АЛЕКСАНДР. Отец, после Вашей смерти я понял все ничтожество своё, тщеславие, а главное трусость. Трусость! Мучился очень, а потом сделал вид, что ничего не случи-лось, иначе жить невозможно. Хотел дела великие сделать, стать царём-благодетелем, чтоб не зря,.. чтоб надежды оправдать и самому оправдаться. Но чем дальше, тем глубже меня засасывало что-то, паралич как будто объял, поразил волю и чувства... Думал даже от престола отречься, сам себе был мерзок малодушием своим!   
ПАВЕЛ. (нежно обнимает) Сынок! Ты у меня молодец!
АЛЕКСАНДР. Отец, вы меня слышите?!
ПАВЕЛ. Слышу. (Нагибается и подбирает горсть пыли) На вот тебе.
АЛЕКСАНДР: Что это?
ПАВЕЛ. Пепел. На голову посыпь.
АЛЕКСАНДР: Зачем?
ПАВЕЛ. Ты же в грехах каешься? Ну и сыпь. Дай я сам. (Приподнимается на цыпочки и сыплет Александру пепел на голову, напевая детскую песенку.) Полегчало?
АЛЕКСАНДР. Вы смеётесь надо мной?
ПАВЕЛ. Ну да. Ха-ха-ххаа!..
АЛЕКСАНДР. И что теперь?
ПАВЕЛ. Господи, горе ты моё, пойдём.
АЛЕКСАНДР. Куда?
ПАВЕЛ. Домой. Все тебя заждались. Бродишь тут в потёмках который год.
АЛЕКСАНДР. Кто ВСЕ, папа?
ПАВЕЛ. Мама, Костя, Сашенька, Катя с Леной да Ольгушка. Али не признаёшь?   

Навстречу идут уже умершие родные: мать Мария Фёдоровна, брат Константин, сестры Александра:  Елена, Екатерина, трёхлетняя Оля. Александр бросается навстречу,  слышны голоса и смех, все уходят.

5

Талейран вываливается на сцену откуда-то сверху.

ТАЛЕЙРАН. Какие странные испытания... у Данте этого не было. Осмотримся...

Встаёт, кряхтя, отряхивается, озирается, осторожно бродит по сцене и движениями рук как бы «зажигает» в темноте образы людей, разглядывает их. Постепенно осваивается и даже напевает народную французскую песенку «Птички».

ТАЛЕЙРАН. «Здесь шуметь неосторожно, ведь можно птичек напуга-а-ать»...  Я всегда умел правильно настроиться.
ГОЛОС БАБУШКИ. И хорошо устроиться! Шарль-Морис! Дитя моё, помоги спуститься, тут высоко.

На сцене в полумраке появляется гигантский стеллаж, на одной из нижних полок которого высвечена молодая женщина, одетая по моде начала 18 века. Талейран галантно подаёт ей руку. На других полках полно исторических персонажей 18-го начала 19 веков, там кипит жизнь.

ТАЛЕЙРАН. Мадам, прошу... осторожно, не оступитесь...
БАБУШКА. Не узнал, не узнал!
ТАЛЕЙРАН. Бабушка? Это Вы, дорогая моя? Как я рад!
БАБУШКА. Такой я была в юности. Хорошенькая, правда? Поди ко мне скорее, не
бойся, поцелуй... Хороший мальчик! Дай на тебя взглянуть. Повернись... Почему ты хромаешь? Брось костыль сей же час!
ТАЛЕЙРАН. (канючит) Как же, Бабушка, неужели не помните – у меня же ножка больная? Всю жизнь хроменьким был.
БАБУШКА. Помню, помню! А сейчас зачем криво стоишь? Стань пряменько, спинку вытяни.
ТАЛЕЙРАН. Но Бабушка! Зачем Вы смеётесь надо мной?
БАБУШКА. Вот ещё, делать мне нечего. (Меняет тон ) Стань прямо, как подобает подлинному аристократу. Брось костыль! Кругом! Раз-два! Кругом! Раз-два!

Талейран бросает костыль, выпрямляется и шагает по команде не хромая.

БАБУШКА. Вот так, дорогой, главное верить.
ТАЛЕЙРАН. В Бога?
БАБУШКА. В Бабушку. Но можно и в бога.

Талейран недоверчиво приседает, делает танцевальные па, приглашает бабушку на танец.

ТАЛЕЙРАН. Дорогая моя, я давно хотел спросить, но стеснялся...
БАБУШКА.Ты стеснялся? Ха-ха! Спрашивай что хочешь, любимый, самое время.
ТАЛЕЙРАН. Бабушка, почему Вы меня к себе взяли? Я был убог и жалок, успехов не сулил... Выбраковка, одним словом.
БАБУШКА. А я кто была по твоему? Седая, старая, гордая и одинокая... карга в чепчике. А тут такой цыплёночек пропадает... (щиплет Талейрана за щёку)
ТАЛЕЙРАН. Бабушка! Вы очень изменились.
БАБУШКА. Ты про мои дурные манеры? Я всегда хотела чего-нибудь эдакое отчебучивать, да происхождение мешало. Теперь другое дело! Да и перед кем тут чваниться? Здесь аристократы пуще моего штабелями лежат, в три яруса. Вон Людовик XIV, видишь? (кто-то помахал с верхней полки стеллажа рукой)
ТАЛЕЙРАН. Вижу. А почему они лежат?
БАБУШКА. А что им, стоять что-ли? Сам подумай.
ТАЛЕЙРАН. Да, правда. И я лягу?
БАБУШКА. Конечно, закатишься на какую-нибудь полку истории и поминай как звали. Хотя нет, ты нигде не пропадёшь, тебя надолго запомнят. Славно ты почудил на ТОМ свете!
ТАЛЕЙРАН. Почудил? Ничего себе! Да я Франции, Европе новую жизнь обеспечил! Законов сколько написал, поправок, деклараций, хартий...
БАБУШКА. Хартий, партий, бонапартий... Вот я и говорю – чудны дела твои...
ТАЛЕЙРАН. Бабушка, а каково тут лежать?
БАБУШКА. Скучно, миленький. Пока-а кто-нибудь вспомнит. Погоди-ка... ну вот, Бонапарт пожаловал, помянула имя его всуе (крестится).  Шарль-Морис, птенчик мой, я тут, рядышком... (растворяется)

6

Появляется Наполеон. Талейран склоняется в грациозном поклоне.

ТАЛЕЙРАН. Добрый день, Ваше Величество!
НАПОЛЕОН. Какой уж тут день.
ТАЛЕЙРАН. Простите... Желаю здравстовать!
НАПОЛЕОН. Ваше остроумие здесь неуместно.
ТАЛЕЙРАН. Приветствую Вас, сир! Да пребудет с Вами слава!
НАПОЛЕОН. Что-что, а это всегда при мне, грех жаловаться. Рад Вас видеть, друг мой.
ТАЛЕЙРАН. Вы, я вижу, тут не залёживаетесь. Поминают Вас, часто беспокоят?
НАПОЛЕОН. То и дело переворачиваюсь. Мундир протёрся на локтях , видите? (Наполеон поворачивается, показывая протёртые места.)
НАПОЛЕОН (продолжая). Сукно дешёвое.  Ну, тут уж выбирать не приходится, и на том спасибо, как говорится. Рассказывайте скорее новости, как Вы, как Франция...
ТАЛЕЙРАН. Я умер, Франция жива. Вот и все новости.
НАПОЛЕОН. Мои глубочайшие соболезнования.
ТАЛЕЙРАН. Премного благодарен. (неловкое молчание)
НАПОЛЕОН. Мгм... Друг мой, не хотите ли...
ТАЛЕЙРАН. (прерывает) Спасибо, спасибо, не беспокойтесь. Я, знаете ли, уже ничего не хочу. Только покоя. Всё имел, всем насладился, всё сказал. Даже не хромаю больше. Теперь - на покой с чистой совестью.
НАПОЛЕОН. С чистой совестью? Вы?
ТАЛЕЙРАН. Отчего Вы так встрепенулись? Да, совесть моя чиста как душа ребёнка. И ничто меня не тревожит.
НАПОЛЕОН. Безмятежен как одуванчик. Узнаю Вашу самоуверенность.
ТАЛЕЙРАН. Сейчас вот устроюсь поуютней. Я тут одну штуку открыл (поводит одной рукой – появляется лужайка, другой – розовый куст.) Вуаля! Вот лужок, вот кустик, вот я ложусь и отдыхаю. (ложится на травку и складывает руки на груди как покойник) Всегда мечтал вот так, на травке поваляться, как пастушок. А то всё дворцы, ковры, перины, балдахины... (напевает песню про птичку)
НАПОЛЕОН. Каждому своё. (движение рукой -  появляется походная кровать, ложится)
ТАЛЕЙРАН. Интересно, а птички тут есть? (щелкает пальцами – слышно карканье ворон, пробует ещё раз – раздаётся трель дрозда) Совсем же другое дело!
НАПОЛЕОН. Признаюсь, я всегда завидовал Вашему умению жить со вкусом. Может Александра Павловича для компании позовём? Он прекрасный собеседник.
ТАЛЕЙРАН. Прошу Вас, не надо. А то опять старое бельё перетряхивать начнём. Ни к чему.
НАПОЛЕОН. А я вот не могу просто так лежать. Всё думаю, когда, в чём ошибся...
ТАЛЕЙРАН. Так и Вы меня дожидались? На меня тут большой спрос! Хе-хе...  Ваше Величество, бросьте, всё-равно ведь ничего исправить нельзя. Берите пример с меня – наслаждаюсь своим новым состоянием. Вот ножка как новая, красота! (любуется своей выздоровевшей ногой). Вам не понять, вы не хромали всю жизнь.
НАПОЛЕОН. (не слушает) Знаете, друг мой, сколько пропало замыслов, идей... кто виноват?
ТАЛЕЙРАН. Вы ещё спросите «что делать». В нашем положении это бессмысленные вопросы. Никто не виноват - рок, судьба... Давайте птичек слушать!
НАПОЛЕОН. ... И чем больше думаю, тем явственнее вижу, что...
ТАЛЕЙРАН. Я Вас предал на самом пике могущества, подготовил, так сказать, закат эпохи Наполеона. Читали, знаем. Довольны?
НАПОЛЕОН. Прямо так и пишут? Эпоха Наполеона... ах, черт, приятно слышать.
ТАЛЕЙРАН. Вам, Ваше Величество, как всегда льстят.
 НАПОЛЕОН. (гневно вскочил с кровати) Что-о-о? Зря я Вас всё-таки под суд не отдал. Может жил бы дольше! Хитрый лис! ...Предатель.
ТАЛЕЙРАН. Я Вас не предавал, сир, я Вам просто изменил.
НАПОЛЕОН. О-о! Это же в корне меняет дело! Измена – не предательство! Как же я сам-то не додумался. Очень тонко, очень!
ТАЛЕЙРАН. Зачем так драматизировать? Впрочем, Вы всегда любили театр.
НАПОЛЕОН. А Вы всегда были циником, месье Талейран.
ТАЛЕЙРАН. Не большим чем Вы, Ваше императорское Величество.
НАПОЛЕОН. Стяжатель!
ТАЛЕЙРАН. Вы тоже не скромничали, господин бывший младший лейтенант артиллерии.
НАПОЛЕОН. Вы забываететсь, месье Талейран! (осекается) Предлагаю прекратить недостойную перепалку...  где Ваша хвалёная учтивость?
ТАЛЕЙРАН. Отошла с миром вместе со мной сегодня в три часа пополудни после прощального визита Его Величества короля французов Луи-Филиппа с сестрой.
НАПОЛЕОН. Который из орлеанских Бурбонов?
ТАЛЕЙРАН. Из них.
НАПОЛЕОН. М-да. И чем же Вы заслужили такую честь?
ТАЛЕЙРАН. Усердно способствовал сближению Франции и Англии на посту посла в Лондоне. Теперь финансы Франции наконец-то поправятся.
НАПОЛЕОН. Из министров иностранных дел в послы пошли? Сыграли на понижение? И как... стоила игра свеч?
ТАЛЕЙРАН. Вы можете мне не верить, но я трудился практически за одну только идею, не считая гонорара.
НАПОЛЕОН. Ах-хах-ха-ха!! Вы... За идею!!! Ха-ха-а!  Не считая гоно... гоно... рара!.. Свежий анекдот! Надо будет рассказать нашим... кесарям... там...  (показывает на полки стеллажа) Ха-ха-ха-а-а!..
ТАЛЕЙРАН. Не вижу причин для смеха. Вы, Ваше Величество, должны были бы лучше меня понимать! Хотя бы во имя нашей личной дружбы! Я любил Ваш великий ум, Вашу способность точно схватывать смысл событий! И что я вижу? Неужели я ошибался?
НАПОЛЕОН. Ха-ха-а... Вы никогда не ошибались! Ха-ха-а! Я схватывал ...ха-ха! И ещё как. Вы думаете я не догадался, зачем Вы на пике моего и Вашего, кстати, могущест-ва,ушли в отставку? Вы были нужны мне как никогда и вдруг покинули меня.
ТАЛЕЙРАН. И зачем, по-Вашему, я Вас покинул?
НАПОЛЕОН. Затем, что моя игра перестала быть Вашей. 
ТАЛЕЙРАН. Верно. Ваша игра превратилась в самоцель. Вы никогда не понимали где кончается возможное и начинается химера.
НАПОЛЕОН. А вы поняли и сбежали, нет - ускакали, сверкая пятками.
ТАЛЕЙРАН. Сбежал, ускакал, уполз  – как Вам угодно, только я не нанимался быть палачом Европы.
НАПОЛЕОН. Почему же палачом? Благодетелем! Мы принесли свободу народам.
ТАЛЕЙРАН. Ха-ха-ха! Теперь посмеюсь я! Кто получает «свободу» как готовое блюдо, не  может оценить её истинного вкуса. Особенно простонародье. Увы!..
НАПОЛЕОН. Но мой Кодекс, гражданские права!
ТАЛЕЙРАН. Кому они нужны, если нечего есть? Вы обглодали до костей всю Европу.
НАПОЛЕОН. С каких это пор Вы, князь Талейран –Перигор, пожалованный мною герцог Беневентский, стали радетелем за народ?
ТАЛЕЙРАН. С тех самых как Вы, Наполеон-Бонапарт, император французов, стали фактическим диктатором Европы. Но с вершины есть только одно направление - вниз. Я не хотел скатиться вместе с Вами.
НАПОЛЕОН. И однако скатились. Ещё ниже. Я хоть и проиграл, но в честном бою. Меня будут помнить и чтить потомки. А вы сбежали как крыса с корабля.
ТАЛЕЙРАН. Ваш корабль - это гордыня, от неё не грех и убежать.
НАПОЛЕОН. Вот как? Тогда каков же Ваш?
ТАЛЕЙРАН. А мой – Франция! Я всегда служил ей одной.
НАПОЛЕОН. Ой-ой-ой! Сколько патетики! Мне всегда было интересно, сколько же стоил Ваш патриотизм в денежном выражении?
ТАЛЕЙРАН. Что мои доходы в сравнении с Вашими расходами, сир.
НАПОЛЕОН. Мои расходы, это расходы Франции на своё величие!
ТАЛЕЙРАН. Тогда мои доходы, это цена её реанимации.
НАПОЛЕОН. Что-о-о?! Вы хотите сказать, что моя жизнь была напрасной?
ТАЛЕЙРАН. Нет, сир. Ваша жизнь напрасной не была. Теперь французы чуть что – лезут на баррикады. А вслед за ними ринутся и все остальные. Вы открыли черни простую истину: права не даются, права берутся.
НАПОЛЕОН. Но разве это не прекрасно! Европа уже никогда не будет прежней, в ней вырастут поколения свободных, достойных людей!
ТАЛЕЙРАН. В ней погибнут поколения достойных людей. А будут ли они свободны – большой вопрос.
НАПОЛЕОН. Лучше погибнуть за свободу, чем прозябать в рабстве!
ТАЛЕЙРАН. Что такое свобода? Одна из Ваших химер? Нет её. И быть не может.
НАПОЛЕОН. И этот человек шёл со мной рука об руку на великие дела?
ТАЛЕЙРАН. Этот человек был единственным кто мог остановить Вас.
НАПОЛЕОН. В таком случае, почему же Вы меня не остановили перед походом в Россию?
ТАЛЕЙРАН. Во-первых, я уже не был Вашим министром иностранных дел, а во-вторых ...
НАПОЛЕОН. ...Это и был Ваш способ остановить меня?
ТАЛЕЙРАН. И спасти от Вас Европу.
НАПОЛЕОН. Теперь-то легко приписывать себе заслуги задним числом. Говорят, вы написали мемуары? Интересно было бы почитать.
ТАЛЕЙРАН. А я Ваши прочёл. Блестяще, кроме одного – вы почему-то всю вину за убийство герцога Энгиенского, этого смирного агнца из дома Бурбонов, возложили на меня.
НАПОЛЕОН. А вы ни при чём?
ТАЛЕЙРАН. Практически нет, тогда как Вы...
НАПОЛЕОН. Но разве не Вы убеждали меня...
ТАЛЕЙРАН. О, я только сообщил Вам его адрес, на всякий случай...а уж Вы...
НАПОЛЕОН. Нет, это Вы организовали его арест!
ТАЛЕЙРАН. Но это Ваши люди похитили его и отвезли в Венсенский замок!
НАПОЛЕОН. Его должны были судить, но не казнить!
ТАЛЕЙРАН. Но он был осуждён на казнь и расстрелян той же ночью!
НАПОЛЕОН. Вам была выгодна его смерть!
ТАЛЕЙРАН. А Вам в высшей степени полезна!
НАПОЛЕОН.  Вы ничего не докажете!
ТАЛЕЙРАН. Тут и доказывать нечего! Вам нужна была кровь Бурбонов!
НАПОЛЕОН. Мой адъютант не смог доставить письмо коменданту! А там было помилование!
ТАЛЕЙРАН. Он не успел специально!
НАПОЛЕОН. Комендант был болен в этот день!
ТАЛЕЙРАН. Он заболел подозрительно вовремя!

Кажется, Наполеон с Талейраном сейчас подерутся. С полок стеллажа за ними наблюдают исторические персонажи разных эпох. Бабушка Талейрана «болеет» за внука.

7

С одной из полок спрыгивает статный красивый мужчина, одетый по французской моде конца 18 века и разводит героев в стороны.

ГЕРЦОГ ЭНГИЕНСКИЙ. Господа, прошу вас, не ссорьтесь.

Талейран и Наполеон прекращают перепалку и одновременно поворачиваются к герцогу.

ГЕРЦОГ ЭНГИЕНСКИЙ. К Вашим услугам, герцог Энгиенский.
НАПОЛЕОН. Приветствую.
ТАЛЕЙРАН. Рад знакомству. Мы ведь лично никогда не встречались?

Г. ЭНГ-СКИЙ. Я, собственно, не стремился. Но раз уж так вышло, месье Талейран, позвольте спросить...
ТАЛЕЙРАН. Меня сегодня все спрашивают, как будто я справочное бюро. Вы тоже хотите знать, зачем я Вас предал?
Г. ЭНГ-СКИЙ. А Вы меня предали?
ТАЛЕЙРАН. Собственно... э-э... хм... как Вам сказать... Мнэ-э-э...
НАПОЛЕОН. Ма-атерь божья, глазам своим не верю! Вы ли это? Первый раз в жизни вижу как он смущается. Идите все сюда, на это стоит посмотреть!

Персонажи с полок, кто спрыгивает, кто слезает с кряхтением, окружают Талейрана (это аристократы и представители духовенства). Реплики: «Кайся, ехидна!», «Он не только его, он всех нас предал». «А нас продал!», «А меня трона лишил...»

НАПОЛЕОН. Ну-ну, отвечайте! Расскажите всем, как Вы на него (показывает на Герцога Энгиенского) мне клеветали, бумаги задним числом подмахивали, правовую базу под арест подводили...
БАБУШКА. (Наполеону) Не сметь обвинять моего внука! Корсиканский самозванец!
НАПОЛЕОН. А Вы мадам, старорежимная мегера!
ТАЛЕЙРАН. Господа, господа, мадам, месье! Спокойно! Да, я смущён! Но каяться мне не в чем. (Герцогу) Вас, Ваше Высочество, я не предавал. И не мог предать, потому что у нас с Вами не было никаких дел, я Вам ничего не обещал и ни в чём не клялся. Так ли это?
Г. ЭНГ-СКИЙ. Истинно так. Поэтому я и удивлён.
ТАЛЕЙРАН. Не удивляйтесь. Просто до Вас меня уже дважды обвинили о преда-тельстве и я дважды чистосердечно оправдался.
НАПОЛЕОН. Ловка-ач... чистосердечно оправдался, видали? Да это же Вы мне намекали - заговор, заговор! Вот в это самое ухо (показывает на своё ухо) нашёпты-вали, что готовится переворот, что, якобы, один из принцев Бурбонов, что...
ТАЛЕЙРАН. Не отрицаю, намекал, но только после намёков месье Фуше вот в это ухо  (показывает на своё ухо). Ведь это он и раскрыл заговор, не так ли? И получил за это пост министра внутренних дел, между прочим. (Энгиенскому) Ваше Высочество, меня ввели в заблуждение, произошла досадная ошибка – вас казнили вместо другого.  Скорблю вместе с Вами.
Г. ЭНГ-СКИЙ. Такие ошибки страшнее преступления.
ТАЛЕЙРАН. Прошу покорнейше меня простить .
Г. ЭНГ-СКИЙ. Что уж теперь? Дело сделано. 
НАПОЛЕОН. Как элегантно! Он Вас не предал, а предал Вас в руки моего правосудия. Месье Талейран, Вы превзошли самого себя!

Голоса персонажей к Наполеону: «Герцог казнён невинно по Вашему приказу!"

НАПОЛЕОН. Меня обманули! Все вопросы к Фуше! 
Г. ЭНГ-СКИЙ. Но он же спит вечным сном? Как мы его спросим?
ТАЛЕЙРАН. Как это возможно? Все бдят, а он спит?
Г. ЭНГ-СКИЙ. Так он же атеист! У них после смерти только сон, чернота сплошная.
ТАЛЕЙРАН. Ничего, разбудим. Ваше Величество, прикажите ему явиться.
НАПОЛЕОН. Как?
ТАЛЕЙРАН. Да как обычно.
НАПОЛЕОН. Господин Фуше, прошу Вас немедленно к себе!

На сцене появляется кладбище без крестов, в центре стоит статуя Cна с надписью «Смерть есть вечный сон» (напоминает греческого бога Гипно;са). По сцене блуждает Фуше в ночной сорочке и колпаке. Он движется как лунатик с вытянутыми вперёд руками и закрытыми глазами, спотыкаясь о могилы. Из толпы продирается епископ.

ЕПИСКОП. Это он! Это он в Невере над мёртвыми надругался! Кресты на кладбище содрал! И на могиле написал: «Смерть есть вечный сон!» Атеист! Так проснись же!

Епископ хватает Фуше за горло и душит. Тот отбивается с воплями и открывает глаза.

БАБУШКА. Так ему, так ему, ироду! Якобинец нераскаянный!!
ТАЛЕЙРАН. Господа, прошу задавать вопросы. Ваше Высочество, у Вас есть вопросы к месье бывшему министру?
Г. ЭНГ-СКИЙ. Как поживает мадемуазель Жорж?

Толпа персонажей оживляется – каждый стремится задать свой вопрос о своих ещё живых близких. Обстановка напоминает спиритический сеанс наоборот.

ТАЛЕЙРАН. Герцог, спрашивайте по существу.
Г. ЭНГ-СКИЙ. Это по существу. Я её любил.
ФУШЕ. (крестится) Господи помилуй, господи помилуй, господи помилуй! Изыди, изыди, изыди! (Яростно накладывает кресты на всех кто рядом) Демоны!
НАПОЛЕОН. Месье Фуше! Мы не демоны. Неужели Вы не узнаёте своего императора?
ФУШЕ. Вот он главный демон-то и есть! А-а-а!!!
Г. ЭНГ-СКИЙ. Бедный старик, совсем из ума выжил. Месье Фуше, это просто сон, мы Вам снимся...
ФУШЕ. (Шарахается от Герцога) А-А!!! Страшный сон!
ТАЛЕЙРАН. Месье Фуше...
ФУШЕ. А-А! Талейран!!! Какой дурной знак! Чур меня, чур, чур!
НАПОЛЕОН. От него решительно ничего нельзя добиться. Старый дурак.

Через толпу пробирается Людовик XVI.

ЛЮДОВИК XVI. Позвольте Нам! Мы, Людовик XVI, милостью Божией король Франции, узнали его! Он голосовал в Конвенте за Нашу казнь! Посмотрите на него, крестится тут! В Бога уверовал! (Людовик XVI  аккуратно снимает голову с плеч.) Они лишили Нас не только головы, но и имени! Был Людовик XVI, а стал гражданин Капет! Отвечай, сатана проклятый, принесла Наша кровь пользу Франции? Принесла? Принесла?

Людовик тычет в лицо Фуше своей окровавленной головой. Тот визжит от страха как поросёнок. Потом хватается за сердце и оседает. Людовик оставляет его.

Г. ЭНГ-СКИЙ. Напугали старика.
ТАЛЕЙРАН. И поделом.
НАПОЛЕОН. Видали? За сердце схватился, как будто оно у него есть.
БАБУШКА. Какое ещё сердце? Притворщик!

Вдруг обмякшее тело Фуше повисает в воздухе и медленно уплывает.

Г. ЭНГ-СКИЙ. За самосуд придётся отвечать.
ЛЮДОВИК XVI. И ответим! Не впервой. Ах, как Мы славно развлеклись! Месье Талейран, благодарим Вас и приглашаем на рандеву, Мы охотно уделим Вам время! Вы Наш идейный враг, но какие теперь могут быть счёты...
ТАЛЕЙРАН. Всенепременно... Ваше бывшее Величество! Всегда рад служить Вам!
ЛЮДОВИК XVI. (гневно) Мелкая душонка!
НАПОЛЕОН. (весело) Идите-идите, гражданин Капет, а то Ваше место в истории покроется без Вас пылью.
ЛЮДОВИК XVI. Самозванцы! Ещё неизвестно кто над кем будет смеяться! Грядёт страшный суд! Обрушится на Вас кара небесная! И никто за Вас не заступится, слова доброго не ска-а-а...

Пара персонажей утаскивают Людовика под руки, кто-то уносит памятники. Все живо обсуждают бедного Фуше и занимают свои места на стеллажах. Статуя Сна остаётся на сцене.

8

НАПОЛЕОН. Самодовольный индюк!
ТАЛЕЙРАН. Ох, Ваше Величество, я бы на Вашем месте так не веселился.
НАПОЛЕОН. Вы опять с намёками? Мне бояться нечего. Я был целой Эпохой и оставил о себе великую память. А вот Вы, месье Талейран, какую память о себе оставили? Продажный министр Наполеона? Отец лжи?
ТАЛЕЙРАН. За отца лжи – спасибо. Это большой комплимент, я бы сказал даже, высочайшее признание для дипломата и политика. Что же касательно продажности... Я продавал только тех, кто пытался меня купить. Разве это не справедливое возмездие за унижение?
НАПОЛЕОН. Так Вы испытывали чувство унижения, когда Вам предлагали взятку?
ТАЛЕЙРАН. Ещё какое. И компенсацией могла быть только её величина.
НАПОЛЕОН. Вот как! Не любите унижаться?
ТАЛЕЙРАН. Конечно нет, как любой человек с чувством собственного достоинства.  Также я не люблю унижать других, тем более великие державы... запрашивая с них маленькие суммы.
НАПОЛЕОН. Браво! Я искренне Вами восхищён! Вы действительно гений. Гений изворотливости ума и выворачивания фактов наизнанку.
ТАЛЕЙРАН. Смените угол зрения и Вы обнаружите во мне гения находчивости и истинного творца истории эпохи Вашего имени.
НАПОЛЕОН. Так я въехал в историю на Вашем горбу?
ТАЛЕЙРАН. С очевидностью не поспоришь.
НАПОЛЕОН. От молодец! Даже сердиться на Вас не могу. Гений! Гений да и только!

Наполеон оглядывается, ища повод ещё раз проверить находчивость Талейрана и видит статую Сна.

НАПОЛЕОН. Ну, а про это что скажете? «Смерть есть вечный сон».
ТАЛЕЙРАН. Без сна невозможна жизнь. Стало быть сон – это жизнь. А вечный сон – это вечная жизнь. Значит смерть – это вечная жизнь.
НАПОЛЕОН. (аплодирует) Восторг! Смерть это вечная жизнь! Ха-ха-ха-а-а!.. (поперхнулся)  Но... послушайте... А если это правда...
ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ. Это правда...
ТАЛЕЙРАН. Кто здесь?

На сцене появляется старик с метёлкой для смахивания пыли и обметает статую сна, потом протирает ей тряпочкой глаза, которые вдруг начинают мигать.

СОКРАТ. А жизнь это вечное умирание. Люди, как правило, этого не замечают.
НАПОЛЕОН. Кто это говорит? Кто Вы?
СОКРАТ. Сократ.
НАПОЛЕОН. Всё. Мне пора...
ТАЛЕЙРАН. Доигрались...

ЗАНАВЕС

Конец первого действия


ДЕЙСТВИЕ II

Действующие лица: Талейран, Наполеон, Сократ, Бабушка, Епископ, Баррас, Жермена де Сталь, Виктория, Мать, маленький мальчик.

1

За несколько минут до последнего звонка занавес открывается. В глубине сцены, как и в первом действии – стеллажи с историческими персонажами. На среднем плане гигантские весы. Сцена не освещена.

Талейран сидит на авансцене в глубоком раздумьи, наблюдая как зрители заполняют зал. Подают последний звонок, гаснет свет.

ТАЛЕЙРАН. Сколько любопытных глаз... Откуда все эти лица?.. Ни одного знакомого... Зачем это?.. Я же умер? Всё! Нет меня!.. Кто эти люди, что они хотят здесь увидеть? Праздные зрители, свидетели? Не успел умереть, уже задёргали. Вопросы, претензии, упрёки... Не надо... я не хочу... Не хочу! Дайте покоя. Это моя смерть, МОЯ! Понимаете? Лич-на-я!

Входит Сократ.

СОКРАТ. Ты же сам доказал что смерть это жизнь. Вот и живи, раз помер.
ТАЛЕЙРАН. У меня дурные предчувствия... Сократ! Зачем ты пришёл?
СОКРАТ. Затем, что я тебе нужен.
ТАЛЕЙРАН. О чём ты? Мне никто не нужен. Уходи.
СОКРАТ. Не будь таким гордым. Я твой друг.
ТАЛЕЙРАН. Мне, конечно, приятно числиться в друзьях Сократа, но... за что такая честь?
СОКРАТ. Это не честь, дружище, это акт милосердия. Попросту говоря, мне жаль тебя.
ТАЛЕЙРАН. (Смеётся) Жаль?! МЕНЯ жаль? Да кто ты такой, чтоб меня жалеть!
СОКРАТ. Я тот, кто жил сердцем, а умер от ума.
ТАЛЕЙРАН. Прости... С тех пор как я тут оказался, всё идёт не по плану. Ждал тишины и покоя – а тут полно народу. Честно говоря, я сбит с толку.
СОКРАТ. Я помогу тебе.
ТАЛЕЙРАН. Спасибо. Что я должен делать?
СОКРАТ. Только одно – говорить правду.
ТАЛЕЙРАН. А повод? Не вижу повода распинаться. Родственников я озолотил, долги заплатил, старые обиды забыл... Даже Наполеон на меня больше не сердится. Я чист как... как... утренняя пташка.(Напевает песенку про птичку, см. выше) Да и мало ли можно правды наговорить? Люди, во что верят, то у них и правда...
СОКРАТ. Согласен. Только ты людьми не прикрывайся. Скажи-ка, во что ты сам веришь?
ТАЛЕЙРАН. В здравый смысл.
СОКРАТ. Что это такое?
ТАЛЕЙРАН. Это весы. На которых взвешиваются все плюсы и минусы сложившихся обстоятельств.
СОКРАТ. Какова же цель этого взвешивания?
ТАЛЕЙРАН. Определить наилучший способ действия.
СОКРАТ. Наилучший с какой точки зрения?
ТАЛЕЙРАН. С точки зрения выгоды в сочетании с безопасностью.
СОКРАТ. Я тебя понял. Ты веришь в весы.
ТАЛЕЙРАН. Это такой древнегреческий юмор?
СОКРАТ. Это такой логический вывод. Скажи-ка мне, Шарль-Морис, а не могут ли твои весы ошибаться?
ТАЛЕЙРАН. Практически нет.
СОКРАТ. А теоретически?
ТАЛЕЙРАН. Теоретически? Если чисто теоретически...
СОКРАТ. ...абсолютно чисто...
ТАЛЕЙРАН. ...то... могут. Послушай, Сократ, я чувствую себя мальчиком у доски, не выучившим урок. Я никогда не любил философию.
СОКРАТ. При чём тут философия? Речь-то про весы.
ТАЛЕЙРАН. Но ты же имеешь в виду образ и пытаешься доказать мне, что здравый смысл мог меня и подвести.
СОКРАТ. А разве не мог?
ТАЛЕЙРАН. Практически нет.
СОКРАТ. А теоретически?
ТАЛЕЙРАН. Теоретически?
СОКРАТ. Да чисто теоретически.
ТАЛЕЙРАН. Ну, если уж совсем чисто ... то мог.
СОКРАТ. Если так, не припомнишь ли ты, Шарль-Морис, какой-нибудь своей чисто теоретической ошибки?
ТАЛЕЙРАН. Ох, Сократ, я догадываюсь к чему ты клонишь. Хорошо, правда так правда. Каюсь! Было. Один раз мой здравый смысл мне изменил и я женился по любви. Сам не заю как это случилось.
СОКРАТ. Сочувствую. Теоретические ошибки очень дорого стоят на практике.
ТАЛЕЙРАН. Да уж!  Но я ни о чём не жалею. Она была прекрасна. Хоть и глупа.
СОКРАТ. Тебе повезло. Глупая жена не может скомпрометировать умного мужа.
ТАЛЕЙРАН. Не может, даже если хочет.
СОКРАТ. Выходит, твой брак не был ошибкой?
ТАЛЕЙРАН. Выходит что так.
СОКРАТ. Вывернулся.
ТАЛЕЙРАН. Вывернулся. И потом очень удачно расстался. Я познакомил её с нужными людьми и научил играть на бирже. Она оказалась способной ученицей. Даже странно...
СОКРАТ. Стало быть, Шарль-Морис, ты не допускал ошибок?
ТАЛЕЙРАН. Я? Никогда. Поэтому и жил так долго, что даже устал.
СОКРАТ. Но теперь ты умер. Что говорит твой здравый смысл? Какую выгоду и опасность он взвешивает на своих весах?
ТАЛЕЙРАН. Опасности нет никакой: в Бога я не верю, в Ад и Рай соответственно. А выгода – с ней пока не определился. Хотел покоя – но им тут и не пахнет.

Талейран вытягивает руку и в ней появляется роза. Он нюхает цветок и разочарованно отбрасывает в сторону.

ТАЛЕЙРАН. Совсем не пахнет.
СОКРАТ. А ты уверен, что заслужил свой покой?

Сократ поднимает розу и откровенно наслаждается её ароматом.

ТАЛЕЙРАН. Уверен ли я!

Талейран выхватывает цветок из рук Сократа и настойчиво внюхивается.

СОКРАТ. Не волнуйся так, Шарль-Морис, дыши глубже.
ТАЛЕЙРАН. (раздражённо выбрасывает цветок) Тьфу ты. Я что-то не учёл... не учёл... не учёл... Что я не учёл, Сократ?
СОКРАТ. Весы.
ТАЛЕЙРАН. ????
СОКРАТ. Да, здесь тоже есть весы. Должна же быть какая-то мера вещей. Одна на всех. Причины и следствия, добро и зло - всё должно быть взвешено, измерено, учтено и...
ТАЛЕЙРАН. Господи, да ведь это всё относительно! У каждого своё добро и зло, причины и следствия!
СОКРАТ. А весы одни. Тут уж ничего не поделаешь.
ТАЛЕЙРАН. Но это же бред!
СОКРАТ. Это реальность, дружище. Прошу!

Сократ указывает вглубь сцены: там высвечиваются гигантские весы с креслом посредине (как в кабине экскаватора – с рычагами и пр.).

ТАЛЕЙРАН. Господи!
СОКРАТ. Опять господи. Ты же не веришь в него? Тебе больше пристало взывать к весам и уповать на их точность.
ТАЛЕЙРАН. Смешно.
СОКРАТ. Смешнее не бывает. Иди, займи своё место. Можешь выбрать себе любую чашу.

2

Талейран становится на одну из чаш.

ТАЛЕЙРАН. Я понял. Ты меня будешь судить. Один великий ум судит другой. Забавно.
СОКРАТ. (Крутит что-то, проверяет рычаги) Я тебя буду взвешивать. Сейчас настройки подкручу.
ТАЛЕЙРАН. Подкрути, пожалуйста, в мою пользу.
СОКРАТ. Конечно, я же твой друг.
ТАЛЕЙРАН. Сократ, а что потом... После взвешивания?
СОКРАТ. А потом ты выберешь то, что заслужил.
ТАЛЕЙРАН. Сам выберу?
СОКРАТ. (Сократ взбирается на кресло) На всё воля твоя.
ТАЛЕЙРАН. Можно я сяду?
 
Выходит Наполеон со стулом, подаёт его Талейрану и остаётся вблизи него. На сцене появляются несколько любопытствующих и Бабушка.

НАПОЛЕОН. Друг мой, Талейран, держитесь. Судьба Вам благоволит. Сократ сегодня в хорошем расположении духа. Зря весы раскачивать не станет.
СОКРАТ. Ну, граждане, господа, мадам и месье, начнём?
БАБУШКА. (крестит  Талейрана) С Богом!
СОКРАТ. (бъёт колотушкой в гонг) Поехали! Кто первый?

Сократ опускает пустую чашу вниз. С полок стеллажа уже бегут почти наперегонки персонажи. Первым на чашу заскакивает Епископ, ещё несколько аристократов
держатся за края. За ними выстраивается длинная очередь. Сократ выравнивает чаши.

СОКРАТ (епископу). Говори, брат.
ЕПИСКОП. Этот, с позволения сказать, бр... брат, предал Бога!

Чаша весов под Епископом рухнула вниз, он еле удержался. Талейран оказался наверху и тоже еле удержался.

СОКРАТ (Талейрану). Возражай, брат.
ТАЛЕЙРАН. Нельзя предать того, кому не клялся! Да, я был служителем культа, но это была лишь форма моего существования. Меня запихнули в неё ещё в детстве, насильно.
ЕПИСКОП. Церкви известны Ваши похождения: Вы играли в карты, кутили с приятелями и допускали более неприличные удовольствия.
ТАЛЕЙРАН. Это был мой протест против произвола семьи.

Чаша Талейрана немного опускается.
 
ЕПИСКОП. Но вы всё же стали епископом и на этом поприще предали Церковь!
СОКРАТ. Уточни обвинение, брат.
ЕПИСКОП. Он лишил церковь её имуществ, земель и угодий.

Чаша Талейрана поднимается.

ТАЛЕЙРАН. Миллионы акров церковной земли приносили вам огромный доход, с которого не платились налоги. В то время как казна Франции была пуста, народ голодал, и нужно было ещё содержать армию. Австрия, Голландия, Испания, Пруссия и особенно Англия... все хотели урвать свой кусок.
СОКРАТ. Что же Вы сделали?
ТАЛЕЙРАН. Я вынудил Церковь добровольно расстаться с землёй ради христианской любви к ближнему. Национальное собрание меня поддержало.
СОКРАТ. А что же церковь?
ТАЛЕЙРАН. Его святейшество Папа Римский отлучил меня.
СОКРАТ. Мстить нехорошо.
ЕПИСКОП. Он же лишил братию куска хлеба!
ТАЛЕЙРАН. Я спас братию от массовых репрессий.

Чаши Талейрана и Епископа почти выравниваются.

ЕПИСКОП. Подождите! Он ещё давал обет безбрачия и нарушил его!
НАПОЛЕОН. Можно я скажу? Он женился по любви, а с Папой мы договорились.
СОКРАТ. Принимается.

Чаши весов выравниваются. Сократ бъёт в гонг.

СОКРАТ. Следующий!

3

Епископ слезает с весов, на его место поднимается Баррас и подаёт руку Жермене де Сталь. Талейран в своей чаше приветствует их.

БАРРАС. Прошу Вас, мадам, осторожно.
ТАЛЕЙРАН. Приветствую Вас, мои бывшие друзья и соратники. Мадам де Сталь, Месье Баррас... А Вас, Жермена, отдельно благодарю за ум и фантазию...
ДЕ СТАЛЬ. Нашли место.
СОКРАТ. Для благодарности любое место подходит.

Чаша Талейрана чуть опускается.
 
БАРРАС (Талейрану). Глубоко неуважаемый месье! Я не обвиняю Вас в измене идеалам революции – Вы никогда их не разделяли. Но я смею заявить, что Вы, занимая крупные государственные должности, злоупотребляли служебным положением и использовали внутрение секретные сведения в личных целях!
ДЕ СТАЛЬ. Подтверждаю! Я лично помогла месье Талейрану занять пост министра иностранных дел в Директории и знаю не понаслышке, как он воспользовался этим.
ТАЛЕЙРАН. Я искренне признателен Вам, мадам. Если б не Ваша протекция...
ДЕ СТАЛЬ. Ах, бросьте, месье Талейран, не я, так другая... В Вашей колоде всегда было дам больше чем тузов и королей вместе взятых. Вы ловкий игрок, Шарль-Морис.

Чаша Талейрана приподнимается.

ТАЛЕЙРАН. Сократ, дружище, позволь обратиться к свидетелям?
СОКРАТ. Обращайся.
ТАЛЕЙРАН (к стеллажам). Господа бывшие аристократы, революционеры и просто граждане! Кто из Вас претерпел от месье Барраса притеснения и гонения с последующей конфискацией имущества?

На стеллажах поднялся гвалт. Крики: «Меня рекрутировали в армию и убили, а жалования я так и не увидел», «Меня ограбили до нитки, дочь увели!», «У нас отобрали землю и дом, мы умерли с голоду», «А нас казнили без суда и следствия», «Мы скитались по чужим углам», «Я упал без сил на дороге и голодные псы загрызли меня»...

СОКРАТ. Баррас, дружище, не хочешь ли ты заявить самоотвод? Нельзя же обвинять другого в том, в чём повинен сам? Ты по какой статье у нас проходишь?
БАРРАС. Заявляю самоотвод.

Баррас спрыгивает с чаши и она немного поднимается. Талейран потирает руки.

ТАЛЕЙРАН. Месье Баррас и Мадам де Сталь обвиняют меня в стяжательстве. Что ж, могу признать, что деньги я любил. Но. Я никогда не присваивал конфискат, потому что считал это ниже своего достоинства. Это первое. И второе: я умел зарабатывать сам. Кто из Вас, господа аристократы, потрудился создать что-нибудь полезное, имея земли, дворцы, доходы с аренды... Вы умели только тратить. Многие из Вас протанцевали на балах свои состояния, азартно проиграли, вкусно проели и пропили. Я веселился вместе с Вами, а также играл на бирже, посредничал в делах, брал подряды на поставки. Да, я использовал служебные сведения чтобы больше заработать, но кто из вас, будь вы на моём месте, не сделал бы то же самое?  Вы сплетничали в салонах, а я создал агентуру по добыче коммерческой и политической информации. Я рано понял: осведомлённость - это власть.
ДЕ СТАЛЬ. Да-да, вы правы, Шарль-Морис. Власть – это Ваша вторая страсть после денег.
ТАЛЕЙРАН. Что же тут плохого? Будучи на вершине власти, я как мог спасал Францию от её врагов. И, замечу, делал это талантливо. Его Величество Наполеон I Бонапарт, император французов, не даст соврать.
НАПОЛЕОН. Хоть Вы и приложили руку к моему поражению, но я честный человек и поэтому подтверждаю: он талантливый организатор, тонкий политик и гениальный дипломат. Талейран, держитесь, я с Вами.
ТАЛЕЙРАН. Благодарю Вас, Сир! Я знавал много правителей, и смею утверждать: целые народы пришли бы в ужас, если б узнали, какие мелкие люди властвуют над ними. Но Вы, мой император – пример великодушия и справедливости на века!

Наполеон берётся за чашу Талейрана и она чуть приопускается.
СОКРАТ. Жермена, хочешь ли ты продолжить?
ДЕ СТАЛЬ. С большим удовольствием. Моё главное обвинение против месье Талейрана ещё впереди.
ТАЛЕЙРАН. Я даже знаю какое. Вы обвините меня, дорогая, во взятках.
ДЕ СТАЛЬ. О нет, мон шер, кто же не любит ловить рыбку в мутной воде? Я ставлю Вам в вину не взятки как таковые, а их масштаб! Вы не мелочились, брали с коронован-ных особ! Но не гнушались и министрами побеждённых государств.
СОКРАТ. Сударыня, свои обвинения нужно подкреплять фактами.
ДЕ СТАЛЬ. 13 миллионов 650 тысяч франков! Это только за 2 года пребываня министром в Директории! А сколько ещё на службе у Наполеона!

Чаша сильно накренилась в сторону мадам де Сталь.

ТАЛЕЙРАН. О, Жермена, дорогая моя, из каких источников почерпнули Вы свои сведения? Такие дела обычно хранятся в тайне...
ДЕ СТАЛЬ. Вот мои свидетели, униженные и ограбленные Вами представители всех европейских династий, дворов и собраний.
ТАЛЕЙРАН. Вы будете выдавать сплетни за факты, мадам?

Жермена де Сталь картинно обращается к толпе рядом со своей чашей. Толпа пришла в движение и жужжит как растревоженный улей. 

СОКРАТ. Жермена, если твои свидетели хотят высказаться все сразу, мы ничего не поймём, а если по одному, то процесс затянется. Поэтому предлагаю соорудить демократию:  распределитесь по флангам. Направо пусть встанут униженные, налево ограбленные. Потом пусть выдвинут по одному депутату от каждой партии.

В толпе начинается броуновское движение, некоторые не могут определиться, перебегая из группы в группу. Наконец всё упорядочилось.

СОКРАТ. За что люблю европейцев, так это за самоорганизацию. Кто начинает, униженные или ограбленные, Шарль-Морис? Даю тебе право самому назначить себе первого свидетеля.
ТАЛЕЙРАН. Сократ, для упрощения процедуры я прошу применить принцип преце-дента. Возможно, подобно Баррасу, депутаты захотят взять самоотвод? Господа ограбленные, где вы брали деньги на взятки для меня?
СОКРАТ. Да, где?
ДЕ СТАЛЬ. Я считаю вопрос неуместным. Где может взять деньги глава государства? Разумеется в казне.
ТАЛЕЙРАН. Спасибо мадам де Сталь. Со своей стороны могу согласиться с обвине-нием. Да я брал, и брал немало. Но за что? Только за то, что не могло ущемить интере-сов моей страны, но и так бы случилось. Многие из этих господ просто не хотели ждать решения своих вопросов в общей очереди. Они выгадывали блага лично для себя, опустошая государственную казну и делая вид, что пекутся о благе своих народов. Разве я в этом виноват?
СОКРАТ. Нет, Шарль-Морис, в этом ты не виноват.

В рядах ограбленных замешательство, выбранный депутат прячется в толпе. Часть персонажей уходит на стеллажи. Чаша Талейрана приопускается.

ДЕ СТАЛЬ. Минуточку, минуточку! Господин Талейран сказал – «ждать  в общей очереди» - разве это не унизительно для высокопоставленных персон? Господа униженные, прошу высказываться!
ТАЛЕЙРАН. Только пусть эти господа перед своей речью вспомнят тех, кого унизили сами.

Униженные зашумели и заметная их часть отхлынула на стеллажи. Чаша под Талейраном приопустилась.

ТАЛЕЙРАН. Как хорошо, всё-таки, когда закон один для всех и правда торжествует!
ДЕ СТАЛЬ. Сократ, я хочу обратиться к ещё одному свидетелю.
СОКРАТ. Пожалуйста.
ДЕ СТАЛЬ. Месье Бонапарт, Вы благородный человек и я прошу Вас свидетельствовать с чистым сердцем и дать правдивый ответ невзирая на былую дружбу с месье Талейраном.
НАПОЛЕОН. Я готов, сударыня.
ДЕ СТАЛЬ. При жизни Вы отзывались о Вашем министре иностранных дел как об очень своекорыстном человеке. Так ли это?
НАПОЛЕОН. Да, это так, отрицать не стану. Месье Талейран очень предприимчив, обладает изворотливым умом и умением вести извилистые переговоры, я уже говорил... но от него решительно ничего нельзя добиться, кроме как платя ему деньги.
ТАЛЕЙРАН. Сир! Я благодарен Вам за вашу щедрость. В своём завещании я наказал своим потомкам всячески помогать Вашим если они будут нуждаться.
НАПОЛЕОН. Надеюсь не будут, но спасибо. Я всё сказал.
ТАЛЕЙРАН. В своё оправдание хочу добавить, что, хотя моему министерству и было положено обеспечение от государства, я практически никогда не получал достаточных сумм. Политическое влияние Франции возросло неимоверно, затраты тоже. Я был поставлен в условия, когда мне нужно было заниматься самофинансированием. (Обращаясь к королям и министрам)  Господа, Ваши деньги я употреблял на Вас же, развлекая на приёмах и устраивая обеды.
СОКРАТ. Богатство служит умному.
ДЕ СТАЛЬ. ...и управляет дураком...

Чаша Талейрана опустилась, но далеко не выровнялась с чашей де Сталь.

СОКРАТ. Жермена, если тебе больше нечего сказать, уступи чашу.

Кто-то подаёт руку, Де Сталь спускается и с победным видом направляется к стеллажам.

БАБУШКА. Шарль-Морис, а что это она на тебя так взъелась? Ты себе помоложе нашёл?
ДЕ СТАЛЬ. Он меня предал!
СОКРАТ. (бъёт в гонг) Следующий!

4

Из-за кулис входит бодрый старик Меттерних, галантно раскланиваясь и целуя руки знакомым дамам: « Моё почтение... очень рад». В рядах присутствующих смятение: «Живой! ... он живой... живой Меттерних, ах!...»

МЕТТЕРНИХ. Да, старина Меттерних ещё жив, майне либен Дамен унд Херрен. Что ж делать... Стоило мне заснуть на кушетке в послеобеденный час, как тут же всех вас и увидел. Скорей бы проснуться...
СОКРАТ. Клеменс, дорогой, поднимайся сюда.
ТАЛЕЙРАН. Месье Меттерних, рад Вас видеть в бодром здравии.
МЕТТЕРНИХ. Херр Талейран! Вы тоже здесь? Когда же Вы успели преставиться? Опять Вы меня опередили!
БАБУШКА. Фи... немецкая прямолинейность... правильно вас Наполеон бил.
НАПОЛЕОН. Да уж, это было несложно.
МЕТТЕРНИХ. Ах, это Вы, Ваше низвергнутое величество!
НАПОЛЕОН. Конечно, навалились всей кучей на одного. Если б не Талейран, век бы вам воли не видать. Это он за вас заступился. Признавайтесь, много ему дали?
МЕТТЕРНИХ. Здесь ведь только правду говорят?.. Очень, очень-очень много. Незави-симость стоит дорого. Но мы внакладе не остались. Херр Талейран, Австрия Вас помнит!

Чаша Талейрана чуть приопускается.

СОКРАТ. Меттерних, дружище, ближе к делу.
МЕТТЕРНИХ. Мгм... знаете, бывают времена, когда начинаешь задумываться...
СОКРАТ. Это ты в мемуарах изложишь.
МЕТТЕРНИХ. Да- да... так вот, иногда думаешь, как это так полу...
СОКРАТ. Короче! Тебя скоро разбудят.
МЕТТЕРНИХ. Если совсем коротко: он лицемер и предатель собственных убеждений. Я всегда хотел сказать ему это в лицо, но из этических соображений воздерживался. Теперь он умер и...
НАПОЛЕОН. Можно оттоптаться!
ТАЛЕЙРАН. Ничего, я привык.
СОКРАТ. Лицемерием, друг Меттерних, никого не удивишь, поэтому перейдём сразу к идейному предательству, сегодня этот жанр востребован. Талейран, дружище, чем ответишь?
ТАЛЕЙРАН. Пусть Херр Меттерних сначала скажет, какие идеи я предал.
МЕТТЕРНИХ. Вы служили Конвенту, Директории и Наполеону, предав, тем самым, легитимную династию Бурбонов. Вы, с видом высшего достоинства, дипломатически оформляли наглый отъём чужих территорий и попрание суверенитетов! Вы методично уничтожали всякое понятие «легитимности»! Но на Венском конгрессе, где решалась судьба Франции после Наполеона, Вы стали вдруг прямо-таки чемпионом легитимизма, с честнейшим лицом призывая нас, страны победительницы, придерживаться старого доброго международного права! А в июльскую революцию 1830 года, Вы снова стано-витесь орудием узурпации власти и плюёте на Вами же возрождённую легитимность!
ТАЛЕЙРАН. Сам возродил, сам и убил... Дорогой мой, в политике нет убеждений, есть только обстоятельства.
МЕТТЕРНИХ. Но, справедливости ради... есть же в конце концов правила!
ТАЛЕЙРАН. Правила пишутся людьми, Херр Меттерних... Клеменс, Вы же дипломат, неужели не понимаете, что справедливости нет и быть не может?
МЕТТЕРНИХ. Но должна же быть хоть какая-то высшая справедливость!!
СОКРАТ. Вот когда умрёшь, тогда и наступит тебе Высшая справедливость, дружище.
 На чашу к Меттерниху легко взбираются две златокудрые феи и, звоня в нежные колокольчики, подхватывают его под мышки и плывут за кулисы. Чаша под Талейраном немного опускается. Персонажи расходятся по своим местам на стеллажах.

5

ТАЛЕЙРАН. Уффф... надеюсь, митинг жертв Талейрана закончился.
БАБУШКА. Раскричались тут, как будто кроме тебя и предавать некому... Слазь давай, а то торчишь там как вошь на гребешке.
СОКРАТ. Ха-ха-ха! Вошь на гребешке!
ТАЛЕЙРАН. Фуй, Бабушка, раньше Вы так не выражались. Сократ, спускай меня вниз. Давай, мало по малу... не урони только.
СОКРАТ. Рад бы, но не могу.
ТАЛЕЙРАН. Как так? По-моему я удачно защищался... Я опять что-то не учёл?
СОКРАТ. Весы.
ТАЛЕЙРАН. Неужели сломались? Вот незадача! Придётся прыгать.
СОКРАТ. Да нет, Шарль-Морис, не в этом дело...Тут прыгай, не прыгай, всё равно ниже себя не прыгнешь. И выше тоже.
ТАЛЕЙРАН. Что-то я не понял твоих намёков. Выше-ниже... (Собирается прыгнуть вниз) Ваше Величество, если что, подстрахуйте. Ну, я пошёл... о-о-оп! Ой-ой-ой-о-оооой!

Талейран вместо движения вниз вдруг остаётся на месте, как будто приклеен. Со стеллажей слышится злорадный свист и аплодисменты.

ТАЛЕЙРАН (продолжает).  А-а-ай! Что это? Бабушка, что с мной! Ваше Величество, Сократ!
НАПОЛЕОН. Друг мой, не паникуйте, Вы же Талейран!
БАБУШКА. Что ты с ним сделал, умник древнегреческий! Снимай его сюда! Птенчик мой, не бойся, бабушка с тобой!
СОКРАТ. Бабушка, помолчите, Вы не даёте ему сосредоточиться.
БАБУШКА. Что-о-о? Медуза-Горгона тебе бабушка! Талейранушка! А-а-а!
НАПОЛЕОН. Мадам Шале, возьмите себя в руки, это же неприлично. Ничего с ним не случится. Месье Талейран, расслабьтесь.

Талейран перестаёт биться и садится на стул, Сократ двигает рычаги, но весы остаются стоять в диагональной позиции.

СОКРАТ. Ну вот, видимо, это и есть исходная позиция. Калибровка весов закончена.
ТАЛЕЙРАН. Калибровка?! Какая калибровка? Я ничего не понимаю! Так это была только калибровка?! Сократ, ты можешь объяснить, что происходит?
СОКРАТ. Взвешивание.
ТАЛЕЙРАН. Но это же противоречит законам физики! Весы так стоять не могут! Есть два плеча, две чаши. Одна нагружена, другая нет. Та что нагружена – вверху, пустая – внизу. Этого же не может быть? Не может. Значит я сошёл с ума. Ваше Величество, я похож на сумасшедшего?
НАПОЛЕОН. Нет, совсем не похожи, месье Талейран.
БАБУШКА. Да это весы сошли с ума! Или Сократ! Накрутил там что-то...

Все смотрят на Сократа. Тот поднимает руки вверх, показывая что ни при чём.

ТАЛЕЙРАН. Нет, не он.
СОКРАТ. Шарль-Морис, дружище, где же твой здравый смысл, в который ты так веришь?

Талейран сбрасывает с весов стул, ничего не изменилось.

ТАЛЕЙРАН. Значит дело не в стуле.Так. Ещё раз: Две чаши. Одна пустая - внизу, другая с грузом - наверху...
СОКРАТ. Зришь прямо в корень. А чем нагружена верхняя чаша?
ТАЛЕЙРАН. Мною. Я тут стою. Больше ничего нет.
СОКРАТ. А что ты скажешь про стул?
ТАЛЕЙРАН. Я его сбросил, но весы не шелохнулись. Значит он не имел веса.
СОКРАТ. Логично. Что же тогда имеет вес, Шарль-Морис?
ТАЛЕЙРАН. Ах, ты имеешь в виду переносный смысл? Э-э-э... Мнэ-э-э... Патриотизм? Я всегда был патриотом Франции...(Прыгает на весах, проверяя, те не колышутся)... не работает... Заслуги? Я дал Франции мир с Англией, с Голландией, оставил на карте мира Австрию... (Опять проверяет) ...нет... Добродетель? Я всегда своим помогал и друзей не забывал... опять нет... Может быть... со-... совесть?.. Александр Павлович ею сильно тяготился. (Весы дрогнули)  Есть! Совесть! Но он отца родного к смерти приговорил, а моя совесть легка как птичка!
СОКРАТ. Ты сказал.
ТАЛЕЙРАН. Ах! И... что мне теперь, на себя наговаривать? Совесть утяжелять?
НАПОЛЕОН. Ну признайтесь, Талейран, что убийство герцога Энгиенского – Ваших рук дело.
ТАЛЕЙРАН. Наших... также как и Ваших.

Весы чуть качнулись вниз.

БАБУШКА. Шарль-Морис, а помнишь, ты в буфетной пирожное стащил, а наказали поварёнка?
ТАЛЕЙРАН. Бабушка, я же малыш совсем был... Помню.
Весы чуть опустились.

НАПОЛЕОН. Может Вы вспомните также, как заставили моих солдат предать меня? Освободили их от присяги и приняли на службу к Бурбонам!
СОКРАТ. Наполеон, не перегибай палку. Талейран создал возможность, а уж предавал или не предавал каждый за себя...
НАПОЛЕОН. Да я что, я ничего, просто помочь хотел по старой дружбе.
БАБУШКА. Шарль-Морис, вспомни своих женщин, может обидел кого?
СОКРАТ. О-о, эти всегда обиду найдут. Не найдут, так придумают.
ТАЛЕЙРАН. Да нет, мои были довольны, со всеми я дружил, платил, переписывался... Вспомнил! Знавал я некогда очень милую и приятную во всех отношениях мадам, кажется... Викторию. Она родила сына, сплетничали, что от меня. Наши отношения прекратились задолго до родов и больше я её не видел. Эта дама была очень горда.
СОКРАТ. Может быть ты хочешь узнать про сына наверняка?
ТАЛЕЙРАН. Да, пожалуй. Я слышал его назвали Эженом.
СОКРАТ. Виктория, спустись к нам и свидетельствуй!

Выходит миловидная женщина средних лет - Виктория и вежливо приветствует всех присутствующих.

СОКРАТ. Назови-ка нам, Виктория, имя отца твоего сына Эжена.
ВИКТОРИЯ. Это Месье Талейран.
ТАЛЕЙРАН. Виктория, почему же Вы не сообщили мне эту новость сами, а дали сплетне гулять по салонам?
ВИКТОРИЯ. Сплетен я не запускала! И хотела сообщить Вам, как вы изволили выра-зиться, «эту новость», но Вы были очень заняты. Вы могли бы и сами поинтересоваться, но не сделали этого. Видимо «новость» пришлась некстати. Эжен рано остался сиротой, хлебнул горя у чужих людей, без средств, без ласки, без поддержки! Вы могли бы помочь ему, но не помогли, предпочли всё забыть. Эжен, единственный из Ваших детей, всего добился сам. А Вы добились лишь того, что он ненавидит Вас всей душой. 
БАБУШКА. Боже мой, у меня есть ещё один правнук! Кто он, мадам, как его имя?
ВИКТОРИЯ. Эжен Делакруа, мадам. Самый знаменитый художник Франции.
НАПОЛЕОН. Из хороших семян получаются хорошие всходы. Поздравляю Вас, друг мой, с обретением сына.
ТАЛЕЙРАН. С обретением? Ненависть к отцу - большое несчастье. Такие вещи не прощают... А Вы, мадам Делакруа, Виктория, Вы... простите меня?
ВИКТОРИЯ. (пауза) Я Вас так любила!.. Как я могу не простить? Помните нашу волшебную прогулку в саду? Как благоухали розы...

Виктория достаёт розу, втягивает носом её аромат и бросает Талейрану. Тот ловит и театрально внюхивается в самую сердцевину.

ТАЛЕЙРАН. Надо же, какой сильный аромат, совсем как в тот чудный вечер.
ВИКТОРИЯ. Вы помните, помните! Ах!..
СОКРАТ. Спасибо, Виктория, ты можешь вернуться на своё место.
ВИКТОРИЯ. Прощайте, Шарль-Морис, прощайте! Вспоминайте меня...
ТАЛЕЙРАН. Прощайте, моя дорогая!

Бабушка догоняет Викторию расспросить про правнука. Уходят вместе.

6

НАПОЛЕОН. Месье Талейран, Вы правда помните эту прогулку в саду? Чтоб я помнил все свои прогулки...
ТАЛЕЙРАН. Конечно нет. Но зачем же обижать женщину?

Чаша весов заметно снижается.

НАПОЛЕОН. Вы добрый.
ТАЛЕЙРАН. Цветок прекрасен, но запаха почти нет. (Собирается выбросить розу, но вдруг внюхивается ещё сильнее) Сократ, Сократ! Я чувствую, чув-ству-ю!
СОКРАТ. Вот видишь, дорогой, стоит появиться женщине, и ты уже чувствуешь. Искренне за тебя рад! Не припомнишь ли, может ещё кому нагадил?
ТАЛЕЙРАН. Кому? Жена не обижена, любовницы одарены, дети определены... Нет, не припоминаю. Последние двадцать лет вообще жил без излишеств, почти с одной только Доротеей, герцогиней Дино. В любви и согласии.
НАПОЛЕОН. Не дочь ли это герцогини Курляндской?
ТАЛЕЙРАН. Она самая.
НАПОЛЕОН. Позвольте, но она ведь жена Вашего племянника?
ТАЛЕЙРАН. Да я сам и женил его. Это был несчастливый брак. Герцогиня Дино заслуживала большего. Какая она была красавица! И умна как чёрт.
НАПОЛЕОН. Но она ведь моложе Вас на сорок лет!
ТАЛЕЙРАН. За это я её особенно ценил.
НАПОЛЕОН. Да, Вы всегда умели жить со вкусом.
СОКРАТ. Я одно могу сказать: может, совесть Ваша и нечиста, судя по весам, но легка. Это редко, но бывает. Например, когда преступление ради любви совершают, или ненавидят, как любят, от всего сердца. Взять хоть Медею – предала отца ради возлюбленного и абсолютно не раскаивалась. А потом ещё и детей своих убила из ненависти к нему же.
ТАЛЕЙРАН. С какой силой любишь, с такой и возненавидишь.
НАПОЛЕОН. Сколько угодно. Говорят же – от любви до ненависти один шаг. Уж я–то знаю...
ТАЛЕЙРАН. А если не любила, бросила вас, когда единственно только одна она и была нужна? А если Вы ждали, ждали, отчаивались и снова ждали... проходили дни, недели, месяцы, годы... а до вас так и не снизошли, даже малой крохой любви не одарили. А вы всё надеялись...
НАПОЛЕОН. Это ужасно. Таких женщин надо избегать.
ТАЛЕЙРАН. Есть женщины, от которых не убежишь...
СОКРАТ. Я понял тебя, Шарль-Морис. (громко) Александрина Мария Виктория Элеонора Дама;-Антиньи, княгиня де Талейран-Перигор! Твой сын ждёт тебя!

7

На сцене появляется строгая дама в наряде французского двора середины 18 века. Оперевшись на услужливую руку Наполеона, она с достоинством поднимается в пустую чашу весов как на эшафот.
ТАЛЕЙРАН. Мама!
МАТЬ. Месье Бонапарт, Сократ... (сухо кивает) Месье Талейран.
ТАЛЕЙРАН. (отетный  кивок) Княгиня.
СОКРАТ. Александрина, знаешь ли ты, зачем вызвана сюда?
МАТЬ. Мне известен порядок. Я должна свидетельствовать за или против этого... вновь прибывшего. Я готова.
НАПОЛЕОН. Мадам, тут было уже достаточно свидетелей. Вы нужны ему... чтобы ответить на вопрос почему Вы его бросили.
МАТЬ. Бросила? Я, которая только и делала, что устраивала его судьбу, бросила?! Да как Вы смеете! Его никто не бросал. Он получил самое блестящее образование, ему приготовили самую лучшую карьеру, какая только была возможна в его положении. Он стал епископом Отёнским! Я задействовала все связи в церкви и при дворе. И если бы не его лень, склонность к разврату и роскоши, он мог бы стать кардиналом!
НАПОЛЕОН. Но, мадам, он стал министром иностранных дел Франции! Это ведь не менее значимо.
МАТЬ. Какой Франции? Той, что как уличная девка была распялена чернью? Вы сам – сын Сатаны, а он - Ваш подручный! С тех пор, как его отлучили от церкви, у меня нет сына!
СОКРАТ. Александрина, сын у тебя есть. Вот он. И даже Папа Римский его простил.
НАПОЛЕОН. Мадам де Талейран, к чему этот пафос? Вы хотели, чтобы Ваш сын оправдал Ваши надежды во славу рода Талейранов? Он оправдал их своим талантом политика и дипломата. Его имя будут помнить потомки.
МАТЬ. Его имя навечно связано со всем, что только есть низкого и подлого. (Талейрану) Вы дискредитировали себя и весь наш род чем только могли – порочностью, жадностью и многочисленными преступлениями!
ТАЛЕЙРАН. Мадам, вы говорите так, как будто только что прочитали последний листок «Ревю дё Монд».
МАТЬ. Ни единой искры благородства не мелькало в Вашей чёрной душе!
ТАЛЕЙРАН. Что Вы, мадам, знаете о моей душе?
МАТЬ. Мне достаточно знать, что о Вас говорили уважаемые мною господа.
НАПОЛЕОН. Мадам это же Ваш сын.
МАТЬ. Это мой позор!
НАПОЛЕОН. Я не могу больше это слушать (уходит).
ТАЛЕЙРАН. Мои так называемые преступления – выдумки дураков. Разве способному человеку они нужны? Преступления - это ресурс идиотов. Они ведь как морской прилив – вернутся и потопят. У меня были слабости, каюсь, но преступления? На кой чёрт они мне?
СОКРАТ. Александрина, ты закончила своё выступление? Может что-то хочешь добавить?
МАТЬ. Я высказала всё, что накопило моё материнское сердце. А добавить... да, он был моим сыном, но мне пришлось умирать в полном одиночестве.
СОКРАТ. Шарль-Морис, твоё слово.
ТАЛЕЙРАН. Княгиня, за одинокую смерть благодарите свою непомерную гордыню.
МАТЬ. Не Вам судить мать!
ТАЛЕЙРАН. Вы правы, не мне. Но это я, презираемый Вами сын, содержал Вас, Ваше поместье и схоронил Вас, когда пришло время. Церемония была достойна и Вашего титула, и моего состояния.
МАТЬ. Вы выполняли свой долг.
ТАЛЕЙРАН. Разумеется. В мои долги также входила регулярная помощь младшим братьям, так любимым Вами и Вашим обожаемым внукам, моим племянникам. 
МАТЬ. Семейные узы обязывают.
ТАЛЕЙРАН. Бесспорно. Обязанности и долг превыше всего. Вы ведь поэтому не стали со мной возиться и отдали кормилице сразу после крещения? Вышли из церкви - тут же и сбыли с рук младенчика. Даже домой не занесли для прощания. Очень уж спешили свой долг фрейлины в королевском дворце исполнять.
СОКРАТ. Но таковы были нравы, Шарль-Морис.
 ТАЛЕЙРАН. Нравы? Расскажите о них тому ребёнку, которого ни разу не коснулась ласковая материнская рука. Нравы. Моих младших братьев почему-то оставили дома. А знаешь ли, Сократ, почему от меня решили избавиться? Потому что я родился с наслед-ственным дефектом ноги и не годился для военной карьеры, я был брак в блестящем роду Талейранов.
МАТЬ. Но из тебя сделали священника.
ТАЛЕЙРАН. Маменька, меня всегда потрясало Ваше равнодушие. В четыре года какая-то милая тётя забрала меня из деревни, посадила в дилижанс и мы много дней и ночей тряслись в дороге. Я думал сначала что это Вы, разглядывал Вас из-под тишка. Полупа-рализованный своей первой в жизни радостью, не смел пошевелиться, чтобы не спугнуть своё маленькое, но такое огромное счастье... И вдруг Вы меня выгружаете и сдаёте на руки каким-то неизвестным людям, и я догадался, что это были не Вы. Я не мог даже плакать... Но нет худа без добра – я оказался у бабушки и провёл с ней счастливейшие полтора года своей жизни. Ни Вы, ни Папа; ни разу не навестили меня. Бабушка заменила мне вас обоих. Потом, когда пришло время поступить в коллеж, меня вернули в Париж. На том же дилижансе, как посылку, меня переправили прямо к дверям заведения Д;Аркур. Проезжая мимо, провожатый показал мне Ваш и мой, МОЙ дом. Я оглядывался, думая что это ошибка, всё хотел остановить кучера. Мне было шесть лет, и мне было больно.
МАТЬ. Д;Аркур это лучший коллеж Франции, из него вышло много великих людей.
ТАЛЕЙРАН. Благодарю Вас, маман, там я встретил своих лучших друзей.
МАТЬ. Шарль-Морис, я сделала для Вас всё что могла.
ТАЛЕЙРАН. И даже больше. Сами того не подозревая, вы научили меня всему, что умели сами. Вы лицемерили, выдавая себя за заботливую мать – и я научился лице-мерить. Вы обманули мою надежду хотя бы на искру любви в Ваших глазах – и я начал презирать людей и лгать им в лицо. Вы предали меня, выкинув из своей жизни как котёнка, а когда я выжил, тяготились мною. Когда умер старший брат, Вы не признали перешедшее на меня право старшинства и лишили наследства. Нелюбовь делает жадным. Я погашал жгучую жажду любви обилием денежных знаков, собирал их и тратил на ласки женщин, на покупное уважение, на власть, чтобы никто не смел мне ни в чём отказать, как отказали мне Вы в праве быть Вашим сыном. Ваше предательство было моей школой жизни... Это всё, что я имел и имею, неспособный обрести равновесие между ненавистью и любовью к Вам.
МАТЬ. Вы... любите меня? К чему тогда эти упрёки?
ТАЛЕЙРАН. Упрёки? Это ПРАВДА, маман, МОЯ правда, которую я вытравил из себя и которая жжёт теперь моё сердце. Мама, у меня есть сердце!
МАТЬ. Почему же ты не говорил со мной раньше...с... сын?
ТАЛЕЙРАН. Потому что достоинство нищего молчаливо. Я пил из чаши унижения, ревниво следя за Вами издалека. Но теперь Вы пришли ко мне, а я не могу сделать и шага.
СОКРАТ. Александрина, чтобы уравновесить весы, первый шаг должна сделать ты.
МАТЬ. Да, я должна исполнить свой материнский долг.

Мать пытается шагнуть из чаши на перекладину весов, чтобы пойти навстречу сыну, весы дрогнули, чуть качнулись и застыли снова. Следующий шаг она сделать не может. На сцену стекаются персонажи.

ТАЛЕЙРАН. Видимо, одного долга мало, чтобы стать матерью... Неужели я так жалок, так мал и некрасив, что не стою любви твоей, мама? Я наверное помешал тебе, появился на свет не вовремя... но я же не виноват? Скажи, мама, не виноват?

Мать стоит, закрыв лицо руками. Вокруг молчаливая толпа.

ТАЛЕЙРАН. Боже мой! Неужели мне вечно жить с этим детским горем - жаждать любви матери, но так и не узнать её? Что же ты со мной делаешь, Ма-а-ма!!

ГОЛОС БАБУШКИ. Сыно-о-ок!

На сцену выбегает Бабушка. Пробираясь через толпу, она тащит лестницу.

БАБУШКА. Подожди, мой птенчик, сейчас, сейчас... Мама придёт, не бойся!

Бабушке помогают приставить лестницу, кто-то держит, кто-то помогает подняться. Она забирается в чашу к Талейрану и та опускается вровень с чашей Матери, так, что образуется как-бы мост. Талейран, садится на корточки и кладёт голову Бабушке на колени, та обнимает его и гладит по волосам, по спине... Звучит мелодия песенки про птичку.

БАБУШКА. Что ж ты так испугался, любимый? Больно тебе? Давай я подую... У сороки боли, у вороны боли, У Шарлуши заживи, заживи... У сороки боли, у вороны боли, У Шарлуши заживи, заживи...  Вот, лучше теперь? Ну, беги к маме, она ждёт...

Вместо взрослого мужчины от Бабушки поднимается маленький мальчик и топает ножками к матери, которая рванулась ему навстречу. Она подхватывает малыша на руки, рыдает, кружит и поёт песенку про птичку.


ЗАНАВЕС

Конец