Отрывок из романа Медвежья нора, Сестрички - лисич

      Илзе росла послушной и тихой девочкой. Деревушка без названия, в которой она родилась, славилась только одним: всех женщин, живших в ней, почему-то считали ведьмами. Мать её умерла родами, подарив миру двух девочек - близняшек. Она испустила дух, только и  успев сказать: Две девочки? Ох, не к добру, одна обязательно станет ведьмой!
      После похорон жены, отца Илзе, Яниса Смилдсе, как подменили. Он стал угрюмым, молчаливым, и частенько наведывался в придорожный бар, откуда возвращался мертвецки пьяный. Сам он был водителем дальнобойщиком, поэтому две дочери видели его редко. Воспитывала их старая бабка, мать Яниса. Её боялись и уважали во всей округе: не было ни одной коровы, которую она бы не вылечила и не приняла бы у неё роды. И потому телят в деревне было много, и они все были здоровенькие. Подросшие сёстры, когда им обеим исполнилось двенадцать лет, уводили стадо пастись на луг, а к вечеру приводили обратно.
      Кто-то скажет – не женское это дело, но такая уж была судьба жителей этой деревни: чаще всего в ней рождались только девочки, а мальчики, не дожив до года, умирали в младенчестве. Поэтому замуж местные женщины выходили в основном за чужаков. Янис тоже был из пришлых. Ему не было ещё и двадцати, когда он ушёл из родного дома искать лучшей доли. Пожив во всех городах Прибалтики, он к сорока трём годам, так и не сделав никакой карьеры, обосновался на родине жены, с которой познакомился в Риге.
      Сёстры подросли и обе стали красавицами: русоволосые, зеленоглазые ундины, как две капли воды похожие друг на друга. И что интересно, Ирма, старшенькая, как её все называли, хотя старше она была всего на один час, была сущим бесёнком: ни бедность, ни горе не касались её, она всё время бегала, смеялась и шалила, вызывая восторги мальчишек из соседнего села. Илзе же все называли ангелом за тихий кроткий нрав. Поговаривали, что такая замуж не выйдет, уж больно замкнута и в себе.
      Сами сёстры из-за несхожести характеров частенько спорили друг с другом, и временами Ирма слегка поколачивала свою младшую копию, но потом они снова мирились, понимая, что роднее у них уже никого не будет. В селе их в шутку называли "Сестрички-лисички" за хорошенький, чуть длинноватый носик и хитровато озорной взгляд.  Неизвестно, как сложилась бы их жизнь, если бы не появление в деревушке черноволосого красавца Гедиминаса, рано овдовевшего и устроившегося к ним на молочную ферму главным технологом. Все женщины от восемнадцати до восьмидесяти, глядя на его статную фигуру, нервно поправляли причёску и облизывали обсохшие губы. А ему хоть бы хны! Ни на одну из них он не смотрел, то и дело, пожёвывая соломинку и весело насвистывая песенку, про то, как медведь невесту искал.
      Деревня бурлила, все женщины чуть ли не передрались из-за Гедиминаса, но со временем страсти поутихли. Тот спокойно работал на ферме, пока однажды не выяснилось, что последнее молоко, сдоенное ещё с вечера, имеет странный горьковатый привкус.
- Кто привёл вчера стадо с луга? – поинтересовался он.
- Сестрёнки Смилдсе! – ответил малыш Райнис, сынишка старшей доярки, - Они всегда уводят и приводят стадо.
- А почему я их раньше не видел?
- Не мудрено, - хмыкнула мать Райниса, - Они встают с рассветом, а появляются только к вечеру, и сразу домой! У них бабка строгая.
- Ну что же, придётся познакомиться! Приведите их сюда! – взгляд Гедиминаса не сулил ничего хорошего.
     Когда девушки пришли в сопровождении старухи Ягелоны и предстали перед главным технологом, тот поджал губы.
- Вам известно, что сегодня произошло с молоком? Куда вы водили пастись коров?
      Сёстры молчали, и только старая Ягелона, пристально посмотрев ему в глаза, тихо сказала: коров всегда водят пастись в одно и то же место, неподалёку от болот, трава там сочная и вкусная, и ни разу за все десять лет у них молоко не горчило! Ни разу!
- Молоко испорчено! Если не верите, уважаемая, попробуйте сами! – отрезал тот, сверкнув глазами, а глаза у него были разного цвета: один лазорево голубой, другой – зелёно-жёлтый.
      Ягелона, заметив этот признак, недобро усмехнулась, и добавила: «Когда молоко так горчит – это к порче! А ещё к падежу скота, а мои внучки тут не при чём!».
      Неизвестно, что хотел ответить на эти слова Гедиминас, но в этот момент в коровник вбежала симпатичная чёрная собачонка и начала приплясывать на задних лапах, точно выпрашивая что-нибудь. Ирма, глядя на неё, громко расхохоталась, она была смешлива. Когда он услышал этот смех, что-то изменилось в его лице, и Гедиминас сказал: «Не дело молодым девушкам таскаться за стадом. Им нужна нормальная работа. Пусть завтра приходят ко мне, я оформлю их молочницами».
- А кто же будет пасти стадо? – спросила старшая доярка.
- Твой старший сын! Ему ведь уже есть восемнадцать лет?
      С этого момента стадо приобрело другого пастуха, а его семья обрела ещё одного кормильца. Сёстры Смилдсе перешли на ферму и дела у них поправились. Интереснее всего было то, что, с того момента, как они пришли, молоко у коров стало особенно сладким и приобрело какой-то странный неповторимый вкус. Правда, старую Ягелону это совсем не радовало. Она знала, что всё это значит и всегда помнила пророческие слова умирающей родами невестки.
      Кто? – задавала она себе вопрос, - кто из них двоих? Близнецы  пока в том юном возрасте, когда ещё незаметно. Ирма  хоть и шалунья, но добра и весела. Она никому не делала зла, хотя и раздавала тумаки направо и налево, если её задевали. На Илзе же такое и подумать - грех!
      Малышка Илзе с детства ни разу не совершила проступка. О её честности и доброте ходили легенды, как о святой из библии. Она была набожна, и всё время молилась о душе покойной матери. Все жители твёрдо знали, что со временем та уйдёт в монастырь.
      Прошло время, и ферма стала богатеть. Затем стала богатеть и вся деревня, здешнее молоко и сметана считались лучшими во всей округе. Когда наступил осенний праздник, сёстрам Смилдсе вручили подарки: премию и красивые выходные платья для вечерней дискотеки. Вручал лично директор. Главный технолог, стоящий рядом, смешливо щурился, глядя на красивых девчонок. Подойдя потом к ним, он шепнул Ирме на ухо: «Приходите вечером ко мне вдвоём! Стол накроем, посидим, повеселимся!».
      Старая Ягелона, узнав, была против такого визита. Но, разве молодость удержишь? Когда она уснула, предварительно заперев дверь, сестрёнки вылезли в окно. В конце концов, что тут такого, если приличный мужчина позвал их двоих в гости? Ведь двоих же! Вот если бы одну, тогда бы можно было волноваться, а так сразу видно, что намерения его вполне безобидны.
      Придя к дому, они робко постучались в калитку. Дверь им открыла статная красивая дама лет сорока с рыжими волосами.
- Здравствуйте! Вы мама господина Гедиминаса? – спросили девочки.
- Мама? – хмыкнула та, - Ну, пусть будет мама! Заходите, вас ждут, - и она удалилась.
      Он ждал их обеих в комнате с красными обоями, в рубахе и брюках глубокого, как ночь сине-чёрного цвета. Шею егообвивал ярко алый шарф. Стол был накрыт. В красивой заграничной бутылке плескалось бордовое вино. Гедиминас сделал знак, чтобы те присели. Никогда не пробовавшие до этого момента вина, сёстры слегка оробели. Однако после двух бокалов робость как рукой сняло, вино полилось рекой. Зазвучала музыка, и хозяин дома пригласил их потанцевать. Сначала Ирму, потом Илзе.
     Было ужасно весело, Гедиминас оказался так мил и остроумен, что сестры забыли о времени,  и когда он предложил сыграть в карты на раздевание, никто ничего такого не подумал. Проигравшись в пух и прах, с визгом и хохотом, они поочерёдно разделись. Им было нечего стесняться, у обеих фигуры были безупречны, вот только у Илзе на правой ноге, выше колена на две ладони, была большая родинка. Правда, она её совсем не портила, наоборот, придавала даже пикантность. Она появилась совсем недавно, сначала это была маленькая чёрная точка, но потом разрослась. У Ирмы между лопаток было небольшое рыжеватое пятнышко, но его было почти не видно. Обойдя их, Гедиминас, снова насвистывая свою знаменитую песенку, взял по бокалу вина и протянул близняшкам. Сам тоже взял в руки бокал.
      После того, как вино было выпито, сёстры уже ничего не помнили. Они проснулись втроём на широкой кровати, устланной пунцовым шёлком. На стене у входа над дверью свисала огромная медвежья лапа.
       Осознав, что произошло, Ирма с Илзе стали такими же пунцовыми, как этот проклятый шёлк. По дороге домой, они поклялись друг другу, что ни одна из них не проговорится. Но Ягелона поняла всё сразу, с первого же взгляда. Молча посмотрев на сестёр, она проговорила: «Я знала, что он – дьявол и вышел на охоту! Теперь добра не жди! Пропадёт вся деревня!», и, развернувшись, молча ушла. Через три дня её не стало. Перед смертью, она, пристально оглядев сестёр, приказала обеим раздеться. У Ирмы живот был чуть более плоским, а рыжее пятнышко между лопатками вдруг исчезло. Старая Ягелона сделала знак Ирме.
- Подойди! Подойди ко мне ближе!
Когда та подошла, умирающая схватила её за левую руку и судорожно выдохнула воздух. От её дыхания зазвенела посуда на столе.
- Ну вот, теперь всё! – сказала она, - Я передала тебе свой дар колдовства!
- А я? – спросила Илзе.
- А тебе нельзя! – отрезала та, - Всё! Уходите обе, я умираю!
И старая колдунья испустила дух.
      С тех пор сёстры частенько захаживали в дом к главному технологу, им уже было нечего стыдиться. Поговаривали в деревне, будто ночью в его жилище раздавались страшные жуткие звуки и топот, точно пляшет кто-то. Правда, скептически настроенные смельчаки утверждали, что ерунда это всё, просто мужик с двумя бабами веселится, ну так это их дело!
     Когда между сёстрами вспыхнула первая серьёзная ссора, они уже не помнили. Причина была, разумеется, одна: внимание Гедиминаса. Илзе всегда казалось, что Ирму тот любит больше. Однажды, когда она задержалась на ферме, то вспомнила, что забыла в чёрном доме, как его называли жители деревни, свой платок. Прибежав к заветной калитке, она стала барабанить в дверь. Ей открыла та же самая рыжеволосая женщина и басом произнесла: «Сейчас туда нельзя! Иди домой!».
      Илзе вернулась к себе и своей сестры в доме не обнаружила. С плачем она прибежала обратно, и снова стала долбить в дверь. Ей никто не открыл. Обойдя дом сзади, она обнаружила маленькую лазейку. Проникнув за забор, она обошла дом, и в окно, выходящее из той самой комнаты с красными обоями, увидела, что занавески задёрнуты не до конца. Приблизившись к окну, она заглянула и увидела в комнате свою сестру с ним. Они были вдвоём, без неё.
      С того момента прошло два месяца. Илзе люто ненавидела сестру. Потому что понимала, как сильно влюблена в Гедиминаса. Тот же, видя её, приветливо улыбался, продолжая насвистывать свою любимую песенку. Самым страшным оказалось то, что она была беременна. Однажды Илзе решилась с ним поговорить.
- Почему ты меня избегаешь?
- Что ты, деточка! – глаза его округлились, - Я по-прежнему люблю тебя!
- Так же, как и мою сестру?
- Гораздо сильнее! -  слова его звучали ёрнически.
- Тогда почему ты всё время с ней? А я? Ведь я же люблю тебя! Я…
- Я знаю, ты беременна! – спокойно произнёс он, - и потому я тебя и не трогаю: ты должна благополучно родить и выносить моего ребёнка!
- А Ирма…
- А Ирма пока ещё нет, но я скоро исправлю это недоразумение!
- Так ты хочешь, чтобы мы обе… ?
- Да, моя прелесть! – и он причмокнул. Два его глаза засветились огоньками, голубыми и желто-зелёными.
- Но, зачем? Может ты, потом ещё и всю деревню обрюхатишь? – в глазах у Илзе застыли слёзы.
- Нет, моя кошечка! – ответил тот, - Для этой цели я выбрал именно вас, моих сестричек-лисичек! Вы – идеальный вариант!
      Через полтора месяца  на реке два рыбака нашли утопленницу. От ужаса они оба потеряли дар речи, потому что у неё был изрезан весь живот. В погибшей узнали одну из сестёр-близняшек, но кто это был Ирма или Илзе, узнать не удалось, потому что вторая сестра бесследно исчезла.