Прощение...

«Простить человека – значит понять его. Понять человека – значит жить». Книга «Икивалс», стих 86.

543 дня после смерти Рустама.
Швейцария, город Берн, государственная
тюрьма конфедерации, одиночная камера №23,
8-50 утра по местному времени.

Для заключенного камеры №23 место отбывания наказания по уровню дизайну и комфорта скорее напоминало отличное студенческое общежитие времен его юности, чем тюрьму.
Манеры персонала, режим содержания и пища та-кой тюрьмы позволяли её узникам сохранять не только здоровье, но и свои души. Люди продолжали оставаться людьми, невзирая на совершенные ими преступления и продолжали даже в тюрьме жить по-человечески.
Возможно, поэтому преступлений и преступников в этой стране было не так уж много. Особенно по меркам Родины узника камеры №23.
Заключенный №275 (больше осужденных нарушителей правопорядка в этой стране шоколада и часов не числилось по данным статистики на тот момент) си-дел за пластиковым столом на удобном,  не тюремного дизайна, пластиковом стуле голубого цвета и писал письмо. К слову: ни в газетах, ни в бумаге, ни в пишущих средствах ограничений не было. Даже телевизор заключенные смотрели регулярно.
(текст письма на английском языке)
Уважаемый господин Президент Швейцарской конфедерации!
Уверен, что Вы, г-н Президент в курсе моего дела.
Я виновен.
Я виновен значительно более назначенного мне судом наказания. Ни до, ни после суда я не считал возможным просить о помиловании именно по этой причине. Однако, получив известие о моей возможной экстрадиции на Родину, обращаюсь к Вам с единственной просьбой…

43 дня до смерти Рустама.
Россия, Центр подготовки пилотов
министерства транспорта, тренажер ПУ-77,
кабина пилотов, 9-50 утра по местному времени.

- Командир, ты меня задолбал: ну какого лешего сейчас я должен изучать инструкцию по работе с автопилотом?!
- Дмитрий Петрович! Во-первых, не засоряйте эфир. Во-вторых, регламент работы определяет командир экипажа. В-третьих, соблюдайте дисциплину. Выполняйте.
- Есть, выполнять, сухарь…

43 дня до смерти Рустама.
Россия, Центр подготовки пилотов
министерства транспорта, тренажер ПУ-77,
кабина инструкторов, 9-53 утра по московскому времени.

- Что скажешь, Владленыч, об экипаже?
- Да что тут говорить: не летать им вместе. Первый со вторым как кошка с собакой: постоянно спорят. Так и до аварии не далеко.
- Ну, что вы, Петр Владленович, говорите? Причем здесь авария? Причем?
- Вы, г-н главный психолог авиакомпании «AviaTransMM», еще в школе прописи писали, а я уже сам летал и другим помогал подняться в воздух. Так что…
- Что «так что»? Вам лишь бы отрицательное заключение настрочить, а что потом нам с ним делать? Где пилотов брать? В вашем историческом прошлом?
- Ты мое прошлое не трогай! В нем ребят отличных немало полегло и не за то, чтобы твоя авиакомпания,  старалась больше пассажиров и груза набить на борт, и подороже с них содрать в валюте за такой «сер-вис»! А в каком состоянии техника, как подготовлены экипажи вам все равно! Много хапнуть и смыться вовремя! Еще и себе премию урвать за счет чужих жизней!
- Что значит, хапнуть?! Какую премию? Да я каждый день работаю с пилотами до глубокой ночи: тренинги, релаксация. Потом еще над собой работаю и диссертацию докторскую пишу о безопасности полетов. Кстати: зарплата у меня всего на три сотни больше вашей!
- Ладно, психолог, ладно. Погорячился наш инструктор. Извини. Но как руководитель подготовки не могу я этот экипаж допустить к полетам. Не могу. Сам видишь: не команда они. Не дай Б-г что …
- Да я согласен, Игорь Павлович. Вы полностью правы, но под мою ответственность. Я вчера из Японии новые тесты на слаженность получил. Уверен, что доведу я этого второго пилота до нужной кондиции. Дайте полгода им полетать вместе и затем проверим их снова на тренажере?
- 60 дней даю. Под вашу персональную ответственность, письменную. Согласны?
- Легко. Спасибо за понимание интересов нашей авиакомпании, Игорь Павлович.
- Ты, Павлович, лучше бы понял интересы пассажиров и их близких…
- Не каркай, Владленыч. Лучше дай-ка экипажу новую вводную задачу и посложнее.
- Даю. Борт RU-0607, (далее следует разговор с экипажем на английском языке) говорит авиадиспетчер регионального центра Германии…

43 дня до смерти Рустама.
Россия, Центр подготовки пилотов
министерства транспорта, тренажер ПУ-77,
кабина пилотов, 10-10 утра по московскому времени.

 - RU-0607, через 15 минут вы покинете воздушное пространство Германии. Как поняли?
- Германия, понял вас. Швейцарцы нас сразу поведут?
- RU-0607, понял вас. Не знаю: у них там какие-то проблемы. Отключите автопилот. Следите за эфиром и экраном радара. Усильте визуальное наблюдение.
- Понял вас, Германия. Выполняем. Удачи.
- И вам удачи, RU-0607.

43 дня до смерти Рустама.
Россия, Центр подготовки пилотов
министерства транспорта, тренажер ПУ-77,
кабина пилотов, 10-20 утра по московскому времени.

- Дмитрий Петрович, автопилот выключили?
- Сейчас. Кофе допью и отработаю.
- Дмитрий Петрович: мы уже десять минут летим без авиадиспетчера.  Вы не слышали последние указания германского диспетчера?
- Так он же по-английски что-то бормотал.
- Дмитрий Петрович, вы разве английским языком не владеете?
- Не так хорошо и правильно как вы, командир: я ведь всего пять лет на Лондон летал, а вы по нашей Ро-дине всю жизнь. Не усвоил я иностранного языка.
- Все шутите: ну-ну…
- Да нет, командир – это вы шутите. В тренажеры играетесь.
- Достаточно, второй пилот. Соберитесь. Бортинженер, что в эфире?
- Какой-то «грузовик» уже две минуты летит параллельным курсом.
- Бортинженер, срочно запросите у «грузовика» его курс и подтвердите ему наш. Как поняли?
- Понял, командир, выполняю.
- Командир: на радаре встречным курсом самолет!
- Спокойно, Дмитрий Петрович, сколько до  точки пересечения курсов?
- 11 минут, командир. Уже 10 минут!
- Спокойнее, второй, спокойнее. Штурвал на себя и влево.
- Не могу, командир, не идет, слишком круто!
- На себя и влево, Дима, влево!
- НЕ …
- RU-0607, говорит инструктор тренажера Центра подготовки пилотов министерства транспорта , тренировка окончена. Вас уже нет. Вы разбились.

43 дня до смерти Рустама.
Россия, Центр подготовки пилотов
министерства транспорта, тренажер ПУ-77,
кабина инструкторов, 10-36 утра по московскому времени.

- Итак, уважаемая авиакомпания «AviaTransMM», вашего самолета со всеми людьми на борту уже нет. Еще аргументы для переформирования данного экипажа требуются?
- Игорь Павлович, дорогой, мы же договорились: 60 дней под мою личную письменную ответственность. Ладно?

15 дней до смерти Рустама.
Германия, региональный центр управления
полетами, кабинет начальника Центра,
9-20 утра по местному времени.

- Итак, Дитрих, мы приняли следующее решение. С нуля часов завтрашнего дня мы ведем все борта еще десять километров над Швейцарией после их пересечения нашей воздушной границы и все.
- Почему? Вы ведь в курсе ситуации с кадрами авиадиспетчеров в швейцарском центре?
- Их проблемы мы оплачивать не будем.
- Но ведь из-за сокращений сотрудников у соседей нагрузки на каждого их работающего авиадиспетчера выросли, особенно в ночное время. Это может при-вести к критической ситуации.
- Мы будем  уведомлять их по факсу и по электронной почте о каждом борте. Если хотите, можете распорядиться, чтобы наши авиадиспетчеры дублировали каждый случай покидания нашего воздушного пространства бортами прямым телефонным звонком в швейцарский центр управления полетами. Все, Дитрих. Дискуссии не будет. Идите и работайте.

25 дней до смерти Рустама.
Швейцария, региональный центр управления
полетами, кабинет начальника Центра,
8-20 утра по местному времени.

- Поль, у меня для вас две новости.
- Начните с плохой новости, шеф.
- (смеясь) Вы всегда все воспринимаете с юмором, Поль. Именно поэтому я начну с приятного известия, особенно для вас, мой друг. С завтрашнего дня мы увеличиваем вашу зарплату на 65%. Плюс к этому мы берем на себя оплату психолога и услуг фитнесс-центра по пакету «Люкс». Теперь вы легко сможете восстановить силы после напряженной работы.
- Это означает, что вы сократили количество диспетчеров? На сколько?
- Вдвое, Поль, вдвое. Меньше диспетчеров - больше зарплата!
- Но…
- (резко прерывая) Никаких «но», Поль! Или вы окажетесь не рядом со мной, а напротив! Вам понятно?
- Понятно…

215 минут до смерти Рустама.
Россия, городской аэропорт,
зал для провожающих,
19-20 по московскому времени.

- Милая, не грусти: я очень скоро приеду. Ровно через три дня.
- Папа: ты купишь мне мороженое?
- Куплю, зайка.
- Рустам, может, мы отложим полет? Ты закончишь дела, и полетим все вместе?
- Зачем? Вы за три дня станете настоящими «шоколадками», поплаваете, фрукты попробуете.
- Папочка: я не хочу быть шоколадкой. Я хочу быть шоколадным батончиком, который всегда привозит бабуля.
- Ты и так мой самый вкусный шоколадный ба-ончик, персик кучерявый. И самый любимый.
- Любимее чем Ромка?
- Райка - хитрый зайка: Ромка мальчик, а ты девочка и вы оба для меня самые сладкие и любимые на этой земле. Вы и мама – моя жизнь.
- Ромка не батончик! Ромка не батончик!
- Балуешь ты их, Рустам, ой как ты их балуешь…
- А тебя, Жанночка, разве я не балую? Сладкая моя…
- И меня балуешь, милый, и меня. Побалуй меня – лети с нами. Разве нам не хватает денег на жизнь? Мне ведь кроме тебя и детей никто и ничего не нужно. Я так люблю тебя, мой мальчик.
- И я тебя люблю. Родная, любимая, потерпи все-го три дня. Если все сложится, то мы лет на десять забудем о деньгах! Представляешь: мы все вместе будем путешествовать по всему миру! Помнишь, как мы всегда мечтали все устроить по-нашему? Вот через три дня все это осуществиться.
- Как-то неспокойно, мне, Рустам, тревожно…
- Глупости, родная: просто нормальная предполетная обстановка…  Все, идите, а то уже заканчивается регистрация. Позвоните, когда прилетите. Я вас очень люблю…

30 минут до смерти Рустама.
Рейс 0607 авиакомпании «AviaTransMM»,
воздушное пространство Германии,
кабина пилотов, 22-25 по московскому времени.

- Как кофе, Дмитрий Петрович?
- Спасибо, командир. Вообще наши стюардессы последнее время просто волшебницы: только подумаю о кофе – раз и чашечка уже стоит передо мной. Класс!
- Да нет, Дмитрий Петрович: все еще проще. После нашей «катастрофы» на тренажере я изучил распечатку переговоров нашего экипажа, вычислил временной промежуток вашей «кофейной паузы» и дал соответствующие указания стюардессам.
- Ну, командир, уважил…
- RU-0607, говорит диспетчер германского центра управления полетами. Через 10 минут вы покинете воз-душное пространство Германии. Как поняли?
- Германия, понял вас. Швейцарцы нас сразу по-ведут?
- RU-0607, не знаю: у них там какие-то проблемы со связью. Мы отправили им факс и сообщение по электронной почте. Пытаемся дозвониться напрямую. Отключите автопилот. Внимательно следите за эфиром и экраном радара. Усильте визуальное наблюдение.
- Понял вас, Германия. Выполняю ваши указания. Удачи.
- И вам удачи, RU-0607.
- RU-0607, говорит диспетчер швейцарского центра управления полетами. Я вас вижу. Впереди и рядом с вами никого нет. У нас тут небольшие проблемы. Я оставляю вас минут на пятнадцать. Отключите автопилот. Следите за радаром и эфиром. Не забудьте визуальное наблюдение. Не волнуйтесь: все нормально. Связь через 15 минут. Как поняли меня, RU-0607?
- Понял вас, Швейцария. Выполняю и жду связи.
- Дмитрий Петрович, снимите автопилот и следите за радаром.
- Выполняю, командир.
- Бортинженер, следите за эфиром. Я веду визуальное наблюдение. Как поняли: бортинженер, второй пилот?
- Бортинженер понял, командир: выполняю.
- На радаре чисто, командир.
- В эфире чисто, командир.
- Понял вас, продолжайте выполнять.

15 минут до смерти Рустама.
Швейцария, региональный центр
управления полетами, диспетчерская,
20-40 по местному времени.

Г-ди, как я устал.
Как можно работать одному авиадиспетчеру в ночную смену?
Где же этот почтовый «NTN»? Вечно эти почтари не успевают вовремя прислать заявку на полет. Ну по-чему я по памяти должен помнить об этом борте?
Г-ди, столько заявок, а «NTN» не могу найти.
Еще выплыл этот русский чартер. 
Все торопятся к морю.
Предупрежу их, что 15 минут будут лететь без меня и за это время выловлю все-таки почтовый…

15 минут до смерти Рустама.
Рейс 0607 авиакомпании «AviaTransMM»,
воздушное пространство Германии,
кабина пилотов, 22-40 по московскому времени.

- Командир, вижу на радаре неизвестный борт. Пока летит параллельно нам.
- Спасибо, Дмитрий Петрович. Визуально я его не наблюдаю. Бортинженер, запросите у неизвестного бор-та их курс и сообщите им наш.
- Понял, командир выполняю.

10 минут до смерти Рустама.
Рейс 0607 авиакомпании «AviaTransMM»,
воздушное пространство Швейцарии,
кабина пилотов, 22-45 по московскому времени.

- Командир, неизвестный борт только что изменил курс. Курс снова изменился, командир! Они летят ниже нас, но мы пересечемся с ними!
- Спокойно, второй. Бортинженер, сообщите неизвестному борту наш курс. Срочно!
- Они молчат, командир!
- Дима, штурвал на себя и вправо! Изо всех сил вправо!
- Тяну!
- Дима, еще! Еще!

5 минут до смерти Рустама.
Рейс 1717 почтовой компании «NTN»,
воздушное пространство Швейцарии,
кабина пилотов, 20-45 по местному времени.

- Алекс, ты вовремя отправил заявку швейцарцам?
- Я перед полетом отправил на факс Стеллу из отдела планирования, а Стелла свое дело знает.
- Свое-то, она знает, а вот заявку могла и забыть отправить. Это ведь, Стелла.
- Донни, ты что, и со Стеллой «летал»?
- Алекс, чье это брюхо у нас впереди?! Вызывай их срочно! Они что, с ума посходили?!

5 минут до смерти Рустама.
Россия, квартира Рустама,
22-50 по московскому времени.

Хороший сегодня день.
Успел многое.
И моих отправил, и дела сделал.
Как там они летят?
Завтра крутанусь и ближайшие лет десять можно не думать о деньгах. Вот что значит удача и случай. Столько лет работать и практически ничего не заработать и вдруг раз – и такие деньги.
Налью-ка я себе еще чашечку кофе с коньяком и поработаю с договором. Ошибок быть не может!
А коньячок хорош…

3 минуты до смерти Рустама.
Рейс 0607 авиакомпании «AviaTransMM»,
воздушное пространство Швейцарии,
кабина пилотов, 22-52 по московскому времени.

- Дима, тяни!
- Не идет, командир, не идет!
- Командир, в салоне немного напряженно. Что происходит?
- Не сейчас, Катюша, не сейчас!
- Не успеем, командир, не…
- Мама, а мороже…

3 минуты до смерти Рустама.
Рейс 1717 почтовой компании «NTN»,
воздушное пространство Швейцарии,
кабина пилотов, 20-52 по местному времени.

- Донни, штурвал от себя и вправо, вправо!
- Поздно, Алекс! Позд…

3 минуты до смерти Рустама.
Швейцария, региональный центр управления
полетами, диспетчерская,
20-52 по местному времени.

Ох, ты: что это за борт на радаре под русскими?
Куда его несет?!
Какого черта?!
Вправо, вправо, вправо!..
Я убил их…
Всех…
Не хочу жить…
Не хочу…

Россия, квартира Рустама,
время его смерти 22-55 по московскому времени.

Что это был за звук на кухне? Пойду, гляну.
Странно, ваза с цветами раскололась.
Это же любимая ваза Жанночки. Что я ей скажу?..
…
Г-ди, Жаннка?..
Доченька?..
Мой Ромка?..
Г-ди?..
За что?!..

400 дней после смерти Рустама.
Швейцария, город Женева, аэропорт, зал прилета.

Ну, вот я и добрался.
Теперь надо узнать, как доехать до его городка и все исправить.
Все.
- Простите, (здесь и далее в Швейцарии говорит на английском языке), не подскажете, как мне добраться до городка Мертек? Зачем? Там у меня сестра живет. Спасибо, большое спасибо.
Теперь на автобус и часа через полтора буду на месте.

400 дней после смерти Рустама.
Швейцария, городок Мертек, автобусная станция.

Красивое место.
Жаль, что я здесь один.
Интересно где здесь гостиница?
- Простите, не подскажете, как пройти к гостинице? Благодарю, вы очень любезны.
Приятные тут люди.
Все кроме одного.
Хотя выродков везде хватает.
Странно, что каждый отдельный подлец нам всегда запоминается лучше, чем десяток добрых и отзывчивых людей.
Странная у нас память и психология.
После того, что произошло, я так четко помню каждый наш с Жаннкой день, каждую минутку.
Особенно сладкие.
А ссоры не помню вовсе. Сколько мы ссорились: по пустякам и даже без них… К чему? Ведь жизнь так быстро пролетает… Летает…
Летает и прилетает в смерть.
Интересно, а там, в том мире как?
Что там?
Какие чувства?
Какие люди?
Мы ведь ничего об этом не знаем.
А о чем вообще, мы хоть что-то знаем? Работаем всю жизнь. Гоняемся за чем-то. Проводим время впустую. И жизнь тратим на пустое…
Сколько же времени я мог провести еще с ними? С ней?
Г-ди, Г-ди я не могу без них.
Не могу…

217 дней после смерти Рустама.
Швейцария, региональный центр управления
полетами, кабинет начальника Центра,
9-00 утра по местному времени.

- Рад вас видеть, Поль. Отлично выглядите для завтрашнего первого заседания суда.
- Так и должно быть, шеф: убийца выглядит от-лично. Всегда.
- Вы это бросьте, Поль: никакой вы не убийца.
- Тогда убийца вы, шеф?
- Вы забываетесь, Поль!
- Да, шеф, я уже давно забыл себя. Я забыл себя 417 дней назад, прекрасным летним вечером, в 20-55, когда не сумел развести в разные стороны два борта над Коменским озером.
- Поль! Вы ни в чем не виноваты. Техническая случайность. Недоразумение.
- Семьдесят один человек – недоразумение? Пятьдесят детей, поощренных международной организацией  NЕКТО поездкой на отдых на море за отличную учебу – недоразумение?
- Прекратите сейчас же истерику, Поль! Вы уже получили компенсацию на восстановление здоровья?
- Компенсация за убийство детей? Зачем она мне: я и так все время слышу как они кричат в салоне само-лета… Знаете шеф, я попросил перевести мне с русского записи на магнитной пленке. Я запомнил крик одной малышки: «Мама! А мороже…» Запись оборвалась имен-но на этой фразе ребенка…
- Ну. хватит, Поль, выпейте воды. Выпейте, вы-пейте. Успокойтесь. Мы вас все прекрасно понимаем и сочувствуем. Главное теперь чтобы вы все правильно рассказали на суде. Вы понимаете меня, Поль?
- Вы не хотите, чтобы я упоминал ваш приказ о работе в вечернее и ночное время?
- А вы хотите об этом рассказать, Поль? К чему? Люди погибли. Мы выплатим соответствующую компенсацию, но только по решению суда. Только.
- Именно поэтому я расскажу все, шеф. Я не хочу отбирать у родственников убитых мною детей деньги, которые никого и никогда не смогут заменить. Я все расскажу на суде.
- Тогда мы прекратим оплату ваших адвокатов, а они лучшие в Европе по таким делам. Вам придется искать новую работу:  мы не можем иметь в штате преступника и разгильдяя. Вы смените место жительства, так как у вас не будет средств оплачивать такую квартиру. Совсем забыл. Авиадиспетчером вам уже не устроиться нигде и никогда: ваша характеристика будет убийственной. Вы еще хотите рассказать суду правду, Поль?
- Нет, шеф, уже не хочу. Вы умеете убивать не только людей, но и их души…

402 дня после смерти Рустама.
Швейцария, городок Мертек,
9-00 утра по местному времени.
Все-таки насколько педантичен этот Поль.
 
Одни и те же маршруты каждый день. С утра фитнесс-центр. Через три часа автомобильная прогулка по окрестностям. Обед в одном и том же кафе. Боулинг с кем-то из его команды. Вечером пиво в кафе около дома. Вечерняя прогулка и сон. Спит, собака, восемь часов.
Хотя, почему собака?
Внешне он достаточно приветлив и, даже обаятелен. Только какой-то он неживой, как и я.
Получается, что мы с ним похожи?
Интересно куда это он направился вместо фитнесс-центра сегодня?
Куда и зачем он выехал из города?
Указатель к германской границе?
Черт его побери: он едет на место катастрофы?!
Точно.
Что же, видно это судьба: нам быть там вместе.
Зачем ему это?

402 дня после смерти Рустама.
Швейцария, окрестности Коменского озера,
место авиакатастрофы,
13-00 по местному времени.

Вот тут они лежали.
Все.
Это я их сюда привел…
Я …
Странно: как много тут цветов и как мало людей.
Лишь какой-то седобородый мужчина и я. Интересно, кто он?
По виду журналист. Какая разница…
Простите меня…
Простите…
Простите…
Я виновен…
Виновен…
Г-ди , сколько мне еще слышать эти детские голоса? Этот детский крик, оборванный мной?!
Г-ди, прости…

402 дня после смерти Рустама.
Швейцария, окрестности Коменского озера,
место авиакатастрофы,
13-10 по местному времени.

Зачем он приехал сюда?
Мерзавец и циник! Да эта земля должна гореть у тебя под ногами!
Ничего, осталось немного.
Еще и смотрит в мою сторону. Только бы не подошел.
Я не могу тут…
А вообще я могу?
Я смогу?..
Я должен для себя!
Я должен для них!
Для них?

403 дня после смерти Рустама.
Швейцария, городок Мертек,
12-00 по местному времени.

Что за машина последние дни постоянно следует за мной? Папарацци? Полиция? Может, компания наняла мне охрану? К чему?
Кому я нужен: убийца детей…
Ладно, не важно: завтра спрошу у шефа.
Зачем я живу?
Зачем езжу в этот тупой фитнесс?
Играю в боулинг?
Ведь меня нет: я умер.
Умер 403 дня назад.
Я превратился в землю на окраине Коменского озера.
В траву и в деревья.
В воздух над тем огромным зеленым лугом.
Если меня нет, то зачем я живу?..
А может взять и …?
Точно.
Как я раньше об этом не подумал?
Ведь это все решит. По крайне мере для меня.
Г-ди: тогда я перестану слышать их голоса?
Я их встречу у тебя, Г-ди?
Они простят меня?..
А ты, Г-ди, когда-то простишь меня?
Вообще: можно меня простить?..
Надо все тщательно организовать: так чтобы уже никто точно из-за меня не пострадал.
Все тщательно продумать.

404 дня после смерти Рустама.
Швейцария, городок Мертек,
9-30 утра по местному времени.

Ну, вот и все.
Сегодня я все исправлю.
Главное не смотреть ему в глаза.
Какие-то пустые они у него. Да и сам он, как не-живой. 
Вроде на улице никого нет.
Потом главное незаметно выскользнуть и быстро уехать в аэропорт.
Пока его найдут, я буду уже дома.
Дома?
Разве у меня теперь есть дом?
Ничего у меня нет.
Ничего.
Всё и все теперь тут, на огромной поляне этого жутко красивого озера.  Прекрасного, какой-то странной не европейской неприглаженностью. 
Вся моя жизнь теперь в траве у озера  и в небе над той поляной…
Все: пошел.
Хорошо, что улица безлюдна.
Спокойно, Рустам, не торопись. Ты просто гуля-ешь.
Дверь красивая, но не «наша».
Стучу…

404 дня после смерти Рустама.
Швейцария, городок Мертек, квартира Поля,
9-40 утра по местному времени.

Все вроде собрал и прибрал.
Да, письмо не забыть положить на стол в кухне.
Отлично. Нет, лучше так. Вот теперь оно бросается в глаза сразу, когда входишь.
Присяду на дорогу и поеду.
Я все правильно решил.
Там крутой поворот, решат, что не справился  с управлением. Забавно, что Коменское озеро отлично видно с этого места.
Может, я сразу улечу к ним?
Кто там стучит в дверь?
Кто этот мужчина с седой бородой? Где-то я его уже видел. Да это же тот самый человек, с которым позавчера мы виделись на месте катастрофы. Я еще принял его тогда за журналиста. 
Не буду открывать. Постучит и уйдет.
Стучит и стучит.
Уходить не собирается. Может действительно журналист? Потом, прочтет в газетах и вспомнит, что я не открыл дверь. Придет в полицию. Возникнут сомнения. Надо все-таки ему открыть и постараться быстро от него избавиться.

404 дня после смерти Рустама.
Швейцария, городок Мертек, квартира Поля,
9-50 утра по местному времени.

Чего это он не открывает?
Может, вызывает полицию? Нет. Возможно, не слышит стука?
Постучу сильнее. О, слышу шаги, идет.
Значит так, Рустам: как только он откроет дверь, заходишь, прикрываешь ее и …

404 дня после смерти Рустама.
Швейцария, городок Мертек, квартира Поля,
9-52 утра по местному времени.

- Добрый день, что вам угодно? Я спешу, и никаких интервью давать не буду.
Какие у него мертвые глаза.
Вряд ли это журналист.
- Куда вы идете? Я не разрешал вам входить!
Что у него в руке?
Наконец-то, Г-ди, ты услышал меня, спасибо!
Ты милосердный, Г-ди!
- Давай быстрее твою руку, парень. Сюда, в сердце…
- Спасибо …
- Я иду к вам, дети…
- Уже иду...
- Простите меня…
- Как больно, как больно…

404 дня после смерти Рустама.
Швейцария, городок Мертек, квартира Поля,
9-52 утра по местному времени.

Что ты лопочешь по-французски? Я не понимаю. Главное зайти и закрыть дверь.
…
Увидел, гад! Что ты делаешь? Пусти мою руку! О чем ты просишь?
…
Mersi? За что?!
…
Что ты делаешь, парень?! Не надо!
…
Г-ди, он убил себя моей рукой!
…
Он убил себя мной, Г-ди! Почему?!
…
Я не хочу его смерти!
Г-ди, прости меня, прости…
Я виноват, Г-ди: я убийца?!
Простите меня, дети… Я не хотел…
Я ничего не понял…
Не больно, дети…

404 дня после смерти Рустама.
Швейцария, городок Мертек, квартира Поля,
9-55 утра по местному времени.

На пороге открытой входной двери в квартиру авиадиспетчера Поля сидел мужчина с седой бородой и плакал.
На коленях он держал за голову хозяина квартиры и гладил его по груди, из которой текла кровь. Рядом с порогом валялся обыкновенный садовый нож. Обыкновенный, но окровавленный.
Седой мужчина плакал и что-то говорил. Он не переставал говорить. Казалось, что он пытается в чем-то убедить или уговорить мертвого, но у него это не получалось.
Разве можно уговорить смерть?
Приехавшая полиция не могла понять языка не-знакомца. Потом кто-то из собравшейся около дома за полицейским ограждением толпы, крикнул: «Это русский! Он говорит по-русски!». Далее все пошло по отработанному временем сценарию.
С большим трудом полицейские оторвали одного мужчину от другого. Комиссар, приехавший на место происшествия, сказал: «Такое впечатление, что у нас два трупа, а не один. Никогда не видел, чтобы убийца так любил свою жертву. Все-таки, эти русские не такие как все».
А ты как считаешь, читатель: мы, которые для всего окружающего мира навсегда и все исключительно «русские»: мы, такие как все? Или мы, не такие, как все?
Мы, разные.
Мы, разные, по лицам, менталитету, социальному и имущественному статусам, национальности.
Мы, различные по привычкам, обычаям и религиям: мы, не такие, как все?
Мы, походя отвергающие все заповеди, свои и чужие.
Мы, способные грешить даже там и тогда, где и когда нормальный человек об этом даже не подумает: мы, не такие как все?
Мы, способные убить другого человека за минимальную денежную единицу или бутылку даже не сортного спиртного: мы, не такие как все?
Мы, умеющие с чувством растоптать чужую, но особенно родную, любимую и единственно любящую нас душу: мы, не такие как все?
Тогда какие мы?
И зачем мы?

543 дня после смерти Рустама.
Швейцария, город Берн, государственная
тюрьма конфедерации, одиночная камера №23,
8-50 утра по местному времени.

За столом сидит заключенный и пишет письмо.
… Прошу Вас, г-н Президент, разрешить мне перед тем, как я покину Вашу страну, посетить место, известной Вам, авиакатастрофы и могилу убитого мной авиадиспетчера.
Не считаю возможным отнимать Ваше время длинным обоснованием этой возможно странной для Вас просьбы. Поверьте, что для меня очень важно прикоснуться к этим местам. Прикоснуться последний раз в жизни: вряд ли я когда-то еще приеду сюда.
Моя жизнь навсегда остается на земле Вашей страны. Моя жизнь осталась здесь, а  моя вина навсегда со мной.
С уважением, Рустам …, заключенный №275.

Швейцария, город Берн, государственная тюрьма конфедерации, одиночная камера №23.
561 день после смерти Рустама.
Швейцария, площадка для парковки автомобилей
на горной дороге; у края обрыва запаркован один
полицейский автомобиль, а за ним второй;
9-15 утра по местному времени.

- Господа, разрешите мне остаться одному в салоне? Спасибо. Скажите, есть какая-то радиостанция с симфонической музыкой? Вот эта? Отлично. Еще раз спасибо. Минут десять не больше. Я понимаю. Спасибо еще раз.
Хорошие все-таки люди в этой стране. И добрые.
Все правильно я придумал.
Кстати, Поль, когда ехал на место катастрофы именно тут останавливался два раза. Когда ехал туда и когда возвращался домой.
Г-ди: он тоже хотел именно так… Вот почему в то утро он задержался…
Я ему помешал… А он мне помог… Помог понять себя.
Ты помог мне, Поль, слышишь? Мы скоро увидимся. Очень скоро. И я попрошу у тебя прощения.
Ты простишь меня, Поль?
Я надеюсь…
Полицейские с удивлением оглянулись на звук заработавшего мотора и увидели улыбающееся лицо русского заключенного. Он махнул им рукой, и пока они стояли в растерянности, машина на большой скорости рванула с места и упала в ущелье. Через несколько секунд, полицейские услышали глухой удар, затем взрыв.

561 день после смерти Рустама.
Швейцария, площадка для парковки автомобилей
на горной дороге; у края обрыва запаркован один
полицейский автомобиль, а за ним второй,
около которого стоят четверо полицейских;
8-55 утра по местному времени.

Отлично завелась машина. Напрасно я волновался. Ну, все ребята, прощайте. Парни вы добрые, но у меня свое дело: я лечу к своей семье!
Родные мои: я лечу к вам! Наконец-то буду жить…
Рядом с вами…
Ведь моя жизнь это вы…
Жанночка, родная, как я скучал без тебя…
Райка-зайка, какая ты красивая, просто принцесса…
Ромка: как ты вымахал…
- Милый, наконец-то мы вместе… Мы так скучали без тебя… Нам было страшно… Очень страшно…
- Я знаю любимая, я знаю. Но теперь все позади. Навсегда. Мы никогда не расстанемся. Никогда!
- Папочка: ты обещал мороженое…
- Я все выполню, доченька… Для вас все…
… Где это я?
Какая странно вытянутая комната.
Столько людей. Почему они все сидят за этим железным серым столом? Это какой-то прием?
Ох: да это же Александра Михайловна и Иван Семенович! А что они тут делают? Ведь они давно умерли?
- Здравствуйте. Спасибо, у меня все хорошо: живу. Почему потом подойти? Я должен идти дальше? Почему? Хорошо: подойду потом. Только вы не уходите.
Странные тут все: спокойные, меланхоличные какие-то. И свет такой туманный, серый как и стол и стены.
Бабуля?!
Дедушка?!
Вы откуда?! Что: я большой? Так мне уже почти 52 года, родные…
Бабуля, не виноват я: одни меня бросали, от других я уходил. Нет, бабуля: я не бабник. Нет, не бабник. Ну и что, что ей 20 лет. Сейчас уже 20 лет потом будет еще и сорок. Правда, деда? О, видишь бабуля, деда меня не ругает. Спасибо, родной. Что, бабуля, и дед бабник? Ну, это ваши семейные дела.  Хотя с другой стороны – это мое алиби: спасибо деда!
Родные мне так много нужно вам рассказать. Мне так плохо жить без вас. Так тяжело. Почему вы так рано …?
Зачем?..
- Вы кто? Какой  Рустам? Извините, я занят: я встретил бабушку и дедушку. Вы мой персонаж?
Бабуля, извини меня: сейчас с этим парнем разберусь и вернусь. Что деда? Нет, родной, помощь не нужна. Разберусь сам…
… Снова утро.
Видно температура за ночь так и не упала. Как я не люблю болеть!
- Доброе утро, сладкий. Как ты?
- Как свинья: большой, нестриженный и рыло в температуре.
- Да ладно: ты у меня красавец. Просто щеки крупные. Давай-ка, измерим температуру.
- Давай. Мне снился такой странный сон.
- Расскажи.
- Длинная серая комната. В ней много людей. Там были родители моей первой жены, мои бабушка и дедушка.  Я разговаривал с ними. Они меня узнали. Бабушка сказала, что я бабник, а дедушка сказал, что он меня понимает и рад, что тебе всего двадцать лет.
- Он рад за тебя или за меня?
- За меня, конечно. Потом ко мне подошел какой-то парень. Назвался Рустамом. Мы начали разговор, но я проснулся.
- Они не звали тебя к себе?
- Нет, наоборот настаивали, чтобы я потом к ним подошел, и просили все время идти дальше. Дальше и дальше. Почему? Ведь мне многое нужно им рассказать.
- Не сейчас, милый, не сейчас. Потом, спустя много лет. А сейчас ты нужен мне здесь. Давай посмотрим на градусник. Да… Все равно приведи себя в порядок потихоньку. Потом покушаем, примем лекарства, и будем выздоравливать. Да?
- Наверное… А где это я был? Что за странный сон?
- Это все температура. Глюкует твоя подкорка, родной. Давай будем вставать и в ванную: чистить, мыть, брить…
- Милая: я полежу еще. Спать очень хочется… Очень…
- Это снова растет температура … Хорошо, сладкий: отдыхай. Я сейчас намочу в уксусе полотенце и положу его тебе на лоб. Станет немного легче.
- На лоб… Уксус… Какой Рустам?
… Какая красивая поляна!
Какие яркие краски!
Сколько взрослых и детей!
Чудный сладкий воздух!
Где я?
- Привет.
- Привет, Рустам. Так откуда мы знакомы?
- А разве ты не знаешь?
- Совершенно не знаю.
- Да ладно, не смеши меня. Ведь ты меня создал, вернее написал.
- Я? Когда? Где? Да я вообще не писатель!
- Писатель ты, Писатель. И поэт. Ты очень талантливый литератор. Просто ты еще об этом не знаешь. Все произойдет в ближайшее время. Обязательно. Нам здесь все известно заранее. Заранее и точно. Жаль только, что предупредить вас или известить мы не можем.
- Почему? Вообще: где это мы с тобой?
- А разве сам ты еще не понял? Ведь в прошлый раз ты разговаривал. С родителями своей первой жены. Со своей бабушкой и с дедушкой.
- Так это …?
- Молодец. Угадал. А говоришь, что не писатель!
- Слушай, Рустам, если это …, то где Он?
- Тут. Там. Везде. В тебе. Во мне.
- Разве так бывает?
- А разве бывает иначе?
- Не знаю… Я никогда об этом не думал.
- Никогда не говори так: ты можешь обмануть любого человека, только не себя.
- Рустам: если мы с тобой в …, то разве ты чело-век? Разве все они люди?
- Какой ты глупый и темный, хотя и литератор. Как только терпит тебя твоя юная красавица? Мы люди гораздо больше, чем вы там, на земле.
- Почему, Рустам?!
- Потому, что здесь нет зла, предательства и боли. Нет совсем.
- Тогда и преступники:  убийцы, насильники, шахиды, -  здесь тоже люди? Извини, я не хотел тебя обидеть. Тебя не хотел.
- Ну, что ты, какая обида. Кстати ты убедился, что ты все знаешь обо мне? А насчет шахидов: ведь до того, как он или она надели на себя пояс смерти, каждый их них был человеком. Они плакали. Смеялись. Любили и теряли. Просто кто-то пожалел сердца, своего сердца и времени, чтобы остановить их. И так в отношении каждого, преступившего законы общества и морали.
- Получается, что я должен простить шахида, взорвавшего детей на дискотеке, или террористов, рас-стрелявших мирных спортсменов из олимпийской команды?!
- Получается, что ты должен их понять. Понять. А прощать или не прощать – это не твой удел. Это воля Г-да…
- А себя ты простил, Рустам? За Поля?
- Я себя никогда не прощу. А он меня простил. Простил и стал моим лучшим другом. Лучшим. Такого у меня в жизни  «до» не было.
- Поль твой друг?!
- Да, а что в этом особенного? Кстати еще насчет шахидов: их здесь никто не любит и каждый старается дистанцироваться от них. Везде и всегда. Они все очень страдают от этого, но люди принимают свои решения самостоятельно. И придерживаются своих взглядов и мнений.
- Странно тут у вас…
- Нет, упрямый: это у вас все странно. А у нас все нормально: без злобы, зависти и боли. Как у людей. Именно поэтому мне очень хорошо здесь. Очень…
- Как ты, милый: полегчало?
- Положи свою ладошку мне на лоб… Вот теперь точно стало легче …
- Ты неисправим.
- Надеюсь, что да…
- Хватит. Хватит. Тебе нельзя напрягаться. Ты болеешь.
- Жаль: так хочется напрячься…
- Ты снова спал.
- Да и снова говорил с Рустамом.
- Что-то этот Рустам зачастил в твои сны? Он случайно не Рустамка?!
- Нет, заинька, он чисто Рустам.
- О чем был разговор? Если ты, конечно, хочешь рассказать?
- Разве от тебя у меня есть тайны?
- Ну, я не знаю…
- Все ты прекрасно знаешь, персик. Мы разговаривали о прощении.
- ?
- Он сказал, что тот, кого он убил – простил его. Что врага нужно понять и тогда прощение приходит само: и к тебе, и к твоему обидчику.
- В этом я с ним согласна.
- А я нет. Не могу понять, как можно простить то-го, кто причинил боль тебе или твоим близким.
- Но ведь все люди. Просто одним повезло больше: они не преступили порога, а другим пришлось переступить и…
- Не знаю. Не знаю. Только Рустам был очень убедителен. Очень.
- Милый: я ведь тебе уже говорила. Ты не умеешь прощать и просить прощения. Совсем не умеешь.
- Это другое. Совсем другое.
- Нет, родной. В нашей жизнь все и всё связаны друг с другом.
- И мы?
- Конечно. Обязательно и навсегда…
Люди созданы для жизни.
Жить значит чувствовать себя и тех, кто рядом с тобой. Если ты перестаешь чувствовать других людей, то перестаешь жить и оставаться человеком.
Прощать и просить прощения за совершенные то-бою поступки означает оставаться человеком и жить по-человечески. Банально легко говорить это тогда, когда речь идет о других людях.
Мне сложно так считать и так поступать не оттого, что думаю иначе, а потому, что нанесенную мне обиду никогда не объясняю.
В отличие от обиды, нанесенной кому-то мною.
- Это весь сон, любимый?
- Да.
- Тогда пора жить.
Живу.
Можно ли жить, не умея прощать?..
Живу?
Водовороты моего сознания иногда так закрутят и меня самого, что не знаю, как выбираться.
Все переплетено в нашей жизни: поступки и ответственность за них. Чувства и их последствия. Конечно, я прощаю и стараюсь объяснить себе чужие деяния. Но становятся ли мои шаги по моей судьбе, и особенно по чужой жизни, от этого милосерднее?
Умнее?
Человечнее?..
Понять поступки другого человека означает простить его.
Тяжело жить, не прощая никого, особенно себя. Чужая вина и обида на кого-то постоянно давят на каждого из нас. Жить под таким давлением может далеко не каждый человек. Но даже те немногие люди, которые приспособились жить не прощая, не состоянии жить так долго…
Поэтому, помимо всех прочих причин, необходимость уметь прощать людей, обусловлена инстинктивным желанием каждого из нас жить.
Просто жить.
Возможно когда-нибудь, когда человечество ста-нет значительно более человечным, чем в наши дни, умение прощать других людей превратится в безусловный рефлекс. Как улыбка или смех. А пока мне нас жаль.
Особенно себя…
- Ты совсем не умеешь просить прощения, милый, и прощать…
Почему нам так сложно найти понять самых дорогих нам людей?
Ведь если я люблю, значит, я прощаю ее/его за все?
Или за все абстрактное прощаю, но за что-то конкретное не могу?
Не важно о ком я и ты, читатель/читательница, думаем сейчас: любимой/любимом, маме/отце, дочери/сыне.
Ведь любимый человек всегда любим нами на-всегда. Отчего же и к чему мы постоянно (или регулярно?) превращаем нашу жизнь в боксерский поединок?
Может, ты знаешь, читатель?
Тогда скажи?
И не только мне…


Отрывок из романа "Водовороты сознания".