танцую босиком

Предисловие

Когда-то в детстве я ходила на занятия по бальным танцам. Мне не очень нравилось, у меня не очень получалось. Заработав на этом деле какие-то душевные травмы , я решила, что больше не буду танцевать. И перестала. Но что-то происходит со мной, когда я вижу пляшущих людей, когда слышу красивые ритмы, когда чувствую напряжение в уме и теле. Будто кто-то зовёт меня. Однажды на ярмарке я наблюдала, как индуска исполняет танец живота, но причём там живот! – её движения глаз, рук и стоп завораживали и рассказывали целую историю. А ещё, конечно, удивили меня контактные импровизаторы , я даже описать не могу, что они вытворяют, это надо видеть! Так вот, переживая сложные внутренние процессы по поводу танцев и самореализаций, я заметила, что слышу ритм всегда и везде. Может это пульсирует кровь в моих ушах? А может это пульс Земли? Или сердцебиение солнечной системы? Не знаю точно, что это за ритм, но чувствую, что должна станцевать с ним свою жизнь. Не только руками и ногами, но творчеством, дыханием, плачем, душой, молитвой, всем своим существом. Этот рассказ я уже не пишу, а изнутри наружу танцую.
Недавно я прочитала сказку «Красные башмачки» и она вызвала у меня беспокойство и навела на некоторые размышления. Кратко о сюжете сказки: девочка прельщается волшебными красными башмачками и попадает в их коварную ловушку – под действием волшебных чар башмачков девочка танцует и не может остановиться до тех пор, пока ей не отрубают ноги. Сказка и сказка, казалось бы. Одна из тысяч сказок. Что же связало меня с ней? Дело в том, что когда я была ещё девочкой, я тоже нашла такие волшебные башмачки. Они и сейчас у меня есть, и по сей день они заставляют меня танцевать под свою дудку. Но это грязные танцы. Это не я. Я люблю и ненавижу свои башмачки, я боюсь, что не смогу без них даже ходить, но знаю, что они – это не я, они убивают меня, и так хитро, что это происходит на глазах у всех, но никто не замечает.
Я знаю женщин, танцевавших в них до смерти, и знаю женщин, танцующих жизнь босиком. Я думаю о Лоре Палмер, Мерилин Монро, Дрю Берримор, о чудесных вайшнави: Враджалалане, Ямунанги, Маргарите, Дариме, думаю о Янке Дягилевой, Светлане Силантьевой, Варьке, Владе, Маше Морозовой, думаю о своей прабабушке Василисе и, конечно, о своей маме. О маме я вспоминаю сразу, как просыпаюсь утром, и когда засыпаю, и когда мне трудно в жизни, и когда грустно, и, особенно, когда мне одиноко. Мир женщин, которых я всегда помню и беспредельно люблю – это мир, из которого приходит муза и вдохновляет меня жить, быть настоящей, счастливой и свободной. Вдохновляет меня танцевать босиком по колено в снегу или пепле, танцевать жизнь на руинах мёртвых городов, на кострах своих ошибок. В благодарность этой музе, маме, всем женщинам-вдохновительницам и ради всех девочек, понимающих меня, я совершаю эти первые шаги, которые, надеюсь, прорастут нежными ростками моей новой, чистой и здоровой жизни.

Я стою на площади
Мёртвого города,
Завязывая красные башмачки;
Они не мои,
А моей матери.
А прежде – её матери.
Их передают по наследству,
Но прячут, как постыдные письма.
Дом и улица,
Откуда они родом,
Скрыты. И все женщины
Тоже скрыты.
Энн Секстон

Глава 1

Что же это за магическая обувь такая? – одна из дьявольских ловушек, тюрьма, способная менять форму, облик, вводящая в иллюзию лукавая сеть. Красные башмачки – это страсть, приходящая к некоторым женщинам в виде блудных помыслов, разрушительных отношений, в качестве навязчивый идей, болезненного стремления к славе или богатству; но я попала в капкан наркозависимости. Наркотики как чудовищная раскаленная печь, на которой жарятся в беспамятстве миллионы душ под хохот князя мира сего. Как же души попадают на эту печь? Почему не уходят, пока не обратятся в прах? Загадка наркотиков в тонкой магии, влияющей на сознание, на ум и разум души.
Первый наркотик, который я попробовала (мне было 11 лет) – так называемая «манага» - отвар дикорастущей конопли в молоке. Тогда мой ещё детский разум, близкий к чудесам подсознания, выдал мне массу галлюцинаций: я казалась сама себе то почтенным братцем-кроликом, то Наполеоном, ведущем свой флот на вражеский берег, то принцессой из золотого мёда, то прекрасной хрустальной капелькой, летящей над волнами первобытного супа. Превращения были настолько потрясающими, удивительными, впечатляющими, а ощущения такими тёплыми, лёгкими и беззаботными, что вернувшаяся потом бетонная реальность, со свойственной ей пыльностью, нудностью, строгостью и даже жестокостью стала мне неприятна, тесна, угнетающа. Конечно, я снова захотела попасть в волшебный мир своих фантазий, воспринимаемых под манагой почти как настоящая жизнь. Снова и снова. Чуть позже я начала курить марихуану, под действием которой я не видела таких интенсивных галлюцинаций, зато легко расслаблялась и смеялась до упаду, смеялась до потери дыхания, как в детстве!
И вот с одной стороны моей жизни была школа со всей этой научной мурой, злобными училками, и вредными одноклассниками, строгие родители, дисциплина, невыполнимые требования социума быть «нормальной», «адекватной», «такой как все»; а с дугой стороны у меня был секрет: курнула косячок – и все тревоги разом ушли прочь, остался только смех, выпила манаги – и ворох гениальных мыслей наполнил черепную коробку. Травка делала почти любую книгу интересной, увлекательной, рифмовала все слова, подкидывала неожиданные вопросы. Ум становился цепким, динамичным. Травка снимала психические зажимы и напряжение и позволяла проявиться естественной артистичности моей натуры. И вот между девочкой-зубрилкой стеснительной и скучной и девочкой-дикаркой сообразительной и самобытной (хоть и чуть-чуть обкуренной) я выбирала себя. Опираясь на необузданные чувства, очарованная магией марихуаны, я совершала свой первый танец красных башмачков. И уже тогда тончайшие как паутина тревожные ниточки протянулись к моим пальчикам, ручкам и потянули легонько, как бы невзначай.

Глава 2

Один мой сумасшедший друг как-то раз поделился со мной такими рассуждениями: «Вот я, сознание, сидя в комнате, наблюдаю, что нахожусь в пространстве (очень большом), заполненном различными предметами. И здесь, а этой, так сказать, локации, существуют определённые законы. Например, здесь нельзя продавать и покупать марихуану. Но если поменять место своего нахождения, например, полететь в Амстердам, то там этот закон уже не будет на меня влиять. Или я беру предмет и отпускаю, и он падает вниз, но если полететь на ракете в космос, то и этот закон перестанет работать. Так что всё зависит от моего местонахождения, а все законы иллюзорны. Так что можно делать всё что угодно. Какая мораль, какие правила, когда вокруг космос?»
Вот как легко можно придумать оправдание своим заблуждениям. Очень просто отменить мораль. Утвердить гордыню легче лёгкого, ведь гордыня сильная и хитрая.
Помню, когда я открыла для себя дверь в мир наркотиков, мои отношения со сверстниками сразу прекратились. Я никому не могла рассказать о своём увлечении, и к тому же окружающие стали мне неинтересны. Я продолжала хорошо учиться, но теперь садилась одна за последнюю парту. У меня не было подруг. Одноклассники чувствовали мою отгороженность и закрытость и отвечали тем же – полностью игнорировали меня, просто не замечали, и меня это устраивало. Так же резко я перестала смотреть телевизор, интересоваться событиями в мире, перестала разговаривать с людьми, узнавать их судьбы, переживания. Я закрыла своё сердце тогда и не лезла в чужие. Гуляя по городу, я затыкала уши берушами или наушниками, чтобы не слышать начавшую раздражать меня людскую болтовню, которая казалась мне пустой и скучной. И люди казались пустыми и скучными. Я перестала уважать кого-либо и та здоровая любовь к людям, присущая всем нам от рождения, будто высохла во мне. Я перестала слушать, понимать и принимать людей. И оказалась в своей личной пустыне, полной миражей. Но я не замечала этого. Асоциальность, цинизм, утрата морали, милосердия, любви – эти ужасные результаты хитрого воздействия моих прекрасных башмачков не вызвали тогда у меня беспокойства. Теряя психическое здоровье и замкнувшись от всего, от всех, я чувствовала собственную исключительность и даже превосходство над другими. Драгоценные дары: дружба, связь, ощущение единства с другими – это стало пылью для меня, но эго моё было холено и лелеяно, гордыня была усажена на трон и ей я совершала поклонение. Подмена хорошего плохим происходила неосознанно. Как заколдованная я бежала со всех ног в сторону одиночества, запиралась в индивидуальной камере пыток, но мнила себя королевой этой камеры.
Конечно, я не осталась совсем одна и не лишилась общения. Просто игнорировала ту социальную группу, в которой находилась вынужденно по обстоятельствам, и искала единомышленников. И нашла. Нашла людей, которые тоже курили дурь и стремились к наслаждениям, к лёгкому кайфу, которые отвергали общественный порядок и мораль и провозглашали себя царями своих собственных мнимых мирков. Кайф стал желанием, ценностью, целью и смыслом. Но что может быть страшнее утраты человеческих ценностей? И что же может их заменить?
Ах, эти красные башмачки!..

Глава 3

Если бы мои чудесные красные башмачки не были столь красивы, я бы в них не наряжалась. Если бы танцевать в них не получалось, я бы их выбросила. Если бы в них не было ничего привлекательного, они бы не привлекли. Но они, стоило мне их обуть, заставляли меня танцевать столь восхитительно, что устоять невозможно! И не только бальные и летку-еньку они могут открыть, но впечатляющее разнообразие магических танцев есть в их арсенале.
Например, амфетамины. В народе – спиды. Скорость. Это очень динамичный танец с судьбой.
Амфетамины – это следующее, что я стала принимать после марихуаны (если не считать небольших приключений с травой дьявола (дурманом), которые до сих пор я считаю слишком сокровенными и не берусь описывать). Так вот, мне было 20 лет и я попробовала скорость. С ней и речи нет о расслабленности и спокойствии. Скорость – это взрыв, резкое усиление темпа. Тело становится как энергетический сгусток – можно бежать, прыгать, танцевать несколько часов без передышки. В голове процессы также стимулируются и хочется говорить, рисовать, остроумно шутить, игриво улыбаться, быть душой компании, будто ты эпицентр, будто ты генератор. Даже круче, ты – звезда. Очень легко общаться. Усиливается сексуальное влечение и инстинктивные способности обвораживать (кокетство, флирт) доходят до уровня мастерства. Один мой друг, встретив меня, когда я гуляла под спидами, долго шёл со мной и просто слушал и любовался мной и сказал, что я открыла секрет очаровательности. Порошок очаровательности. Конечно, и глаза сияют, и губы краснеют, и пластика тела как у кошки, и речь искромётна и легка. И есть вдохновение и силы и желание делать что-то, и сделанное тоже насыщенно и прекрасно. Я написала стих и не спрятала его в свои тайные дневники, как раньше, а рассказала с эмоциями, интонациями, жестами, со всем артистизмом. И меня хвалили, и мной восторгались! Я рисовала и мои рисунки вешали на стены. И всё делалось быстро, любая работа была по-плечу. Люди меня ценили, мужчины – хотели, женщины – завидовали и слушались.
Дальше – лучше. «О, волшебные красные башмачки, станцуйте со мной LSD!» LSD – кислота, лизер. Это уже не быстрее, выше, сильнее, как с амфетаминами, нет. Это уже серьёзно. Кислота проникает глубоко, играет на струнах души. Кислота – это красота. Я размышляла однажды о красоте: вот почему иногда, идя по строгому, величественному очень красивому Санкт-Петербургу я чувствую, что всё серо, сыро, омерзительно, уродливо; а в другой раз, спускаясь в тусклый грязный подземный переход и видя обоссанного бомжа я чувствую, как это гармонично, как волшебно, как красиво!?! Красота – это объективно существующее явление или это изнутри меня способность, или чувство, или что? Красота, она откуда? В кислоте красота становится понятна. LSD меняет обычное состояние сознания очень-очень сильно. Во-первых, шокирующие визуальные эффекты. Совсем не такие как глюки под сильной манагой. Разница между глюками и кислотными визуалами, как между детским рисунком карандашом и 3D фильмом с эффектом присутствия в нём. Помню, как целлофановый пакет, в который меня вырвало от шока, начал уползать и я хотела его схватить, но руки были лианами, светящимися как растения в фильме «Аватар». Потрясённая, я попыталась обвести взглядом комнату, но что тут началось! Все картины на стенах зашевелились. И стены зашевелились. И пол задышал. А с потолка лился тёплый дождь. На ногу мне забралась ярко-жёлтая саламандра, но я-то понимала, что её на самом деле нет. Глюки от манаги исчезают, если включить критическую рефлексию и начать к ним присматриваться, но моя кислотная саламандра и не думала исчезать! Я ей говорю: «тебя нет» - и пристально на неё смотрю, а она стоит на моей ноге, переливается, моргает, дергает хвостом. Чудеса. Действительно чудеса! Во-вторых, всё становится живым, ты реально чувствуешь что всё – живое. Это не визуальный эффект, а экстрасенсорная способность различать присутствие некоего духа и сознания в каждой вещи. Да, глядя на стул, например, я не думала, что это человек или зверь, я понимала, что это стул, но чувствовала его характер. Стул усидчивый, смиренный и терпеливый, услужливый, но иногда ему нравится поскрипеть. А стол – устойчивый, любит чистоту, чёткий, педантичный. Балкон – рубаха-парень, открытый, весёлый, шальной. Ковёр – мудрый, опытный, хранящий тайны времени. Я обнаружила массу занимательных вещей у себя дома и все они несли каждая свою энергетику, историю, предназначение. С тех пор мясо не ем :). В-третьих, труднообъяснимая гармония всего происходящего. Как резонанс, как унисон. Я чувствовала, что нахожусь в самом подходящем мне месте в самый подходящий момент и всё в мире на своих местах. Мир настолько совершенен, что ничего в нём не требует изменений, но все происходящие процессы и изменения тоже совершенны. Всё сочетается друг с другом. Беру в руки зажигалку и пытаюсь прикурить, но ломается кремний. В обычном состоянии я бы сразу её выбросила, но тут я почувствовала, что в ней есть, так сказать, полезность, ведь она полна газа. Протянула руку и достала со стола другую зажигалку, а она оказалась пустой, без газа, но кремний работает. И как эти две зажигалки сами легли в две руки, и из одной шёл газ, а искра от другой зажгла пламя? Кажется просто. Или случайно? Случайно, идя в магазин, встречаю человека из другого города, чьи контакты потеряла и о ком утром вспоминала, тоскуя, что давно не виделись? И случайно у него в руках виноград, за которым я шла в магазин? Это так же абсурдно считать случайностями, как и возникновение жизни на Земле. Конечно, не случайно. Просто LSD – это очень чувственный, красивый, глубокий и тонкий волшебный танец.
Но мой самый любимый танец – это дхм. Декстрометорфан гидробромид. По-простому – декс. Но я не знаю, как его описать. Знакомы ли вы с понятиями Дао и дзэн? Декс – это Дао и дзэн. Декс – это полёт в космос, но этот полёт так же естественен и прост как прогулка из спальни в кухню. Декс- это тотальное единение внутренней и внешней Вселенной. Декс – это связь со всеми живыми существами, со всем миром, с каждой душой, каждой пылинкой, с каждой планетой, кометой и чёрной дырой. Декстрометорфан – это малое в большом и большое в малом. Я лежала на полу в доме в деревне и слышала, как пробиваются в лесу сквозь землю ростки. И слышала как вращается вокруг Солнца Земля. Декс меняет сознание навсегда. Да, некий психоделический эффект исчезает к утру, но это не так уж важно. Зато, с той самой ночи и по сей день я постоянно осознаю все стороны света, в какой фазе Луна, какие и как много электроприборов в радиусе километра вокруг, какие растения сейчас цветут, какой вокруг ландшафт, где ближайший водоём, гора, пещера, лес. Я поняла себя частью бесконечного мира, отражающегося во мне. Но самое главное – это чувство. Одно чувство – любовь. Огромная, всепроникающая, всепрощающая, запредельная вселенская любовь. Мне тогда, бывшей атеистке, сразу стало понятно, что есть Бог. И к Богу у меня любовь благоговейная, трепетная, благодарная, целостная, оживляющая, воскрешающая. Я до сих пор не знаю. Как к этому относиться. Это самое лучшее, что произошло со мной – я захотела предаться Богу без остатка, от любви. Утром я нарисовала на стене Иисуса. Я тогда не стала христианкой, но это был единственный божественный образ, который я знала. Я ничего о Нём тогда не поняла, просто в самом сердце стала переживать, что Он есть и Он меня любил всегда, любит сильнее всех и всегда будет любить как единственную, хоть Он так любит каждую душу. А ещё, что я Ему нужна, и мне нечем Его благодарить. Я молилась и плакала. Потом я стала к Нему стремиться и долго искала путь, изучая буддизм, вайшнавизм и прочее (но об этом, я надеюсь, напишу отдельный рассказ). Я и сейчас стремлюсь к Богу, правда у меня плохо получается, но Он Своей милостью потихоньку меня ведёт. А началось всё с той ночи. С наркотика. С дьявольских красных башмачков. Теперь вы понимаете, почему их не хочется снимать?

Глава 4

В волшебных башмачках я танцую всё лучше и лучше. Чётче. Изящнее. Энергичнее.
У меня чёрные длинные прямые волосы. Глаза чёрные, подведены тушью. На мне чёрное шёлковое платье, чёрные чулки-сетка. На запястьях и шее завязаны атласные красные ленточки, на ножках обуты красные башмачки. Я в ужасе смотрю на вымощенную булыжником площадь мёртвого города. Этот мёртвый город наполняют холодные тени. Тени друзей, перед которыми я захлопнула дверь, тени мужчин, чьи сердца я разбила, тени нерождённых детей, тени всех тех, кем я пренебрегла, кого променяла на бессмысленный блеск башмачков. Эти тени уже ничего не скажут, с ними нельзя выяснить отношения, им не скажешь «прости». Они – памятники моей жестокости; они – тело мёртвого города. А булыжник, которым вымощена площадь… Каждый камень – это недорисованная картина, недописанный стих, невыраженная мысль, это искры вдохновения, погашенные ленью, это зарытые в землю таланты. Это драгоценные камни, которые мне жизнь щедро дарила, но я не любила их, я их просто бросала. И теперь они, угловатые, острогранные, составили для меня танцплощадку. За каждый камень на этой пустынной площади мне придётся нести ответ. Я плачу. Я думаю о красном цвете башмачков – это цвет жизни тех женщин, которые танцевали в них до меня, цвет украденных башмачками жизней. Постояв ещё несколько мгновений, башмачки толкают меня на площадь и заставляют танцевать. Под звуки моего дыхания и сердцебиения. Этот танец под звуки моего тела. Башмачки воруют мой индивидуальный ритм, они воруют мою жизнь. Танец-пытка. Я запоминаю каждый выступ, каждый торчащий угол, каждую впадину на площади мёртвого города. Очень скоро у меня не будет уже ног, если я не придумаю, как разуться от этого кошмара.
Я открываю глаза в больнице. Мне объясняют, что привезли меня сюда, потому что у меня был приступ.
- Какой приступ, доктор?
- Паническая атака. Скажите, в последнее время вы переживали какой-то сильный стресс, например, потерю близкого человека?
- Нет.
- У вас нарушены процессы возбуждения и торможения в коре головного мозга, развивается маниакально-депрессивный синдром. Я дам вам транквилизаторы и советую обратиться к психиатру.
По пути из больницы домой я снимаю все деньги со своей карточки. Захожу к своему сапожнику. И на все деньги покупаю огромный мешок красных башмачков. Дома я запираю дверь, замуровываю окна диванными подушками, выключаю свет. Съедаю целую упаковку транквилизаторов, данных мне врачом на месяц. И засыпаю. Не знаю, как долго я спала, потому что свет не проникал в мой дом, а все часы и телефоны я умышленно сломала. Я очнулась в кромешной темноте, на ощупь нашла свои башмачки, затянула красные шнурочки потуже. Только я и они. Потом я вырубилась. Очнулась – всё сначала. Я не ела, не пила, не разговаривала, почти не двигалась. Я надеялась навсегда остаться дома, в темноте. Когда я ещё шла из больницы, подумала, что погибну, если не брошу наркотики. И почувствовала, что у меня нет сил, чтобы их бросить. Я не могла без них. Без них я – ничто. Я не умею без них радоваться, мечтать, действовать, творить, жить, трудиться, отдыхать, любить. Я захотела остаться с ними, раствориться в них. Но гашиш уже не расслаблял, LSD – не вдохновляло, и любви под дексом я не чувствовала больше. Весь блеск исчез, но без наркотиков было невыносимо совсем. Нельзя сказать, что я хотела умереть. Скорее, я была уже мертва. Сидя в своей тёмной норе я ни о ком не думала, ни по кому не скучала, моя душа словно обледенела. Я никого ни капельки не любила, не хотела ни видеть, ни слышать. Не читала, не писала, не сочиняла, не слушала музыку. Я сильно исхудала (килограмм до 40-42), здоровье пришло в упадок. Как зомби я просуществовала недели три. Лишившись рассудка и окаменев сердцем, я была мертва духовно и приближалась к смерти физической.
Но, может быть эти красные башмачки хотели поиграть со мной ещё как кошка с мышкой, и моё смирение перед поражением их не устраивало? Или мои недавние признания в любви всё же тронули Господа моего, хоть и были сказаны лишь в порыве гипнотического танца со смертью под дексом? Так или иначе, я осталась жить.

Глава 5

Я часто думаю о Боли. Пишу о Боли. Чувствую Боль. Благодарю Боль. Боль – это мой духовный наставник. Боль учит, очищает, спасает. Говорят, надежда умирает последней. Боль не умирает никогда. Я её так боялась, что старалась спрятаться от неё всеми возможными способами, убежать от неё. Я хотела спрятаться от Боли во сне и неслась по длинному коридору, открывая одни врата сна за другими. Многие километры сонного коридора, уходящего под уклоном вниз, в царство подсознания. Внутрь. Вглубь. И уже стали мягкими стены, тёплая вода до пояса заполнила тоннель, я уперлась в золотые ворота, за ними должно было меня ждать вечное счастье, я засмеялась искренне и толкнула ворота. Они открылись, а за ними меня ждала Боль. Я увидела в упор её глаза, большие, тёмно-синие. Она положила свою руку мне на грудь. В этом прикосновении сложились сразу все разлуки, потери, измены, предательства, разочарования, обиды, ломки, вся тоска и всё отчаяние. «Принимай», - сказала она. «Не беги, стой, чувствуй меня», - прошептала Боль. Я не могла дышать, не могла отключиться, ни умереть, ни уснуть, ни проснуться.
Я вспомнила о своих волшебных башмачках. Эти дьявольские башмачки всегда наделяли меня теми чувствами, которые нужны для мистического танца (спокойствием, страстью, непокорностью, глобальностью, тактичностью) и лишали тех чувств, которые танцу мешали (усталости, скованности, стыда)… Я затянула шнурки, топнула ножкой и… Стояла как вкопанная, ощущая лишь Боль. Башмачки оказались не властны над ней! В этом её власть. Боль такая чистая, что её ни с чем не перепутаешь и на неё никак не повлияешь. Она неподкупна и идёт с тобой до конца. Поэтому она – лучший друг. Боль – моя мать, ведь только настоящая мать никогда не бросит своё дитя и порвёт глотку любому бесу, лишь бы дитя жило. Боль вошла в меня и переполнила меня. И пролилась слезами. Не истеричными, не натужными. Слёзы полились тёплые, живые. Словно река, вышедшая из-под земли. Словно новорождённый, покинувший тёмную утробу. Это было обновление. Реинкарнация. Боль стала слезами, слёзы – океаном, океан – новой жизнью.
И это было хорошо. Но это не тот момент, который хочется повторить. Боль – самая полезная подруга, но её не станешь приглашать на чай. Она убрала руку с моей груди, но ещё долго мы стояли, глядя друг другу в глаза. Её глаза неподвижные и в них можно утонуть, напротив моих бесстыжих бегающих напуганных глаз. Потом она стала отдаляться очень плавно. Боль шелестела: «я вернусь, если ты снова наденешь красные башмачки. Даже если просто захочешь надеть, я вернусь. Живи. Дыши. И танцуй босиком».
Господи, благодарю Тебя за Боль.
Важно: Боль и страдание – не одно и то же. Страдание – это страсть. Боль – это Божий свет.

Глава 6

Боль ушла и зона комфорта мягко окутала оголённые нервы. Сознание погрузилось в милосердное забытие. Покой. Тухлое болото покоя. В этом болоте уютно спать. А когда выспалась, захотелось кушать. На сытый желудок можно улыбаться. А улыбаться надо солнцу, небу, ветру. И я сняла диванные подушки с больших окон и стеклянных дверей на балкон. А с балкона видно людей. Люди, их много. Как муравейник. В муравейнике всегда рутина. У рутины есть недостаток – скука. Всё хорошо, но скучно очень. Ну ладно, скучно и скучно. День за днём одно и то же. Вдох-выдох-вдох. Алё, привет, всё нормально, живу. Тело снова 50 кг, снова сила в руках и ногах. Скукотища. Так, надо навести порядок в доме. Хорошенечко убраться. Я мою посуду, собираю мусор, чищу ковёр, кладу вещи по местам. Открываю один из ящиков, а там.. Там мои прекрасные волшебные башмачки! Светятся, искрятся. И при виде их мой мир расслаивается надвое. В одном слое реальности я только-только поправилась и у меня всё нормально и нужно башмачки быстрее сжечь. А в другом – рутина это не жизнь, скука не имеет вкуса, а я хочу танцевать! Пусть даже на площади мёртвого города. Если смотришь на башмачки, значит они уже накидывают на тебя волшебную сеть лжи и ты просто не помнишь про Боль. Не помнишь. Разум связан тугими верёвками зависимости.
Однажды я думала о природе и закономерности зависимости и отметила, что привязанность тем сильнее, чем меньше осознанности. Осознанность разрывает привязанность. Но как же быть с красными башмачками? Ведь я (якобы) понимаю всё, что они со мной делают. Но я уже вынула их из ящика и держу в руках.
Момент выбора. Если честно, в тот раз я опять одела башмачки. И стала плясать перед зеркалом бесовские танцы. А в другой раз я кинула башмачки в огонь. А потом мне попалась ещё пара красненьких. Я борюсь с ними. Дерусь. Воюю. Или танцую. Я не знаю, что между нами. Говорят, Бог дал нам право выбора. Я стала размышлять об этом праве. Что я могу выбрать? Между чем и чем дано делать выбор? Сначала я решила, что нужно выбрать – танцевать в башмачках или не танцевать вообще. Но это было ошибкой. Уловкой проклятых башмачков, которые обманывают, воруют и убивают. Они убедили меня, что без них я – ничто, танцевать сама не умею. И я выбирала их, а они воровали моё естество.
Как-то раз я пришла к священнику и стала спрашивать у него о сатане. Кто это такой? Почему он злой? Бог ли сделал его злым? И священник рассказал мне, что дьявол когда-то был ангелом, самым красивым. Светоносный Люцифер. Но потом он позавидовал людям и стал человеконенавистником. Почему позавидовал нам, людишкам? Чего ангелу не было дано, что было дано людям? Как я поняла со слов батюшки, только людей Бог одарил способностью творить. Заниматься с Ним сотворчеством. Творчеством.
И тогда мне стало ясно, что нужно делать выбор не между башмачками или их отсутствием, а танцевать или нет. На самом деле они ничего не могут, это их обман. Башмачки – просто обувь, они не умеют танцевать, наркотики – просто вещества, они не умеют творить. Это я танцую, рисую, пишу, люблю… Мне нужно станцевать так хорошо, чтобы стряхнуть проклятые красные башмачки со своих ног, пока ноги есть. Переплясать их. Это значит отдавать только лучшее, ничего не ожидая взамен. Творчество – это не результат, не картина, не книга, не песня. Творчество – не продукт, а процесс изменения сердца, когда перестаёшь думать «Мне. Моё. Дайте-дайте-дайте. Аплодисменты мне! Смотрите, какая я хорошая, самая лучшая», а начинаешь отдавать миру то, что переполняет тебя изнутри, и тогда получаются картины и книги, и прочие побочные продукты на берегах твоей внутренней реки жизни. Это значит творить.
Вот такое осознание разрывает плен зависимости. Осознание что красные башмачки бессильны. Есть Всевышний Господь Бог. И я. И я хочу танцевать с Ним, для Него, по Его воле и по Его милости. Господи, помилуй.

Глава 7

Очень долго наркотики дурачили меня, убеждая, что без них я не умею хотя бы чувствовать. И мне было страшно снимать красные башмачки и делать первые шаги босиком. Вдруг не получится? На площади мёртвого города я разулась, закрыла глаза и сделала несколько шагов босиком по камням… На ощупь камни были мягкими и я стала перекатываться с пятки на носок, делая коротенькие пружинистые шажки. Хотя глаза мои были закрыты, мне почудилось, что вокруг стало светлее, воздух стал теплее и чище, и я замахала руками, пытаясь потрогать его, распустила волосы по свежему ветру. Мне послышались голоса в мёртвом городе и я наклонила голову в одну сторону, в другую, замерла, прислушалась. Тух-тух-тух. Вот этот ритм, этот загадочный пульс! И я пустилась в пляс по этому ритму и по новому воздушному потоку, и по загадочным звукам, и по мягким камням. Когда я открыла глаза, то увидела, что на каждом камешке, куда я наступила, появилась молоденькая трава, а тени города стали радужными, и впервые над этим городом засияло Солнце. Город ожил. И хотя в этом Городе Моего Танца с Жизнью ещё много холодных теней, тёмных закоулков и неотёсанных булыжников, теперь, я надеюсь, Господь мне поможет и всё пойдёт в рост.
Когда я смотрю прямо в глаза людям, то вижу образ, который задумал для них Бог. Иногда, сквозь пелену своих грехов и искажений я замечаю и свой совершенный образ будущего века. Образ женщины, которой мне нужно стать, чтобы принести пользу миру, обществу, близким моим людям, чтобы исполнить волю Всевышнего обо мне, стать абсолютно счастливой и войти, в итоге, в Царство Небесное. Эта женщина, Василиса, строгая, но добрая, величественная в своём смирении, чистая, радостная, одновременно спокойная и энергичная как подводное течение; она исполняет молитвенный танец и каждый, кто это видит, сразу оказывается на берегу своей собственной внутренней реки любви, впадающей в бесконечный океан любви Божьей.