Жарко!!!

Жара в этом году пришла в Израиль раньше обычного, и метеорологи тут же «успокоили» и заверили, что грядущее лето в нарушение всех норм будет необычайно жарким. Хамсины, горячие пустынные ветры, тоже пришли раньше времени на целых полтора месяца, и уже в начале марта вместо традиционного конца апреля принялись дуть раскаленным воздухом, смешанным с мелким серым песком. Песок лежал на всем не только снаружи – на листьях, машинах, на оконных стеклах, но назойливо проникал в квартиру, покрывая без разбора любые горизонтальные поверхности, норовя задержаться и на вертикальных, не говоря уж о причудливых изгибах мебели и мелких безделушек, и, конечно, на книгах, даже если они и не высовывали носа из-за  стеклянных створок книжного шкафа. Небо во время хамсина зловеще-безликое, как бельмо на глазу, равнодушное, словно из декораций к фильму ужасов. Горячий ветер настырно, с завыванием ломится в окна. Солнечные лучи безуспешно пытаются пробиться сквозь серую мглу, заслонившую прелестную густую голубизну израильского неба. Голова раскалывается от боли, и пропадает всякое желание выходить из дома.
 
И вот пришло лето вместе с обещанной несусветной жарой. С раннего утра Марина каждый час еще и еще раз выслушивает прогноз погоды в напрасной надежде услышать, что там, наверху, передумали, сжалились, и на самом деле температура не поднимется в заоблачные выси, то есть выше 30 градусов Цельсия в тени, а хотя бы не превысит 25. Но голос диктора равнодушно повторяет прогноз, озвученный в предыдущих выпусках, и обещает в ближайшие дни постепенное повышение температуры. Услышав неутешительный прогноз, Марина покрывается испариной с головы до ног и малодушно решает остаться дома – ведь здесь всегда остается море необходимых дел, даже и искать не понадобится. Однако злорадная ухмылка маячившей в перспективе перед глазами деменции и омерзительно трясущийся лик старческого маразма, а также неумирающий афоризм о том, что жизнь есть движение, все же вынудили преодолеть сопротивление гнездящейся внутри нее слабой сущности. Выбрав платье из наилегчайшего натурального крепдешина, презрев постоянно несущиеся со всех сторон замечания по поводу необходимости использования солнцезащитных очков, головного убора и зонтика и проверив в десятый раз наличие в тяжелой непонятно от чего сумке веера, Марина с сожалением покидает охлажденную кондиционером до приемлемой температуры квартиру и нехотя направляется на встречу с огненным светилом.
К остановке, мимо которой Марина проходит, услужливо подкатывает автобус 61. Обычно, когда он нужен ей, приходится долгое время переминаться с ноги на ногу, усиленно обмахиваясь веером и мысленно ругая водителя разными нехорошими словами за слишком длительные интервалы движения или за опоздание. Потому что автобусы других маршрутов успевают подъехать неоднократно и зазывно раскрыть перед ней все имеющиеся у них двери. На этот раз она игнорирует его услуги, включая работающий внутри него кондиционер, и со скоростью сонной зимней мухи, распаренная, как вареная курица, продолжает себе двигаться на 11 трамвае, как говаривали когда-то в ее юности советские граждане, в сторону парка Давида. Не того Давида, славного еврейского царя, автора псалмов, читаемых в синагогах и распеваемых в церквях, а Давида МеламедОвича, заместителя одного из мэров Рамат-Гана. Пот льет с Марины градом (ах, если бы действительно градом, думает она). Продолжая усиленно махать веером, Марина предпринимает очередную бесплодную попытку осушить влажное лицо  и шею салфеткой и чувствует, как противные струйки липкого пота сползают по спине, куда добраться в общественном месте, хотя бы и с помощью салфетки, не представляется возможным.
Окинув тоскливым взглядом площадку с тренажерами, Марина минует ее, делает колоссальное усилие, заставляя себя дважды пройти по периметру не такого уж большого парка, никакого, даже отдаленного сравнения по размеру не выдерживающего с московскими парками. На ходу высматривает скамейку, которая удачнее и надежнее других спряталась в глубокой тени с 30, а не с 45-50 градусами по Цельсию. В изнеможении опускается на нее, с вожделением доставая из сумки оказавшуюся неимоверно интересной и увлекательной, написанной сжатым и ярким языком книгу не известной ей (тезкой, кстати) Мариной Степновой «Женщины Лазаря». Минут через 10 она уже полностью погружена в жизненные перипетии академика Линдта и не реагирует на жестоковыйное, как и ее народ, июльское солнце.
По прошествии часа Марина  с досадой вспоминает, что пришло время отправляться в обратный путь, и на протяжении его в течение 30 минут ей придется поджариваться под набирающим силу раскаленным солнцем. Вспоминает, что будет проходить мимо супермаркета с кондиционером, и все ее мысли вытесняет перспектива отдышаться и чуть охладиться, хотя бы на короткое время. Знакомая кассирша спрашивает, почему Марина стоит в стороне и не проходит вглубь магазина. Марина объясняет, что зашла немного подышать свежим воздухом. «Что, жарко на улице?» - спрашивает та, невинно глядя на Марину, лихорадочно машущую веером. «Да, жарковато», - отвечает бедняжка. Лиор, продавец мясного отдела, наводящий порядок на полке, обращается к Марине с тем же вопросом и приглашает пройти внутрь: «Сегодня завезли охлажденную рыбу», - искушает он ее. Марина прерывисто дышит, продолжая интенсивно обмахиваться веером, и ей совсем не до рыбы. «А немного снега случайно не завезли?» - спрашивает она с вымученной улыбкой. Лиор смотрит на нее с сочувствием - сам-то он из Ташкента. Пора покинуть рай, Марина выходит и тут же окунается в раскаленную атмосферу. Горячий воздух неподвижен – ни малейшего ветерка. Все ветры, очевидно, старательно трудятся в США, странах Европы и Азии и, вполне возможно, даже в Австралии.
Напоследок ей остается пройти по коротенькой улице Арнон, где она живет, и это тяжелое испытание, потому что улочка тянется с запада на восток, и солнце над ней в течение всего дня не оставляет и ничтожного шанса для тени.
Наконец, Марина дома. Обегает квартиру, закрывая попутно все окна, и конвульсивно нажимает на кнопку включения кондиционера. С огромным облегчением встает под холодные струи душа, но все еще не может прийти в себя. И тогда, выйдя из ванной,  она широко открывает дверцу морозильной камеры и вынимает МОРОЖЕНОЕ. Ест и чувствует, как температура внутри нее постепенно опускается до свойственного млекопитающим значения.
И так ей предстоит попеременно жариться и охлаждаться примерно до начала ноября, когда лето скачкообразно сменяется зимой.

                2016 г.