В этой освежающей мороси
Зависло над городом что-то мокрое, холодное и бесформенное. Как будто кто-то сверху накрыл нас занюханной серой железнодорожной простыней, и медленно размахивает ей, пытаясь вытрясти всю накопившуюся влажную перхоть. Она сыплет нам на головы и плечи, мы подставляем ей свои зонты и замерзшие уши. Она скапливается в канавках и ГОСТовских впадинах асфальтового покрытия, а мы покупаем надежную обувь и теплые шапки, которые сушим на батареях центрального отопления по ночам. Бесконтрольно размножаются лужи там и сям, маленькие и большие, но одинаково мокрые. В них промокает мой левый ботинок (сколько бы не стоила моя пара обуви - всегда промокает только левый ботинок). Возможно оттого что он левый и мне вместе с ним всегда не везет.
Мы смотрим наверх и думаем: "Как дальше жить?". И вопрос наш улетает с порывом ветра, и мокрый насквозь рвется на несколько частей, и застревает где-то в обнаженных ветвях черного дерева рядом с вопросом "Кто виноват?" и пакетом "Пятерочка". И в этой влажной тоске все мы увязнем на пять долгих месяцев, и депрессивность наша будет ликовать, закутывая нас в пуховики, шкуры убитых животных и носки из их же шерсти. Темное утро, серый день, черная ночь.
Распорядок вечера почти на полгода: войти домой, рассупониться, сложить сырые вещи туда, где они высохнут, включить весь свет в квартире и насладиться горячим ужином. А потом, за теплым чаем, полулежа на диване, извлекать из себя пупочный мох от теплого шерстяного свитера. И так 152 дня.
Свидетельство о публикации №216101101251