Генеалогическое древо

Матрена Игоренна и Аркадий Александрыч сидели за обеденным столом и жадно поглощали пищу, приготовленную Матреной Игоренной еще днем, с любовью и нежностью, с какой Аркадий Александрыч в это время впахивал на заводе. Ели они молча. Пытаясь потребить больше чем желудок может вместить. От этого Аркадий Александрыч периодически вставал и прохаживался по кухне. Что Матрену Игоренну это периодически раздражало, и о чем она не упускала случая сказать и упрекнуть муженька. Тот сразу же распалялся, мол, я на заводе пахал целый день, а ты тут стряпала, и не тебе указывать как есть мне. Хочу стоя буду, хочу во время ходьбы, захочу хоть жопой есть буду. Я горбачусь на заводе на еду нам? Горбачусь. Вот ем как хочу. Но Матрена Игоренна тоже не из робкого десятка, иначе не ужилась бы с Аркадием Алесандрычем. Она баба-то молодец. Бой-баба. Такую отыскать не каждый сможет. Она мужа и сковородами по дому погонять может, да пьяного из подъезда в кровать затащить, да утром на завод отправить пинками. Вот и не молчала, в ответ распалялась. И начинался так у них каждый вечер. Заведут брань они, что шарманку старую, которая скрипит натужно, да все бренчит, и сидят весь вечер, грязью поливая друг друга и всех знакомых.

-Ты вообще, молчи! Аркашка! Твой кум то шедевр из шедевров. Целитель, блин хренов! Как загнет байку про чеснок свой. Как полезен, хоть вешайся. А сам как обожрется чеснока, так будто дракон огнедышащий! С ним не то что рядом говорить невозможно, с ним рядом живность вся мрет, да растительность вянет.

-Слышь, Матрен, на грубость нарываешься! Видит бог, твою я маму вспоминать не хотел. Да как тут не вспомнить. Она о себе каждые выходные напоминает. Придет с утра. Пока я с похмелья лежу. Начнет кошеварить на кухне. Запах ее стряпни по все квартире. А мне бы рассольчику. Так эта твоя протобестия растолкает пинками, да еще в магазин отправит. Выходных ждешь, что войны. Так нет что бы покашеварить да уйти, она сидит весь день у нас да телек смотрит. Че не смотрится ей дома?

-А твой батя? А? Зашел ко мне на прошлой неделе. Денег занял. А для чего. Я тебе скажу. Выпить что бы. Говорит, завтра отдам, завтра отдам. А он уже лыка не вязал. Стоит, держится за стену и смотрит сквозь меня. Ты еще вспомни как на свадьбе нашей нажрался. В салате уснул. А потом когда проспался, закусывал салатом с лица. Да хвалился всем как он может, что мол в цирк ему прямая дорога.

-Ах, Матренища, гадюка подколодная. Отца моего почем трогаешь. Он нам тут… А твоей матери… Ты лучше за сестрой своей смотри. Я видал ее давеча, когда с работы шел. Она опять с каким-то хахалем новым. По тачкам прыгает, точно воробышек с ветки на ветку. На вид такая вся хорошая, а внутри демон сущий. Как расскажет о подвигах своих, аж уши вянуть, аж самому охота по мордам надавать. Что бы отучить девку.

-Ты своему брату лучше по мордам надавай. Че этот Плюшкин и наш еще чулан заставлять начал. Своим хламом завалил, мест нет уже. Он наш давай заваливать. Припер на днях толчок. А у него край сколот. Не сядешь. А если сядешь, весь зад раздерешь. И на кой припер он его? Я ему говорю тащи свой мусор отседава. А он упертый. Рукой одной схватил дверь, молчит, не уходит, а только протискивается гад. Я ему еще раз, на кой черт толчек прешь. Молчит дьявол. Прет только. А там посмотри еще что! Комод разваленный, стол без ножек, матрас обосанный нашел еще где-то. К нам же припер.

- Ты, бабье отродье, брата не тронь. Он хоть дрянь тащит, да все в семью. А вот племянник твой? А? Че притупила глазки-то? Вот кто сто рублей убытка. Все из дома вытащил. Телевизор, колонки. А как он холодильник по среди ночи, с пятого этажа, да еще что бы и не услышал ни кто – тут я молчу. Умение тут требуется особое! Но тащит же, паскуда такая!

Так и проходит ужин у Аркадия Александрыча и Матренны Игоренны. Покушают. Поругаются. Родственников повспоминают. Всех до пятого колена припомнят. Да еще выдумают кого. Пообижаются еще для приличия друг на друга минут десять. Потом поцелуются да спать вместе. А на следующий день Аркадий Александрыч опять ходит, ест, крошки роняет, а Матрена Игоренна журит его, не сильно, так, мордобитием обходятся. А пока ругаются все генеалогическое древо вспоминают. Так и жива в людях память о предках своих.