Можно

Мюнхен, Германия
Hotel Opera, St. Anna-Str. 10
5 марта, 04:30

«”Мы стали прошлым и, наверно, наше время истекло”. Я увидела эти слова четыре дня назад в одной книге, на которую нужно было написать рецензию. Так вот, я сидела в квартире, которую снял Университет, и мучила себя этим «произведением».  Было довольно солнечно для марта, но ты же знаешь это Париж. Хотя дело ведь не в Париже, да? А может и в нем. Левый берег Сены, как впрочем, и весь Латинский квартал, особенно хорош с апреля по октябрь. Хотя если вдуматься, наверное, в это время любая Европейская столица приобретает невероятные краски. Сейчас же, в начале марта, с Сены дует ветер, который продувает даже моё шерстяное пальто, а солнце, хотя бывает и часто, но оно не спасает. Так что прогулки по острову Сите, я оставила до той поры, когда начнет цвести магнолия в парке Пале-Рояль. И, если сейчас ты вслух произнес язвительное замечание, что Пале-Рояль, находится на правом берегу Сены, а вовсе не на острове, то хочу заметить: это я знаю, я живу в Париже.
Но так вот, про ту несчастную книгу. Она была отвратительной, вроде тех, что пишут третьекурсницы с разбитыми сердцами. Знаешь, такие trop impressionnable. Их, конечно, никто не предупреждал, что любовь не будет вечной. Они пишут для таких же особ, как они, и неплохо окупаются, я тебе скажу. Но задание есть задание. И, раз мне нужно было написать рецензию на одну из книг современной французской литературы, то я это делала. Читала книгу наискосок, улавливая мысль - там было что-то о переезде и море. Не важно. Но эта фраза, я как будто запнулась об нее. Эти слова, как и полагается, были в конце, в диалоге главных героини и героя, который, bien entendu, оставил ее, так что через пару минут я отложила книгу и принялась за саму рецензию. В то субботнее утро я даже сходила за булочками с грушей, которые продаются в ближайшей пекарне, а, как ты понимаешь, для Парижа это означает - в соседнем доме. Все было против того, чтобы я делала эту работу. Солнце было слишком теплым, а если ты видел прогноз погоды в Париже, ты, мой дорогой, знаешь, что у нас сейчас не больше плюс пятнадцати, которые вкупе с ветрами, дующими с Сены, делают погоду мерзкой и промозглой. Но не в тот день. Было солнечно и, может мне казалось, но даже ветер был теплым. Я шла до пекарни как можно дольше, чтобы почувствовать этот запах – запах приближающейся весны.  К слову, я избавилась от привычки делать все в последний момент, я знаю, ты будешь мной гордиться. До сдачи этой проклятой  рецензии была неделя, но мы с Ним собирались поехать в Мюнхен, а там мне не хотелось думать о том, почему героиня в книге совершает те или иные поступки. Потому что она девочка, не так ли? Ты сейчас спросил бы меня о нем. Его зовут Базиль, ему тридцать пять и он шеф-повар одного из ресторанов на Монмартре. Мы познакомились полгода назад, и я почти уверена, именно это причина того, что я начала проводить в спортзале почти в два раза больше времени. Сложно спать с поваром и не есть все то, что он готовит. Так вот, Мюнхен был причиной, почему мне нужно было сделать эту работу именно в тот день.
Придя домой, я устроилась у окна и принялась за работу. Она шла неожиданно легко, намного легче, чем само чтение книги, что явно было странным. Но меня больше беспокоило другое - та фраза. «Мы стали прошлым и, наверно, наше время истекло». Меня как будто толкали к двери, которая давно заперта, и последние годы я нарочно не открывала ее, зная, что там что-то очень плохое. Но эта фраза не выходила из моей головы. Она была такой попсовой, такой обычной. Но я вновь и вновь натыкалась на нее в своей голове. Я пыталась пристроить ее в свой отзыв, но она там была не нужна. Я записала ее на полях блокнота, что бы хоть как-то убрать из головы. Но нет. Я знала, что что-то забыла и точно знала, что эта фраза напоминает мне об этом.
Я закончила вскоре после обеда, чуть раньше, чем я предполагала. Лежа на старом, купленном на March; aux Puces de la Porte de Vanves, ковре я вдумывалась во все хоть сколько-то важные даты, которые происходили в начале марта. Я не могла понять, что я забыла. Но знаешь, я не из тех, кто умеет зацикливаться по какому-то поводу. Все мои метания закончились на звонке Базиля и приглашении на ужин. Париж радовал погодой, и я предпочла прогулки пешком, а не на метро. Метро при такой погоде это явно грех. Да и, знаешь ли,  Париж тебе не Москва, в которой передвигаться пешком – это гиблое дело. Где-то в районе станции Этьен Марсель, как раз там, где одноименная улица пересекает Монмартр, я взглядом наткнулась на окна квартиры, где явно был пожар. Обуглившиеся стены, выбитые стекла и любопытствующие взгляды прохожих; и я уже думала, а не забыла ли я выключить что-то дома. Но я не пользовалась ничем, поэтому, потеряв пару минут на разглядывание окон, я пошла дальше. На ужин я ела рыбу, Базиль отлично ее готовит, чего не скажешь обо мне. Я все так же виртуозно готовлю десерты. Да, тот шоколадно-малиновый я тоже готовлю. А вот с рыбой не задалось, ты же помнишь, раньше я не ела ее совсем.
Я проснулась около трех утра. Нет, мне не нужно было вставать так рано. Да, я по-прежнему ранняя пташка, но не до такой же степени! Около минуты я смотрела на беленый потолок и задавала себе один вопрос: «Что такого я могла забыть». Знаешь, все дошло до того, что я сидела на маленькой кухне, окна, которой выходили во двор, при тусклом фиолетовом свете настольной лампы, поджав под себя ноги, кутаясь в пушистый махровый халат, который Базиль купил специально для меня. Знаешь, этот холод парижских квартир не понятен для россиян. А они… просто они не включают отопление. Мол, pourquoi? Да и вправду, зачем? Я уже прокрутила в голове все грустные даты. Пока кипел чайник, я открыла ежедневник на странице, где были записаны все даты смерти. Ни одной мартовской даты. Откинув голову на стену и закрыв глаза, я ждала, пока в кружке с Эльзой, купленной, естественно, в Диснейленде, заварится мята.
- Покури, ты же хочешь, - его бархатный голос вывел меня из лабиринтов моей памяти. Да, ты же не знаешь, я курила, когда только переехала в Париж. Бросила совсем недавно. Мы с Базилем уже были вместе. Знаю, ты не доволен мной. Но, правда, прошло столько лет - ты думаешь, что еще стоит меня хоть в чем-то упрекать? Хотя твои упреки в мою сторону, это же твое хобби, не правда ли?
- Дело не в этом… - я надела очки, без которых я не видела своего француза. К слову, я почти не хотела курить. Может только самую малость, но я держалась хорошо.
- А в чем? – он сел рядом, положил мои ступни к себе на колени начал их гладить.
- Только не смейся, - я посмотрела на него поверх очков, а он, усмехнувшись, взглядом попросил продолжить, - я что-то забыла. Что-то очень важное. Что-то, что не имела права забывать. Но я допустила эту ошибку, и, как бы старательно не пыталась это исправить, у меня не получается.
- Это влияние недосыпа и плохой литературы. Элис, (он всегда произносил моей имя на французский манер) у тебя идеальная память и иногда это пугает. Но ты помнишь все! Даже дату смерти отца, хотя не общалась с ним с десяти лет. Выпей чаю и возвращайся в постель.
Он поцеловал меня, чуть коснувшись губ, и ушел в спальню. А мне осталось только одно: поверить, что он был прав. И виной всему плохая литература.
Утром по телевизору показывали мультфильм про розовую говорящую свинью, а соседи пели песни, спасибо тонким стенам. Из окна в гостиной было видно, что в городе то ли смог, то ли дождь. В такие моменты очень радуешься, что у тебя есть тот, на кого можно положиться, и точно знаешь, что если вчера ты была в платье, а сегодня хочется кутаться в кашемировый свитер, то этот свитер есть в его квартире. Может это и есть стабильность? Глупое слово. При тебе я никогда его не использовала.
Днем я пообедала с подругой в La Mascotte на улице Аббес. Если ты попросишь меня выбрать самое вкусное место в Париже, то это явно оно. Будешь тут, сходи. Но лучше бронируй столик заранее. Меню тут как на подбор. Лучше бери морепродукты, хотя ты же самый умный, и так все знаешь сам. Прости, тебе никогда не нравилось, если я так говорила… Но, дорогой, ты же знаешь, что я права. Я всегда права. Мной в тот день овладела невероятная легкость. Всепоглощающее чувство паники, которое я испытывала все это время (с той самой книги), ушло, как я надеялась, безвозвратно. Мне хотелось лимонной выпечки и нового платья или белья. А ты знаешь, я никогда не покупаю вещи в плохом настроении. Когда я перебегала дорогу рядом со своей квартирой, уже держа в руках пакет, в котором лежало новое изумрудное белье (я сейчас в нем, если эта информация вообще является корректной в нашем с тобой случае), синий Рено решил прервать мою жизнь. Нет, конечно, у него это не получилось – я умудрилась отскочить обратно на тротуар и упасть в лужу. Я отделалась испугом и огромным пятном на светлом плаще, а в каком-то смысле это даже хуже смерти. А вообще, главное, что тебе нужно знать, что именно из-за этой машины я оказалась дома, трясущаяся в истерике.
Дома я залезла в небольшую чугунную ванну, и стала ждать, пока вода ее заполнит. Размазывая слезы  и винную помаду, я поняла, что это уже было со мной. До холода по коже, я осознала, что это уже случалось раннее. Я, слезы, размазанная помада. Я не помню, из-за чего ты тогда разозлился. Я опоздала? Может быть. А может все дело было в помаде или платье. Мы поужинали молча и так же молча вернулись домой. Потом ты кричал. Право, я не помню причину. Да и не должна помнить – прошло шесть лет. Но знаешь, что я помню? Я помню ту пощечину - звонкую, сильную, яркую, и такое же звенящее слово «шлюха». Я не знаю, как мне вообще удалось встать с кровати и уйти из нашей квартиры. Но Новосибирский ноябрь, как будто снял с меня розовые очки. Мужчина, которого я превозносила, на кого я почти молилась. Тот, ради которого я бросила работу в Питере и уехала на другой край страны. Именно этот мужчина меня ударил. Он сделал то единственное, что я бы никогда не простила. От квартиры, где мы жили (помнишь, эту «однушку» в старом доме?), до дома Ксюши, моей единственной подруги, в таком холодном и не принимающем меня городе, было идти двадцать минут. И вот тогда я тоже сидела в ванной с горячей водой, стирая слезы и помаду. Ксюша сидела рядом со мной все это время и так же молчала, как и я. Нам нечего было говорить. Мой мозг пытался принять сам факт того, что мужчина, который должен был защищать меня, сделал мне физически больно. Я не могла понять, почему ты это сделал. Поэтому я сидела в ванной, беззвучно плакала и курила. Через четыре месяца, в день твоего рождения, я уже была в Петербурге. Как сейчас помню, я сидела в «Пряностях и радостях» и поднимала бокал за твое здоровье…
Именно в этот момент меня словно ударило током и вернуло из воспоминаний в реальность мартовского Парижа. Я выбежала из ванной и, завернувшись в полотенце и одеяло, набрала твое имя в строке поиска Гугл. Ты знал, что про тебя есть целая статья в Википедии? Да, я знаю, что тебе это известно. Но там было главное: ссылка на твой сайт, на котором я и нашла этот электронный адрес и дату твоего рождения. Я сидела, просто вглядываясь в экран. А потом подошла к окну и впервые за два месяца пожалела, что в квартире нет сигарет. И вот на исходе вторых суток, я поняла, что забыла. Вчера был твой день рождения. Первый раз за эти шесть лет я просто не заметила его. Это был обычный день. Просто первое марта. Впервые. Я поняла это и, наконец-то, выдохнула полностью. Слегка опустошенная, я опустилась на пол и заплакала. Но это уже были слезы облегчения.
Видишь ли, дорогой, я помню каждый твой день рождения за эти шесть лет. Два года в Петербурге, Лондон и вот уже три года в  Париже. Год назад, на твой день рождения, я была в том самом ресторане, где работает Базиль. Мы выяснили это через месяц общения. Но знаешь, о чем я думала сидя на холодном полу в Париже? Как я могла забыть? Как я могла забыть о дне, который из года в год становился точкой отсчета? Неужели можно забыть о любви, которую мы считали самой большой в нашей жизни? Я говорила тебе это каждый день, что мы были вместе, а сейчас я просто забыла. Я забыла не только о твоем дне рождения. Я забыла о твоем существовании. Я забыла о наших поцелуях на катке. Забыла как мы ругались до битья посуды. Забыла, как мы часами говорили о музыке, книгах или фильмах Вуди Аллена. Я забыла, как мы были запредельно и бесконечно счастливы. Я забыла, как мне было больно. Я забыла о тебе. Неужели можно забыть, как ты научил меня любить, а потом разбил мне сердце? Неужели можно забыть такого, как ты? Видимо, можно.
P.S.: Я металась весь следующий день. Не знала, стоит ли мне писать тебе. Но бессонница и wifi в отеле стали un signe d'en haut. И вот, полторы бутылки вина спустя, я сижу на балконе и пишу тебе. Базиль спросит с утра о том, что я писала ночью, и я совру о каком-то задании по учебе. А еще он хочет, чтобы мы жили вместе. Я знаю, у тебя все хорошо. Ты, верю, не переживаешь за меня. Но мой следующий бокал за тебя. С твоим прошедшим днем рождения. Спасибо»

***
Лиссабон, Португалия
Rua Fernandes Tom;s 54
5 марта, 17:00
В его кабинете было еще солнечно, вид на закат и белые стены – все это делало атмосферу еще менее рабочей. Мужчина перечитал письмо еще раз, а потом откинулся на спинку кресла. Налил виски в красивый, граненый стакан.  Он вспомнил улыбку Алисы, а еще подумал, что она очень красиво пишет. Представил каждый момент из описанных ею суток и, возможно, приревновал к этому Базилю. Он чувствовал многое, возможно, даже слишком. И пока солнце опускалось все ближе и ближе к воде, он вспоминал ее родинки на спине и то, как она только начинала учить французский, а сейчас… Боже, да она живет в Париже. Он помнил как они спорили. Много и часто. По мелочам. Из-за разного виденья книги или фильма. Иногда, они спорили просто, потому что становилось скучно. А потом секс. Иногда отличный. Иногда обычный. Иногда чтобы не было скучно. Что угодно, главное, чтобы не было скучно.
Он помнил, как предложил ей переехать с ним в Новосибирск. Он был уверен, что она откажется. Но он ее недооценивал. А потом ударил ее. Просто посмотреть, как далеко он сможет зайти. Снова недооценил, не думал, что она уйдет. И вот сейчас, он не думал, что когда-либо услышит о ней. Он допил виски и так и не написал ответ. Она не напишет ему больше, вот тут он трезво оценивает ситуацию. Она сама ответила себе на миллионы вопросов.
«Неужели можно забыть о любви, которую мы считали самой большой в нашей жизни? Видимо, можно», - усмехнулся он, закрыл ноутбук и вышел на балкон, навсегда закрывая эту страницу своей истории.