Пролив Невельского

Из серии «Секретная Книга президента России»

 Литера Ш-37

 «Затем он обратился ко мне со словами: "Ни канка тэ иоу цзы" (т. е. посмотри, вот ночная птица). Я наклонился к пню и в разрезе древесины увидел такое расположение слоев ее, что при некоторой фантазии, действительно, можно было усмотреть рисунок, напоминающий филина или сову. Рядом с ним был другой, тоже изображавший птицу поменьше, потом похожий на жука и даже на лягушку. По словам китайца, все это были живые существа, поглощенные деревом для того, чтобы больше в живом виде никогда не появляться на земле»

                Владимир Клавдиевич Арсеньев «В горах Сихотэ-Алиня»





 Под литерой «Ш-37» было написано «Дальний Восток, причина неизвестна».

 - Пером писали, - президент потрогал желтоватый лист бумаги. – Чернила выцвели давно. Может, обновить запись, а то и не разберёшь через пару лет уже.

 Постоянный помощник президентов по безопасности пожал плечами.

 - Берия писал, раритетная запись.

 - Ишь ты, - президент усмехнулся. – А он как добрался до Большой книги?

 - Маршал государственной безопасности всё-таки, - помощник посмотрел на запись. – Имел возможность.

 Президент аккуратно перевернул листок и начал читать.

1944 год

Осенний шторм мешал японским диверсантам высадиться на материк. Две группы подрывников скучали на Сахалине.
- Из Токио торопят, - Магасура, майор из третьего отдела генштаба императорской армии, выцедил чашечку саке. – Мы должны убраться с Сахалина через месяц. Надо успевать.
Суровый, со шрамом на всё лицо Обунага угрюмо глянул в окно. В заливе бушевали волны. На небе неслись серые рваные тучи.
- Успеем, - он вытащил нож и принялся вырезать иероглиф «Удача» на бамбуковой дощечке. - Взорвём этот судозавод в Николаевске.
Магасура сплюнул на пол. Из-за расторжения концессии по добыче нефти на северном Сахалине японцам приходилось сворачиваться. Напоследок умники из генштаба велели послать наглым русским самурайский привет – уничтожить судозавод в Николаевске-на-Амуре. По данным агентуры, там начали строить десантные баржи. Войны между Японией и СССР, видимо, было не избежать.
Утром небо начало проясняться. Шторм стихал. Ближе к вечеру два деревянных кунгаса, фыркая и завывая моторами, отошли от рыбацкого причала.
Ночью восемнадцать диверсантов были уже в лесу на материке. Слева от них, невидимый во тьме, бурлил  Амур. Около сотни километров надо было пройти по тайге до цели. Обратно диверсанты хотели отходить по реке, захватив катера в Николаевске. На них же и добираться до Сахалина.
На третий день пути Обунага велел сделать дневку. По его расчётам, до Николаевска оставалось около тридцати километров. Командир диверсантов, сидя на густо заваленной хвоей земле, рассматривал карту. Можно было выйти к городу по дороге, проложенной вдоль Амура. Но там легко попасться в руки военным патрулям. Сплёвывая жёлтую слюну, Обунага проклял хитрых русских. Те скрывали от народа Ямато карты, и приходилось пользоваться данными ещё царских геодезистов.
- Пойдём вдоль гряды холмов, - решил он. – Судя по картам русского императора, здесь сплошная глушь.
После обеда, то есть рисового колобка и чашки саке на каждого, диверсанты тронулись в путь.
Солнце уже закатывалось, когда они вышли в небольшую долину. Огромные толстые берёзы шелестели редкими жёлтыми листьями. Между деревьями, изгибаясь, тёк узкий ручеёк.
- Здесь заночуем, - Обунага сбросил тюк с динамитом на землю. Неразговорчивые диверсанты раскатали циновки, и улеглись, задрав ноги на берёзы.
Один из них ёрзал, пытаясь устроиться поудобнее. Потом он встал на четвереньки и принялся копать землю ножом.
- Ого, - негромко сказал он. В его руках оказалась широкая короткая сабля. Лезвие уже проржавело, но на эфесе можно было увидеть вензеля и латинские буквы «.oyal fl.et»
- Мы не первые здесь ночуем, - усмехнулся Обунага. – Перекусить и спать. Завтра много тяжёлой работы на благо императора Хирохито, да живёт он вечно в изобилии и добродетели!
Дозорный, прислонившись к узловатой берёзе, сидел неподвижно, скрестив под собой ноги. Только зоркие глаза пытались разглядеть что-нибудь во тьме. Подул лёгкий ветер, зашуршали листья, заскреблись ветки. Небо начало очищаться, и немного посветлело. Дозорный вздохнул, наблюдать стало легче, стали видны силуэты берёз и даже тела спящих товарищей.
- Аматерасу с нами, - дозорный медленно повёл головой, поглядывая по сторонам. – Она оберегает нас. И вернёт обратно, к родному дому.
Из-за туч вылез полумесяц. Стало ещё светлее. Кто-то из диверсантов захрипел во сне. Дозорный даже не повернулся. Тяжёлые сны снятся товарищам.
Он глянул  на командира. Обунага спал как ребёнок, свернувшись клубком. Только широкая спина равномерно поднималась и опускалась. Вдруг командир замер и засучил ногами. Руки его начали биться об землю. Лежавшие листья отлетали в стороны. Дозорный напрягся. Но тут он увидел в полутьме, как и другие диверсанты дёргаются во сне. Но никто из не произносил ни звука.
- Великая Аматерасу! – вырвалось у дозорного. Он увидел, что голова Обунаги исчезла. Только плечи его упирались в ствол берёзы. Руки командира бессильно обвисли.
Дозорный попытался вскочить, но не смог. Его что-то держало сзади. Он дёрнулся, но тут его крепко вдавило в дерево, возле которого он сидел. Пахнущая сыростью береста залепила ему рот, напряжённая в усилии рука хрустнула и бессильно обвисла.
Ветер стих, но берёзы шумели, размахивая ветвями. С них беспрерывно сыпались жёлтые листья, покрывая тюки с динамитом и пустые циновки. Диверсантов на них не было.
Солнце, пришедшее со стороны божественной тысячелетней империи, осветило рощу. Кроме берёз с толстыми уродливыми стволами и лопнувшей берестой, здесь никого не было. Залетевшая птичка с зелёной грудкой и голубоватыми крыльями попрыгала среди листьев, поворошила их, и принялась клевать рассыпанный на земле комок рисового колобка.
С восходом снова пришёл ветер, и замёл павшей листвой обезлюдевшую стоянку японских диверсантов.



1855 год

 Трёхмачтовый, с сильно дымящей трубой, колёсный пароход встал в двух кабельтовых от берега. До стоявших на опушке леса мичмана Ельчанинова, трёх матросов и Бузая, охотника-гиляка, донёсся грохот разматываемой якорной цепи.

 - Это лючи? – Бузай повернулся к Строгову, марсовому с «Паллады».

 - Нет, брат, это англичаны, - матрос почесал шею. – Жулики они и прохвосты.

 Ему припомнился Кейптаун, где рыжий боцман с британской шхуны ободрал его в кости так, что на фрегат пришлось идти чуть ли не голышом. Сразу заныла и спина. Десять линьков тогда отхватил марсовой Строгов. За утрату казённого добра. И всё из-за англичан.

 На пароходе принялись спускать шлюпку. Вот она закачалась на волнах, в неё по штормтрапу спустились матросы в чёрных бушлатах. Усевшийся на корме офицер что-то крикнул, и шлюпка направилась к берегу.

 Мичман сложил подзорную трубу и приказал уходить. Отойдя с версту в лес, он уселся на поваленное дерево, достал из сумки лист бумаги, чернильницу, перо и принялся писать донесение контр-адмиралу Невельскому.

 Написав, мичман отдал его матросу Кощееву.

 - Сейчас же вместе с Григорьевым отправляйтесь в Николаевский пост, - сказал он. – Берите лодку, мы останемся здесь, и будем наблюдать за англичанами. Понял?

 - Так точно! – ответил Кощеев.

 Не теряя времени, он с Григорьевым ушёл в сторону Амура, чтобы на лодке добраться до Николаевского поста.

 Мичман Ельчанинов размышлял. С Камчатки шли русские суда, уходившие от англо-французской эскадры. Путь их лежал мимо южной оконечности Сахалина, далее по Татарскому проливу до Императорской Гавани и бухты Де-Кастри. Маленькую эскадру искал английский флот под командой адмирала Брюса. После позорного разгрома при штурме Петропавловска-на Камчатке британцы жаждали реванша. Потерпев неудачу на суше, они хотели отыграться на море. Двадцать шесть вымпелов бросило Адмиралтейство на  поиск русской эскадры.

 Контр-адмирал Невельской настаивал на том, чтобы укрыть суда в устье Амура, возле неплохо защищённого Николаевского поста. Здесь зимовали солдаты, поселенцы и экипаж фрегата «Паллада». Само судно отстаивалось в Императорской Гавани. Вверх по Амуру фрегат пройти не смог.

 Всего на посту было около тысячи солдат и матросов, и двенадцать орудий.

 Поэтому Ельчанинов не сомневался, что адмирал Завойко, ведущий суда из Петропавловска, выберет для их сокрытия устье Амура.

 К тому же существовала тайна, известная только русским морякам. Мореплаватели всего мира считали, что Сахалин это полуостров, и Амур впадает в море с северной его стороны. Но недавно Геннадий Невельской, тогда ещё капитан первого ранга, выяснил, что Сахалин и материк разделяет пролив, шириной всего около четырех морских миль.

 - Как же здесь оказался этот пароход? - спросил сам себя вслух мичман.

 Он вспомнил, что перед его выходом на съёмку берега в Николаевский пост прибыл гонец из Де-Кастри. Там объявились четыре английских корабля, два фрегата, бриг и пароход. Пароход назывался «Вираго».

 - Надо узнать, как называется наш гость, - решил Ельчанинов. – Если он прошёл из Де-Кастри, значит, плохо дело. Не вокруг Сахалина же он за четыре дня проплыл.

 До вечера мичман, Строгов и Бузай наблюдали, как три шлюпки бродили по амурскому лиману, меряя глубины. Ещё две шлюпки возили матросов и припасы на берег. Очевидно, англичане решили разбить лагерь и провести разведку берегов.

 Внимательно вглядываясь в подзорную трубу, Ельчанинов всё же прочёл название судна на одной шлюпке – «Virago».

 - Так это ты, - прошептал мичман. – Ну, баба зловредная. (virago (англ.) – мегера, решительная женщина)

 Было ясно, что пароход прошёл к устью Амура по заливу Невельского. Если англичане выяснят, что перед ними Амур, то судам Завойко придётся туго. Им просто негде будет укрыться. И до Николаевского они тогда не дойдут. Им преградят путь британские корабли.

 Кощееву с Григорьевым два дня добираться до поста, день на сборы, и два дня обратно. За это время англичане проведут необходимые разведки и уйдут.







 В бухте Де-Кастри английские фрегаты устремились к показавшемуся со стороны моря парусному судну.

 - Замечательно, лейтенант Фицрой! – капитан сорокапушечного фрегата «Сибилл» Макалистер выпятил вперёд массивную челюсть, наблюдая, как его коллега обходит парусник, прижимая того к скалистому берегу, и лишая его тем самым ветра.

 - Сейчас русская шхуна встанет, и мы получим неплохие призовые, - задребезжал сзади голос судового священника. – Здесь, на краю земли, много разных богатств.

 - Быстрее, дьяволы! – заорал капитан, кинув взгляд на матросов, копошащихся на мачтах. – Быстрее, или мы останемся ни с чем.

 Винтовой фрегат «Хорнет» под командой Фицроя уже дал залп левым бортом по русскому паруснику. «Сибилл» подходил к тому спереди, а бриг «Биттерн», находясь кабельтовых в шести сзади, возле лесистого берега, только начал выбирать якорь. Он явно опоздает к дележу призов, ухмыльнулся Макалистер.

 Парусник оказался не безобиден. «Корвет» - определил капитан «Сибилла». Он пыхнул пороховым дымом, и удачливые русские артиллеристы сбили мачту на «Хорнете».

 - О боже! – задребезжал священник. – Смотрите, капитан!

 От устья бухты Де-Кастри надвигались суда. Одно из них, огромное, явно военное, лавируя при боковом ветре, спешило на помощь своему собрату.

 - О чёрт! – Макалистер сплюнул от досады. Он узнал в этом корабле 56-пушечный фрегат «Аврора», лихо ушедший от всей тихоокеанской британской эскадры в прошлом году из чилийского порта Кальяо.

 На «Хорнете», так неосмотрительно вырвавшемся вперёд, начали разворот. Русский корвет, которого не удалось прижать к берегу, устремился вперёд. Макалистер разгадал его манёвр. Русские хотели проскочить «Сибилла» и атаковать только-только поднявшего паруса «Биттерна».

 - Лево на борт! – заорал капитан английского фрегата. Его корабль медленно, чуть кренясь под напором свежего ветра, двинулся навстречу юркому корвету.

 На «Авроре» заметили движение «Сибилла». Пришлось отказаться от мысли добить повреждённый «Хорнет» и спешить на помощь корвету «Оливуца».

 Залпы летели один за другим. Грохот десятков каронад и пушек наполнил бухту Де-Кастри. Белый дым сгоревших пороховых зарядов носился над водой, раздираемый на клочки порывами ветра.

 Макалистер проклял пропавший где-то пароход «Вираго», который бы очень пригодился в нынешней свалке. Обмениваясь залпами с «Авророй», он подал сигнал к немедленному отходу. Связываться со всей русской эскадрой, чьи паруса приближались всё ближе, опытный капитан не хотел. Он не знал, что орудия стоят только на «Оливуце» и «Авроре», остальные суда гражданские. Только на военном транспорте «Двина» имелось две пушки. Именно из них сейчас палили по уходящему на всех парах «Хорнету».

 Вырвавшись из бухты Де-Кастри, Макалистер послал бриг «Биттерн» к адмиралу Брюсу, искавшему сбежавшую из Петропавловска русскую эскадру южнее, возле Японии. А «Сибилл» и «Хорнет» принялись стеречь суда в бухте. Макалистер прикинул, что возможно, уже послезавтра сюда подойдут все двадцать шесть вымпелов Брюса, и с русскими кораблями на Дальнем Востоке будет покончено на долгие годы.







 Ельчанинов думал, как задержать пароход, чтобы он не сообщил английским адмиралам о проливе Невельского. Если бы подошла подмога с Николаевского поста! Но надеяться на них пока не стоило.

 Строгов и Бузай о чём-то негромко говорили в сторонке. Поднялись и подошли к мичману.

 - Ваше благородие! – марсовой глубоко вздохнул. – Бузай тут дело предлагает.

 Гиляк, узнавший уже от своего приятеля матроса, какие плохие люди англичане, решился на рисковый шаг.

 - Капитана, ты помнишь, ходили мы за сопку, где соль олени едят. Я сказал, что идти дальше опасно. Деревья там высокие растут.

 Чуть нахмурив лоб, Ельчанинов припомнил, как позавчера они наткнулись на широкую долину меж сопок. Гиляк запретил всем туда идти, пояснив, что оттуда можно не вернуться. Спорить с ним не стали, и неведомое место обошли по склонам.

 - Я к плохим людям пойду, скажу, что на пост их отведу, - Бузай вытер под носом. – Сам приведу в те сопки, и они там пропадай совсем.

 - А ты? – марсовой заволновался. – Хоть ты и некрещёный, и вместо души пар один, всё одно человек. Тоже пропадёшь?

 - Если до заката уйду, не пропаду, - Бузай засмеялся. – Я там много-много ходил, не пропадай.

 Наблюдая с утра за пароходом, Ельчанинов подсчитал, что англичане перевезли на берег около сотни человек. Наверняка это была королевская морская пехота. И если Бузай им скажет, что на посту всего тридцать или сорок солдат, и он недалеко, они же наверняка согласятся его захватить. Лишь бы поверили.





 С моря дул лёгкий ветерок, нагоняя волну в Амур. Отошедшая от берега шлюпка, покачиваясь на мелкой волне, причалила к пароходу. Поднявшийся на борт сублейтенант Иглсон бегом взбежал на мостик, где капитан «Вираго» Эдвард Маршалл курил трубку.

 - Сэр, - запыхавшись, выпалил Иглсон. – До русского поста день пути.

 - Какого русского поста?

 - Прошу прощения, сэр, - сублейтенант отдышался. – В лагерь морской пехоты пришел абориген. Сержант Хадсон может говорить по-русски, и он пообщался с местным бродягой.

 Капитан Маршалл опустил трубку и внимательно слушал Иглсона.

 - За ружьё, топор, фунт соли и двадцать фунтов пороха он обещал отвести нас до русского военного посёлка.

 - Здесь есть русские? – Маршалл вздёрнул брови, хмыкнул и затянулся из трубки, пустив пару колечек дыма. – А что это за место?

 - Русских там немного, сэр,- Иглсон понизил голос. – Абориген говорит, они ограбили его и сожгли деревню его соплеменников. А здесь впадает в море большая река Амар.

 - Сожгли деревню, - капитан наморщил нос и хмыкнул. – Это хорошо. Русские выполнили за нас работу. Чем меньше дикарей, тем лучше цивилизованным народам. И что вы предлагаете?

 - Командир роты морской пехоты майор Таннем готов выдвинуться, - Иглсон выпрямился. – До русского посёлка сутки пути по лесу.

 Капитан «Вираго» Маршал задумался. Сказанное дикарём походило на правду. Он и так собирался как следует обследовать эти берега. И хотел простоять здесь дней десять, при этом дать отдых команде. А если ещё удастся захватить русскую крепость, то это будет отлично. Правда, эти русские показали, как они умеют биться. Чванливые морские пехотинцы бежали от них при неудачном штурме Петропавловска на Камчатке, как испуганные овцы. Даже своё знамя не смогли отстоять. Так опозориться! Значит, сейчас Таннем будет действовать рьяно, защищая свою честь. Стоп, стоп! Так если это Амур, как сказал дикарь, значит, между Сахалином и материком есть пролив! Это очень важные сведения и их нужно как можно скорее сообщить адмиралу Брюсу.

 - Передайте майору Таннему, я даю ему пять дней на поход, и пусть он увенчается славой! – капитан Маршалл кивнул Иглсону и отвернулся. Разговор был окончен. Маршалл подумал, что пролив между Сахалином и материком надо назвать его именем. Он же его открыл. Пролив Маршалла. Красиво.
А через пару недель эскадра адмирала Брюса загонит русские суда, которые наверняка бегут сюда. Все силы русских будут уничтожены. А если удастся разорить их военный пост, то Британия будет властвовать безраздельно на восточных морях и побережьях.
- Я опоздал разбогатеть на китайском чае и индийском опиуме, - усмехнулся про себя Маршалл. – Но зато составлю себе состояние здесь, на этих диких берегах. И моё имя навечно занесут на все морские карты.





 Скрываясь на склоне прибрежной сопки, мичман и матрос наблюдали, как около семидесяти морских пехотинцев, один за другим, вереницей шли за Бузаем. Тот невозмутимо покуривал трубочку и что-то отвечал сухопарому рыжему английскому офицеру.

 В лагере осталось примерно два десятка солдат и один офицер. Выставив три поста, офицер ушёл в свою палатку.

 Стемнело. На берегу запылал костёр, завыла волынка, заголосили хриплые солдатские голоса. Они орали песню про весёлых доступных и дешёвых женщин. Сквозь брезент офицерской палатки просвечивало жёлтое пятно, наверное, горела свеча. Потом она потухла. Офицер вышел, проверил посты, что-то сказал подскочившему к нему сержанту и ушёл обратно.

 - Спать лёг, - шепнул Строгов. Вскоре разбрелись по палаткам и солдаты. Костёр догорал. Мичман посмотрел в подзорную трубу на пароход. В темноте виднелись сигнальные огни на мачтах, баке и юте.

 - Ничего не сделать, - Ельчанинов досадливо прикусил нижнюю губу. – Одна надежда на Бузая.


По северным безлесным склонам сопок и каменистым гольцам британские солдаты спешили к Николаевскому посту. Майор Таннем торопил своих воинов. Ему не терпелось рассчитаться с упрямыми русскими за поражение в бухте Петропавловска-на-Камчатке. Когда морские пехотинцы позорно бежали, бросив своё знамя, он хотел застрелиться, как адмирал Прайс. Но потом успокоился. Всегда есть шанс отыграться. И сейчас на руках у него «большой шлем». Судьба сдала карты так, как надо.
Бузай, на ходу покуривая трубочку, ловко  шагал по осыпям и перепрыгивал через валявшиеся деревья. До места, куда он вёл солдат, оставалось  около двух тысяч шагов. Очень важно было прийти туда засветло.
Наконец они вышли на склон, откуда спустились в берёзовую рощу. Среди толстых, покрытых наплывами деревьев извивался маленький ручеёк.
- Здесь надо спать, - Бузай остановился и вытер пот со лба. – Утром мало-мало кушай, иди к лючи бах-бах.
Бывалые морпехи быстро разбили бивак, разожгли костры и принялись обжаривать на огне вонючую солонину.
Таннем велел сержанту Хадсону присматривать за дикарём. Тот невозмутимо уселся в стороне, достал из заплечного мешка сушёного лосося и принялся его грызть.
Темнело. Солдаты улеглись спать, только шесть патрульных бродили среди деревьев. Бузай залез на огромный валун, и принялся подтягивать к себе и срубать протянувшиеся над ним ветки берёз. Потом собрал их в охапку и оттащил подальше. Положил себе под голову мешок и уснул.
Сержант Хадсон, глядя на суету дикаря, только покачал головой. Собранную Бузаем охапку он взял себе. Очень удобно спать на пружинящих ветках, лучше, чем на голой земле. На всякий случай он вытащил из ножен и положил рядом короткую абордажную саблю с вычеканенной на эфесе надписью «Royal fleet».
Всю ночь Бузай не спал. Он скорчился на камне, боясь пошевелиться. В темноте раздавались скрип качающихся деревьев, стоны, и сдавленные вопли англичан. Кто-то хрипло закричал и послышались звуки ударов. Под утро валун начал покачиваться. Под ним Бузай услышал шуршание. Это березовые корни пытались добраться до гиляка.
Когда рассвело, роща успокоилась. Везде валялись ружья и мешки британцев. Там, где спал сержант Хадсон, лежали изрубленные ветки. А у ближайшей берёзы застыла воткнутая в корень короткая абордажная сабля.
Бузай слез с валуна, и осторожно, ничего не трогая, зашагал обратно, на побережье.





 Утренний густой туман окутал бухту Де-Кастри. Скатившийся с гор ветерок начал гнать его в сторону моря. На русских судах подняли паруса, и небольшая эскадра двинулась в путь. Под прикрытием тумана она выскользнула из бухты и зашла в пролив Невельского.

 Днём корабли вышли в Амурский лиман.

 - Ваше превосходительство! – в каюту адмирала Завойко зашёл командир «Авроры» Иван Изыльметьев. - На горизонте трёхмачтовое судно. Наш артиллерист уверяет, что это пароход «Вираго». Он его запомнил по Петропавловску. И мне сдаётся, что это он.

 - Атаковать и захватить, - ответил адмирал. Он только прилёг после бессонной ночи, но вскочил и для бодрости приказал заварить для него крепчайшего чаю.

 На «Вираго» сыграли боевую тревогу. Машина ещё была не готова, и на пароходе начали поднимать паруса. Маршалл решил не принимать бой, а уйти севернее, в Охотское море. Про себя он проклинал и Макалистера, который наверняка упустил русскую эскадру, и механика, так не вовремя разобравшего двигатель, и местные холодные моря.

 Корвет «Оливуца» и «Аврора» окутались дымом, пошли первые залпы. «Вираго», набирая движение, начал разворот. Русские корабли подошли на дистанцию в полкабельтова. Забухали тяжёлые орудия. Взвились вверх фонтаны воды вокруг парохода. Он открыл ответный огонь. Но после трёх прямых попаданий на «Вираго» подняли белый флаг.

 Наблюдавшие за боем мичман и матрос прыгали от радости. В английском лагере на берегу суетились солдаты.

 От русских кораблей, вставших на якоря, пошли пять шлюпок. В них сидели матросы с ружьями. На носу двух шлюпок виднелись вертлюжные пушки.

 Британский офицер затопал в ярости ногами. Потом вытащил из ножен шпагу и переломил её. Что-то буркнул сержанту. Тот бросился в палатку, и выскочив оттуда с белым одеялом, изо всех сил замахал им.

 Экспедиция «Вираго» была окончена.

 Русская эскадра благополучно зашла в Амур и встала возле Николаевского поста.





 - Покажи, где англичан-то оставил? – Строгов легонько толкнул в бок Бузая.

 Тот прижал палец к губам.

 - Тут кричи не надо. Тут тихо надо. Нельзя будить.

 Приятели вышли на гребень сопки. Внизу росли берёзы. Вроде обычные.

 - Тихо иди, и смотри. – Бузай внимательно рассматривал рощу. – Ничего не трогай. Они ночью только охотятся. Но могут и днём, если разбудить.

 Они спустились вниз. Строгов вблизи рассмотрел, что берёзы не совсем обычные. У них были толстые стволы, покрытые множеством наростов и наплывов. Возле многих из них лежали ружья, ранцы. Около ручейка виднелась чёрная проплешина от костра.

 Матрос молча осмотрел рощу, где пропало около сотни морских британских пехотинцев.

 Поднявшись на сопку, он покрутил головой.

 - Ну дела, - только и смог сказать он. – А что тут было?

 Бузай раскурил трубочку. Помолчал.

 - Говорить нельзя, - сказал он.

 Строгов вздохнул и поёжился.





 Гонец с известием о благополучном переходе камчатской эскадры прибыл в Петербург через три месяца после всех событий. Вскоре многие, но не все детали случившегося появились в газетах.

 На заседании английского парламента обсуждали затянувшуюся войну с Россией. Первый лорд Адмиралтейства, видный деятель партии вигов, баронет Чарльз Вуд, известный как «уморитель Ирландии», сообщил почтенным депутатам о действиях на Тихом океане.

 - Как нам пишет адмирал Брюс, скоро мы уничтожим русскую эскадру, - первый лорд надменно вскинул голову. - Все выходы из бухт с южной стороны полуострова Сахалин перекрыты и сбежавшие с Камчатки корабли будут найдены.

 - Идиоты! – взревел лидер партии тори, размахивая свежей «Таймс». – Русская эскадра давным-давно ушла в Амур. И про это знает весь мир, кроме тупоголовых вигов и кретина Брюса!

 Зафрахтованный Адмиралтейством опиумный клипер «Челленджер» через два месяца привёз это известие в Татарский пролив, где двадцать шесть кораблей эскадры адмирала Брюса безуспешно искали русских, не догадываясь, что те давно ускользнули от них через пролив Невельского. Узнав об этом, многие офицеры заключили пари, станет ли стреляться Брюс, как его предшественник Прайс после неудачного штурма Петропавловска. Но тот только напился.







 - Интересно, а что это берёзы такие? – президент вопросительно посмотрел на помощника.

 - Называется берёза Эрдмана, - ответил тот. – Кстати, во дворе Лубянки растёт их штук двадцать.

 Президент задумался.

 - И точно, - вспомнил он. – Толстые такие, все в наплывах, как будто стволы из шаров сложены. Ё-моё, непросто они там растут. А что с ними делали?

 - Про это надо было Лаврентия Берию спросить, - помощник, не улыбаясь, посмотрел президенту в глаза. – Он их сажал. И ещё. Во вторую мировую ни один японский шпион или диверсант и не подумал даже переправиться с Сахалина на материк. Потому что  были прецеденты. Точнее, один прецедент, но его хватило. А по приказу Берии всё устье Амура этими берёзами обсадили. Сейчас, правда, почти все вырубили.

 - На Лубянке тоже вырубим, - решительно сказал президент. – Хотя, - он задумался. – Не будем торопиться.