Timthriall

Ветер дул со страшной силой, резко и бесцеремонно хватая сонные призраки серых домов, выдувал каждую квартиру в застывавшем сердце и мчался, мчался в слепую бесконечно-мимолётную вечность, ни на секунду не отпуская пыльные души, что витали в полудрёме слишком долго. На улицах таял снег...

Тусклый, словно остывший кофе, в котором отражается вечер, Февраль проводил рукою мертвеца по грубому панцирю однотипных строений. Дома ёршились, царапая бесчувственную кожу, шипели проклятия тому, кто смел потревожить их покой, но сопротивляться неживым касаниям не могли: их всё больше пропитывало отчаяние заблудившегося в лесу волка, и Февраля симфонией оглушил их шершавый вопль. Порыв ветра чуть не сбил месяц с ног и грубо рванул за петлю, алмазным наностержнем оплетающую шею Февраля , но тот лишь усмехнулся, переступая по грязным лужам. Петля на его шее затягивалась сильнее с каждым днём...

Не раз, в широко распахнутых глазах, в кривой холодной улыбке, во влажно-смоляном запахе горных сосен, Февраль видел Марта, его тяжёлые доспехи, похожие на чешую огнедышащих ящеров, глаза цвета драконей зелени и сияющий меч. Взмах - и вот ветер выдувает из квартир отчаяние, оставляя пустоту с горьким послевкусием тюльпанов. А Февраль бежит, стараясь догнать бессердечного бегуна, укравшего чернильно-бумажные стихи. От неумолимой мартовской поступи лихорадит земля, а Февраль держится за запылённый арлекиновый камень, колющийся неровной прверхностью, харкая кровью. Дома хмурятся на него из-под плоских лбов-крыш. Март говорит, а Февраль сильнее вжимается в муссоновые стены, чтобы спастись от инфразвука. Чернила в его ручке закончились...

Но бумага ещё осталась... Один лист. Последнее, двадцать девятое стихоторение. Февраль по привычке трогает петлю на костляво-худой шее и беззвучно смеётся от того, что даже в этот раз, когда жизненный цикл меняет свой ход, одно остаётся вечным: под конец узел, покрытый нетаящей изморозью, уже затянут. Февраль смотрит в окно в рассохшейся раме. Через призму пыли и разводов мир предстаёт в нелепо-аморфном виде. Раз надо писать, значит, надо. Он пишет, пытается писать, но не может. Нет вдохновения. Ни единого намёка на желание писать. И тогда Февраля охватывает ужас. Он выскакивает из своей обшарпанной пустой квартиры, не запирая двери - всё равно здесь нечего красть, - и бежит по улице. Шафраноый свет ослепляет его, тюльпановый ветер сбивает с ног, а звуки тающего снега разрывают перепонки. Февраль без сил падает на нагревающуюся землю, пачкая грифельный плащ, и старается отдышаться, но воздух отказывается поступать в лёгкие. Месяц с какой-то ударной апатией чувствует холод мимолётно живых пальцев и тугую петлю смирительно-холодной удавки. Дешёвая ручка падает в снег, а глаза сумрачно-звёздного цвета закрываются, повторяясь неизбежности. 

Вдруг сильнейший порыв ветра впился в губы Февралю, наполняя его без остатка огненными тюльпанами, проснувшимися ручьями дальних лесов и непробиваемым вайдовым льдом глубоких озёр. Петля разжала оковы и змеёй сползла с тощей шеи Грустного Поэта. Февраль открыл глаза...

Пред ним стояла, сияя и звеня, невысокая девушка в лёгком платье из первых воздушных листков. Голос её был наполнен марто-апрельской мелодией, мелодией горькой, мелодией сладкой, вплетающей зимне-весенние ветры и ясные звуки капели. А в далёких отзвуках Февраль услышал зимнюю оттепель. Она взяла руки Февраля, бесчувственные, серые, в свои, будто сотканые из солнечного света, и помогла ему поняться. Её глаза были полны весенних отблесков на лазоревых прудах, но Февраля не ослепил их блеск. Февраль посмотрел на девушку, от нечего делать танцующую, недоверчиво оглянулся на Марта, который, словно древний дракон, с интересом рассматривал узорчатую шкатулку, выпавшую из-за пазузи у Поэта. Март, заметив его взгляд, недовольно хмыкнул и взмахнул рукой. Порыв ветра толкнул Февраля в спину, заставляя его сделать шаг к Марто-Апрельской девочке. Губы Февраля расплылись в улыбке, отчего с непривычки свело скулы. Дверь старого морщинистого дома распахнулась...

Девочка взмахнула рукой, и ветер мелодично запел о том, как Весна танцует с Зимой. Принимая вызов, Февраль смелым взглядом заставил небо накинуть халат из облаков цвета мокрого асфальта и стать безразличным к Земле. Пошёл мерзкий полуснег, но девочка задорной мелодией заставила его пуститься в пляс. Она словно дразнила Февраля, смеясь песней ветра. И Февраль отзывался, умело дирижируя своим оркестром.Пустая страница наполнялась смыслом...

За ритмом этого сумасшедшего танца Февраль и думать забыл о близкой и неизбежной смерти-возрождении. Он творил и видел пред собой лишь полыхающее теплом и жизнью смеющееся лицо Марто-Апрельской девочки. Внезапно он почувствовал тихий и глубокий шёпот и, оглянувшись по сторонам, осознал, что находится в зимнем лесу. Девочка не улыбалась, и только сейчас Февраль заметил, что уже закат. Закат его последнего, на этот раз точно последнего дня. Но Февраль не хотел расставаться с ней. Впервые цикл не казался ему порочным кругом. В протесте он вскинул руки, и пурга закрыла от него солнце. И в этой загадочно-болезненной тьме Февраль почувствовал, как его сонная душа на миг соприкоснулась с солнечной, бесконечно вечной и бесконечно живой душой. Но миг закончился, и вот он без чувств падает на руки заботливого Декабря. Вечность так мимолётна...

Март смотрел на город с высокого холма. Отныне этот город принадлежал ему, и первое, что он сделает, это выгонет совершенно ненужный февральский дух. Он почувствовал лёгкое касание ветерка. Марто-Апрельская девочка с мягким укором покачала головой, и Март усмехнулся, в его мартовской улыбке засияли последние лучи заката. Он взмахнул мечом, и ветер прогнал тяжелые облака. Девочка подхватила тонкую паутину скелетов созвездий и аккуратно стала плести небольшие звёздные мешочки. Наполняя их теплом, светом и поцелуями безмятежной вселенной, она оставляла их в квартирах удивлённых домов, и они засыпали. Нет, не уходили опять в забвение, а касались манящих тайн космоса, на дорогах которого танцевали Снежный Единорог и Тюльпановый Феникс. Таял снег...