Как дед Федот в Красную Армию ехал

                Воспоминания деда Федота
               (частично опубликованы в журнале «Огонек», 40/4667/Октябрь 2000)

                (8/21) Как дед Федот в Красную Армию ехал

     Я пришёл домой в конце 1918 года… вернулись домой и жили, но жисть была какая-то ненадёжная, везде были у нас в России какие-то банды, носились плохие слухи о падении власти, было жуть слушать, но власть царскую не хотели.
     В 1918-м взяли в Красную Армию меня. Приехал из Змейногорска уполномоченный ревкома, вызвал меня и ещё четырёх человек с села Александровки - препровождение в Змейногорск для комиссии. Все мы пятеро в царской армии были взводными командирами. Приезжаем в ревком Змейногорска, заходим: сидит комиссия и врачи, человек шесть. Посмотрел врач - здоров. Спрашивает меня:
     - Будешь служить честно?
     Отвечаю, как раньше в царской армии, говорю:
     - Так точно, служить буду честно, - а у самого глаз правый не видит, в войну стрелял в белый свет, как в копейку.
     Нас троих односельчан отправляют в город Красноярск. Всего с Змейногорского уезда набрали человек сто пятьдесят, а в Красноярск направляют всего восемнадцать человек. Вот и Овчаренко С., ему сказали: «Вот ты будешь старший группы, езжайте в Красноярск». Никакого направления не дали. Мы с Овчаренко пошли узнать в канцелярию, нам написали: «18 человек, г. Красноярск». Вот и все документы. Делать больше нам было нечего. Овчаренко был почти неграмотный, но член ВКПб; говорит мне: «Прошунин, запиши этих 18 человек».
     Я взял лист бумаги и карандашом записал свой отряд, а то вдруг спросят всех по фамилии-имени. Договорились - все были с разных сёл - съедемся в селе Александровке, а сейчас поедем по домам, с недельку попьём пива и браги самодельной.
     Прошла неделя. Собираемся: всего семнадцать человек. Один уже не явился. В это время было голодно. Пока гуляли дома, мамаши насушили сухарей порядком. Выехали с села, приезжаем в Рубцовск, садимся на первый попавшийся поезд. Ехали до Новосибирска около трёх дней. В Новосибирске пересели на Красноярск. Поехали. Едем, но очень уж тихо: большую часть всё стоим на станциях; до Юрги ехали чтой-то очень долго, по сухарям заметно - отбавляются. Едем, к нам люди в эшелон всё прибавляются. Мы говорим, что мы мобилизованные Змейногорским ревкомом. Едем, просятся к нам в вагон, уже полный насажали. Зачинаем с ними знакомиться. Оказывается, что эти люди, есть - бегут от белых, есть - от Колчака. В общем, всякий народ, хорошие и плохие - спасали всякие себя. Народ весь смиренный, но очень грустный и худой; у нас сухарей тоже становится уже мало. Но эти люди смотрят на нас, нам уже сухари грызть не совсем по-товарищески, и поделиться мы не в силах: очень их много голодных. Едем уже как неделю, подъезжаем, кажется, к станции «Тайга». Стоим целые сутки. Подъезжает бронепоезд с пятью вагонами, останавливается в упор нашему поезду. Немного погодя выходит с вагонов человек пятьдесят-шестьдесят, идут к нашему поезду, дают команду: «Выходи с вагонов!» А наш поезд не военный, ехал всякий сброд кто куда, никто правильно не ехал. Кто от власти прятался, кто убежал с армии, и каждому, видимо, хотелось домой. Наш поезд ставят в тупик. Я был все же смелый, вот на меня и обратили внимание, заранее попросили, чтобы я сказал за всех, то есть за свой вагон. Подходят вооружённые к вагону: «Выходи!» А сами бряцают затворами. Некогда было мне защищать весь вагон свой, стали выскакивать, как пробки. Наш вагон задний, к нашему вагону подошли уже.
     С вагонов вышло человек пятьсот. Мы вышли с вагона, нас семнадцать человек, едем вроде бы в часть. Мы держимся все кучкой, мы всё же записали сами себя. Этот бронепоезд нас очень перепугал, с вагонов выгоняли, и некоторые сопротивлялись, они их били, признали как банды и стали некоторых арестовывать, и в сторону. Мы были этим очень напуганы. Нам дали команду: «Не расходись, кто тронется - убьём!» Люди все голодные и худые, оборванные, просто смотреть жуть…
…Мы - кучкой семнадцать человек. Но долго ли скоро, а с нами тоже что-нибудь да будут делать. Я из этих семнадцати человек был самый молодой, отчаянный, храбрый, сильный и дурной. На меня ещё раньше показали эти мои товарищи: «Чтоб только ты действовал, ты более смелый и хороший, у тебя что-нибудь да получится в нашу пользу». Стали меня просить не на шутку, а всурьёз. Мне в то время шёл двадцать пятый год, была одна Даша, а Паша ещё только хотела быть.

               (Старшие дочери деда Федота, Дарья и Прасковья.)

     Посоветовавшись, я решил идти прямо к командиру в бронепоезд.
     - Разрешите, - докладываю. - Мы с Змейногорска, ревкомом мобилизованные в Красноярск. Нас семнадцать человек, направления в часть и документов никаких нет.
     - Как же верить вам?
     - У нас есть список, можете всех нас опросить.
     Веду всю команду, спрашивает:
     - Вы все командиры царской армии, едете с охотой в часть?
     - С охотой.
     - Я вам верю, только осторожнее, идите в свой вагон, сейчас поезд отправим.
     Мы идём к вагону и говорим: «Охота хуже неволи». Но назад нам возвращаться нельзя, потому что нас ревком сельский проводил в армию. Пока вагон стоял, к нам налезло полно - бронепоезду, видимо, надоело с нами возиться, они не стали, видимо, всех проверять. Часть подозрительных посадили с собой в вагоны. Видят, что народ  весь измученный и бессильный - он им тоже не нужен. Сказали, кто убежал от Колчака или из другой банды, бегите домой, там видно будет.
     До Красноярска ехали около трёх дней. Хлеб иссох. Когда ехали, многие ко мне подходили в вагоне и говорили: «Я тоже с вами буду, товарищ командир!» Я говорю, я не командир, но поедемте вместе, не жалко вагона, всё легче будет.
В Красноярске на вокзале с поезда вышло около двухсот человек. Никого, никакого начальства не находим на вокзале. Подходим к одному с повязкой на рукаве. Упрашиваю, где можно найти часть. А к нам к семнадцати уже ещё подстраиваются человек пятьдесят; мы думаем, вот приведём в часть сразу целый взвод. Мы спрашиваем его, он, видимо, насмеялся или какой-то бандит, говорит нам: «Идите от Красноярска километров восемь, там военные казармы».
     Идём, за нами хвост хороший. Приходим на место, там верно - какие-то бараки наподобие казарм. Видимо, ктой-то был у них, но сейчас никого здесь нет. Занимаем один барак, пересчитались, нас всех оказалось шестьдесят человек. Переночевали, мы лежали поодаль, свои семнадцать человек, из них мы трое - свои деревенские. Всю ночь советовались, вот попали в командиры, побьют нас ночью. Лежим, всё же сентябрит, холодно. Мы сильные, а эти все истрёпанные. Чуть свет подходит к нам, вернее обращаются ко мне, как будто я каптенармус, у меня хлеб. Я думаю, ну вас к чёрту, я вас сюда с собой не тянул. Подходит ко мне: «Уставай». Думаю я сам себе: «Попался я!» Говорит мне: «Товарищ начальник, хлеба надо, что же мы будем есть?» Так мне заявляют люди. А некоторые утром стали уходить. А мы посмотрели, публика хорошая, надо чтой-то делать, а то съедят главарей, нас. Идти в город. Пошли трое: Прошунин, Овчаренко, Дубаков - односельчане. Надо же нам узнавать обстановку и довольствие.
     Походили по Красноярску, нигде ничего не узнали. Люди всё какие-то не очень-то гостеприимные, суровы. Просили у людей хлеба - плохо дали. Идём ни с чем. На дороге попалось кладбище. Зашли на него. Подходим к братской могиле. Семьсот пятьдесят человек в одной, в другой - пятьсот, в третьей - двести. Только дощечки - написано, сколько в могиле.
     Приходим в казарму. Вечер. Нас, конечно, ждали, особенно у кого нет хлеба. Но за день людей отбавилось малость. Спрашивают: ну что? Ничего. Некоторые вознегодовали, особенно на меня. Я сказал, что я вас не тащил за собой, идите, куда знаете, особенно, у кого дом близко - домой.
     Ночевали ещё и ещё. Решили ходить просить куски и, всё же, одновременно узнавать, где можно влиться в часть. Надоело нам это, прожили так вот около дней десяти, ходили и узнавали.
     Здесь в Красноярске чего только не было. Что нас ждёт, всё же разведали. Что надо отседова уезжать только в город Томск, там часть найдём. Я сказал:
     - Кто хочет ехать в Томск? Некоторые говорят, там тоже хорошо, ведь дают люди добрые хлеб, вот и ешь на доброе здоровье.
     Но нам надо определиться, нас из села проводили и военная комендатура Змейногорска знает о нас. В бараке осталось мало. На станцию пришли ночью. Ещё от нас откололись чужие, а мы семнадцать едем. Садимся в дровяной вагон, что насобирали, какие куски - подходят к концу. Дорога длинная и тяжёлая. Иногда ещё задерживались, чтобы пособирать кусков. Пока ехали к городу Томску, всё разузнавали, какие части там. Люди говорят плохо о них, что эти части многих арестовывают. Людям это не нравилось. Дорогой мы пятеро решили в седьмой батальон, а остальные двенадцать - в другую часть.