Предчувствие

      Катерина Михайловна, невысокая миловидная женщина лет пятидесяти, с молодых лет верившая в Божью защиту,  постоянно молилась за своих родных и близких, особенно за детей. Их у неё был восемь и за каждого она переживала, и каждому просила защиты у Всевышнего.
 
Однажды, когда дочь Сима, как обычно, приехала в отпуск в деревню, с  нею произошла история, которую Катерина Михайловна прочувствовала всем  своим материнским сердцем, и, которая укрепила её веру в силу молитвы.
               
      Ранним утром, когда стадо коров только-только прошло за околицу,  Сима, соскучившаяся по родным местам, желая пробежаться по утренней прохладе за водой, и заодно  полюбоваться  красотой родной деревни, легко подхватив в руки два здоровенных ведра, выпорхнула за калитку. Колонка была недалеко и хорошо просматривалась со двора. Катерина Михайловна, проследив  понимающим взглядом за дочерью, отправилась управляться по хозяйству, прислушиваясь между делом к скрипу калитки,  чтобы в который раз полюбоваться "на родную дытыну". Время шло, а дочь все не возвращалась, Катерина Михайловна прошлась к колонке и, напрягая зрение, пристально оглядела округу. Увы...Симы нигде не наблюдалось.   К сердцу Катерины Михайловны начала подступать необъяснимая тревога. Она не могла понять, куда запропастилась ее взрослая дочь: в доме ее нет, у колонки нет, во дворе и огороде тоже нет.  Уходить куда-либо без предупреждения было не в Симиных правилах.
 
       Тревога усиливалась и Катерина Михайловна, не зная, что же случилось, но зная порывистый характер дочери, и её порой не всегда предсказуемые действия,  начала  горячо молиться о том, чтобы Господь уберёг Симу от всего плохого...

        А дочь, набирая из колонки воду, залюбовалась неброской картиной родных мест: небом, выцвевшим за лето, низко опустившимся к увалу, по которому все вверх и вверх пролегала дорога в соседнее село; полями: желтыми, зеленоватыми и такими грустновато-милыми в своем августовском наряде; сопками, много повидавшими на своем веку, молчаливо стоявшими на страже невдалеке от околицы.

        Как радовали глаз невысокие  увалы на западной стороне села, широко, с ленцой тянущиеся к горизонту, как веселили душу разноцветные платки полей, разбросанные там и сям!.. Сима физически ощущала тот  незабываемый   запах душистого  разнотравья  на ближних и дальних покосах.

        Переведя взгляд в сторону крутого изгиба речки Утёсной, Сима стала усердно всматриваться в тёмно-зелёное пятно; там за ивовой гущей, буквально в пятидести метрах от речки, лежало с отбитыми и осыпающимися краями, озеро Китайское. Фамилию того, кто его так назвал история не сохранила, но рядышком и другие озерки, с такими же ясными глазками - блюдцами, только чуть поменьше, носили не менее экзотичные названия: Японское и Корейское.
 
       Озеро Китайское, за которым раскинулся широкий покос, было самым лучшим местом купания босоногой детворы!  На его  восточном берегу был трамплин из глины и грязи. С шиком проехав по трамплину, можно было с разгону шлепнуться в воду, подняв целую тучу брызг, и , сидя по пояс в мутной, коричневатой воде, бить по ней ладонями и орать, и визжать от восторга! Следующий купальщик мог свалиться тебе на голову или шею, и тогда криков и восторга было еще больше!

        Небольшая часть озера заросла аиром и рогозом, а берег  с которого слетали в воду, усердно  атаковали орешник, боярка и разная полевая трава.
К Троицину дню дети бегали сюда за цветами и плюшняком (аиром), и когда потом всё это вносили в дом, то запах меда, травы, невыразимой свежести наполнял его и надолго давал ощущение праздника и радости...
 
        Неожиданно, прервав воспоминания, из дома, напротив колонки, вышел пожилой сосед дядя Ваня  и, натягивая одной рукой на лоб соломенную, видавшую виды шляпу, другой придерживая ведро, устремился к мосту через не глубокую, заросшую ивой, речку Утесную.

        “Наверное, за грибами отправился”- смекнула Сима, и какое-то ещё не осознанное возбуждение охватило её всю и, она тут же поспешила к калитке родного дома, по пути сразу решив для себя тоже помчаться вслед за соседом.
Утро располагало к этому, туман еще кое-где цеплялся за деревья, а солнце уже грело сырую после вчерашнего дождика землю. Сима стараясь не плескать, внесла  вёдра в коридор, не заходя в дом, сдёрнула со стены корзину, и тут же пустилась вдогонку за соседом. Дядя Ваня шёл быстро и догнать его все не получалось.
 
         Дойдя до речки, он вдруг неожиданно  исчез в высоких зарослях травы и ивы.  Было непонятно куда он подевался. Постояв в нерешительности на мосту, Сима, оглядываясь, в надежде увидеть так неожиданно исчезнувшую цель,  направилась в сторону  безлесного невысокого увала. Там, на самом  его верху, где часто паслось деревенское стадо, росли луговые шампиньоны.
 
         Ускоренным шагом, Сима  вышла на увал и начала собирать  грибы, стайками притаившиеся у коровьих лепешек: там и травка повыше и питания побольше.

          Вокруг стояла абсолютная тишина, не слышно было даже птичьих трелей, только солнце, небо и большое зелёное поле. Всё дышало покоем и умиротворением. Сима увлечённо собирая грибы, успевала и полюбоваться, и поговорить с ними от избытка чувств. Корзина была почти наполнена, когда вдруг, ни с того ни с сего, непонятная тревога острым коготком, коснулась Симиного сердца  и уже больше не отпускала ни на минуту. Она, такая никчемная и чужеродная среди всей этой  утренней благодати, цепко удерживала Симу в своих тревожных объятиях, заставляя время от времени поднимать голову и,  внимательно осматриваться вокруг, прислушиваясь к каждому звуку. Тревога, внезапная и нежданная, всё нарастала.
 
          “Пойду-ка я домой,”- решила Сима.
          Она тут же взяла корзину  и, напоследок, внимательно всматриваясь, оглядела  окрестность.
 
          Тишина, ничем не нарушаемая звенела, а тревога всё нарастала, давила,  и, как оказалось, не зря.
 
          Сима еще не успела отвести взгляд от верхушки увала, где небо и земля слились в одну линию, как вдруг эту линию перечеркнул силуэт огромного быка с раскидистыми рогами. Выскочив на увал, и увидев темно-красную рубаху Симы, он на мгновение замер, как  замерла в это мгновение от ужаса и она.
“Боже! Вот она, моя тревога,”- только и мелькнула мысль.

          Мгновенно сдернув с себя  рубаху, чтобы лишний раз не ярить быка, разом вымахнув из сапог, Сима, не раздумывая, что было духу, помчалась босиком  по полю, по стерне,  к речке, надеясь там найти спасение в зарослях ивы. Бык радостно рванул за нею, увидев в ней мишень, за которой можно гнаться. Гонка началась!
 
          Оглядываясь, Сима видела, что бык бежит за ней след в след, сокращая расстояние. Их разделяло метров тридцать. Было невыразимо страшно! В голове билась одна мысль: ”Господи, помоги!”, а изо рта несся  хриплый вопль: “Помогите!”, который кажется только подзадоривал быка.

         Не сбавляя бега, Сима со стерни, которая основательно изранила босые ноги, перебежала на вспаханное поле и оглянулась, бык несся за ней по пахоте с той же скоростью и, казалось, с огромной радостью.
 
         Не теряя надежды, что всё же она успеет добежать до речки, Сима, обгоняя саму себя, и продолжая взывать о помощи,  мчалась по вспаханной полосе ничего не замечая, и почти ни на что не рассчитывая... Мельком взглянув в другой конец этого бесконечно длинного поля, неожиданно увидела трактор “Беларусь”: эта свежевспаханная полоса, по которой неслись наши “гонщики”, была  проделана им совсем недавно, буквально несколько минут назад.

         Трактор шел вниз к реке, в том же направлении что и наши бегуны. За шумом мотора крика слышно не было, но имея привычку во время вспашки оглядываться на плуг, тракторист, в который раз взглянув в заднее окошко, вдруг увидел бегущую девушку в светлой майке и мчащегося за ней разъяренного быка.

        Не мешкая ни минуты, подняв плуг и круто развернув машину, тракторист помчался навстречу. И во время! Он только успел открыть дверцу кабины и за руку втащить в неё Симу, как бык подлетел к машине и начал описывать вокруг неё круги, бодая  рогами огромные колёса.
“Слава Богу, спасена!”

        Заливаясь слезами от радости и пережитого страха, Сима пыталась слушать рассказ тракториста (им оказался сосед, живущий напротив материнского дома) о том, что его сегодня "занарядили" пахать это поле, хотя до этого планировали послать его на другой массив, что это не бык, а корова, которая убежала из совхозного стада, и в поле отелилась. Корова не доенная, вымя расперло от молока и, от боли она совсем очумела. Приняв Симу за доярку, она помчалась за ней, надеясь получить облегчение...

        Чуть позже  тракторист попытался ведром приманить корову к себе, но она побегав вокруг трактора,с силой пободав и не осилив железную махину, задрала голову, опять понеслась на вершину увала, и вскоре скрылась из глаз.
Сосед подвез Серафиму к её вещам, стоявшим у края не вспаханного поля,  забрал  всё в кабину, довез пассажирку до моста, от которого ей до дому было метров триста, и, спросив на прощание: ”Дойдешь? Не боишься?”,  развернулся и поехал продолжать свою работу.

        Сима шла домой под впечатлением пережитого. Огромная радость, что весь этот кошмар так благополучно закончился, что она живая и невредимая возвращается домой, заставляла ее еще и еще раз повторять:
”Слава Богу, что все обошлось!”

       Катерина Михайловна сразу поняла по взволнованному виду дочери, что  произошло что-то необычное. А после её эмоционального рассказа, матери стала понятна тревога, заставлявшая непрестанно молиться за дочь.