Гриня, Глава 8

Как выяснилось, радовалась я рано. За пять минут до выхода сгорела бухгалтерия с кучей срочной почты. После обработки оной и отстаивания долгой, как назло, очереди на отправку, я взглянула на часы и ужаснулась: рабочий день уже часа два как закончился. Оставалось только скрежетать зубами.

Вернулась я домой взъерошенная и озверевшая, но с надеждой, что хоть дома все будет нормально и на меня снизойдёт умиротворение. Но тщетно. Впрочем, этого и следовало ожидать от такого на редкость гадостного дня.

- Ты пришла? - проорала из комнаты ма, легко перекрывая рёв телевизора.
Был соблазн ответить "нет", что я немедленно и сделала.
- Я сейчас с бабкой разговаривала, - на лице ма отобразилось прохождение всех кругов ада разом, - это какой-то кошмар!
- Да-да, я сейчас ей позвоню, - метнулась я к телефону.

От работы до дома было десять минут ходьбы, но и этого времени мне хватило, чтобы переполниться превеликим сочувствием к бабушке. Слезы стояли в глазах, когда я открывала дверь. Естественно, первое, что я сделала, влетев домой, это схватила трубку и принялась звонить бабушке. Минут сорок бабушка лила слезы, а я её утешала всяко, как могла. Потом бабушка заговорила насчёт Святого Долга с большой буквы, ибо все мы в этом мире тленны, и, к тому же, это она, одна она, виновата в смерти сестры, и прочая и прочая...

Когда к исходу третьего часа я, совершенно одурев, умерилась таки распрощаться с бабушкой "до вечера", - подразумевался ещё один созвон, - уже сгущались сумерки. Я торопливо стянула с себя уличную одежду и поспешила ужинать.

Сочувствие моё к тому времени начисто рассеялось, ибо бабушкины представления о Святом Долге и общечеловеческие представления о разуме коренным образом расходились. А так как бабушка была весьма твёрдой и упорной старушкой, а я была связана необходимостью быть соболезнующей и деликатной, то под конец я совершенно посинела от злобы и позеленела от усталости.

Как показало дальнейшее, это были только цветочки...