Совок. Конец шестидесятых, начало семидесятых

                Жизнь в среднем.
Наши друзья в отпуск тоже большей частью путешествовали. В Советском Союзе все жили «в среднем». Разница укладывалась в бытовой уровень, но разница эта могла быть существенной. Если рабочий получал вполне приличную пенсию – больше 90 р., то служащая (мама) получала всего 37 р.
 Сохранилась тетрадь, где мама записывала стоимость только тех покупок, которые делала  она. За неделю она потратила:
13.09.71 Хлеб-32к, рыба-67к, носки-90к – всего 1р. 89к.
14.09.71 Свинина-3р.80к, треска-78к, персоль-30к, материал-2р.2к, телефон-1р.85к. – всего 8р. 75к.
15.09.71 Молоко 56к, хлеб-30к, сметана-1р.70к, масло-70к, автобус-06к. – всего3р.32к.
16.09.71 Молоко 56к.
17.09.71 Мука-35к, яйца-8р, яблоки-80к, виноград-1р.80к, груши-80к. – всего 12р. 31к.
17.09.71 (видно второй выход в магазин) Рыба свеж-1р.86к, колбаса-1р02к, колбаса-84к, кефир-60к, кепка-1р.90к. – всего 7,94.
18.09.71 Молоко-84к. тесто-38к. треска-1р. пшено-48к. мыло-38к. – всего 3р.08к.
19.09.71 Баранина-2р. масло-64к. кефир-31к. – всего 2р.95к.
20.09.71 Хлеб-43к. стир. порошок-88к. – всего 1р. 31к.
Снабжение молоком в это время наладилось – его можно было купить и днем. В магазине «Мясо. Молоко» поставили большой бак, и покупатели сами, по методу самообслуживания, наливали себе молоко в свои емкости, а кассир по опыту, на глазок оценивала – насколько в трех литровую посуду налито больше трех литров, и соответственно называла цену покупки. Правительство искало путь к нашему благополучию. В очередях мама не стояла, мясо, яблоки, виноград, еще что-то покупала на базаре
На базар и по магазинам ходила не только мама, но то, что мы тратили на покупки, мы не записывали. Было интересно, но руки не доходили.

 Хотя, я наткнулся на попытку какого-то анализа в 1964-м году.
На базар мы тратили около 90р в месяц, в магазинах на продукты примерно 95р, т.е. почти поровну. Из них на базаре за месяц мясо 40р. яйца 18р. фрукты 12р. В магазине за месяц 18р масло, 5р сметана, 4р сахар.
Общий расклад такой: примерно две трети из общего дохода на продукты и немного больше одной трети хватало на квартиру, одежду, путешествия, поездки на курорты (Рита 6 раз в Крыму по месяцу была – три раза с нами, когда дети были в подходящем возрасте) и прочее, и прочее.  Нужными и удобными механизмами мы не пренебрегали: холодильник, пылесос, стиральная машина, электрокофемолка, электросоковыжималка, электромясорубка.
Рита, помнится, получала около140 р., а в те годы, когда была на инвалидности, получала 90 р., мамина пенсия 37р, я с разными доплатами – 180 – 230. В какие годы Рита была на инвалидности, я не помню -– не отложилось в памяти. Жили в достатке.

 Нет, мы не шиковали. Если на обед был куриный суп с лапшой, то мы курицу делили на 5 частей, и Егор однажды спросил, можно ли когда-нибудь съесть курицу целиком, а не делить её и не оставлять другим. В печати тогда обсуждались вопросы сравнения нашего благосостояния с зарубежьем, и я для интереса подсчитал свое потребление. Оказалось, что наша семья потребляет 54 кг мясных изделий на человека в год. Это примерно как в самых развитых странах Европы. А еще на ужин рыба, на завтрак яичница. Рыбы в стране потребляли много. Когда истребили морского окуня, перешли на камбалу. Про камбалу народ злословил: «почему камбала плоская? Да потому, что на ней весь народ сидит». Когда съели камбалу, перешли на нотатенью, затем на палтуса, потом на хек серебристый и сейчас съедаем минтай.

Независимо от благополучия, все кто ездил в командировки,  дешевое магазинное мясо сумками волокли из Москвы. И не только мясо, из Уфы везли головки сыра, сразу на всю бригаду. В нашей семье сыр был продуктом не первой необходимости – мы не питались всухомятку, и на завтрак, и в обед и на ужин в нашей семье было приготовленное мамой горячее. В достатке были базарное мясо, масло, яйца, сметана, молоко, сахар, ну и крупы, картошка, капуста, хлеб. Мандарины и апельсины делили дольками.


В отношении качества питания интересно замечание, высказанное Хрущеву Гарстом. Гарст – американский фермер миллионер – был приглашен Хрущевым, чтобы тот познакомился с нашим сельским хозяйством и высказал Хрущеву свои соображения на этот счет. Уж не помню, что там говорил Гарст, но на одно замечание я обратил внимание. Гарст выразил удивление, что у нас в качестве широко доступного продукта используется настоящее сливочное масло, несоленое, соленое, холмогорское, вологодское, еще какие-то. Жирность масла не указывали – это было масло. Разве хватит на всех такого масла? Надо в питании шире использовать подсолнух, сою. Почему-то мне запомнилось слово «шрот».
В газетах появились статьи о том, что за рубежом умеют делать такой вкусный маргарин, что его от масла не отличишь. Только после реставрации капитализма у нас появился такой вкусный маргарин, называемый каким-либо маслом, и исчезло у нас Вологодское и Холмогорское масло в ящиках.
В походы мы брали только топленое «русское» масло, которое в принципе не портится. После 90 года оно исчезло, но недавно, где-то около 2000 года, я увидел «Топленое масло» в супермаркете, тут же, не глядя на цену, хотел купить, а когда посмотрел, то цена мне показалась подозрительно малой. Стал читать этикетку и увидел, что оно на растительной основе. Нет, это не «Русское масло», и поставил упаковку обратно на стеллаж. На новгородских торгах наше топленое масло за рубежом называлось «Русским» (не топленое не довезешь – холодильников не было)

Не все мясо съедала Москва и командированные. То мясо, которое доставалось провинции, продавали в переработанном виде. Свободно продавались в магазинах окорок, колбаса, копчености  в среднем по 3 с полтиной и считались дорогими, да и щи с ними не сваришь. (Мясо в магазине 2,8р. на базаре 4,5р). Однажды, когда наш отдел дежурил в народной дружине, в магазине «Мясо. Молоко» выбросили пельмени. Давали по 7 кг – мешок на троих. Дело было зимой, мы бросились в магазин, заняли очередь, оставили несколько человек стоять, а сами пошли дежурить, пока не подошла очередь. Правительство думало, что неизменные низкие цены, когда выбрасывают и дают, демонстрировали наши успехи. Видно орган, которым они думают, был у них невысокого качества.

Народ смеялся, что мы так двигаемся к коммунизму. Великий эксперимент проваливался, руководители, не понимали, почему это происходит, Чего им (нам) не хватало? Ведь все было: и колбаса настоящая, и масло настоящее, а на базаре мясо свежее, и фрукты абхазские, но постоянно что-то было в дефиците  и это мы должны были «доставать».
Руководители растерялись и явно не знали, что дальше делать. Вернуться к дохрущевскому «крепостному» праву, когда колхозники работали «за так» - за сто грамм зерна, они уже не могли, но продолжали почти ; производительных сил общества тратить на производство вооружений. Правительство все еще мыслило категориями Мировой пролетарской революции, и полагало, что чувство удовлетворения от «победной поступи социализма по планете» заменит нам дефицит.

А вроде так все блестяще начиналось. Россия рывком выскочила в главные державы мира. Не понимали они, что величие страны определяется не стальными латами, которыми она прикрылась, а состоянием организма, который под латами. А организм этот ковал латы не от избытка сил, а работая на износ, т.е. быт катастрофически отставал от уровня возможностей производства.

Сталин понял необходимость перемен, и написал об этом в работе: «Экономические проблемы социализма», где провозгласил, что главной задачей социализма является наиболее полное удовлетворение потребностей людей, и, к сожалению, или счастью, «загнулся», но скорее к счастью, судя по «Делу врачей» и «Ленинградскому делу».

А потребности людей, кстати, весьма различны. При средне одинаковом уровне, приоритеты в расходовании почти одинаковых средств и самоорганизованность людей различались весьма существенно.

Как-то, лет тридцать тому назад, по дачным делам я зашел к сослуживцу Андрею, и он, между прочим, похвалился обилием приобретенного им хрусталя. Меня это так поразило, что до сих пор помню. Мне бы в голову не пришло свой средний по стране доход на это расходовать.
Другой сослуживец – Юра начал работу молодым специалистом, когда у меня уже была первая категория, а ко времени формирования нашей компании купил «Жигули» и построил двухкомнатную кооперативную квартиру, но, как он говорит, мясо на базаре не покупал – довольствовался тем, что привозил из частых командировок. Позже они с Линой завели второго ребеночка. Затем они получили от завода трехкомнатную квартиру, а кооперативную продали. Юра во всем был организованнее и на работу он ходил при галстуке и носил с собой расческу, да и в работе мне всегда нравились его рассуждения, отличающиеся крайней конкретностью и здравостью.

 Ольга Гребенникова, которая была так же безалаберна, как и я, восхищалась Юриной посадкой картошки – рядки ровные, на одинаковом расстоянии друг от друга, заранее просчитано количество необходимых клубней, клубни, проросшие и прошедшие закалку (стратификацию). Урожаи отличались не сильно, Ольга говорит, что % на 20 – 30 его урожаи были выше наших, такое превосходство мы не считали существенным – вот если бы раза в полтора – два – тогда – да. Богатые мы были натуры. Ну, а если серьезно, то это в какой-то мере отражает нашу беззаботность. И Юра был беззаботен, может быть, в меньшей мере. Но был с ним забавный случай.

 Дом, в котором он жил, стоит у магистральной автодороги Москва – Куйбышев. По пути из города в гараж, он заскочил на минутку домой, оставив машину на обочине. 
Вспомнил он о ней после того, как милиция на третий день обратила внимание на брошенную машину.  И это тоже в какой-то мере отражает беззаботность. Беззаботность в отношении своего будущего – нас не окутывал, как туманной мглой, страх. Мы были свободны от страха. Но этого мы тогда не ощущали – это было само собой разумеющимся.
Ребята, потомки, на счет свободы и страха – это мое личное восприятие жизни, и кто-нибудь, наверное, прочитав эти строчки, не будет согласна со мною. Дело в том, что у кого-то сохранился страх каких-нибудь новых дел врачей.

Но, но, но, но. И, и, и, и.
Все, все, все, все мы мечтали о СВОБОДЕ, понятия не имея, что она дает рядовому человеку.
А кто-то не только мечтал, но и пытался что-то делать. Появились диссиденты, но мы на них смотрели как на некоторую экзотику. А какой-то пылкий борец за свободу, видя добродушную, но бездейственную нашу реакцию на потуги новоявленных революционеров,  в отчаянии пытался на въезде в Кремль застрелить Брежнева. Кортеж возвращался со встречи очередного космонавта, но на этот раз машина Брежнева въехала в Кремль через другие ворота. Другого случая могло не представиться и самоотверженный террорист, чтобы продемонстрировать миру наличие протеста существующему строю, ранил космонавта. Правительство публично не могло признать его борцом из народа, обвинить его слугой иностранных государств тоже не могло, и объявило, что он сумасшедший. 
 Мы и этому террористу добродушно сочувствовали. Нам хотелось не только голосовать, но и выбирать, и чтобы в газетах критиковали правительство. Зачем? Зачем это надо –  понятно, а вот что из этого получилось, мы узнали после 91-года.