Шепот среди ночи

                «Ты прости меня за эти преступленья колдовства».
                Ларичева «Шабаш»

                Артуру


            Канун Дня всех святых. Признаться, я даже не знаю, когда в этой стране стали отмечать данный день. Так как уезжал я отсюда в раннем детстве с родителями, вернулся совсем недавно, то есть в осознанном возрасте, а местными праздниками я сам не интересовался. Но дело в том, что в этой стране у меня много родственников, так что после моего возвращения они, словно комары в начале лета, облепили меня со всех сторон. Те, что постарше, шибко любят причитать о том, как было раньше, а при наступлении Хэллоуина не поленятся назвать этот праздник происками Дьявола.
            Сказать по правде, хоть я и вырос в стране, в которой Хэллоуин отмечали ежегодно, сам я к этому дню почти равнодушен. Вот раньше он мне нравился. Я любил слушать жуткие истории и странные легенды, но после восемнадцати интерес пошел на спад, а к двадцати шести годам весь выветрился, но из-за своих друзей я до сих пор отмечаю праздник, к которому, так или иначе, я уже привык.
            Этот год не был исключением, мои друзья уже ожидали гостей. Так что я вышел из дома, сел на свой мотоцикл и надел шлем. Если сегодня меня спросят, кого я изображаю, отвечу, что я — серийный убийца или маньяк. Мой прикид за это вполне бы сошел, так как я был в черных брюках, черной водолазке и темном пуловере. В общем, ничего необычного, а по случаю Хэллоуина удосужился нацепить черные кожаные перчатки. В последнее время к друзьям я приезжаю ненадолго. Можно сказать, я приветствую каждого, с кем-то мы перебрасываемся парой фраз, а потом я уезжаю. У всех моих друзей уже есть свои семьи, то есть не просто супруга или супруг, но и дети. Поэтому я, все еще холостой мужик, считаю вредным проводить с ними слишком много времени.
            Одна пара из нашей компании живет в частном доме и несмотря на то, что они не выросли на Хэллоуине, все же отмечают праздник в американском стиле. Возле дома у них всегда светящиеся тыквы, дом обвешан гирляндами, а под окнами обязательно стоит чучело. Кажется, все вместе взятое не особо радует соседей, однако дети испытывают подлинный восторг, а это, как правило, означает дикий шум. Так что сегодня я тоже не задерживался.
            Едва я успел зайти, как телефон завибрировал от нового сообщения, а содержимое смс на мгновение сбило меня с толку.
            «Приходи на кладбище», — гласило сообщение с незнакомого номера.
            Я был абсолютно трезвым, а подростковую дурь из меня окончательно выбили, когда мне было двадцать, так что я положил телефон на тумбу в прихожей, не принимая всерьез хэллоуинские приколы.
            Кстати, на входе меня обокрали дети. Денег они, конечно, не брали, но в момент расхватали все сладости, что я принес, и с громким смехом убежали в детскую, которая была наверху. Друзьям я выдал свое подготовленное оправдание: мол, на работу рано завтра, надо выспаться. Меня назвали стариком, который разучился веселиться, и буквально через час я оттуда слинял, но до дома не доехал. Мой мотоцикл заглох в нескольких кварталах. Я выругался и вспомнил, что поехал через улицу, по которой ездил в крайне редких случаях. В нескольких шагах от того места, где я заглох, было кладбище. Было оно, как ни странно, заброшенным, в том смысле, что по сей день его никто не вздумал перекопать и втиснуть на его месте очередной торговый центр.
            Я пялился в ту сторону, как ненормальный, а потом вспомнил еще и про сообщение, которое пришло мне у друзей. И тут я подумал: а не их ли это рук дело? Уж больно похоже. Так что я стащил с себя шлем, слез с мотоцикла и пошел на кладбище, желая выяснить, кому из друзей пришла такая идея. В иной день я бы сказал, что другого такого идиота, который поплелся поздним вечером на кладбище, надо еще поискать, но сегодня Хэллоуин, так что таких, скорее всего, немало. По крайней мере, именно этой мыслью я себя занял.
            Очень скоро где-то в самом конце небольшого кладбища я вижу девушку. Ее тонкие ноги выпрямлены, сама она стоит на носочках, а спиной лежит на средней высоты бетонном, почти разваленном, ограждении. Не могу сказать, что я принял ее за человека, пребывающего в здравом рассудке, но мне почему-то стало поспокойнее. Она легко и медленно размахивала руками, что-то подпевая себе под нос. На ней было темное платье и синтепоновая куртка.
            Я зашагал вперед, под ногами только хрустели ветви и сухая листва. Услышав шум, девушка выпрямилась и настороженно посмотрела на меня.
            — Привет, — попытался я проявить дружелюбие.
            — Ты дурак? — недовольно спросила она. — Тебя что, не учили тому, что нельзя нарушать чужой покой?
            — Что ты здесь делаешь?
            — А ты?
            — Кажется, меня кто-то разыграл, — неуверенно ответил я.
            — Захватывающая история.
            — Ну а ты?
            Она молчала.
            — Это ведь простой вопрос.
            — Ты на кладбище, не заметил?
            — И что с того?
            — Вдруг ты опасен?
            — С чего ты взяла? — спросил я.
            — Тогда не задавай свои вопросы. Будто я пробралась на секретный правительственный объект.
            Я пожал плечами.
            — Не удивлюсь, если так и есть. Все же странное место для посиделок.
            — Сегодня Хэллоуин. Что здесь странного?
            — Это понятно, — махнул я рукой. — Но ты без друзей.
            Она с непониманием посмотрела на меня.
            — Моя мама говорила, что нужно бояться живых, а не мертвых. С тех пор я перестала бояться этих мест.
            — Живых я хотя бы знаю, а вот мертвых пока не встречал.
            — Что, и сегодня безуспешно?
            Я не ответил. А оглядевшись вокруг, увидел, что в другом углу кладбища, возле неизвестной могилы, стоят несколько больших свечей-бочонков.
            — Ты принесла? — спросил я девушку, кивая на свет.
            — Не я, — говорит она.
            — Ясно.
            — Просто кто-то отмечает Хэллоуин.
            — Так вот что ты здесь делаешь — отмечаешь праздник.
            Девушка молчит.
            — Что, один из любимых?
            — Раньше — нет, теперь — тем более, — безразлично сказала она и села на старую полуразвалившуюся бетонную лавку.
            После этого дня мы встречались с ней на кладбище раз в неделю. Мы никуда не ходили, мы не развлекались так, как обычные люди. Я считал ее сумасшедшей, и она мне ни капли не нравилась, то есть никаких чувств как к женщине я к ней не испытывал. В каждый последующий за нашей встречей день я говорил себе, что больше не встречусь с Алисой — так ее звали, — но ровно через неделю я вновь шел с ней повидаться. Не могу объяснить, почему я все-таки приходил, но к концу недели я выдыхался, работа стояла поперек горла, а время, проведенное с друзьями, не всегда шло мне на пользу, поэтому в воскресенье я шел сюда. Первое время мы больше молчали. Наверное, тогда просто была нужна компания. Только потом, по истечении немалого срока, как-то незаметно, но в то же время резко мы стали обсуждать едва ли не каждую мелочь, которая раньше меня и вовсе бы не заинтересовала.
            Последующей за осенью зимой выпало много осадков, так что каждые выходные нам с Алисой приходилось прочищать дорожку к концу кладбища. В феврале мы от этого наконец смогли отдохнуть, так как осадков не было, все дни были ясными и сравнительно теплыми.
            Снова воскресенье. Я подхожу к Алисе и дергаю ее за прикрепленный сзади хвост.
            — Эй! — возмутилась Алиса.
            — Что это такое? — сдерживая смех, спросил я.
            Она гордо вскинула голову.
            — Сегодня я была львицей.
            — Где? На детском утреннике?
            — Похоже, что один добряк подбросил тебе немного активности? Что с тобой сегодня?
            — Ничего, — улыбнулся я и сел на скамью. — Ты понимаешь, что происходит?
            — Ты о чем? — спрашивает Алиса, когда садится рядом со мной, и тут же пихает меня в бок. — Смотри, там человек, — кивает она в сторону.
            Я повернул голову и увидел у выхода с кладбища старика. Он был в длинном зимнем пальто, кепке и с тростью. Пока он подходил к нам с Алисой, мы с ней сидели молча. А когда старик все же подошел, Алиса снова пихнула меня в бок, и я встал со скамьи, уступая место старику.
            — Спасибо, юноша, — отозвался он, с кряхтением опускаясь на лавку.
            — Чем занимается современная молодежь? — спросил он.
            Я посмотрел на Алису, надеясь, что она что-нибудь придумает. Вряд ли старику понравится рассказ о том, что современная молодежь в лице меня и Алисы сейчас предпочитала посиделки на кладбище. Однако эта ненормальная именно так ему и сказала: мол, мы проводим время здесь.
            Некоторое время старик молчал, разглядывая нас обоих, а потом сказал:
            — Поздновато вас к земле потянуло.
            Алиса улыбнулась, а я не понял шутки.
            — Это кладбище носит название «Три колонны», — говорил старик. — Слышали?
            Алиса помотала головой.
            — Ну-с, словом, давным-давно, — начал рассказ старик, — когда здесь не было и деревьев, а была лишь долина, жила девушка Аладея, прекраснейшая из женщин. Однажды ведьма-завистница прокляла Аладею только потому, что сама была дурна собой. Впредь за красоту свою прекрасной диве приходилось платить своим безразличием — согласно наложенному проклятью, Аладея никого не могла полюбить. Шло время, десятки проходивших мимо охотников и путников предлагали Аладее все сокровища мира, если она останется с одним из них. Дива была все такой же прекрасной, однако несчастной. В один прекрасный день Аладея решила поведать о своем проклятии Вуку, одному нищему, но ведьма узнала об этом, вновь пришла в долину и готова была убить неприлично красивую девушку. Только нищий оказался охотником, полюбившим Аладею, он выстрелил из лука и пронзил ведьму стрелой. Как только проклятие пало, Аладея почувствовала, что и сама полюбила, но ведьма была хитрой, так что после ее смерти должны были окаменеть те, кто причастен к ее смерти. Почувствовав, как каменеют пальцы, Аладея испугалась и побежала к Вуку, но не успела. Посмотрите на ту колонну, — сказал старик, указав рукой в правый угол кладбища. — Это Аладея. Видите, колонна искривлена? Вон там, — он указал еще правее, — горбатая ведьма. А слева — возлюбленный Аладеи Вук. По сей день окаменевшие стерегут это место, а из-за трех статуй в виде колонн его и решили так назвать.
            Когда старик закончил, мы некоторое время молчали. В конце концов, я не выдержал и спросил:
            — Вы это сами придумали?
            Старик посмотрел на меня, улыбнулся и ответил:
            — К сожалению, сейчас той истории никто из ныне живущих уже не помнит, так что Вам, юноша, остается только верить мне.
            Вскоре он ушел, а мы с Алисой решили не комментировать то, что услышали. Так как я знал, что ей легенда понравилась, ну а я…
            В последующие три воскресенья мы с Алисой не виделись, меня отправили в командировку, так что эти воскресенья я проводил в совершенно других условиях, с другой атмосферой, другой компанией и другими женщинами. Наверное, именно в тот свой отъезд я понял, что привязался. То ли к кладбищу, то ли к Алисе — точно не знаю, но меня, будто магнит к железу, тянуло обратно. Вернулся я уже весной.
            — Арсалан! — говорит Алиса, когда приходит на кладбище.
            Я уже минут двадцать сидел на нашей скамье. К слову, ту бетонную скамью, которую мы раньше называли нашей «лавкой встреч», с наступлением зимы мы стали игнорировать, а взамен я отыскал брошенную в куче хлама деревянную лавку. Она была сломанной — погнута правая передняя ножка и отсутствовала спинка, но за неделю я ее отреставрировал и притащил на кладбище. Алиса выцарапала камнем на деревянной спинке наши имена и сказала: «На долгую память».
            Когда она меня окликнула я поднял голову на нее, а сам все еще был занят собственными мыслями.
            — Тише, — только и сказал ей я.
            Алиса села рядом со мной на скамью и легко втиснула свои холодные миниатюрные ладони между моих сцепленных рук.
            — Мне тебя не хватало, — тихо признает она.
            — Мне тоже, — говорю я.
            — И это правда?
            — Разве у тебя есть причины не верить мне?
            — Ты же знаешь, что я всегда могу их придумать.
            — У тебя есть кто-нибудь? — немного помолчав, спрашиваю я, тут же осознавая, что сам не заметил, как мне стал интересен этот момент.
            — Почему ты спрашиваешь?
            — Потому что мне интересно, есть ли человек, который заботится о тебе?
            — Ты заботишься обо мне.
            — Не говори ерунды. За все время я ни разу не проводил тебя до дома.
            — Выходит, у меня никого нет, — заключила Алиса.
            — Значит, я провожу тебя сегодня домой.
            — Зачем?
            — Тогда у тебя будет тот, кто заботится о тебе.
            Алиса улыбнулась.
            Именно с этого дня наши отношения снова стали меняться. Мы продолжали видеться на кладбище, как раньше. Мы никуда не ходили, нигде не появлялись. Я только встречал Алису воскресным вечером возле ее дома, а к утру приводил обратно. К середине весны мне перестали нравиться эти ограничения времени и места. Алиса убеждала меня, что скоро все изменится, но это «скоро», казалось, длилось неимоверно долго. Так что однажды после отвратительного дня, еще до заката, я пошел к Алисе. Честно говоря, я ни разу не был у нее дома, я знал, что она живет с сестрой в совершенно крохотной квартире, поэтому для меня там места при всем желании бы не нашлось.
            Я нажимаю на дверной звонок и жду. Скоро я слышу шаги, щелкает замок и открывается дверь — передо мной полноватая женщина лет тридцати.
            — Добрый день. Я к Алисе, можете попросить ее подойти?
            Она осмотрела меня с головы до ног, а после спросила:
            — Откуда Вы знаете Алису?
            — Я ее друг.
            — Мне очень жаль, но Алиса умерла семь месяцев назад. Погибла в автокатастрофе.
            Я улыбнулся и заговорил спокойным и медленным тоном:
            — Вы, наверное, что-то путаете. Я видел ее несколько дней назад, она не может быть мертвой. Этой Алисе 19, она невысокая и с темными волосами...
            — Это моя сестра, — перебивает меня женщина.
            — Вот, — успокаиваясь, говорю я. — Позовите ее.
            — Я же говорю: она умерла.
            После этих слов я впервые всерьез задумался о своем психическом состоянии. Голова была готова разорваться на куски. Клянусь, в тот момент я думал, что сдохну. Неужели в моей голове сидит девушка, которой не существует?
            — Теперь понял наконец? — первое, что спросила Алиса, когда пришла на кладбище.
            — Так это правда? Я сумасшедший?
            — По меркам современного мира — да. Если ты якшаешься с призраком — ты шизик, — сказала Алиса, пожав плечами.
            — Почему ты не сказала мне?
            — Помнишь, как сказал мне, что не боишься живых? Кажется, мне удалось заполнить тот твой пробел с мертвыми.
            — Сколько у нас времени?
            — Я исчезну после Хэллоуина.
            Я наворачивал круги вокруг заброшенных и безымянных могил.
            — Я не понимаю, — сказал я, нервно сдавливая рукой затылок. — Получается, что тебя видят все?
            — Только ты, — сказала Алиса.
            — Нет, нет. А как же тот старик, который был здесь на кладбище?
            — Арсалан, он сам мертвец, потому он меня и видел.
            Она немного помолчала.
            — Меня не должно было быть здесь, — продолжила Алиса, — я должна была уйти со всеми до окончания Дня всех святых, но ты отвлек меня, я отстала и не смогла найти лазейку самостоятельно. А раз так, то я смогу уйти только в следующий День всех святых. Понимаешь? Я застряла здесь на год.
            Я молчал, а потом помотал головой и сказал:
            — Пожалуйста, давай увидимся завтра? Сегодня мне нужно все переварить. Алиса грустно улыбнулась.
            — Я не могу, — ответила она. — Я могу видеться со смертным только одну ночь в неделю — таковы обязательства у… — она резко смолкла.
            Всю следующую неделю я чувствовал себя так, будто в прошлое воскресенье мне изрядно стукнули по голове. Я был рассеянным, не сосредоточившимся на работе, поэтому я то и дело получал замечания от начальства. Я понимал одно: правду я узнал, можно сказать, своевременно, а значит надо принимать единственно-правильное решение.
            — Ты сегодня весь день молчишь, — сказала Алиса при нашей встрече в очередное воскресенье.
            — Раньше мы мало разговаривали, и для нас это было нормой, — спокойно отметил я.
            — В том-то и дело — раньше. Ты расстроен?
            — Наиглупейший вопрос.
            — Я просто хочу поговорить с тобой.
            — Я думаю, — сказал я.
            — О чем?
            — Зачем нам видеться, если тебя, по сути, уже нет?
            Алиса восприняла мой вопрос молча.
            — Как будто я сижу с тобой на вокзале, заранее зная, что ты все равно уедешь.
            — Зачем ты сегодня пришел? — спрашивает Алиса.
            — Не знаю.
            — Тогда уходи. И не приходи сюда на следующей неделе, меня здесь не будет.
            Она встала со скамьи и стала выходить с кладбища. Я не окликал ее, не просил вернуться. Вся эта ситуация была странной, и я был уверен, что правильным было выйти из нее.
            Таким же вечером через неделю я был дома: я валялся на диване и думал, ждет ли она меня на нашем месте или правда, как и я, не пришла? В один момент я уже хотел плюнуть на все, сесть на мотоцикл и доехать до кладбища, но в конечном итоге я себя пересилил. Весь следующий месяц прошел без Алисы.
            Суббота, полдень. Я стою рядом с ее настоящей могилой. Несмотря на то, что после зимы могилу прихлопнуло, и теперь земля была практически такой же, как и на других могилах, все же место казалось свежим, а в специально зафиксированном металлическим кольцом отверстии в земле стояли не так давно купленные искусственные цветы. По крайней мере, я был уверен, что они не провели зиму здесь.
            Я приехал с пустыми руками, даже цветка не принес. Я не совсем понимал, зачем я здесь, но, если честно, я не особо задумывался.
            — Жаль ее, верно? — раздался голос со стороны моего правого плеча.
            Я резко оглянулся и увидел молодого парня с двумя белыми розами. Он поставил их в то же отверстие, в котором находились искусственные цветы.
            — Так и не верю, — продолжал парень, — что жизнь настолько дерьмовая штука.
            Я молчал.
            — Я видел ее за несколько часов до аварии. Если бы я знал, что она умрет, я бы все ей сказал, — говорил этот тип.
            Я кашлянул в кулак, а потом, словно как ни в чем не бывало, спросил:
            — Ты ее парень?
            Он усмехнулся, глядя на могилу.
            — Нет, — говорит. — Не хватило духу признаться.
            — А, ясно, — сказал я, чувствуя внутри непонятное облегчение.
            — А ты кто? — спрашивает он.
            И тут я задумался: а действительно, кто я? Я ведь даже не знал ее при жизни, так что если бы я каким-то чудом оказался на вечере, посвященном Алисе, я запросто мог опростоволоситься. Может, в жизни она была совершенно другой, чем сейчас.
            — Не знаю, — ответил я.
            Парень тяжело вздохнул.
            — Ладно, я пошел. Остерегайся ее ненормальной сестры, она вечно выбрасывает чужие цветы и скандалит, — сказал он, скривив губы, и удалился.
            Его слова меня удивили, ведь именно сестра Алисы подробно рассказала мне, где именно я могу найти эту могилу.
            Спустя еще один месяц, в воскресный вечер мой телефон вновь решает проявить себя: он вдруг предлагает мне удалить то самое сообщение с Хэллоуина, когда кто-то позвал меня на кладбище с незнакомого номера. Я не знаю, на что способны призраки, не знаю, могут ли они управлять радиоволнами в той же мобильной радиосвязи или чем-нибудь еще, но меня вдруг начинает переполнять уверенность того, что все эти манипуляции с моим телефоном — дело рук Алисы.
            Я мигом вылетаю из дома, сажусь на мотоцикл и мчусь на кладбище. Солнце уже давно село, сегодня воскресенье, а значит она должна быть там.
            Оставив мотоцикл у поребрика, я буквально вбегаю на кладбище, но тут же замечаю, что наша лавка пустует, да и на кладбище нет ни души. В этот момент я почувствовал себя раздавленным. С чего вдруг я вообще сказал это? В конце концов, она же не плод моего воображения, чтобы я так открещивался от нее. Да даже если так, даже если Алиса — это моя фантазия, и я просто спятил, разве мне было плохо рядом с ней?
            Позади меня стали раздаваться шаги, и я, выдохнув, развернулся, но тут же сконфузился, когда вместо нее увидел того самого старика, которого мы с Алисой однажды повстречали здесь.
            — Доброй ночи, Арсалан, — сказал старик.
            — Доброй, — отозвался я.
            — Никак, Алису явился повидать?
            — Знаете, где она?
            — Отчего же не знать? Там же, где и мы все.
            — Мне нужно ее увидеть, — сказал я.
            Старик кряхтя сел на нашу с Алисой скамью.
            — Быстро же ты добрался, — говорил он. — Быстрее меня. Я думал, что проведу этот вечер в ожидании.
            Я вскинул голову и внимательно посмотрел на старика.
            — Что? — продолжал он, встретившись с моим взглядом. — Думаешь, кто звал тебя сюда?
            — Вы? — ошеломленно спросил я.
            — Конечно я!
            — Вы меня даже не знаете.
            — Я твой сосед, парень, — сказал старик. — Конечно, ты меня не помнишь, зато я тебя запомнил. И я подумал, что вы с Алисой найдете здесь то, чего обоим раньше не хватало. Ты скажи мне, нашел ли ты это?
            Я не ответил, только сел на лавку, а старик продолжил:
            — Ведь гораздо лучше, когда это что-то было, так что не жалей об этом. Лучше жалей о том, чего не было.
            Он хлопнул меня по спине и пошел к выходу с кладбища, именно там он поприветствовал Алису. Она неспешно подошла к скамье, села, помедлила, пока я смотрел на нее, и осторожно взяла меня за руку.
            — Будь я живой, ты пошел бы за мной? — тихо спросила она.
            — Я уже иду, — ответил я. — Как же ты могла не заметить, насколько далеко мы с тобой вместе забрели? По сути, сейчас мы на границе двух миров: в одном — живые, в другом — мертвые, и мы где-то посередине.
            До Хэллоуина осталось три месяца. Я не знаю, буду ли я ненавидеть канун Дня всех святых, когда Алиса уйдет туда, где ей положено быть. Возможно, этот день, наоборот, вернет себе то особенное и необычное, что я испытывал в детстве. Возможно, на старость лет эта история будет до неприличия избитой оттого, что я буду регулярно рассказывать ее внукам. А может, я и вовсе все позабуду. Но в одном я уверен: оставшееся время до Хэллоуина мы проживем взахлеб.